Синие берега, молочные реки.
Все течет, все меняется. Рассказы рассказываются от чистого сердца. Песни поются от возвышенной души. Музыка звучит из самых лучших побуждений. Краски льются на холст от всего счастья.
Как много всего! Все уходит – понты умирают, гордыня гложет своих хозяев до костей, а порой и вместе с костями и ничего не оставляет от того, что должно было называться человеком. Мнимое величие перемалывает в прах своих обладателей. Были или нет? Кто знает? И только музыка, краски и бумага со словами не горят и не умирают. Проходя сквозь вечность, они столь же свежи и чисты как в первый момент своего появления на свет. Их первый крик прозрачен и невинен. Их первый взгляд на мир полон любви и сочувствия. Это один лишь миг, но этот миг запечатлевается на вечности, останавливается, остается в вечности неизменным.
Тресь! Это ломаются кости, остов невежества. Сложилось как карточный дом. Это великое и вечное идет по головам. Оно выше всех и больше всех.
– А, а-а! – истошно возопило невежество.
– Что? Что такое? – всполошилось Великое и Вечное.
– Как вы неосторожны. Идете напролом. Ничего вокруг не замечая. Крушите как варвар все вокруг себя.
– Ой, простите! – почуяло вину Великое и Вечное, и стало оглядываться, пытаясь разглядеть того, кто говорит с ним.
– Что «простите»? Надо давать жить и всем остальным. Мир многообразен. А вы прете танком, не замечая иные формы жизни.
Великое и Вечное напрягло взор.
– Так не удобно! – сожалело оно. – А ведь и правда. Надо.
Иные формы почуяли слабину и дали знать всем о своем многообразии. Сразу все!