Часть 15. ПЕРЕДЕЛ
В один из теплых летних дней «Бирон», Новацкий и киллер для Токарева, собрались на совещание по поводу устранения владельца фирмы «Технополюс». «Бирон» спросил у киллера:
- Ну, что, готов?
- Всегда готов! Но клиент осторожничает, не высовывается, подстраховался. Наверняка достать тяжело. Ознакомился с его личным делом, тоже ничего нет, никаких увлечений тебе, нет даже любовницы. Правда бывшие сотрудники Главка говорят, что лет десять назад была у него краля, лет семь таскал ее везде с собой, даже вроде с женою разводился. Потом она его бросила, все стихло.
- Стоп! – Перебил киллера Новацкий, и продолжил говорить:
- Вспомнил, Любаша, была у него такая зазноба. Не мог он от нее отказаться, никак не мог. Вот на нее то, он точно клюнет! Найди ее. Нужна точная информация проживания, оттуда состряпать письмо, назначить им встречу, я знаю даже где.
- Хорошо, соберу информацию.
В начале августа, Токарев получил письмо от Габардинской, в котором она просила его помочь найти порядочного врача для обследования в клинике города Тюмени. Сообщала, что приедет двенадцатого августа в Тюмень и хочет встретиться с ним на их обычном месте. Письмо было напечатано на машинке. После прочтения письма Юрий задумался, о месте их встречи знали только они вдвоем, но с другой стороны, почему-то письмо напечатано, а Люба всегда говорила, что письма пишутся только сердцем, посредством руки. Где-то там, в груди около сердца зазвенел звоночек сомнения, но совсем чуть-чуть. Как часто душа наша нас предупреждает, упрямится, сомневается, но мы ей не верим, ведь человек разумен и руководствуется разумом, а интуиция в счет не принимается.
Двенадцатого августа Юрий принарядился и пошел на встречу с Любашей один. Тринадцатого августа, в Корее, в гостиничный номер Токареву Николаю, принесли телеграмму о трагической гибели его отца в гостинице «Турист» города Тюмени. Киллер не промахнулся, а Новацкий оказался прав – поздняя любовь не умирает.
После похорон отца, Николай встретился с Новацким в том же ресторане «Эльдорадо», за тем же столиком, где три месяца назад встречались его отец и Сергей. Николай смотрел на Новацкого и вспоминал свое детство, дядю Серегу, который был тогда его кумиром. Отец многое запрещал дотошному сыночку, а дядя Сережа почти все разрешал. Он вспомнил, как подростком, сидя за штурвалом, поднял в воздух вертолет, а дядя Серега совсем не помогал ему, лишь подбадривал и наставлял. Вспомнил, как они вместе ловили рыбу , варили уху, пели песни под гитару возле костра. Он смотрел на сидящего напротив него пожилого человека, с такими родными, и вдруг ставшими ненавистными ему, чертами лица. Приблизительно те же мысли и те же чувства роились в голове у Новацкого. Он действительно по- настоящему любил этого парня, как родного сына, которого у него никогда не было. В глубине души он точно знал, что никогда не обидит его, а если понадобится, то будет защищать. Наконец, пересилив, затянувшиеся молчание, Сергей Ефремович произнес:
- Начнем беседу, Николай.
Токарев весь сжался. Слова были сказаны миролюбивым тоном, но в груди у него все сразу закипело от ненависти и возмущения:
- Почему вы убили моего отца!?
- Он сам виноват. Я предлагал ему приемлемую схему раздела имущества, он заартачился. Или ты тоже считаешь, что восемь лет на нарах во благо процветания твоего отца, ничего не стоят?
- Почему же он не согласился?
- Этого я не знаю.
- Может он не допускал мысли, что его лучший друг его убьет?
- Николай! Опустись на землю. Не я убил его и не по моему приказу. Давай оставим эту тему. Я должен предупредить сейчас тебя, могу дать дельный совет. Предлагаю два варианта раздела капитала «Технополюса». Первый - мы компаньоны. Пятьдесят на пятьдесят процентов. Второй – ты перебираешься в Сургут, там другие авторитеты, тебя никто недостанет, и к тридцати процентам, переданных тебе отцом уставных фондов, я добавляю еще двадцать процентов тюменских, и мы две совершенно разные организации. Ответ жду сейчас.
- Согласен на второй вариант, видеть тебя для меня слишком… Скажи, а как погиб отец, он мучился?
- Нет. Он умер сразу.
- Почему он пошел в гостиницу один? Он должен был встретиться с тобой?
- Нет. Он шел на встречу с женщиной.
- Женщина!? Не может быть! Он ни с кем не встречался, я это знаю точно!
- Он встречался с нею давно.
- Подожди, ничего не понимаю! Так была в тот день в гостинице женщина, или нет?
- Было письмо, как будто от нее.
- А, она?
- Она ничего не знает, по сей день.
- Кто она?
- Зачем тебе знать, эта история закончилась. Она оставила твоего отца двенадцать лет назад.
- И все это время отец любил ее?
- Выходит, что да.
- Где найти эту женщину
- Хорошо, я дам тебе адресок. До свидания, сынок.
- Прощай, папаша.
Настала зима. Мертвый сезон движения автомашин по северной дороге. На восьмой заправке «Уватсервиса» затишье. Это затишье обещает продлиться до конца весны, когда начнут движение северяне, отпускники. Вот тогда держись. А пока весь нераспроданный в закусочной товар, оказался просроченным по срокам употребления. Габардинской предстоял неприятный разговор с начальством об уценке или списании товара. Донимал частыми посещениями налоговый полицай, тот самый, который пообещал когда-то Любе расстаться с работой в торговле. Но последнее время, нужно отдать ему должное, он пересмотрел свое отношение к Любаше, как работнице и больше уже не придирался. Еще сложились плохие отношения с поставщиками товара, двумя молодыми, веселыми ребятами. То они везли не заказанный, не пользующийся спросом товар по своему разумению, то вообще сразу просроченный, потому, что забыли посмотреть на сроки годности продукта. А когда им Любаша выдавала их просчеты, то они начинали просто по хамски себя вести с нею. Конфликт дошел до разбирательства в конторе. В итоге попало всем. На «закуску», рассерженные молодцы при клиентах, публично обозвали Габардинскую склочницей и воровкой. И, наверное, это их действие оказалось той последней каплей ее терпения. На следующий день, Люба приехала к начальнику в офис, зашла в кабинет и заявила:
- Василий Степанович, я не могу больше работать администратором и прошу меня перевести на работу простым оператором.
- Почему? – Удивленно спросил начальник.
- Сколько мною допущено просчетов. Мне совершенно не нравится работа в торговле, при всеобщей безработице, приходится заниматься этим делом, но совершенно без души. К тому же, каждый норовит оскорбить или обидеть, как ваши снабженцы.
Слинкин выслушал ее и ответил:
- Я строго наказываю за нетактичные отношения среди сотрудников. Этих ребят я уволю.
- Нет, Василий Степанович, они молодые парни, у них вся жизнь впереди. На вас они работают хорошо и давно, их нужно воспитывать, если уж не смогли родители. Мне не хочется винить себя в неприятностях у этих парней, но наказать, конечно, надо.
- Хорошо.
При передаче товара, новому администратору, племяннице начальника, кроме кучи просроченных продуктов, выявилась и недостача товара. Габардинская скинула со своих плеч эту ношу, но душевного покоя и удовлетворения так и не получила. Метод работы оператором на АЗС был «вахтовым» - неделю на работе, неделю дома.
Наступило лето. Яркие, солнечные, теплые деньки стояли в июне 2000 года. Любаша усердно копалась в огороде возле дома, после очередной «вахты». На ней была одета поношенная футболка, шорты до колен, соломенная шляпа, с загнутыми на ковбойский манер, полями. Она полола сорняки в грядке с клубникой. Руки ее и босые ноги были в земле. Временами Любаша, опираясь на коленки, ползала на четвереньках между грядок. Именно в таком положении ее и застал Николай Токарев. Он, молча, стоял у калитки и наблюдал за действиями женщины. Наконец, она заметила посетителя. Любаша поднялась, стряхнула землю с себя и подошла к калитке. Перед нею стоял высокий, чернявый, хорошо сложенный и прекрасно одетый молодой человек. Его лицо показалось очень знакомым Любе, и она, поздоровавшись с мужчиной, пыталась вспомнить, где и когда дороги пересекались. Молодой человек продолжал, молча, сосредоточенно смотреть на женщину, даже не пытаясь пройти за калитку. Не ответил он и на приветствие. Габардинская заволновалась, осмотрела мужчину более внимательно, и прервала эту игру в молчанку вопросом:
- Что, вы хотели, молодой человек?
Наконец, он процедил сквозь зубы, с явным пренебрежением:
- Это вы, Любовь Васильевна Габардинская?
- Да, это я.
- А, я, Токарев Николай, слышали про такого?
Любаша невольно вздрогнула, побледнела и собрала всю свою волю. Подумала про себя, что он очень похож на отца, поэтому казался ей таким знакомым, Николаю же ответила:
- Да, Николай, слышала про тебя. Почему ты приехал, что-то случилось с отцом?
- Его убили, благодаря вам! Почти год назад.
У Любы заныло сердце, она отпрянула от Николая, со словами:
- Почему, благодаря мне?
- Вашим именем его заманили в гостиницу «Турист», он пришел туда один, без охраны. И вот я здесь, чтобы спросить у вас – почему он пошел туда один?
Габардинская заплакала, закрыв лицо руками. Да она знала, почему он пришел туда один. Юрий продолжал любить ее, они часто встречались раньше именно в этой гостинице. А теперь его нет. Сердце не обмануло ее в августе, в прошлом году, когда он пришел проститься с нею. Она поняла все еще тогда, сразу, но отгоняла от себя эту страшную мысль. Сквозь собственные всхлипывания, Люба услышала слова Николая, и каждое его слово словно острый клинок вонзалось в ее сердце:
- Я специально приехал посмотреть на вас, ту самую женщину, которую боготворил мой отец. И что же я вижу: деревенская баба, толстая, грязная, одетая как пугало, стоит передо мной. Моя мама, статная фигуристая, великолепная женщина, вы даже ее мизинца не стоите. Вы полное ничтожество. Не понимаю отца, как он мог связаться с таким чучелом.
Это было уже слишком. Любаша ответила ему сквозь слезы:
- Ругай меня, обзывай, если тебе от этого станет легче, но подумай, ведь своими словами, ты оскорбляешь память отца. Да я такая, вот стою перед тобой, и именно такую бабу твой отец любил, и я любила его и именно поэтому живу здесь. А что сейчас стала некрасивой, так доживи ты до моих лет и посмотрись в зеркало. Если вы приехали меня оскорбить, то у вас это уже получилось, что надо еще?
В это время из дома на порог выскочила младшая дочь Любаши, Елизавета и крикнула:
- Мам, где мой сарафан?
Габардинская и Токарев повернулись к ней, Люба ответила дочери:
- Посмотри в шифоньере.
Елизавета по голосу матери поняла, что что-то случилось, она стала внимательно присматриваться к разговаривающим, и лицо ее выражало озабоченность. Люба прикрикнула на дочь:
- Иди в дом, поищи, как следует и найдешь.
Девочка еще раз оглядела внимательно Николая и зашла в дом. Но Николай вдруг просто онемел. Он понял, что эта девочка похожа на его двоюродную сестру Зою, как две капли воды, только немного моложе. Николай повернулся к Любаше и произнес:
- Это моя сестра?
- Это моя дочь!
- Она похожа на мою сродственницу, лицо в лицо.
- Мало ли похожих людей на белом свете. Мне кажется, что вы уже все сказали и вам пора уйти.
Они еще некоторое время стояли друг против друга, смотря друг на друга с обидой и неприязнью. Потом Токарев резко повернулся и отошел, от так и не открытой калитки. Загудел мотор и он уехал. Только после этого Любаша дала полную волю своим слезам. Слезы бежали по щекам, и так хотелось кричать, но только глухой стон вырывался наружу. «Почему все так неправильно?» - Думала Любаша: «Теперь, когда Юрия уже нет на земле, и ничего невозможно изменить, я могу признаться самой себе, что безумно любила его. Жила все эти годы мечтой, что он простит и придет, вернется и обнимет. Как пусто в груди, как больно и не хочется жить, но надо. Я буду жить дальше с этой болью, с этой виной и тяжестью.
Через друзей Павловых Люба узнала о том, что случилось с Юрием Токаревым. Узнала, что сын его перебрался жить в Сургут и возглавляет там свое предприятие. Узнала, где похоронен Юрий. В дождливый летний день, купив в киоске две ярких красных гвоздики, она пришла на кладбище, нашла могилу своего любимого человека. С памятника на нее смотрел портрет Юрия, оформленный на черном мраморе, и он там был именно таким, каким она его запомнила. Люба положила цветы и произнесла:
- Прости, меня, любимый.