Панорама безумия

Станислава Захарова
Экспрессия, теория относительности и вероятности Пикассо в неповторимом кубизме иллюзий. Модельяни. Изгибы шеи, плавно переходящие в линии деревьев, изгибающихся в танце извилин мозга, когда лучистое сияние вдохновения захватывает разум, когда тело не контролируется разумом. Хочу рисовать фукорцином, чтоб запах гуаши, ставший воздухом для легких необъятного моря интеллекта, не вписывающегося в рамки, обуял меня. Когда-нибудь меня будут снимать: человек, сошедший на землю из космоса, не потерявший связь с небывалым восторгом от музыки чужих слов, подобных стихам Маяковского и музыке Фалика, который писал для Блока. Хор органа, смешавшийся с запахом керосина, смывающего масло с кисти непонятного разума, который не в состоянии завоевать мои руки, завоевал мой слух. Сигареты, чей дым ушел в туман сознания, потерянного во времени бессонной ночи со слезами смеха на щеках, полных алого уныния, стали ненавистны. Ненависть к ярким краскам, но пятна фиолетового разочарования на всей жизни художника, потерявшего себя, но мечтающего найти успокоение в книгах Рюноскэ Акутагавы, который забвение Христа передал иероглифами древнего царства. В воздушном пространстве вокруг меня дух Сальери, убитого горем разочарования от досады и жалости к себе, закутал меня в свои объятья. Не контролируемые пальцы, хаотичные движения кистью, клавиши, похожие на смятение фортепьяно, за которым сидит Густав Климт, озаряя черно-белые полосы музыки своим неповторимым гением. Хочу быть как они, но, тем не менее, убиваюсь своей чертовой индивидуальностью, ничем не отличающейся от реальности чужих красок и стихов, спрятанными за акварелью.