Мы сидим на лавочке посреди тёмного двора и раскуриваем купленную накануне травку. Матовый серый дым красиво струится по стенкам зелёной пластиковой бутылки, и я вдыхаю приторно-сладкий аромат марихуаны. Кажется, огонь в фольге снова погас… Нас трое. Я, Витя и Антон. Мы – одногодки. Мы выросли в этом дворе и живём в одном подъезде уже двадцать с лишним лет.
- Блин, пацаны… Я замерз чего-то… - холодные пальцы плохо слушаются, и я с трудом поправляю джинсовый воротник.
- Соскочить, что ли, хочешь…? – прищурившись, спрашивает Витёк.
- Да нет, почему… Ничего не соскочить… Просто я…
- Хули ты мямлишь, бля! Ты – мужик или кто, нах?! Пройдёшься с ребятами вон до того перекрёсточка с гаражами - и вернёшься… От дома недалеко… Да не сцы ты так!! Мама твоя спит. Папе ты нах не нужен. Он у тебя алкаш грёбанный (ничё, что я такое говорю, да?). Тебя окружают реальные пацаны. Чего тебе ещё надо?! Братан, скажи ты ему…!!! – фраза адресована Антону.
- Всё будет ровно, Сань. Витёк сказал – туда и обратно. Значит, «туда и обратно». И точка. Витёк за базар отвечает… - несмотря на несметное количество выпитого, Антоха умудряется выговорить фразу почти идеально.
- И вообще, мы кенты или чё…? – Витя обнажает осколки зубов в недоброй улыбке. – Ты помнишь, как мы с тобой в десять лет сигареты попробовали? Здесь же, рядом, в подъезде… А в тринадцать лет - ганджубасик… Да и водки выжрали шо****ец! А сейчас ты нас кидаешь, да? После всего, что мы сделали для тебя…? – Витёк снова неодобрительно щурится.
- Бабу тебе первую подогнал хто, а? Дед Мороз, блять, или я с Антохой? Да если бы не мы, ты бы целкой оставался до конца своих дней. Или по мужикам бы пошёл, гы-гы-гы…
- Завязывай, Вить… - Антон предостерегающе поднимает ладонь. – Пацан понял, что был неправ. Хули ты его грузишь? Расслабься, Сашка, - Тоныч пьяным жестом пытается меня приобнять и едва не валится с ног. – Хочешь пивка? – Тоша поднимает с земли пластиковую бутылку. – «Мишка. Белый». Наш, любимый. Пойдём.
Друзья хватают меня под руки, и мы пьяной семенящей походкой идём вдоль знакомых с детства гаражей и заборов. Впереди намечается какое-то движение. Вроде бы мужик идёт… Но при моём зрении разглядеть точно не могу.
- Оба! – останавливается Витёк и цепляется за нас руками.
- Что такое? – не понимающе смотрит на него Антон. Вдвоём мы по инерции продолжаем идти, но через пару шагов останавливаемся.
- Что случилось? – повторяю я вопрос Антона.
- Фраер, - лыбится Витя одними губами. – В ****атой шапке. И дублёнке. Башлястый… - глаза у пацана загораются моментально.
- Ты чё, ёбнулся?! – Антон ошалело смотрит на друга. – Нас же загребут!!!
- Хочешь, съебаться, так и скажи, - презрительно сплёвывает Витя. – Я сам всё сделаю. С вами, без вас ли – похуй. Мне деньги нужны.
- Ты в своём уме?..
- Разойдись, нах!!..
- Витёк, я тебя предупреждаю…
Хрясь! Антон не успевает увернуться и получает в лицо.
- Я так и знал, что ты – пидор… - кривится Витя. – А «предупреждать» ты будешь свою бабушку… Усёк?! Твоё счастье, что мы его не спугнули…
Но фигура, похоже, никуда не торопится и не меняет скорости. Даже странно. Шляться одному, во втором часу ночи, непонятно где и не оглядываясь, - либо очень смело, либо наивно и глупо. Ускорив шаг, Витёк приближается к прохожему на расстояние пяти гаражей:
- Слы, братан! Огоньку не найдётся для пацанов?..
Фигура в дублёнке оборачивается. На нас смотрит толстый мужик среднего роста. И, если верить чертам лица, – махровый еврей. На евреев мне решительно похуй, но батя говорит, они страну разворовали. На голове у мужика – шапка. Ондатровая, бля. С «ушами». И впрямь - ****атая.
- Легко, - спокойно улыбается мужчина. – Подходите все, пацаны…
На лице Витька читается самоуверенная ухмылка. И он вразвалочку, оттопырив крылья и вытянув шею, надвигается на незнакомца. То ли от пива, то ли от решительных действий товарища, мы заряжаемся невиданной энергией. Я вспоминаю «Бригаду» и батину фразу про жидов. «Настало время убивать…» - злорадно проносится в помутневшем рассудке.
Когда до мужчины остаются считанные шаги, Витя неожиданно ускоряется и производит резкий тычок корпусом, намереваясь, видимо, сбить незадачливого оппонента. И тут же получает под сердце нож, который в доли секунды возникает у мужика из кармана. Витя обливается кровью и что-то хрипит, повалившись на холодную и грязную дорогу.
Мы подбегаем, и пытаемся навалиться на мужика, окружив его с двух сторон. Ещё один взмах беспощадного лезвия – и Тоха отскакивает, зажимая кровоточащее лицо. Следующий взмах сажает мне финку прямо в печень. Я сгибаюсь пополам, пытаясь удержать равновесие. С лёгким чавкающим звуком и острой болью, металл покидает моё тело. Я падаю перед мужиком на колени, последующий удар в лицо сшибает меня окончательно – и я обрушиваюсь ничком.
- Ну, что, бля? Кому тут ещё закурить нужно?! – орёт мужик, переводя дух. – Подходите, всем раздам!!!
Не дождавшись ответа, мужчина вытирает нож о мои джинсы. Затем обшаривает карманы Антона с Витьком и разбивает их мобильники о землю, для верности дополнительно придавив ногой. Мой телефон закидывается куда-то далеко за гаражи. Но мне уже всё равно. Потому что я умираю, и никто на этом свете не сможет мне помочь…
Я слышу удаляющиеся шаги и недовольное бормотание:
- ****ец!! Что за район такой ****ский?! Вчера – двое скинхедов, сегодня – трое гопников… А в правительстве всё на жидов сваливают… Жиды им, блять, виноваты!!!..
Я лежу в луже собственной крови, плачу и, держа немыми пальцами нательный крестик, молю Бога о главном, надеясь, что Он исполнит моё последнее желание.
Я хочу, чтобы родители не бросали детей на растерзание улицы...
Я хочу, чтобы народы дружили. Я хочу, чтобы относились терпимо...
Я ХОЧУ, ЧТОБЫ В МИРЕ НИКОГДА БОЛЬШЕ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ...