Очень ярко почувствовала своё остывающее, как забытое кофе, одиночество... И именно в тот миг, когда ты ехидно улыбалась, беспечно хлопала бирюзовыми ресницами и жадно сжимала бронзово-загорелую руку. Его руку. Твои аристократично тонкие пальцы нежно гладили иссиня-узловатые нитки вен, а они напряженно вздрагивали, твои пальцы щекотали его золотистые волосы, но твои ногти впивались в моё сердце, рвали его живую ткань на лоскуты, пачкались в его крови, перемешанной с вонючей желчью... Но мои глаза всё равно смеялись, раскрываясь навстречу розовато-серому небу, щурясь от солнечного света...
Ты торопливо перешагнула через свою чёртову гордость и маска наконец упала с твоего бледного лица, открыв неподдельное отчаянье и детскую боль... Ты, собрав остатки уверенности, всё так же мило улыбаешься, что-то радостно стрекочешь...
Чего же ты так страстно желаешь? Утопиться в моём непробиваемом цинизме? Немного поговорили. Вроде, даже плачешь, поспешно вытирая расплывающуюся тушь, наверно, для тебя это что-то значит, раз по щекам бегут бирюзовые капли... Увы, я могу предложить тебе только исчезнуть из моей жизни. Вернуться туда, где с тобой будут чужие, загорелые руки, золотистые волосы и воспоминания.
Ты нервно постукиваешь ногой по потрескавшемуся асфальту и теребишь в руках истерзанный платок. Иногда робко поднимаешь глаза и тут же прячешь их под бирюзовыми спицами. Торопливо щелкаешь зажигалкой, пряча её трепетный огонёк под рукой, травишься отвратительными смолами, сжигая свои лёгкие, давишься и кашляешь ментоловым дымом. Пьяно улыбаешься и облизываешь свои агрессивные, злые губы. Вдруг тень ложится на твоё милое, испорченное личико - ты вспоминаешь о нём, о том уютном мире, который разорвала, смяла и бросила в дорогое лицо.
- Я же тебя люблю, так давно люблю... Молчу, злюсь, забываюсь и всё равно люблю. Ненавижу, содрогаюсь, презираю, но не представляю и дня без этой проклятой любви... Мерзко. Мерзко так жить. Жить, мечтая лишь о взгляде человека, которому плевать...
-Послушай меня, послушай меня внимательно. Я с удовольствием закрыла бы уши руками или обрезала телефонный провод, но ведь тогда ты будешь писать мне миллионы сообщений, а я не вынесу столь частых попискиваний мобильника. Было бы нечестно шептать тебе, что я сожалею о прошедших днях, унёсших с собой чужие секреты, телефонные фразы, скупые SMS-ки, аромат кофе и ментоловых сигарет, клубничные губы и бирюзовые ресницы. Было бы жестоко обещать, что мы встретимся снова, когда я решусь догнать моё безумно хихикающее детство, а ты сделаешь уверенный шаг во взрослую, одинокую жизнь. Когда ты появилась в моей жизни, мне на миг показалось, что ты и есть мой единственный смысл, чудом отыскавшийся в груде мусора, ты казалась мне эпицентром моей беспечной реальности, ты - муза моего детства, ты была самым сладким героином в моих венах, но я снова ошиблась. Людям свойственно ошибаться и так же свойственно забывать свои ошибки, так и взяв с них ни толики мудрости.
- А я не могу забыть и, наверно, никогда не смогу. Ты тоже была моим героином, моей эйфорией, моим эндорфином... И я всё ещё люблю тебя, но после периода жутких ломок и депрессий, понимаю лишь одно: всё, что ты любишь, рано или поздно уйдёт.
Странно, что ты поняла это только сейчас, когда твой прошлый мир рухнул, грудой старого хлама, в неизведанную бездну. Помнишь свою первую любовь? Помнишь, как он присылал тебе букеты белых роз и слащаво-приторные записки? Помнишь, как он исполнял фальшивым голосом песни собственного сочинения, измываясь над бедной гитарой, под твоим балконом? Помнишь, как он осыпал тебя комплиментами и умолял стать его? А ты всё-таки согласилась, подарив ему свою мечту, любовь и тело... Тело оказалось ему дороже всего остального. Правда, когда он встретил другое тело, более красивое и привлекательное, ты обнаружила себя рыдающей в подушку...
И тут появилась я. Та, которая стала твоим эндорфином и героином, та, что проникла в твои вены и осталась там навсегда. Но я всё равно ушла. Хотя ты уже не была прежней, униженной и несчастной, ты продолжала мило улыбаться, беспечно болтать всякую чушь и целовать других, сердце твоё металось и рвалось, обливаясь кислотно-кровавыми слезами... И тогда ты ушла, бросив уютный мирок в его лицо, лицо того, кто, наверно, действительно тебя любил... Но он привыкнет. Привыкнет к неизбежности: всё, что ты любишь, рано или поздно уйдёт.