До Вовки Шаповалова, который проучился с Галей все десять лет, ей не было никакого дела, пока этот мальчик не стал проявлять повышенный интерес к однокласснице.
Мягкохребетный парень не пробуждал в Гале никаких романтических чувств, ни уважения, ни тем более восхищения. Только разве может, осуждение, хотя бы за то, что уступил матери и согласился сидеть на уроках в платке во время болезни. Или вот эта разборка – « Грузин-дурак», наделавшая столько шума.
Настоящий пацан настоял бы, упросил, просто бы взбунтовался, но не дал бы матери прийти и позорить его. Принимать защиту в таком возрасте от родителей, по мнению сверстников, стыдно. А он, герой небывалого скандала, сидел и водил глазами по лицам своих товарищей, и не понятно было, то ли стеснялся, то ли гордился, что из-за него такую бучу подняли! Ну, что с такого брать? Баба натуральная.
Осталось в памяти, когда дети, набегавшись до самой темноты, рассаживались на дровах, сваленных кучей у забора, и начинались рассказы про всякие страшные случаи. Грузин первый и предлагал: «Давайте страшные случаи рассказывать!». И начиналось, кто, что слышал от тёток, от соседок, от бабок. Один случай невероятней другого, кого-то зарезали, кого-то убили! Жутко, наверняка, становилось всем, но даже девчонки помалкивали. Вовка, нисколечко не смущаясь, признавался, открыто, как его страх берёт такие истории слушать! В этом был весь Грузин, ещё и бояка.
В восьмом классе Грузин был уже достаточно высоким мальчиком, но опять-таки, даже ростом своим пользоваться не мог. Тот же сморчок Шилов Серёга, метр пять с кепочкой, ходил, гордо задравши нос, я ни я! А Вовка семенил ножками, как будто извинялся за то, что вырос большим. Именно в восьмом классе пришла к Грузину первая любовь. И надо же было его сердцу выбрать Галку Чиликиди.
Заугоренная своей безответной любовью к Михайлову Кольке, Галя не оставляла бедному Грузину никакой надежды. Мало того, бессердечная одноклассница открыто игнорировала внимание влюблённого парня. Не замечала его присутствия, делала вид, что Шаповалов для неё просто пустое место. Всё, что она к нему испытывала можно назвать одним словом – раздражение, которое порождало ненависть.
Она так и писала в дневнике – "Не навижу!". Много раз, повторяя это слово с одной и той же ошибкой. Сегодня остаётся только сожалеть, что время невозможно вернуть. Скорей всего полюбить Грузина девочка не смогла бы и в повторном проживании юности. Но, по крайней мере, издеваться над светлыми чувствами точно бы не стала.
Вот они сорокалетней давности тетради, свидетели Галиной неприязни к Грузину и вообще сумбурных и непостоянных чувств её молодости. На левой странице крупно и размашисто написано: «Тот, кто прочтёт мой дневник без моего разрешения – есть негодяй (негодяйка)».
Видать, поразмыслив, что этого недостаточно, четырнадцатилетняя девочка решила надавить на рычаг человеческой совести и приписала следующее: «Загляни, подумай хорошо…..стоит ли меня обижать?.....подумал?....ну, вот и хорошо, положи, где взял. А если не положишь, – и далее шли строчки, давая конкретное представление о суровом нраве автора, – то ты – ничтожество и падаль. Не человек, а животное. Ясно?» Куда уж ясней.
Как свидетельствуют наивные записки, учась в восьмом классе, наша Галя находилась под неусыпным оком Шаповалова Владимира! Согласитесь, не очень-то приятно чувствовать постоянный сверлящий затылок, взгляд нелюбимого мальчика. Грузин сидел наискосок, лёгкий разворот Галиного плеча и глаза одноклассников встречались. Мальчишеские скромно и виновато опускались, а девичьи, сверкнув испепеляющей молнией, чо уставился, болван (?!), устремлялись на посторонние предметы.
Вот, что она написала по этому поводу: «Вовка Шаповалов – этот высокий, немного вялый, со смуглым лицом, с большими чёрными глазами, с большим, как картошка носом, с толстыми неплохо вычерченными губами – мальчишка, все, по-моему, ещё думает обо мне. Я часто чувствую на себе его взгляды, но делаю вид, что ничего не замечаю. А когда наши взгляды встречаются, он смущенно сразу опускает глаза. Мне как-то не по себе, когда знаешь, что рядом человек, которому нравишься, а он тебе нет». Что же категоричная Галя, вполне с человеческим лицом, пока что смотрит на ситуацию. Довольно быстро девочку утомят взоры несчастного обожателя, и считаться с чувственной душой подростка никто не будет.
Сделать для Грузина гадость – это значило себе поднять настроение. Когда вредные девчонки, сплотившись вокруг босяковатого Кобылкина, шли по тёмным улицам совхоза с невинным намерением, приделать стукалочку к чужому окну, то это было, обязательно, окно многострадального Грузина. Умелец Кобылкин крепил нехитрое изобретение к раме, нитку протягивал на безопасное расстояние, и игра на нервах начиналась – тук, тук! Тук, тук! Стремительный прыжок из калитки Вовкиного отца служил сигналом, с места срывались во время и дружно, спасала от расправы детишек темнота да молодые ноги.
В Галину бытность завоевала популярность всесоюзная военная игра «Зарница», играли во всех школах областей и краёв нашей необъятной Родины. Интереса эта игра никакого для Гали не представляла, как впрочем, и другие игры её детства, только «Зарница» не детская забава, а что-то вроде проверки повсеместной боеготовности подрастающей смены.
Школа разбилась на два враждующих лагеря, выбрали двух главнокомандующих. Троечник и второгодник Лёнька Морозов, бесспорно имеющий не малый вес среди школьной босоты, против – мало-авторитетного хорошиста Шаповалова Вовки. По воле злого рока Галя попала в грузинскую армию командиром отделения. Отказавшись от почётного назначения, девочка попросилась в пищеблок, лучше варить кашу, чем быть приближённой Грузина.
Почему выбрали совершенно не воинственного вида Шаповалова на такой ответственный пост, почему не Михайлова? Оказывается, Никака не стали разлучать с Каурцевым, и отправили друзей вместе в разведку. Лучше их, считали учителя, местность в радиусе десяти километров никто не знал. Об исходе битвы удивляться не приходится, кто проиграет, было ясно заранее. Никогда бы наша Галя не доверила командование такому вояке, как Вовка. Он завалил всю операцию и сдал свои войска без боя. Окружённый людьми Морозова, пленённый «маршал» стоял и глупо улыбался, ну что с такого командира возьмёшь?
Отпраздновать кто поражение, а кто победу увалились всей школой на траву, импровизированный стол был накрыт сухими пайками воюющих сторон. Галя на правах шеф-повара, лично доставала принесённые из дому припасы. И вот какая вышла некрасивая история.
Воспитанные и культурные дети директора совхоза и учительницы по математике Генриетты Васильевны, Лена и Алик, тоже солдаты красной армии, принесли с собой котлеты. Такой вкуснятины ни в одной котомке не было. Галя ещё засомневалась, стоит ли трогать деликатес? Но, потом решила, что ничего страшного, пусть поделятся с остальными мясными штучками.
Одной из первых примчалась прямо с передовой, как всегда самая голодная и самая бессовестная, Валька Абрамчук. Когда она схватила одну котлету и с неописуемым удовольствием стала её уплетать, повариха напряглась. «Хорошую грушу всегда медведь скушает», говорила Мари Трофимовна, что-то похожее происходило и за обеденным столом. Но когда медведица-Валька потянулась за второй котлетой, Гале стало плохо: всё сожрёт!
Через время, когда с директорскими котлетами было покончено, подтянулись отряды молодых, едва обстрелянных бойцов и с ними Лена и Алик. И вот тут пришло время горько пожалеть о самовольном лазанье по чужим сумкам. Лена взяла свою сумочку, что с любовью собрала им мама Генриетта, пошарила в ней, заглянула во внутрь раз и другой. Огорчённый детский взгляд блуждал по лицам учеников, словно искал того, кто съел их обед.
Галя неотступно следила за расстроенными детьми, и виновато прятала от них глаза, ещё подумают, что она взяла. Она, конечно, достала, но не скушала ни одной, знала бы, что их сметёт эта Абрамчучка, никогда бы не тронула! Благовоспитанного нрава дети, разумеется, и не подумали устраивать разборки – кто взял, да кто съел?! Они с грустными минами уселись и безмолвно черпали ложками Галину похлёбку.
Летом шестьдесят восьмого года, когда Гале уже шёл семнадцатый год, она впервые в жизни решилась переплыть Кубань! Дети намного младше её плавали на ту сторону реки, как к себе домой. Только боязливая Галка Чиликиди, старалась всеми правдами и неправдами спрятаться от девчачьих голосов, что звали её с дороги на Кубань. То притворится, что она спала, то прикинется, что не слышала крика.
Галя не против, побарахтаться в канале, которых нарыли, видимо невидимо, когда строили оросительную систему, для заливки рисовых чеков, там безопасно. Бурные воды горной реки пугали девочку неимоверно. Стоя на обрывистом берегу, она смотрела на мутный поток, с закручивающими воронками, и с ужасом представляла себя тонущей на середине реки. От представленного слабели колени, и Галя думала, что никогда в жизни она не переплывет эту махину! И переплыла.
Кубанское море ещё находилось только в проекте, и весеннее многоводье к середине лета не представляло никакой опасности. Речка мелела, и появлялась песчаная коса и вот тогда, от мала до велика, все стремились к противоположному берегу. Был как раз тот день, когда Гале не удалось отвертеться от приглашения, сходить покупаться, и Галя по солнцу без всякой охоты плелась навстречу неизвестности.
Плыть на ту сторону никто как будто не помышлял, и вдруг надумали. Зашумели, загалдели, как гуси перед полётом, и кинулись гуртом в волны. «Поплыли, Галка!» зовёт Нинка, но подруга ошалело машет головой – нет, что ты, ни за что, я боюсь! «Да, не бойся, смотри, мы же почти на середине находимся, и сюда же вернёмся, плыть не так и много, давай, пошли в воду!» Смелая искусительница уже зашла по колено в мутный водоворот и отчаянно зазывала трусливую соседку. И Галя не помня, кто она и что она делает, уже рассекала торопливыми движениями холодную воду.
Казалось, всё что происходило, было не с ней. Отвлекаться на сожаление, вроде того, и откуда взялась эта Нинка, не было времени, мозг работал в лихорадочном ритме – доплыть! И Галя доплыла. Девчонки носились по пустынному берегу, впрочем, не такой он был и безлюдный, через время показались и пацаны, Михайлов, Грузин и ещё мелочь какая-то пузатая. Первопроходец, то есть наша отважная Галя, тоже всем видом показывала, как ей весело и как классно здесь на чужой стороне. Но душа стыла от одной мысли, что ещё плыть назад.
Кидаться уже в воду Галю никто не уговаривал, да на неё вообще никто внимания не обращал, крещение приняла, чего, мол, с ней тут цацкаться, сюда хватило ума добраться и назад дочешет. Не рассчитывая уже на Нинкино участие и поддержку, а только лишь на собственные силы, Галя плюхнулась в воды своенравной Кубани, была не была.
В считанные минуты слабосильную пловчиху отнесло далеко от всей гурьбы, где всё-таки плыть бы было намного спокойней, «чувствуя плечо друга». Дела правда этим друзьям до Гали было мало, каждый сосредоточено взмахивая руками, грёб исключительно под себя. И с криками: «Аааа!» неслась наша Галя в бурном потоке, как неуправляемая щепка. На помощь девочка не звала, она только кричала периодически: «Ааааа!» и машинально работала бесчувственными от усталости конечностями, в первую очередь – передними. Уже без всяких было ясно, что на косу она не выплывет, та осталась далеко позади. Значит, путь к суше удваивался, но выбора не было и Галя хоть и с воплями, но к берегу всё же приближалась.
Не все бросили несчастную Галю наедине с крутохарактерной рекой. Неподалеку плыл, страхуя её от гибели, как верный из верных преданный Грузин. Простивший и забывший все гадости, что чинила ему эта противная девчонка, и, недоумевая, спрашивал: «Чего ты кричишь?». Не находясь, разумеется, в таком паническом состоянии, одноклассница просто б гаркнула, типа того, да пошёл ты подальше болван! Но становиться в позу в прямом и переносном смысле, было не время и не место. Галя молча отворачивалась от парня, абсолютно не соображая, что можно ответить на дурацкий его вопрос, и опять неслось над Кубанью: «Аааа!»
С горем пополам, да с Божьей помощью, наконец-то прибило Галю к высокому берегу. Едва найдя более или менее пологий спуск, пловчиха, покорившая полукилометровую дистанцию, вскарабкалась на землю. Вот она под ногами, твёрдая и надёжная, оглянувшись на воду, она осознала, что никогда в жизни не повторит такого безрассудства!
Почти рядом поднялся по обрывистому склону Вовка, благополучно сопроводив, обезумевшую от страха любимую девчонку, он спокойно пошёл к мальчишкам. А Галя, быстро пришедшая в себя, шла по выжженной солнцем траве к месту общей дислокации за платьем и копила в душе на поклонника вместо благодарности непростительную злость! За то, что гордая Галя, растеряв от животного страха всю гордость, показала истинное лицо трусливого человека. И что эту панику видел тот, кого она лично считала конченым трусом . Неоднократно пыталась унизить и за это и за многое другое.
Вечером на танцах к Гале подходили девчата, которые не были свидетелями её подвига. Удивляясь и радуясь за Галку, не веря, спрашивали: «Чиликидиха, это правда, что ты Кубань переплыла?!» «Да – отвечала счастливая Чиликидиха – и самой не верится!» Пережив днём совсем не героические чувства, Галка стала для всех героиней дня! Это сейчас Галина Панайотовна понимает, что сделал для неё Шаповалов. А тогда ни один мускул не дрогнул и не всколыхнул заводи её самолюбивой души, чтобы признать Вовкин поступок благородным.
Вовка был родственником тёте Нине Кольчихе, а та, как известно, в клубе была не последним человеком. Хотя она и мыла там полы, но кроме этого тёть Нина ещё и кассир. И вот это родство давало Грузину пропуск в святая святых киношного очага, мальчик был вхож в будку киномеханика. Что до Галки, так она там ни разу не была. «И не горела желанием туда попасть!» отрубила бы девочка в то время, лишь бы Вовка не думал, что одноклассница ему завидует.
И, тем не менее, эта привилегия выгодно отличала Грузина от остальных. Он мало помалу научился гнать кино, всегда был у Гриши под рукой и мог выполнять его работу не хуже, самого шефа. На танцах теперь только через Вовку Шаповала, возможно было заказать любимую пластинку, например, «Восточную песню» Ободзинского. Гриша на заказы несовершеннолетних барышень не откликался. Возраст давал о себе знать, интерес к культурной жизни села угасал. В его хмуром взгляде читалось только одно желание – скорей бы домой.
Поэтому Гришино доверие к Вовке облегчало в какой-то степени досуг сельской молодёжи. Стареющего киномеханика оставляли спокойно дремать на проходе, обращаясь непосредственно к заместителю. Продвижение в сфере цивилизации, как-то подпортило покладистый характер мальчика, Грузин не прочь был тоже повыкаблучиваться перед сверстниками. Подчеркнуть значимость своей личности, у героини на этот счёт есть замечание в дневнике.
« Я его ненавижу всего, а девчонки десятиклассницы (Галя училась в восьмом) надо мною подтрунивают. Если Грузин не заиграет пластинки, то они сразу: «Скажи ему ты, он тебя послушает». Я от них отмахиваюсь, а Грузин слыша это, идёт и играет пластинки в будке киномеханика Гриши». Кто бы мог подумать, как набивал себе цену скромный и стеснительный Галькин обожатель.
Первые трогательные аккорды восточной песни, набирая силу и тембр звучания, уже заставляли шевелиться угловатых парней. Враскачку шли к девичьей стайке, а Грузин на всех парусах мчался из будки, чтоб успеть пригласить Галку Чиликиди! Ох, уж эти танцы в паре с Вовкой, чистое наказание. В конце танца музыка ещё не успевала смолкнуть, а партнёрша первая разрывала неприятные для неё объятия. Бежала, как ужаленная к своему месту, так проворно, что Грузин едва поспевал проводить, как положено по этикету.
С таким же презрением и антипатией относилась к Грузину ещё одна девочка, Вера Давыдова, она целиком и полностью разделяла с подругой всю ту ненависть, что питала Галка к вздыхателю. Только не понятно было, а что одноклассник сделал плохого Верке? Докопаться до того дня, когда зародилась эта неприязнь невозможно, скажем, что это всего на всего девичья солидарность.
После школы пути всех одноклассников разошлись в разные стороны. Виделась Галя с Шаповаловым считанные разы.Последняя встреча случилась на Краснодарском вокзале, когда героям несостоявшейся любви было уже по сорок пять лет. Бывшая грузиноненавистница увидела и узнала его первая. Высокий мужчина стоял в кожаной куртке почти такой же, как из детства, только чуть располневший, это был – Вовка Шаповал.
Глаза их встретились, и женщина поманила его пальцем. «Ты Грузин? – спрашивала Галя и смеялась, подошедший молчал, переводил взгляд с Гали на Татьяну (племянницу Галину). Панайотовна перестала смеяться, как-то нехорошо получается, а вдруг, обозналась? И спросила уже без смеха: «Ты Вовка Шаповалов? Или я обозналась, наверно?». Мужчина обратился к Татьяне: «Кто она?». « Это Галка Чиликиди, из Прикубанского» - ответила Таня. «Галка? Чиликиди? Моя первая любовь!» он сделал поспешный шаг, схватил и прижал Галю свободной рукой! И сорокапятилетняя Галка почувствовала себя той самой воображалой из ушедшей юности, что сводила с ума бедного мальчика!
Она залилась счастливым смехом, уткнувшись в кожаную куртку бывшего одноклассника. Это были первые слова, сказанные этим человеком, что растрогали её за всю жизнь! Через пять минут Галя помахала из автобуса Грузину и уехала домой в Анапу, чтобы больше никогда не увидеться с ним. И буквально через год, Таня позвонит и сообщит, что умер, помнишь, которого на вокзале мы встретили, Шаповалов. И Галина Панайотовна зальётся горькими слезами... В тот же вечер она достанет свои дневники. Тем больней будет возвращение в прошлое, где почти на каждой странице сплошное, с неизменной ошибкой слово «не навижу!». Она не написала об этом мальчике ни одного хорошего слова…..
В тот же год она напишет рассказ «Грузин» и отошлёт в местную газету, где его выбросят в корзину. На родительский день пожилая женщина приносит однокласснику два тюльпана и запоздалые раскаяния. Взрослая дочь Виктория, впервые увидев на памятнике фотографию Владимира, тихо спросила: «Мама, такой симпатичный был и не нравился тебе?». Мать всхлипнула и виновато призналась: «Нет, не нравился» и молча побрела к своим могилкам.
Вспоминает она Михайлова Кольку? Практически нет. Никак остался в юности чем-то недосягаемым, холодным, а на сегодня, так совершенно, чужим человеком. В Галином сердце живёт покойный Грузин и мелодия восточной песни.
Валера
С какого дня он хорошо запомнился? Может с того, когда в первом классе написал мелом, прихваченным со школьной доски, на заборе «Мария Илларионовна дура». Поражённая Галя и кто-то ещё из детей призывали одуматься бессовестного октябрёнка: «Как тебе не стыдно! А ну, сотри, а то всё учительнице расскажем!» Вытереть написанное Валерка и не почесался, он только довольно хихикая, помчался скорей в направлении Учхоза. Шишкины жили там.
Сознательные дети по домам не расходились, а здесь же, у забора, непосредственно у самой надписи, терпеливо ждали Марилариону. Чтоб наглядно ей показать, какой Валерка Шишкин нехороший!
Маленький бесстыдник уже отбежал на приличное расстояние от места свершения неблаговидного поступка, как наконец-то подошла к группе своих учеников Мария Илларионовна. Все разом, перебивая друг друга, заглядывая оскорблённой учительнице в глаза, глубоко ей, сочувствуя, коллективно ябедничали на своего товарища: «Марилариона, смотрите, что Валерка написал – Марилариона дура! Вон он побежал, видите? Это он написал!». Боясь, что учительница вдруг да не увидит, малолетние стукачи подбежали к штакетнику и пальчиками показали на каждую буквочку – вот, здесь написано.
Это было ещё то счастливое для Гали время, когда Витьке было недосуг заниматься воспитанием младшей сестры. С негласным школьным уставом первоклассница ещё не была ознакомлена. Подавшись стадному инстинкту, и заложила одноклассника.
Мария Илларионовна, недовольно сдвинув брови, разумеется, прекрасно видела, что там накалякано. Она выслушала разгалдевшихся деток, всем приказала идти по домам, и, не поблагодарив за информацию, пошла прочь. Что-то они сделали не так, Галя поняла это по сердитому лицу первой учительницы. Она не могла в силу своей детскости знать, что, когда хочешь как лучше, получается – наоборот.
Вообще Валерка рос не хулиганистым мальчиком, и этот случай как бы единственный, где незловредный ученик сделал пакость, ну как иначе можно назвать его проделку? Что называется, отблагодарил учительницу за то, что она научила его писать. Заборный писатель не только мог писать гадости о Марии Илларионовне, и не зря носил знаменитую фамилию! Шишкин Валерка очень хорошо рисовал. Именно на его рисунки сбегался весь класс, чтоб своими глазами увидеть, как учительница выводит юному художнику неизменную пятёрку! Однажды Валерка нарисовал космонавта в скафандре, никто в классе не смог бы повторить этот шедевр. Покоритель далёких звёзд был, как живой и запомнился навсегда однокласснице Гале Чиликиди.
Ещё одним ценным качеством обладал возможный потомок великого художника, уникальным чувством юмора. Сравнивать с Шиловым Валерку не стоит, у того был язвительный, обижающий человека, чёрный юмор. Шишкин так над людьми не издевался. Он иногда, между делом, абсолютно буднично, не громко изрекал фразу, но обязательно по делу и к месту, и класс отвечал смехом.
Двойняшки Шишкины проучились с Галей почти восемь лет. В марте 1967 года родители увезли их в Куйбышев. Вот, что написала Галя по этому поводу: «Шишкины Тома и Валерка уезжают в Куйбышев, будут жить над самой Волгой. Верка и я очень рады, что на одного болтуна станет меньше, ведь мы с ней всей душой не навидим Валерку и его отъезду очень рады.». И следующая строка: «Этот проклятый Шаповалов Вовка или как его зовут все – Грузин, всё ещё на что-то надеется. Он продолжает за мной бегать. Я его не навижу». По моему по русскому Гале и два балла слишком высокая оценка, раз она не ведала, что нет слова «навижу».
Далее идёт перечисление ненавистных черт тайного вздыхателя. Похоже, что два одноклассника влюбились в воображулю Галю в одно и то же время, она так и будет о них писать параллельно. По всей вероятности, Валеркин юмор тогда трактовался, как излишний трёп, раз назвала его девочка болтуном. Хочется заметить, что с отъездом Шишкина стало меньше не только на одного болтуна, но и на одного поклонника. Что, конечно, не говори, но к Валерке девчонка всё-таки относилась лучше, чем к Грузину.
Их дружбе помешала слепая любовь к Никаку, которая осталась в памяти досадой, обидой, разочарованием, несбывшейся надеждой, чем угодно, но только в отрицательном значении.
Второго августа того же года в бессонную ночь девочка вспоминала: «Почему-то вспомнился Шишкин Валерка. Стало жаль его. Я была с ним груба. Встало в памяти, как мы встретили Новый год. Мы его встречали у Шишкиных. Наша компания была небольшой: Томка, Валерка, Михайлов, Грузин, Сашка Маслов (он учится в 4 классе), Лёлька, Нинка и я. Сидя за столом, все смеялись, кроме Грузина. Боже! У него был такой взгляд, который он бросал на меня. Мямля, мямля, самая настоящая мямля! По моему, моя ненависть к нему началась после Нового года! Когда он танцевал со мной, его била мелкая дрожь. И как во время танца он доставал из кулька в кармане конфеты, но это ему трудно было сделать, и после долгих мучений он всё-таки достал их, и предложил мне. Выскакивая с Томкой на улицу, мы заставали Валерку с Грузином наедине, (конечно, соперники делили даму сердца, и Галя прекрасно это понимала).
Как нам мешал веселиться пьяный Кобылкин со своей сворой. (А как было не погонять это избранное общество, что пренебрегло парнем!). Как Валерка чуть не подрался с Кобылкиным. (Ой, ли? Характер у художника был совершенно не бойцовский. Но может, когда ему в спину смотрела пара чёрных глаз, Валерка и впрямь чувствовал себя героем?)
Да и как Валерка учил меня кататься на коньках, я немного научилась, но лёд начал таять. Верку учил Кобылкин, из-за этого нас звали неразлучная четвёрка».
Вот честно сказать, Галя была ещё та врунья, даже наедине с бумагой она не была искренней, что-то утрировалось, что-то приукрашалось. Например, восьмиклассница деликатно промолчала, что в этот праздник она первый раз в жизни напилась! Неискушённая в выпивке школьница, не зная своих возможностей, очень быстро подалась градусам не добродившей шишкинской браги.
Обидевшись на случайно сказанное слово, она пыталась по пахоте убежать домой, Тамарка чувствуя ответственность, как хозяйка бежала следом, уговаривая охмелевшую подругу. С трудом, но смогла привести назад. Под утро встречальщица Нового года добралась до своей хаты и уволилась в постель рядом с матерью. После смерти отца Галя долго спала с мамкой. Бедная Мари Трофимовна чуть не задохнулась: «Фу! Как воняет! Шо ты там пила?». Ответила пьяная дочь непонятным мычанием.
Сейчас, через годы хочется заступиться за Грузина. Вот представьте, сам не работает, значит, деньги на конфеты просил у матери. Купил, мог и сам съесть, но он принёс их Гале. В кулёчке, в тайне от всех держал в кармане, чтоб те же пацаны не растащили. Танцуя, решил гостинцем порадовать враждебно настроенную, не обращающую на него внимания, одноклассницу. Карман глубокий, кулёчек вдобавок завёрнут, а ну попробуй разверни внутри эту бумагу. Да плюс – волнение, не зря ж его дрожь била, вот и долбался затравленный обстоятельствами мальчик, раздражая Галю своей неловкостью.
Учиться на коньках перестали не только из-за того, что снег начал таять, а скорей потому, что на одной тренировке Галя сильно упала. Со всего маху она уселась на зад и сильно ушибла копчик. Этот ушиб напоминал о себе периодически всю последующую жизнь. Страдая от боли и не смея в этом признаться тренеру, Галя не знала, как бы ей отвертеться от этого учения. Но действительно на улице потеплело и необходимость объяснять Валерке истинную причину отпала.
Зеленоглазый мальчик с красиво очерченной нижней губой, осмелился и предложил ей свою дружбу, Галя отказала. Она ещё оглядывалась на хладнокровного Михайлова, а тот выискивал по школе стройную фигурку Нинки Будяковой. Валерка уехал, написал письмо, она не ответила, так, во всяком случае, записано в дневнике. Но, собиралась написать ответ с Веркой, до чего не удобно раскрывать постыдный поступок почти взрослых девчонок, но на тот момент, никто не задумывался, настолько это вульгарно и неприлично.
Подход был, самым что ни на есть, творческим, подружки решили ответить художеством, рисовать они правда, как Валерка не умели, но дулю изобразили, как когда-то Шишкин космонавта, как настоящую! Галина Панайотовна только не может вспомнить – отправили или нет этот непристойный рисунок в Куйбышев? Сейчас, вот мучают угрызения совести, как можно было додуматься до такой глупости, но на тот момент никто ни о чём не сожалел.
Особенно, когда однажды Нака слегка гундося, раскрыла Гале и Вальке Абрамчук тайну своего последнего свидания с Шишкиным. Выслушав всё, наша Галя офигела, ничего себе новости! Оказывается, по словам рыжей, одноклассницы, Валерка и Нака любили друг друга, но не смели в этом признаться, и вот только перед отъездом, когда ничего нельзя исправить, они открыли свои сердца друг дружке. У Гали и слов не было, ну и гад же этот Шишкин!
Хорошо, что она отказала ему в дружбе. И всё равно, как каждая себялюбивая женщина, девочка сильно сомневалась в достоверности прощальной встречи. Вполне вероятно, что не сильно избалованная мужским вниманием Нездомина всё придумала, как проверишь? Валерки-то нет, да и докапываться до истины, искать опровержение или подтверждение Надькиных слов, Гале было абсолютно не нужно. Ещё раз обозвав бывшего ухажера про себя плохим словом, вроде того, что все вы твари одним мирром мазаные, она забыла, что есть такой человек на земле.
Примерно в возрасте сорока лет, Шишкин Валерий приезжал в совхоз, заходил к Мари Трофимовне, долго сидел у неё в гостях, рассматривая Галины фотографии.
Сегодня Гале интересно знать – свистнул ли Шишкин хоть одну её фотку? Скорей всего, что да, а может, жены побоялся? Кого-кого, а самарского художника увидеть очень хочется.