Монах и мастер

Фри Фло
1. Игумен

Был человек – молод был, но умен и сердечен. Отвратился от мира человек тот и прислонился к церкви. Постоял-постоял прислонившись так, склонился совсем и стал человеком-монахом.
Шли годы, монах становился старше, умней, опытнее. Приметило человека-монаха священноначалие, стало двигать им – от послушания к послушанию, от одного труда к многотрудности. Вышел из монаха игумен монастыря – отдельного и совсем заброшенного, но не Богом, а людьми.
Еще шли годы и годы, и трудился отец игумен, и умствовал, но и молитвы не забывая. И возрос монастырь, где поставлен был игуменом тот человек-монах, и поднялся, и расцвел, и разбогател. И многое стало подвластно монаху-игумену – и люди, и начальствующие над людьми, и средства, без которых в мире сем ничего не возрастет, ничего не поднимется, не разбогатеет во славу Божию.
И задумал монах-игумен восстановить в монастыре одну старую постройку, из последних, что оставалась нетронутою его радением, и стал звать мастеров на работу, и приходили мастера, и глядели грустно, и головами качали сокрушаясь, и цену объявляли высокую, глаза тупя, но и оправдываясь: «Не столько трудна работа, сколько хлопотна, в другом месте за это время вчетверо возьмем».
Хмурился монах-игумен и мастеров тех отпускал: «Дерзки, цену ломят».

2. Мастер

Прослышал про ту работу и про нестроение в ней один мастер – человек простой и верующий, но и дело свое тот мастер знал получше иных. Явился мастер в монастырь, объявил о своем желании и умении исполнить работу. Ни цены, ни задатка объявлять не стал, а поселился по благословению игумена в монастыре, и за дело. Три месяца и три дня трудился мастер, рук не покладая, и сделал ту работу, от которой все прежние ушли. И обрадовался монах-игумен мастеру и работе его, и расцеловал – как брат брата и как отец сына.
Поклонился мастер отцу-игумену, и попросил к целованию денег – вчетверо меньше просимого другими мастерами: «Трудился я честно, и труд мой пригож тебе, отче. Даждь мне плату на хлеб мне насущный днесь, чтобы я мог и дальше жить».
Широко улыбнулся отец-игумен мастеру и говорит: «Как плату? Ты ведь человек-христьянин, человек-православный, али не так?»
Ничего не ответил отцу-игумену мастер-христянин, поклонился и вышел вон из монастыря, не позабыв к одной только иконе приложиться – святой и почитаемой и у нас, и в отнаших далекостях.

3. Расплата

Прошли еще и еще годы, и стало то, чему и должно было быть: получил отец-игумен многие награды за свои труды – от людей, от начальников над людьми, от Господа Бога. Окончательно наладился монастырь и жизнь вкруг него ожила, и чего еще желать?
И вот однажды призывает отец-игумен своего ближнего монаха-человека и спрашивает о мастере-христьянине. «О каком мастере?» - изумился ближний отцу-игумену, потому знал многих мастеров, а этого почти не помнил. Нахмурился отец-игумен, потому не понимал, как о людях забывать, нешто они не братья тебе в Боге. Повинился ближний монах-человек, но и спрашивает в другой раз: «Для чего нам тот мастер-христьянин, коли все у нас в монастыре обновлено и налажено, и нет славней и краше и богаче другого такого монастыря, разве только один, но и тот нашему как отец родной, а сыну отца славней не бывать».
Согласился отец-игумен с ближним человеком, однако и о мастере-христьянине зачем-то помнит, велит разыскать не медля, потому «забота есть». Что за забота такая – ни полсловечком не обмолвился.
И разыскали мастера-христьянина того, и донесли о том отцу-игумену, и собрался отец-игумен и сам поехал к мастеру-христьянину в дом, будто он и не игумен, а простой монах.
Вошел, и с порога, только посох в уголке брякнул – в ноги мастеру: «Прости, человек-хрестьянин, винюсь – пред тобой и пред Богом: согрешил; возьми свою плату, и вдвое и вчетверо возьми и прости».
И плакал монах-игумен, и мастер-человек его с полу поднимал, и говорили иные при том бывшие:
Жив Бог в человеке и в отце и брате его, воистину!

***
А кто любопытствовать станет – взял ли, дескать, мастер плату свою у игумена, али не взял, скажу: не известен о том, но слыхалось, что в тот самый день в ближнюю церкву какая-то добрая душа превеликое для наибеднейшего прихода пожертвование сделала, с указанием-просьбою, что, мол, на деток приютских большую часть хорошо было бы потратить; от кого же именно было то пожертвование и в какой именно сумме, - осталось под спудом.