Я очень рано начал осознавать себя. Имею в виду первые детские воспоминания. Родители мне не верили, что я помню, например, как я сделал свои первые шаги.
- Да ты, что, – говорила моя матушка, - это просто невозможно. Тебе тогда было всего одиннадцать месяцев.
Но, когда я в точности описал все события, которые происходили в тот момент, очень сильно их удивил, заставив поверить.
А дело было так…
Я, белобрысый карапуз, вечно занятый своими игрушками, сидел в зале, нашего старого, построенного ещё в 1947 году большого деревянного дома, сидел под столом, усиленно пытаясь сломать подаренный мне накануне игрушечный танк.
Дом у нас был, по крайней мере, для меня, огромный – дед мой являлся чиновником Министерства лесного хозяйства, рационализатором и изобретателем, короче ценным работником лесной отрасли страны, а бабушка заслуженный врач РСФСР и депутатом трёх созывов Верховного Совета нашей республики, орденоносец и полковник медицинской службы во время Великой Отечественной войны. Они по праву имели возможность построить большой дом, хотя в те, сталинские времена большинству народа страны такие возможности не светили. Иметь большой пятистенный дом с огромным фруктовым садом, который зацветал весной, и это было красивейшее зрелище моего детства, даже невзирая на то, что потом, когда мне с трёхлетнего возраста приходилось вместе со всей семьёй ухаживать за этим садом – эта была мечта миллионов жителей нашей Родины. В общем, мне повезло родиться в этом прекрасном месте – спасибо родителям.
Сижу, значит, я под столом и стараюсь сломать танк…
Родители и прабабушка Вера заняты чем-то на кухне, а к деду пришёл в гости его брат и они разговаривают в зале, спорят и приглядывают, вроде как, за мной. Мне удалось стащить с танка резиновую гусеницу, после чего я, скорее всего, решил – «ремонт» окончен. Стало скучно, засунув в рот, страшный дефицит, настоящую шоколадную конфету, принесённую дедушкиным братом мне в подарок, и пустив по подбородку сладкую коричневую слюну, решил поближе познакомиться с новым родственником.
После нескольких неудачных попыток мне всё-таки удалось встать на ноги, держась за ножку стола, под которым сидел и я решился сделать первый самостоятельный шаг в сторону дедов, выставив вперёд руку, с зажатой в ней игрушечной танковой гусеницей, показывая вроде как, – а я вот, что наделал.
Разговор дедов сразу смолк и я никогда не забуду зачарованные глаза, смотрящие в мою сторону, когда я почти бегом пробежал расстояние от стола до их кресел, в которых братья сидели при разговоре.
Я добежал и сунул поломанную игрушку деду в руку, после чего он издал вопль, сильно напугав меня, на который прибежало всё остальное семейство, смеясь и тиская меня, стало требовать повторения пробежки по залу. Но я жутко обиделся и не понимал, что они от меня хотят: - «Совсем обнаглели, я и так чуть не упал, а они требуют на бис. Я вам не звезда эстрады, Муслим Магомаев – отстаньте». И я заревел в три ручья…
Детство, детство.… Самая счастливая пора человека, куча прав, а из обязанностей, - ходить на горшок и кушать манную кашу. Бывало, приходилось выполнять обе обязанности одновременно.
Годы летят. Вот я уже самостоятельный карапуз, умеющий без помощи взрослых спускаться с высокого крыльца, около которого меня поджидает верный друг и соратник по безобразиям, пёс Дик.
Мы с Диком родились в один год, но по собачьим меркам он уже был зрелый шкодник, которого не спускали с огромной цепи. Дик был волкособ – помесь лайки и волка, страстный любитель погонять соседских шавок, с которыми справлялся без особого труда, имея выносливость и силу лесного волчары, плюс хитрость и изворотливость мамаши, лайки Альмы.
Больше всего в жизни Дик, любил меня. Не представляю, что творилось в его собачьей душе, но для него я был, и до самой его смерти, оставался лучшим другом.
Как только я научился ходить пёс сразу взял надо мной шефство. Крутился около меня, подставляя свою густую шерсть, чтобы я мог за ней держаться маленькими ручонками, осваивая территорию нашего двора и сада. Когда я всё-таки падал, Дик подставлял свою морду, за которую я цеплялся, поднимаясь и вопя на весь белый свет, или вообще, просто брал меня зубами за одежду, отрывая от земли и ставил вертикально, будто понимая, что я не должен ходить на четырёх точках как он сам.
Частенько бывали случаи, когда я забирался в его огромную будку, на мягкое, душистое сено, которое дедушка или папа стелили псу вместо подстилки, утыкался в его собачью мохнатую, терпко пахнущую шкуру и мирно засыпал. В это время меня, как правило, теряли и начинали искать всей большой семейной шоблой. Папа, бабушка, прабабушка, мама, дядя Саша и другие родственники, если они находились у нас в гостях, а гости были почти всегда.
Радушный, огромный дом, милый, родной дом.
Я мирно почивал у Дика в конуре, а хитрый пёс, загораживал меня своим телом, высовывал морду в круглую дыру выхода и прикалывался по полной программе над моими поисками. Его спрашивали:
- Дикий, ты пацана не видел?
А он только хитро улыбался в ответ, высунув длинный розовый язык, дразнился, наверное. Вот честное пионерское, мой пёс умел улыбаться во всю пасть, утыканную огромными острыми зубами.
Конечно, меня находили. Но, появлялась новая проблема – как меня достать из будки, да ещё когда огромный пёс рычит, оскалив зубки, и никого ко мне не подпускает. Короче, приходилось дожидаться, пока я сам не высплюсь и не вылезу, из гостеприимного жилища Дика. После чего нас драли обоих, меня ладонью по попе, а Дик, безропотно сносил порку хворостиной, даже не пытаясь оскалится или зарычать.
Сколько себя помню, я проводил время с Диком и прабабушкой Верой. Хотя номинально она являлась родной тётёй моей бабушки, но, для меня не было роднее человека. Вера Ивановна очень рано овдовела, ей только, только исполнилось восемнадцать лет и уже вдова. Выйдя замуж в семнадцать, не удивляйтесь, в царские времена ценз на браки был ниже восемнадцатилетнего возраста, она через полгода счастливого замужества осталась одна – муж умер от воспаления лёгких, напившись колодезной воды в жаркую пору, после сенокоса.
Своих детей заиметь не успела и поэтому она осталась жить с семьёй моей бабушки, воспитывая подрастающее поколение.
Так она и прожила всю сою жизнь. Вырастила бабушку и её родную младшую сестру, их детей, и детей их детей. Неграмотная, не умеющая писать и читать, плохо разбирающаяся в сменах властей и эпох. Но, самая добрая, ласковая и заботливая женщина на всём белом свете. Наша любимая, незабвенная нянька, память о которой я храню всю свою жизнь и буду хранить до самого конца, сколько бы мне не уготовила моя судьба.
До сих пор вспоминаю один случай.
Мне было лет шесть. И будучи самым шебутным пацаном на нашей улице, да наверное и во всём районе, я умудрялся постоянно устраивать какие-нибудь шалости, перерастающие в пакости.
Мы с моими друзьями, такими же мелкими пакостниками, залезли впятером на папин мотоцикл, его гордость, «ЯВА». Шедевр произведённой в братской Чехословакии. Было когда-то такое социалистическое государство на карте мира, благополучно распавшееся, после развала СССР на Чехию и Словакию. Поэтому не путайте мотоцикл с одноименной маркой сигарет.
Конечно же батин лакировано-хромированный драндулет, подвергающейся ежедневной мойке и полировке, нам удалось без проблем уронить в грязь, такой шоблой можно и машину толкать, а тут просто мотик. Ну, уронили, вскочили и все в рассыпную, кому охота ходить с ушами размером в крупный помидор. Папа, конечно бросился за мной, я от него. Через двор и крыльцо с сенями в дом и с криком в самую дальнюю комнату за шифоньер. Батя снял ремень и приказал выходить, а то хуже будет.
Вот тут и появилась, как добрая старая фея из сказки прабабушка Вера:
- Вовка, обормот!!! Отстань от мальчишки! Ах, он мотоцикл уронил?! А кто у соседа, в его возрасте, мотороллер в реке утопил, а? Вспомнил, оглоед!!!? Сам не лучше был.
И давай папу за чуб таскать. Батя взвыл и бежать. Я давай смеяться, вылезая из-за шкафа. И тут же огрёб по заднице мокрой тряпкой, как нашкодивший кот. Слёзы из глаз ручьём. Выбежал зарёванный на крыльцо, там папа сидит, курит, потирая всклокоченный, сильно поредевший, чуб. Я присел рядом с ним, и мы помирились. А бабушка Вера стояла в сторонке, скрестив полные руки на своей груди и ласково улыбалась. Она всегда знала, как разрулить любую жизненную ситуацию и погасить семейную ссору.
Вот такая она была – добрая и справедливая.
Годы пролетали один за другим. Детский сад, первый поцелуй с девочкой, школа…. Именно в этом порядке, не удивляйтесь, я не ошибся. Первая моя любовь, а точнее любови, были близнецы Катя с Таней, из нашей детсадовской группы. Даже родителей вызывала воспитательница, за наше с девчонками «непристойное» поведение на горшках и постоянное лазание втроём в одну постель. И наши поцелуйчики расценивались как самое страшное святотатство над устоями семьи и брака – пороли ремнём всех троих, - правда это не помогло и до самой школы, наша троица, испытывала нежные чувства.
Школа, наверное, лучшие годы жизни. Лоботряс я, конечно, был ещё тот, но знания в голову мне вбивали, с трудом, где с поркой, где уговорами, но, всё-таки вбивали.
Занятия спортом. Драки район на район. Занятия в художественной самодеятельности. Девочки…. Весёлое было время….
Как круто поменялось всё вокруг за нашу короткую, но бурную жизнь. Родились в одной стране, в которой нас учили устоям социалистического общежития, в стране которая «построила развитой социализм» и готовилась к покорению коммунистических идеалов и высот. И вдруг, нас всех, жителей СССР, отправили жить в другую страну, где дикий капитализм соседствовал с бандитизмом, чиновничьим произволом и коррумпированной милицией – весь этот бардак стал называться демократическим обществом.
Сколько народа умерло, не выдержав такого переустройства страны? Сколько сбежало в другие государства? Интересно, кто-нибудь делал подсчёты? Я думаю, что Россия потеряла, в общем, не меньше своих жителей, чем во вторую мировую Войну. И продолжает терять каждый день. Какая к чёрту демократия? Это геноцид в чистом виде!!!
В 1990 году, только отбросив палочку «выручалочку» после госпиталя, ещё прихрамывая на обе ноги, я в полной мере вкусил все прелести ещё только наступающего демократического общества, устроившись в одну из первых коммерческих фирм нашего города. Мне пришлось, как это называется, исполнять роль сотрудника службы безопасности. А в то время это называлось – работать крышей. «Очень интересная работа» - связанная с риском. Будучи чемпионом республике по стрельбе и получив хорошие навыки по рукопашному бою, освоенные ещё в военном училище, мне пришлось выбирать – милиция, погрязшая во взятках, или братва, играющая со своей собственной жизнью, балансируя на грани лезвия ножа. Взятки я брать не умел и самое главное не хотел этому учиться….
Расскажу только об одном случае из кипящей, как молоко на огне, молодости….
…Будучи редким обалдуем и имевшим желание, хрен его знает зачем, жениться, я старался заработать денег почти всеми доступными методами. В киллеры, сразу оговорюсь, я отказался пойти, хотя и приглашали.… Но были и менее кровожадные методы получения неплохих, по тем временам, денег.
Как-то раз шеф озадачил меня работёнкой – сопроводить «КамАЗ»-фуру гружёную битком аудио кассетами в город «герой», столицу нашей Родины - Москву. Только «козёл» забыл предупредить – кассеты ворованные с завода и документы на них полная и безоговорочная липа. Нужен был подставной «баран» и им оказался я, в своём стремлении как можно быстрее разбогатеть. Теперь-то, с высоты прожитых лет могу судить о себе в правильном ракурсе – баран, бараном и был. Стоило ли рисковать жизнью или возможной тюремной отсидкой из-за денег? А? По мне так было бы за что…. Для риска существуют более благородные цели, чем бумажные фантики обесценивающиеся, тогда, со скоростью реактивного самолёта. Да и сейчас – это не та игра, в которую стоит играть, повышая ставки до бесконечности, или, наоборот, до самой «конечности».
«КамАЗ» загруженный коробками с кассетами медленно полз по разбитой ухабинами трассе М 7. Это сейчас дорога в более или менее приличном, местами, состоянии. В те времена, моей молодости это была узенькая дорога, петляющая между населёнными пунктами и имеющая на обочинах огромное количество разбитого и ли просто поломанного автотранспорта. Было стойкое ощущение, что её недавно бомбили, а может просто забыли отремонтировать с 1941 года, после налета вражеской авиации. Медленно преодолевая очередную колдобину грузовик полз по осеннему, с огромными лужами в ямах, тракту. Хлестал дождь. Пакость, а не погода – сыро, ветрено, холодрыга, одним словом.
Водитель по прозвищу «Цыба», уже далеко не молодой мужик, усиленно выворачивал баранку, объезжая очередное препятствие в виде развалившейся от российского бездорожья блестящей иностранной фуры.
- П…, приплыл иносранец! – Радостно сообщил мой водитель. – Не, наша техника, куда как надёжнее. Удобств нема, сортир встроенный не имеем – за то, танки грязи не боятся.
Я с сомнением посмотрел в его сторону, и, подпрыгнув в кресле, после очередной колдобины, впечатавшись маковкой в потолок кабины, выдал длинную и хлёсткую матерную тираду о моём мнении в отношении нашего автопрома, а также, не забыл упомянуть в самых нелесных тонах советский «Автодор».
Цыба радостно, с нотой мстительности в голосе, заржал, как будто я отстрелялся матом по его злейшим врагам.
- Ну, что начальник, впереди пост ГАИ. Уверен в товаротранспортных накладных? Честно скажу – лажа они. Я ещё на заводе подметил, когда грузились, что твой шеф с директором, что-то мутят. Деньги наликом предавались, а у заводского начальства руки от жадности ходуном ходили, аж слюной брызгал, когда свёрток получал. Предприятие-то военное, а на выезде охраны не было, сам августейший нас на воротах провожал.
Я уже и сам всё понял. И по этой причине предложил водителю остановиться.
- Слушай, Цыба, а ты все посты на трассе знаешь? – Решил поинтересоваться я. – Как в объезд обойти? – Заискивающе смотрел ему прямо в глаза.
Водила многозначительно глянул на меня. И как будто стал выше ростом, хотя сам был метр шестьдесят в прыжке.
- Ну, я ж на этой дороге не первый год покрышки меняю. Кроме одного, все можем обойти. Где по полям, где по лесам…. А вот один, ну не как не миновать. Ты бы ствол-то свой убрал от греха подальше.
Под кожаной курткой, в наплечной кобуре у меня болтался «Вальтер Р 38», надёжный, убойный, пистолет времён Второй Мировой. Так сказать на всякий пожарный случай – время-то не спокойное – рэкет и бандитизм на дорогах расцвёл махровым цветом. Понятно, что можно было угодить с запрещённым пистолетом в лапы к доблестной милиции, но от них можно было откупиться, а при крутом наезде со стороны рэкетиров можно было остаться и без груза и головы. Народу тьма пропадала на трассах в то время и среди дальнобойщиков, и среди экспедиторов. Как говориться, из двух зол нужно было выбирать наименьшее. И наименьшим злом было простое желание жить.
Вот и возили с собой водилы и сопровождающие груз экспедиторы, невзирая на уголовный кодекс, всё, чем можно было отмахаться или отстреляться на худой конец.
Благо проблемы часто решались просто на стрелках, где разводились рамсы по понятиям. До стрельбы никому не хотелось доводить, и конченых отморозков было намного меньше, чем путёвой братвы, решающей вопросы честь по-чести.
Скинув куртку, и отцепив от себя «упряжь», достал из кобуры пистолет, любовно погладил его, как верного пса, и, закинул под резиновый полек машины – пусть будет рядом - спокойней так. Я повернулся к водителю:
- Ну, так как? – ещё раз, уже настойчиво поинтересовался я.
- Что ну? Баранки гну. – сколомбурил Цыба и начал съезжать с дороги в лесополосу.
Двигатель загудел, прокручивая колёсами по раскисшей, от постоянного дождя, земле. «КамАЗ» явно не хотел залазить в ужасную грязюку, которую представляла собой объездная, скрытая за леском дорога, эту грязь и дорогой-то назвать язык не поворачивается, так, волчья тропа, разбитая в хрясть колёсами многотонных машин.
- Ох, вернёмся когда, слуплю с твоего начальства двойной тариф. – Цыба был зол как чёрт. – И пусть только вякнет, что денег достаточно. Двигатель рвать на таком бездорожье придётся, да и соляру потратим на порядок больше.
Мне было конечно «жалко» и машину и водилу. Мои мысли были как-то далеки от проблем с дорогой и солярой.
Если груз ворованный, а сомнений не осталось на этот счёт, и координат с разгрузкой нам не дали, сказали, просто будете подъезжать к Москве, позвоните с телефона автомата по номеру и вас встретят. Мобильников в те времена ещё и в помине не было. Проще говоря, на полтора миллиона долларов США везём незнамо куда, незнамо кому. И самое главное, эти незнамо кто, что будут из себя представлять – бандиты, коммерсанты, или ещё какая нечисть….
В этих мыслях я и ответил:
- Да, да, конечно надо больше взять…
…Вот так, где полями, где лесами, меняя проколотые камеры, бортируя под дождём здоровенные колёса, за полтора суток, мы и добрались до города Владимира, и попали на пост ГАИ, где нам тут же учинили шмон в документах и грузе и начали разводить на бабки. Мол, и документы не нравиться и морды наши чуть ли не самые настоящие шпионские…
Пришлось просто спросить – «Сколько надо денег?»
Гаишники оживились и назвали сумму, которой у нас собой и в помине не было. Но они быстро согласились на один ящик жуткого дефицита – аудио кассет. Пришлось отдать, или нас могли несколько дней продержать на посту, якобы делая запросы о машине и грузе по различным инстанция.
Впереди была почти прямая дорога на Москву.
Ночь обрушилась, как и бывает осенью, моментально – раз и уже темень. Но мы с Цыбой решили не останавливаться, благо ночью машин было поменьше, все жались с ночёвкой к постам милиции, в надежде, что бравые работники МВД кинуться их защищать от наезда рэкетиров.
На трассе нас обогнал красный жигулёнок одиннадцатой модели и его габаритные красные огни ещё маячили где-то далеко впереди, а затем и они растворились в темноте.
Заходили на поворот, в свет фар выхватил какой-то красный силуэт и вдруг, прямо пред лобовым стеклом «КамАЗа» вспыхнула яркая вспышка. Вовнутрь кабины посыпались осколки стекла, и, что-то просвистело около уха ударившись гороховой россыпью о заднею стену кабины. Как Цыба успел среагировать и махнуть под рулевое колесо, для меня до сих пор остаётся загадкой. Но, его половина стекла вся сплошь была в дырочках от картечи, которой выстрелили по нашей машине. А задняя стенка кабины напоминала собой друшлак для вермишели.
Цыба орал матом как оголтелый – одна картечина вспорола его свитер и сильно оцарапала правое плечо. Шерстяные нитки стали на глазах набухать кровью.
- Ну, суки. Г…, п…, Хрен им меня взять, уё…, недоделанным. Я и не в таких переделках бывал. – Рычал водила, выскочив из под руля и упорно продолжавший вести машину вперёд. Ветер из дыр на лобовом стекле развивал его седеющие волосы. Лицо его, худое со впалыми щеками, стало жёстким и упорным, взгляд горел не доброй искрой – демон воплоти.
Всё произошло так быстро, что я ещё только переваривал мозгом новую информацию – в нас стреляли из обреза, Цыба ранен, но, слава Богу, кажется легко. Кто же навёл на дорогой груз? И что теперь делать…?
Первая мысль слетела с языка и явно, по выражению лица водилы, не блистала умом и сообразительностью:
- Цыба, тормози, - я уже достал из-под полека «Вальтер» и передёрнул затвор, дослав патрон с удлиненной пулей, не похожей на наши патроны от ПМ, в ствол, – сейчас я этих сук мочить буду по одному. Тормози - кому говорю!!!!
Шофёр остервенело посмотрел на меня и сказал спокойным голосом:
- Закрой варежку, молокосос. Я из-за твоего глупого геройства на тот свет не собираюсь. Ладно, они из дробовика и в стекло, а если из «калаша», да по кабине. И откуда вы берётесь такие борзые: – "тормози, замочу". Сопляк!
Валить надо как можно дальше и быстрее. О, чёрт!!! Они от нас не отстают, догоняют. Вот теперь п…, приплыли…
Я посмотрел в зеркало заднего вида расположенное на моей дверце машины и увидел приближающейся свет фар. Машина подъехала под самые задние колёса «КамАЗа» и стала моргать фарами и сигналить – требуя остановиться. На что Цыба ответствовал:
- Нате, выкусите…! – и стал усилено ворочать рулевым колесом, кидая огромную машину от одной дорожной бровки к другой, не давая преследователям нас обогнать. Так продолжалось какое-то время.
Самое интересное – не одной машины, ни встречной, ни попутной. Дорога будто вымерла – мы только и наши враги, явно собирающиеся пустить нас в расход.
Позади «КамАЗ» раздался выстрел. Потом ещё один. Цыба стал нервничать.
- Пробьют колёса и нам деревянный макинтош обеспечен. – Но, тут он оживился. – Хрен ли сидишь, ты же пострелять хотел? Вот на, упражняйся. Может, испугаются и отстану. Стрелять то умеешь, или так выпендривался просто?
Злость полыхнула по лицу…. Нашёл выпендрёжника!!!
Опустив стекло на своей двери я полез в него вперёд головой и скоро оказался весящим вниз спиной над пробегающей дорогой. Страх не было – была только злость. Кое как, мне удалось зацепиться кроссовками за приборную панель и спинку кресла. Но, меня сильно болтало, и прицелиться я, ни как не мог, поэтому заорал на Цыбу:
- Держи машину ровно десять секунд!!!!
Машина перестала вилять, и я смог поймать на мушку свет правой фары, прицелился, и нажал на спусковой крючок – выстрел, пистолет знакомо дёрнулся в обеих руках и фара потухла. Взял чуть выше, на уровень лобового стекла, и выстрелил ещё раз. «Жигулёнок» заметался на дороге, потеряв управление, и сверкнув последней целой фарой, полетел в кювет, перевернувшись несколько раз, разбрасывая вокруг себя осколки стекла и отлетающие детали с пассажирами в купе.
- Готово.- Еле сдерживая крик радости, как можно спокойнее произнёс я, забравшись с улицы обратно в машину. И подытожил, – Хана котятам.
- Ёкарный бабай, да ты у нас «Ворошиловский стрелок»!!! – Весело дурачась закричал Водитель. – Как ты их, с двух выстрелов уделал! Профессионал, – уважительно сказал он, и закончил, опять смеясь надо мной, - Надеюсь предложений проверить, как они себя чувствуют, у тебя нет? Здоровьем поинтересоваться?
Позади, уже вдалеке за поворотом, раздался мощный взрыв, осветив на миг ночь ядовито жёлтым всполохом, окутанным в клубы дыма.
- Нет, желание проведать их у меня теперь начисто отсутствует. – Гордо произнёс я и сразу переключился на руку Цыбы, - давай забинтую, что ли. Сидишь кровью капаешь. Останови машину.
На что водитель ответил.
- Ни за какие коврижки. Лучше капать кровью, но подальше отсюда. Возьми аптечку, там есть всё что надо, и давай на ходу бинтуй.
Вот в принципе и всё приключение…
Ну, если ещё не считать разборки на МКАДе, с приехавшими встречать груз «деловарами». И выбивание из них, в качестве бонуса к моральному и физическому ущербу, десяти тысяч рублей, под прикрытием ствола «Вальтера» - бешеные деньги по тем временам. Но мы как-то решили не мелочиться после тех неприятностей, через которые нам пришлось пройти.
«Крутые деловары» оказались «сговорчивыми», после нашего обещания прострелить шины их новеньким «Бехам» и коленные чашечки до кучи.
Обратной дорогой напились коньяка «по самый не хочу». И проспали три дня в городе у дорожной подруги Цыбы.
Вот такая история…
Сколько я ещё могу рассказать историй о дорожных приключениях – уйму. Только книга не об этом. Повествование идёт о будущем, которое ожидает нас, через каких-то, без малого, пару, тройку тысяч лет. Мизерный срок для Вселенной, но огромный для человечества…
Человечество – зачем ты, и куда ты идёшь в своём извечном стремлении к благам цивилизации? Я не знаю ответа на этот вопрос. А вы знаете? Тупо спросить, в чём смысл жизни? И так уже оскомина на языке у всех философов планеты. Да, знаю один прикольный анекдот на тему – Смысл жизни.
… Мужик, один из наикрутейших философов современности, попадает в лимб после смерти и ожидает суда Божьего. От скуки, томясь в очереди, решил достать разговорами архангела Гавриила:
- Скажите, о великий иерарх ангелов небесных, в чём был смысл моего бытия, в чём он, смысл моей прошедшей жизни?
Гавриил и говорит ему:
- А вот помните такой-то год?
- Конечно, помню, - отвечает радостно душа свежее усопшего, - много полезных книг написал я для общества, много мыслей послал в свет, для заблудших, ибо просветились они и узрели истину.
Архангел удивлённо:
- Да нет, книги твои по-фигу. Вот ты сидел в кафе, такого-то числа. Помните?
Мужик сильно задумался, но всё-таки вспомнил.
- А помнишь, женщина попросила тебя подать солонку?
Подумал усопший философ планетарного масштаба, вспомнил и этот момент.
- Ну, так вот! – Сказал архангел.
- Что вот? – спросил философ.
- Это и был смысл твоей жизни! – Закончил разговор Гавриил, и, засмеявшись над опешившим учёным мужем, пошёл встречать новые души.
И понял раб Божий, как он бесконечно мал и презренин.
Вот так, дамы и господа, леди энд джентльмены, товарищи и товарищи, и начинаешь понимать значение слова – Фатум. Не мы определяем свою судьбу, а тот Великий шахматист, на чьей доске мы являемся всего лишь фигурками, в игре, под названием – Мироздание. Смешной и печальный, одновременно, анекдот, приведённый выше, но его смысл прост и доступен каждому… Единственное, что нам дано, этим страстным любителем шахматных партий, так это возможность избирать направление клеток на шахматной доске, а смысл всей игры нам остаётся непонятным до последнего, самого последнего момента,- момента, когда закроются глаза.
Что жизнь? Игра на шахматной доске?
Фигурой быть любой я не желаю.
Быть может я, поэтому в тоске,
Что бренность жизни остро понимаю.
Мы каждый выверяем ход? Или не мы,
А кто-то свыше? Всё за нас решают?
Как хочется ему? И все мольбы пусты?
Мы так малы, что нас не замечают.
Создатель, Бог, Перун или Творец,
Играет партию и двигает фигурки,
Как нравится ему. И он, как тот отец,
Играющий с ребёнком малым в жмурки.
Как-то навеяло, блин горелый, мыслями о фатуме. Полная ерунда, конечно, но уж что есть, то есть…
(отрывок из романа Сага о сталкерах времени 2) 2009