новый оттенок

Станислава Захарова
Почему-то рассказы стали приобретать новый оттенок. Нет, разумеется, причина ясна как майский день, только оборот «почему-то» ей импонировал всегда. Теперь есть не только литературные обороты, витиеватые фразы и глубокие цитаты, которые вызывают чувства у нее. Сейчас ей импонирует человек.
Наверное, для любого писателя очень важно, чтобы его произведения отдавали жизненными мотивами, чтобы эти глупые читатели, люди из серой массы, читая их, восхищались слогом, глубиной мысли и ясностью формулировок. Чтоб каждый из этих уличных гуляк узнавал в книге свои самые сокровенные переживания и удивлялся тому насколько точно, человек, чье имя он впервые прочитал на обложке, может описать его спрятанную далеко под броню душу. С ней же, точнее с ее рассказами все совсем иначе. Она не рисует жизнь, она ее перекладывает. Ну, или очень хочет в это верить.
У каждого в жизни бывали моменты, когда кажется, что единственный кто мог бы тебя понять – это Шекспир. Казалось бы, какая пошлость, эти шекспировские сонеты о любви, и мы, разумеется, будет тихо молчать про «Ромео и Джульетту», но да помянут мое слово потом все скупердяи и скептики Земли,  рано или поздно каждый прокрутит у себя в голове эти строчки: «Убей Луну своим соседством, она и так от зависти больна, что ты ее затмила белизною» или «Я так сильно влюблена, что глупою должна тебе казаться». У каждого человека, насколько бы он не напоминал внешне броненосца,  есть внутри мягкое тельце устрицы. Вот так фигурально выражаться заставляет она. Любовь.
Балкон. Ночь. Сигаретный дым. Запах машин. Ночь. В этой ночи собранно все одиночество отверженных поэтов и вся страсть испанских танцоров. Только представьте тучи звезд, скрывающихся за городским смогом. О таких вещах начинаешь думать только тогда, когда приходит она. Весна. Весна прошла, оставив после себя мокрый асфальт и холодного цвета неглубокие лужи талой воды. И что? Весна? Весна принесла с собой первые почки, на которые тебе плевать, правда,  только в том случае, если у тебя их две. Весна не оставила после себя ни грамма той женственности, которую дарила зима. Весна принесла с собой жеманство и прыткость обезьяны, крутящейся перед зеркалом. Как подснежники вылезли из своих шикарный квартир девочки с "крысоподобными" собаками и захватили этот мир. Но это все пустое. Потому что на тебя свалилась любовь, просто как снег на голову. Когда, сидя на кухне, играешь полупьяный песни о любви мертвых или живых бардов, когда куришь пачку за пачкой, не обращая внимания ни на что, кроме как на дым, потому что выдыхаемый тобой, он похож на объект твоего обожания. Ты слушаешь музыку, но только потому, что она создает образы вокруг тебя. Разумеется, его образы. Ты слушаешь, как капает вода из крана ванной комнаты. Она метрономом отстукивает часы и дни вашей разлуки, а ты коришь себя за собственную сентиментальность. Смотришь слащавые фильмы, плачешь над ними и запиваешь, соленые слезы чаем, который слаще, чем подростковая мелодрама о первой школьной любви. Ты строишь планы, и опять ловишь себя на собственной наивной глупости… или глупой наивности. Ты кричишь о том, что запуталась и может оно не так, оно наверняка не так, но ты хочешь, чтоб все знали, что ты запуталась как в лабиринте фавна. Потому что только это состояние потери себя в мире неведомых доселе страстей может объяснить им, приземленным то, что наполняет тебя изнутри. В эти минуты приторного отчаянья и горького счастья уверен, что никто ничего подобного никогда не испытывал, только разве что поэты, которые писали свои стихи, находясь в состоянии наркотического экстаза, специально для тебя. Только для тебя. Начинаешь любить французский язык и начинаешь улыбаться какой-то не своей, слишком милой улыбкой. И думаешь. Больше, правда, о том, какая ты, а не какой он. Только это все намного возвышенней, чем подразумевает среднестатистический читатель.
И глупо и грустно и тошно писать о таком. Но почему-то, снова любимый оборот неопределенности, слова вырываются сами из-под печатающих пальцев.  Надо остановиться и сохранить страсть для своих снов.