«Сверху видно все…»
Часть 1
1
Соколов с детства научился верить в приметы. Как же иначе! Бабушка Варвара их знала множество и учила этим премудростям любимого внука каждое лето, когда он приезжал к ней в деревню на каникулы. Деревня Упёртовка, что на Южном Урале, казалась Андрею лучшим местом на земле. Ещё бы, каких он лещей и окуней «таскал» из реки Уфы! Было, о чём похвастать перед одноклассниками, когда возвращался в родной Челябинск. В традиционном первом сочинении, которое учительница задавала своим ученикам «Как я провёл лето», Андрей Соколов всегда описывал новую захватывающую историю о рыбалке. А ещё о новых приметах. Как правило, его сочинение учительница читала перед всем классом, как лучшее. Правда, она не одобряла его увлечения приметами.
«Что это за пережитки старины!- говорила она Андрею, оставив его в классе на перемене.- Советский человек не должен верить во всю эту чертовщину! Надо уверенно смотреть в своё светлое будущее. А жизнь вас всех ожидает замечательная! Давно уже нет войны, и вам, молодым, предстоит строить коммунизм!»
Андрей кивал головой. Но в приметы верить не переставал. Вот и бабушка не может желать дорогому внуку плохого. Иначе, зачем бы она втолковывала, что «Мураши в доме – к счастью. Кони ржут – к добру», «Петухи во всю ночь поют – не к добру», «Ласточка или голубь в окно влетит – к покойнику», «Кто в лесу поёт и увидит ворона, тому наткнуться на волка», «Большой урожай рябины – к тяжкому году, к морозу». Или, например, рассыпанная соль – это к ссоре; кошка, перебежавшая дорогу, и найденные на полу деньги – к беде; свист в доме и крошки, сметённые со стола в руку,- к безденежью. В общем, примет Андрюша с детства знал столько, что хоть составляй энциклопедию и живи по ней. Жизнь от этого лучше не становилось. Хотелось плюнуть на всё это и жить, как советовала учительница. Но…
Всё равно получалось - так уж получалось – Соколов верил в приметы. Не потому, что они обладали некоей мифической силой, - нет, по другой причине: однажды не сумел оборвать нить примет, собственную привязанность к ним, а позже всё это уже начало срабатывать с такой крепостью, что назад дорогу отрезало, а потом и профессия наложила свой отпечаток.
Соколов был лётчиком. А лётчики всегда верили, верят, и будут верить в приметы. Почему избрал эту профессию? «Сверху видно всё очень хорошо – вся земля, как на ладони», - обычно отвечал на этот вопрос. А ещё фамилия, наверное, обязывала. Впрочем, не обошлось и без преемственности. Дед Андрея, Фёдор Гаврилович, учился в авиационной школе вместе с Валерием Чкаловым. Знаменитым лётчиком он не стал, но любовь к небу сохранил до конца своих дней. Андрюшу, ещё мальчишку, всегда брал с собой на аэродром в День Воздушного Флота, вместе смотрели, как виртуозно работают в небе воздушные асы. Короче говоря, Андрей уже в восьмом классе знал, что будет лётчиком.
-Я хочу летать. Решение, имей в виду, окончательное,- заявил он тогда своему отцу.
Отец смотрел на сына без удивления. Во-первых, потому, что «окончательное решение» тот объявлял ему, чуть ли не с тех пор, как научился выговаривать слово «самолёт». Во-вторых, что ж тут удивительного, если парню нравится отцовская профессия.
-Будет очень трудно, Андрей. И не день, не год – всю жизнь, - только и сказал старший Соколов младшему.
- А тебе разве легко?
Так и есть: крыть нечем. Легко ему, конечно, не было никогда. А порой приходилось так трудно, что он удивлялся, как сумел, как выдержал.
Так что этот выбор профессии Андрея одобрил и отец, военный лётчик. Видимо, дед Фёдор в своё время и сына своего, Юрия, в первую очередь «заразил» авиацией. Соколов Юрий окончил Саратовское высшее военное авиационное училище лётчиков. Службу проходил лётчиком-оператором в Группе советских войск в Германии, где и появился на свет 16 апреля 1958 года сын Андрюша. Позднее Соколов был назначен командиром вертолёта. Военная судьба далее привела в Краснознамённый Белорусский военный округ. Много лет прослужил и в Уральском военном округе. Семья офицера безропотно переезжала с места на место. Впрочем, Андрею такая жизнь нравилась. Надолго осели они только на Южном Урале.
Когда в 28-ю среднюю школу города Челябинска пришёл офицер из штурманского училища и после беседы со старшеклассниками спросил, кто из ребят желает поступить в училище, Андрей поднял руку первым. Готовясь стать венным авиатором, Соколов успешно окончил школу юных космонавтов при училище.
И вот сбылась мечта в 1975году: Андрей Соколов - курсант Челябинского высшего военного авиационного училища штурманов.
По внешнему виду Андрей не выделялся какими-то особенными физическими качествами. В училище на первых порах он стеснялся своей худобы, немало переживал, когда ему не удавалось вытягивать на обязательные спортивные нормативы. Худощавый, неширокий в кости, он за службу так и не набрал веса для своего роста. Сила Андрея была в силе духа. Только сильный духом мог так сконцентрировать свою волю.
После окончания училища у Андрея был широкий выбор. Предлагалось ему даже остаться инструктором в училище. Ведь он хорошо летал, точно бомбил. Однако Андрей выбрал Дальний Восток. И не только потому, что манила романтика дальних странствий. Повлияло на его выбор другое, более важное обстоятельство – туда же получили назначение ребята, с которыми он крепко сдружился в училище – Макломаш Сергей, Кожута Юрий, Стопочкин Александр. Уж очень не хотелось ему с ними расставаться. Готовясь вместе к выпускным экзаменам, друзья поклялись в этом друг другу – летать в одних небесах.
«Этот твой порыв прекрасен,- писал Андрею отец в 1980 году из ДРА,- а о людях, в конечном счёте, всегда судят по их поступкам, потому что, как ты красиво не говори о чём-либо, именно в деле, конкретном деле, конкретных условиях ты и я, все мы вместе видны. И твой поступок – на Восток, на Дальний, не за романтикой, а за другом - говорит, что ты – настоящий человек».
Осенью 1981-го, когда отец ещё не вернулся из своей первой поездки в Афганистан, случилась беда. Тяжело заболела мама Андрея. Она с детства страдала болезнью сердца, не раз лечилась по больницам и военным госпиталям. Вот и сейчас её положили на лечение в больницу Челябинска. Андрей смог выпросить у командования краткосрочный отпуск, прилетел буквально на три дня. Мама рада была встрече с сыном, много говорили об отце, который скоро должен вернуться из далёкой и жаркой страны.
В последний день своего отпуска, Андрей решил отметить день рождения мамы прямо в палате. Накупил всяких вкусностей, прихватил бутылочку белого вина. Соседки по палате приняли активное участие в пиршестве. Все поздравляли именинницу, желали ей счастья и здоровья.
Лишь одна Мария Викторовна была не «в настроении», долго не хотела выпить за здоровье рюмочку. Потом махнула рукой – и залпом осушила бокал. Она лишь негромко сказала сыну: «А как же приметы, Андрюша? Ведь день рождения у меня будет только завтра, 5 сентября. Ты сам всегда верил в приметы. Бабушка Варвара («Пусть земля ей будет пухом»- её схоронили три года назад) тебя как учила? Нельзя заранее поздравлять с днём рождения! Вот и отца твоего тоже приучила к приметам. От вас и я стала такая суеверная».
Андрей смутился: «Ничего, мамочка, это не страшно. Всё это пережитки прошлого. Я ведь уже коммунист, а мы в это не верим. И потом завтра я уже должен быть на службе».
Мать устало кивнула. Они тепло расцеловались на прощание. Утром Андрей улетел на свой Дальний Восток.
Мария Викторовна умерла через две недели, уже закончив лечение и, вернувшись домой, два дня как. Телеграмма потрясла Андрея. Он сразу вспомнил этот день рождения в палате. Рвал на голове волосы, рыдал в голос. Но маму уже не вернешь.
После похорон Андрей долго не мог прийти в себя. Отныне он навсегда будет верить во все приметы, как и учила бабушка Варвара.
Через месяц вернулся из Афганистана отец. Андрей прилетел домой в Челябинск на день. Несколько часов, обнявшись, они просидели с отцом у дорогой могилы.
А вскоре Андрея списали по здоровью с лётной работы – заболел, было, туберкулёзом, но сумел его побороть, и не столько лекарствами, сколько волей, наладил абсолютно аскетический режим жизни.
И вернулся в строй, правда, до полётов пока не допускали. Он мог и иную дорогу выбрать – к спокойной, беспечальной жизни: у него была хорошая должность в большом городе, перспектива роста по службе – чего ещё надо? Но Андрей Соколов пишет рапорт:
«Хочу выполнить свой интернациональный долг в Демократической Республике Афганистан, как и мой отец, кавалер ордена Красного Знамени. Прошу направить…»
Боевую специальность на необъявленной войне Андрей выбрал сам: авиационный наводчик.
Отец не отговаривал сына. На прощание крепко, по-мужски, обнял. Произнес: «Помни, сын, что умирать следует за то, ради чего стоит жить. Это ещё Сент-Экзюпери так говорил.- Потом, помолчав, добавил.- Буду снова проситься в Афганистан. Возможно, там и увидимся скоро».
В мае 1982 года старший лейтенант Андрей Соколов прибыл в Кандагар.
2
Это был ничем не примечательный, обычный жаркий июльский день. Впрочем, на родине его бы назвали – «Макушкой лета», ведь было 15 число. Но здесь, в Кандагаре, этого не скажешь – впереди ещё таких дней видимо-невидимо, пожалуй, до ноября месяца.
70 ОМСБ (отдельная мотострелковая бригада) общих, больших рейдов не проводила. Крупной партии раненых не ожидалось, поэтому медики Медроты «расслабились», стараясь использовать каждый час свободного времени, чтобы ополоснуться в своём бассейне, хоть немного остудить жар тела.
Многих врачей не было – убыли в отпуск, либо находились на прикомандировании в госпиталях Кандагара или Кабула. Из шести хирургов, включая стоматолога, «в строю» осталось трое, причём во второй половине дня один из них – ведущий хирург Зыков - уехал консультировать больного в ООН-овский городок.
Два Александра – Невский, ординатор операционно-перевязочного отделения и Стебивка, новый начальник приёмного отделения (приехал по замене всего пару недель назад) – отвечали теперь за всю хирургическую работу. Капитан-новичок проходил сейчас тяжёлый период акклиматизации, стараясь привыкнуть к ужасающей жаре. Несмотря на все дружеские советы, он через каждые двадцать-тридцать минут выпивал флягу воды, которая быстро покидала тело. Парень ходил, обливаясь потом, в промокшей на спине форме с белыми разводами соли. Ему сочувствовали, но помочь ничем не могли. В Афганистане каждый проходил через это испытание, требовалось лишь время, чтобы привыкнуть.
Сегодня Стебивка ещё первый раз заступил дежурным врачом, так что этот груз ответственности давил на него дополнительным весом. Он пил воду больше обычного.
Часов в пять Невский закончил работу в стационаре, сразу отправился в бассейн. Как здорово, что у них был сооружен этот искусственный водоём! Каждый раз хотелось поблагодарить своих предшественников за это сооружение. Быстро окунулся в ещё прохладную воду – недавно только заменили свежей. Вот это радость жизни!
Он уже одевался, когда заметил подбегающего к бассейну капитана Стебивку.
- Саня! Позвонил оперативный дежурный. Срочно требуют отправить хирурга на аэродром. Надо лететь за раненым офицером. Вопрос жизни и смерти.- Александр вытер пот, стекающий с лица ручьём, перевёл дыхание.- Бронетранспортёр уже ждёт у штаба. На сборы дали пятнадцать минут.
- Хорошо, Саша. Я сейчас быстро соберусь. Не переживай, успею.
-Сложность ещё в том, что просили захватить кровь для переливания. Надо будет сразу по прилёту восполнить кровопотерю, иначе не доживёт раненый до госпиталя.
-А группа крови какая?
- В том-то и дело, что никто не знает. Надо брать универсальную группу.
- Ладно, возьму два флакона с первой группой. У нас в реанимации есть запас, только сегодня видел. Плохо, что по такой жаре придётся везти, как бы не испортилась. Всё понял. Уже бегу.
… Через пятнадцать минут старший лейтенант Невский уже сидел в «брюхе» бронетранспортёра, который увозил его из расположения Бригады. Дорогу до аэропорта Ариана знал хорошо, поэтому даже не смотрел в бойницу. Наверняка их опять «атаковала» группка детишек у многоэтажных домов, построенных неподалёку от КПП (контрольно-пропускного пункта) военного городка. Маленькие, черномазые, некоторые совершенно голые, босоногие – они обычно долго бежали вслед за бронированной машиной, размахивая руками и непрерывно крича, требуя «бакшиш» (подарок). Клубы пыли их совершенно не беспокоили. Каждый раз удивлялся: как они умудряются выживать в таких условиях?!
Александр сидел, откинув голову назад и закрыв глаза, крепко удерживая между ног на полу тяжёлую медицинскую сумку (десантный вариант), подпрыгивающую на ухабах дороги.
Итак, очередной полёт на вертолёте. За год с небольшим пребывания в Афганистане полётов были уже десятки. Успел привыкнуть. Невольно вспомнился первый прошлогодний полёт. Летал за лекарствами и спиртом в Шинданд. Тогда приключений хватило! До сих пор вспоминал об этом с содроганием.
«А ведь это было ровно год назад!- Невский даже вздрогнул от этой мысли.- Точно-точно. Слава богу, тогда все остались в живых. Спасибо лётчикам, их мастерству!»
Тот, кто бывал в Афганистане, перемещался с места на место по горам и пустыням на своих двоих, либо по воздуху, испытывает к вертолётам особое чувство, очень сложное: тут и нежность, и благодарность, и некая сердечная теплота, вызывающая тревожный стук в сердце, и лёгкое жжение в висках; вертолёты в Афгане – самые незащищённые существа, особенно в горах. Да, именно существа. Живые! Невский, во всяком случае, был в этом твёрдо уверен – да, живые, каждая машина со своим дыханием, своей кровью, со своими лёгкими и уязвимым сердцем, вся защита вертолёта – только люди, командир, второй пилот (штурман-оператор, по-вертолётному, «правак») и борттехник: удастся им увернуться от огненной струи, сманеврировать, - значит, машина будет цела, не удастся – машина погибнет.
Каждый обязательно остановится и посмотрит вверх, когда услышит тяжёлое проволглое хлопанье винтов – вертолёты обычно возвращаются с задания усталые, в чёрной копоти, подрагивающие от напряжения и того, что было сделано – работа на долю вертолётов достаётся трудная,- часто с помятыми боками и рваными дырами в железе. Хоть и считаются вертолёты МИ-8 армейскими, но на самом деле они обычные, гражданские. Иное дело - грозные, обладающие большой боевой мощью вертолёты МИ-24.
От мыслей о вертолётах старший лейтенант вернулся к предстоящей задаче. Не то, чтобы он беспокоился от необходимости переливания крови в полевых условиях (уже переливал, правда, в Автоперевязочной, прочно стоящей на земле). Нет, волновался – успеют ли доставить раненого на операционный стол. Как понял из скупых объяснений оперативного дежурного, спасение пострадавшего – в немедленной хирургической операции.
Что касается переливания крови, то приходилось заниматься этими вопросами уже несколько лет, с самого начала работы хирургом. Так было в медсанбате Чебаркуля, в госпитале Печоры и теперь здесь, в Медроте Кандагара. Именно его в первые дни пребывания на должность назначали почему-то «ответственным за кровь». Случись что, будет с кого спросить. Конечно, определить группу крови могли и операционные сёстры, но именно врач должен принять окончательное решение – какая это группа крови. В сомнительных случаях приходилось переделывать самому. Сложнее бывало, когда оперируешь, тебя буквально на минуту окликают и показывают результат на тарелочке с каплями крови, должен подтвердить, мол, да, это первая, а не вторая группа. Это всегда и беспокоило, ведь возможна ошибка. Хирурга, которого Невский менял в медсанбате, сняли с должности именно за такую ошибку – неправильно определили группу, перелили кровь - человек скончался. Скандал был на весь Уральский военный округ. Не хотелось повторять ошибку своего коллеги.
Вообще идея замены потерянной или старой, «больной», крови молодой и здоровой существовала ещё в XV веке. Насколько велика была в те времена вера в переливание крови, видно хотя бы из того, что папа Иннокентий VIII, будучи дряхл и немощен, решился на переливание себе крови, хотя это решение находилось в противоречии с учением церкви. Переливание крови было произведено в 1492 году от двух юношей, однако результаты его были неудачными: больной погиб от «дряхлости и немощности». Юноши тоже умерли от заражения крови.
Спустя столетия, в 1667 году, придворный врач Людовика XIV Дени и хирург Эмерец перелили кровь ягнёнка (?!) тяжелобольному. Несмотря на несовершенную методику, больной выздоровел. Это был первый в истории медицины удачный результат. Одобрённые этим успехом, многие врачи пытались повторить переливание. Увы, больше ни одного удачного исхода. Множество загубленных жизней, как больных, так и ягнят.
Только в начале ХХ века Ландштейнером и Янским (1901-1907) были открыты группы крови. Стало ясно, что каждому человеку присуща своя группа (от первой до четвёртой), так что и переливать можно только пригодную кровь. Появились даже понятия «универсальный донор» (люди с первой группой могут отдавать свою кровь всем) и «универсальный реципиент» (обладатели четвёртой группы могут отдать свою кровь только таким же «четвёртникам» и никому более).
Но даже с открытием групп крови несчастные случаи при этой процедуре не прекратились. Открытие так называемого «резус-фактора» расставило все точки над «и». Отныне 85% людей на земном шарике считаются «резус положительными», остальные 15% - «резус отрицательными». Теперь переливать кровь стало безопаснее. Правда, специалисты по переливанию всё же настаивают – при больших переливаниях крови надо всё-таки переливать только (!) одногруппную кровь.
С этими размышлениями Невский и домчался до аэродрома Кандагара. «Броник» подъехал прямо к стоявшему у здания аэропорта вертолёту МИ-8, вокруг которого нервно выхаживал высокий крепкий мужчина в лётном комбинезоне и со шлемом в руках.
3
Подполковник Соколов Юрий Фёдорович, лётчик 1-го класса, командир эскадрильи (комэск), с утра был не в духе. Подчинённые с тревогой посматривали на своего прославленного командира. Гадали, что могло вывести из себя офицера.
А он был больше сердит на себя – опять размышлял над этими глупыми приметами. Никак не может избавиться от пережитков старины. Да, мама – покойница (царство ей небесное! Схоронил несколько лет назад) с детства «задурила» голову своему сыну.
Утром, когда Соколов брился перед тусклым квадратным зеркалом, непрочно прибитым к стенке дощаника, оно вдруг упало и разбилось. В голове мгновенно всплыло воспоминание – «разнесённое в брызги зеркало – к крови». Даже сплюнул в сердцах, вспомнив это утверждение матери. Добривался уже на ощупь, не хотелось тратить время на поиски нового.
Добрился, задумчиво ощупал лицо, волосы. Старухи из его детства говорили, что у счастливых растут волосы, а у несчастных ногти. Жуткая, если хорошенько вздуматься, примета и, видать, точная: Соколов, которому всегда везло – тьфу, тьфу, тьфу три раза через плечо, - был гриваст, как стиляга конца пятидесятых годов, любая женщина могла позавидовать его волосам, густым, жёстким, чёрным, как воронье крыло, без единой седой нитки.
И тут услышал, как громко, назойливо и одновременно жалобно заскрипела дверь – раз, другой, третий. А ей начал вторить, отзываясь на каждый звук внутренним несмазанным вздохом, кто-то живой, недобрый. Соколов насторожился, потянулся к пистолету, висевшему на боку. Сдёрнул кожаную петельку, накинутую на латунный глазок облегчённой кобуры. Взялся пальцами за рукоять «Макарова», чтобы можно было мгновенно выдернуть и в ту же секунду выстрелить.
Но в дощанике никого не было. Вспомнил, что скрипящие двери – это тоже плохая примета: раз двери скрипят, - значит, из дома кто-то должен уйти. Снова сплюнул в сердцах, застегнул кобуру. Но тревога прочно поселилась в его сердце.
Пытался пристыдить сам себя – боевой лётчик, коммунист, второй раз уже служит в Афганистане. Повторно прибыл в феврале этого 83-го года, причём сам попросился. Полгода писал рапорта, хотелось перебраться поближе к сыну, который исполнял интернациональный долг.
Сын. Вдруг мысль о нём обожгла подполковника. В нём было заложено крепкое отцовское чувство, нежное, озаряющее душу теплом и добрым светом. После недавних похорон жены, роднее сына у Юрия Фёдоровича не было человека на земле. Он даже болезненно поморщился. Тревога только усилилась. Редко, но всё же удавалось повидаться с Андреем здесь, на жаркой земле Кандагара. Он специально попросился именно в эту провинцию – сын служил теперь рядом.
Вспомнилось, как встретились по его прибытию – специально разыскал сына. Он очень изменился. Дело даже не в том, что исхудал ещё больше. Нет. Он повзрослел, возмужал. Твёрдый, прямой взгляд, в котором чувствовалась большая воля и крепость духа. Награждён орденом Красной Звезды, недавно вновь представлен. Досрочно получил очередное звание капитан. Они проговорили несколько часов, наслаждаясь общением друг с другом.
С лёгкой иронией рассказал Андрей о своём первом боевом крещении. Стрелковому подразделению, с которым шёл на задание старший лейтенант Соколов, предстояло совместно с афганскими воинами ликвидировать опорный пункт душманских банд. Андрею ставилась задача управлять с земли авиационной огневой поддержкой подразделения. Достигнув конечной цели маршрута, мотострелки с хода вступили в бой.
-Авиация, давай сюда!- услышал Соколов голос комбата.
Андрей подхватил автомат, рацию и стремглав бросился к небольшому мостику, откуда доносились команды.
- Кто же под огнём так бегает?- осадил Андрея комбат, когда тот упал рядом с ним,- это тебе не стадион. Ничего, научишься зигзагами бегать. А сейчас смотри. Видишь на скале старую крепость? Там – душманские миномёты. А мы – как на ладони. Вызывай своих.
Соколов связался с пунктом управления авиации:
- Срочно «пару» в седьмой квадрат!
- Понял! Направляю, - сквозь помехи услышал Андрей ответ.
Теперь надо было, не мешкая, выбрать место для управления экипажами. Наметив удобную высоту, Соколов нацелился туда.
- Давай, только осторожнее. Под пули не лезь. Ты нам миномёты подави, остальное сами сделаем. Мы прикроем, - комбат хлопнул Андрея по плечу.
Бросок – семь метров, ещё бросок. «Ну, ещё немного!» - подбадривал себя Андрей. Здесь, в этих местах, воевал его отец в первый свой приезд в Афган. Мысль об отце придала силы.
«Миномёты мы тогда подавили с первого захода «пары»,- закончил Андрей свой рассказ. Отец крепко обнял сына и шепнул ему на ухо: «Я горжусь тобой, Андрюха!»
Потом были ещё встречи, но всегда «на бегу»: то отец, то сын спешили выполнять свои боевые задания. Последний раз виделись буквально три дня назад. Сын говорил о новом предстоящем выходе на боевые. Всё, как всегда.
Но почему теперь так щемит сердце? Нет, надо отбросить все эти глупые приметы, не думать ни о чём плохом. «Всё будет хорошо!» Повторил это, как молитву, несколько раз. Пора было приниматься за дело.
А работы у вертолётчиков было, хоть отбавляй…
К советскому командованию обратились представители народной власти провинции. Просили помощи. На один из кишлаков напала крупная банда душманов, пришедших из Пакистана. Семь часов отряд самообороны ведёт бой, укрывшись за стенами крепости. Силы горстки храбрецов тают. Им долго не продержаться, если не будет срочно оказана помощь.
Шестёрка вертолётов, возглавляемая комэском Соколовым, незамедлительно вылетела в заданный район.
Еще издали подполковник увидел захваченный душманами кишлак и на его окраине крепость, над которой вился дым – там что-то горело. Среди развалин кишлака – «пульсирующие зайчики»: это душманы, завидев вертолёты, с дальней дистанции открыли по ним огонь. Ощущение весьма неприятное, когда видишь протянувшиеся к твоей машине свинцовые трассы.
Презирая опасность, подполковник Соколов продолжал двигаться со своим экипажем к цели. В ответ на выстрелы «духов» дал залп НУРСами (неуправляемыми реактивными снарядами). Выброшенные взрывами фонтаны сухой земли вздыбили густое облако пыли. Ответный удар нанёс также вертолёт его ведомого капитана Игоря Дмитреску. Коридор для боевых вертолётов открыт.
«Вперёд!»- приказал командир другим экипажам, заходя в повторную атаку, чтобы прикрыть боевых товарищей в момент выброски груза. Новыми залпами НУРСов он прижал душманов к земле. Один из вертолётов, погасив скорость, пошёл над крепостью, и вниз полетели ящики с медикаментами, мешки с продовольствием, боеприпасы.
Угроза существования народной власти в кишлаке была ликвидирована. Можно было возвращаться обратно.
Снова нахлынули воспоминания. Соколов повёл крутыми плечами. Тесноватый выгоревший комбинезон, который он надевал, чуть ли не на голое тело, затрещал. Еще в первое пребывание в Афганистане шёл Юрий во главе своей «пары» на задание с «НУРСами». Получили задание – накрыть банду одного муллы, пришедшего из Пакистана и вырезавшую пуштунский кишлак. Его вертолёт шёл низко, почти цепляя колёсами за землю. Лётчик выжимал из вертолёта всё, что можно выжать, спешил, взлетал на каждую каменную горбушку, нырял в каждый увал – весь рельеф ущелий своим вертолётом повторял, будто старательно срисовывал всякую встречающуюся на пути неровность. Шёл на предельной скорости, впритык к земле и, вместе с ущельем совершив крутой поворот, вымахнул на ровное, какое-то домашне-весёлое место. Место это было словно бы специально создано для пикников. Чистое, обжаренное солнцем, с хрустально-прозрачной речушкой, окаймленной белой галечной крошкой и затенями, в которых можно было спрятаться от жары.
Пикниковую площадку точно посередине пересекала линия - высоковольтовка. На карте её не было. Соколов не успел приподнять вертолёт над линией – ни силы у двигателя, ни времени на это не хватило, - зато успел до мельчайших деталей рассмотреть, что это за линия: и толстый, глянцево-чёрный, словно бы отлитый из чугуна, провод, и жёлтовато-светлые, будто вырезанные из кости, изоляторы, и переходный бандаж, похожий на лубок, который накладывают на сломанную ногу. На всё у него хватило времени, кроме одного…
Он думал, что электрический удар швырнёт машину на камни, рассыплет по деталям, а от людей оставит пепел, но, видать, была его звезда счастливой, и светила эта звёздочка ярче других. Машину действительно повело вниз, людей встряхнуло, в кабине запахло гарью, от слепящей вспышки в глазах стало темно, иллюминаторы вылетели – они просто обратились в прозрачную сталистую крошку, но люди остались живы. И машина жива. Во всяком случае, полуослепший и полуоглохший Соколов смог довести её до Кандагара.
Там кое-как посадил вертолёт, заглушил мотор и долго сидел, соображая, как же он всё-таки остался в живых: по всем законам должен был погибнуть, превратиться в горстку крупного серого пела, в спекшийся камень, во что угодно, а он уцелел.
Вот и сейчас, вспоминая давнее событие, вновь изумился: Что это может значить? Под каким таким счастливым небом он вырос? Соколов больно, чуть ли не до крови закусил губу – ещё не хватало копаться в сентиментальных мелочах. Небо у всех одно, и воздух один – главное, чтобы его хватало.
Долетели домой без происшествий. А ближе к вечеру поступило это страшное сообщение: разведрота, в которой авианаводчиком был его сын, приняла неравный бой. Есть раненые. Самоё тяжёлое ранение у офицера по фамилии Соколов. Требуется срочное восполнение кровопотери и экстренная эвакуация с последующим оперативным лечением.
Подполковник Соколов решил сам возглавить группу поисково-спасательного обеспечения (ПСО). Оставалось за малым – дождаться врача.
=Окончание следует=
http://www.proza.ru/2009/07/23/349