Людка и Лёшка были одногодки и соседи по деревянному, красно-коричневому восьми квартирному дому. Их первый школьный год как-то незаметно докатился до первых в их жизни летних каникул. Вместо привычного круглогодичного детского сада, окончание учебного года ожидаемо-неожиданно одарило ребятишек уходящими за горизонт трёхмесячными каникулами. А тут ещё и отпустили первоклашек отдыхать раньше всех на целую неделю.. Вечно спешащие, замотанные работой и повседневными делами родители, упустили этот момент, и ещё не успели придумать, как поступить с внезапно бесхозной, сменившей статус малышнёй. Конечно же, спасательные круги, бабушки-выручительницы были в наличии, но так получилось, что в этот день почти наступившего лета, первоклашки болтались во дворе одни одинёшеньки. Покачавшись полчасика на самодельной качели, сооруженной на ветвях тополя под окнами Людкиной кухни из бельевых верёвок «случайно» оборвавшихся вчера вечером и гладкой досочки в качестве сиденья, а затем, добросовестно облазив крыши соседских сараев, друзья загрустили. У учеников остальных классов занятия ещё продолжались последние дни, и товарищи по ежедневным шалостям томились пока в школе. Двор был пуст и безлюден. Лёгкий ветерок гонял песчинки по серой деревянной мостовой, и от нечего делать, шевелил листики-пятачки на деревьях, ему было тоже до смерти скучно и не куда податься.
Райончик их был тихий, как сказали бы теперь, спальный. Куча густо стоящих двухэтажных деревяшек опутанных ленточками дощатых мостовых и мосточков, да котельная, с высоченной чёрной трубой, упиравшейся иглой громоотвода в самое синее небо. Поднимешь голову и если долго смотришь на эту иглу, начинает кружиться голова, уводимая вслед за скользящими мимо облаками. Лесенкой вверх по трубе какие-то дьяволы-искусители наделали часто-часто железных скоб, по которым однажды Лёшкин отец взобрался на самую вершину и сфотографировал панорамно, лежащий внизу город. Все ребята с вожделением смотрели на эти скобы, но ползти к жутко несущимся мимо тучам, конечно ни кто не решался. Так и стояла чёрная труба – «груша нельзя скушать». В утешение можно было заглянуть в незапертую дверку, сзади трубы, в толстой петолстой её части, и повзбивать ладонями мягкий как пух пепел густо лежащий на полу. Можно было зайти в гости к кочегару, дежурившему сутками у топок котла в окружении лопат, гор угля и тележки, на которой он вывозил шлак. Отдавший котлу своё тепло и медленно остывающий шлак - бывший уголь, кучами был навален у входа в котельную и приятно грел ноги сквозь подошву ботинок и туфель, незаметно, но необратимо губя её. Ну а если удача полностью поворачивалась к вам своим светлым ликом, и кочегар пьяный вдрызг спал среди чёрных фуфаек на лежаке у окна, то можно было, распахнув пудовую дверку котла, покидать лопатой уголёк в жерло раскалённой вулканно-жёлто-красной топки. Взявши его на огромную лопату столько, сколько позволяли скромные ребячьи возможности. (Кочегар, видимо, всем сердцем любил детей, а по сему баловал их, как только мог, довольно часто «организовывая» в котельной «день открытых дверей»). Угольная пыль накрепко въедалась в поры вокруг глаз и рта, превращая малышню на пару дней в гримированных старичков и старух, а мамы только успевали дивиться чёрным на утро наволочкам подушек.
Вечером каждого дня прикатывал натужно ноющий серый, как танк, мусоровоз ГАЗ-51, и выдвинув лопату рта, терпеливо ждал полчаса, пока прибегут жильцы с окрестных домов раскачивая в такт шагам помойными вёдрами. Шофер, одного запаха с машиной, стоя рядом, ответственно дёргал за рычажки управления, шаловливо торчащие слева вверху от хайла-пасти машины, как заколка в причёске у модницы. От умелых рычажных поглаживаний язык во рту «мусорки» начинал уминать всю дрянь которой её угостили жители и медленно проталкивать её в широкую глотку. С гидроцилиндра под рылом, натекало масло, и было впечатление, что машина так дико голодна, что у неё с губы капают слюни.
Зимой на это же место приезжала коричневая мохнатая лошадь, волоча за собою сани-дровни, и тулупчатый мужичок продавал всем желающим вёдрами картошку, вынимая её из-под груды ватных одеял. Лошадь, грустя, щедро навозила дорогу к неизменному восторгу овчарки «Вулкана» из первой квартиры, которая лопала остывающие калышки радостной пастью, пока её не застигала за этим безбожным занятием хозяйка, крупная, красивая на лицо женщина из первой квартиры. Она тигром кидалась на псину, и тот начинал носиться по двору неровными кругами, ловя момент, чтобы нырнуть к парящёй куче оставленной сыто живущей лошадью, и хапнуть жадным ртом очередной жирный «кусок пирога». После чего торопливо глотая его на бегу во время очередного круга, Вулкан готовился к новому броску. Коррида продолжалась, покуда разгневанная хозяйка не находила, наконец, подходящей длинны дрын, и не замирала в позе самурая с занесённым мечом у самой кучи. Несчастный гурман, воровато облизываясь до самых глаз, ещё некоторое время, как правило, циркулировал акулой на благоразумном расстоянии, но и ему, и зрителям уже было ясно - это конец.
– И-и-ра-а-а! сердито кричала хозяйка волосатого поклонника лошадиной стряпни.
- И-и-ра! Неси со-о-в-о-ок!
Опустив глаза приходила второклассница Ирка, рослая девчонка, и розовея щеками и шеей, заметала на совок остатки говёшек, чтобы выбросить всё в помойку. На этом представление совершенно заканчивалось, каломана пса загоняли домой, а ребятня возвращалась к развлечениям попроще.
Но это всё случалось, как правило, днём или вечером. Утра же, зачастую, бедны событиями, и сегодняшнее явно было из всех бедных, наибеднейшим. Ночной ветер, унёс копоть минувшего дня, и все вчерашние дела и игры утратив осязаемость, неотвратимо перешли в разряд воспоминаний. Новые же развлечения ещё не были придуманы, и оставалось, только что сидеть на крылечке, подперев подбородки коленями, и ждать незнамо чего. За пятиэтажными каменушками гудела дорога, здесь во дворе слышимая лишь как толстая муха, когда залетевши с улицы через открытую форточку между оконных рам, в исступлении бьётся о стёкла глазастой головой. На дорогу ходить было строго невелено. И вот когда друзьям стало окончательно казаться что их скуку ни что не развеет, на повороте дворовой мостовой появился автобус. Жёлтый ПАЗик, прощёлкал по плитам возле пятиэтажек и остановился прямо у крылечка ребячьего дома. Людка просияв глазами лихорадочно-торопливо, пока шофёр вылезал из кабины, горячим ртом прошептала Лёхе на ухо,
- Это Любки, моей сеструхи жених приехал, а её дома то нету!
Любка была старшей сестрой Людки. Семнадцатилетняя черноволосая девушка, под настроение здорово рассказывавшая малышне страшные престрашные истории про ведьм и нечистую силу. После прослушивания которых, идти домой по лестнице в одиночку было совершенно жутко и хотелось как можно дольше сидеть на крылечке слушать, и заодно ждать пока не пойдет домой, кто ни будь из ребят или взрослых тоже здесь живущих.
- Здорово ребята. А что, сестра то дома? – спросил, подойдя к крыльцу, молодой парень-шофёр.
- Нету. В школе ещё она. – ответила Людка и неожиданно добавила, - Серёжа а покатай нас на автобусе, а?
- Да? - как-то неопределённо промычал парень, но быстро вернувшись на землю промолвил, - Ну что ж садитесь.
Гармошка дверь задрыгалась и скрипуче разъехалась в стороны. Совершенно пустой, пахнущий резиной, краской и машинным маслом салон, без людей выглядел непривычно огромным. Что Людка, что Лешка, никогда ещё в жизни не ездили на автобусе одни. Машина заныла и качаясь как корабль стала разворачиваться на узкой дорожке ведущей к кочегарке, хлопая досками мостовой. Казалось шофёр нипочём не угадает и весь этот вагон свалится с узкой деревянной дороги в кусты малины к соседнему дому и тогда уж точно всем троим попадёт от злющего дядьки по чьими окнами росла эта самая малина, но обошлось. Корабль качнулся и поплыл в сторону выезда на улицу. Когда едешь в автобусе по узкой дворовой дороге, то совершенно не понятно как эта железная, громоздкая штука на ней помещается. Деревья зло скребут по окнам ветками и бьют потревожившее их чудище в стёкла, заставляя моргать глазами, машина раскачивается как канатоходец на тросе и всё время кажется что такое рискованное предприятие просто не может закончиться благополучно, но капитан знал своё дело и дворовые канавы не получили поживы.
Три минуты пути до выезда на проспект пролетели оскорбительно быстро и слова Сергея, - Ну всё. Бегите домой. – огорчали до слёз. Людка взмолилась, - А можно мы с тобой поедем? Мы не будем мешать! Ну и что, что далеко, все равно ещё дома долго ни кого не будет. Нуууу… - хитрые глаза кокетливо косили, и им отказать было невозможно. Пароход вздрогнул суставами и выплыл на фарватер проспекта.
До вокзала дорога шла по бетонным плитам, уложенным посреди песков, намытых в болота «Мхов» земснарядами. Город не хотел больше расти вдоль реки, как это было раньше, а готовился строить громадный привокзальный микрорайон-аппендикс напротив своей центральной части. А пока же, на болотах существовала небольшая (по сахарским меркам) пустыня. Вдоль бетонки тянулись устроенные на вбитых в землю сваях мосточки, по краям которых временами выступало не до конца задушенное песком болото. Лешка видал эти трясинки – окна, когда они с садиком ходили на экскурсию на ж.д. вокзал, новый красивый, со стеклянными часами на стеклянном же фасаде. Казалось, упади в эти заросшие ярко зелёной ряской хищные озерка, и ни какая сила уже не отнимет у болотины её добычу. Вся их садичная группа, пока шла мимо этих голодных лужиц, сосредоточенно-крепко держалась за руки и даже почти не баловалась. Сейчас об этом не вспоминалось, автобус как поезд хлестал колёсами по стыкам плит и торопливо бежал к стоянке у вокзала, навстречу с ожидающими его пассажирами. Деревянный райончик, где жили ребята, ограниченный жёлтыми пятиэтажками «хрущёвок» - тогда ещё молодых и являвшихся мечтой многих окрестных жителей, остался далеко позади и лишь чёрная труба котельной, тыкающая в небо своим пальцем была видна над крышами как мачта корабля уже скрывшегося от зрителя за морским горизонтом. Противу ожиданий, пассажиров на остановке у вокзала не оказалось вовсе. «Капитан корабля» Серёга, подождал минут пять, а затем словно потеряв терпение, пришпорил свою кобылу, и лихо перебирая рулём-уздечкой погнал её в обратный путь. Друзья угнездились на самом заднем, занимающем всю ширину автобуса, сиденье. Аппарат не пригнетаемый весом пассажиров к земле, скакал на ухабах полнейшим козлом и буйно бил задом. Всё это было страшно весело, так как наших седоков-путешественников, каждая встречная яма, как из пушки, выстреливала далеко вперёд по салону. Ноги едва касаясь пола, сами несли ребят по проходу к кабине водителя и стоило немалой ловкости поймать в полёте блестящие дужки сидений ручонками, и остаться верными земному притяжению. Когда же река дороги обретала временами спокойное течение, и катапульта сиденья расслабленно засыпала, скуку развеивали стеклянные кассы с чёрными, трескучими, круглыми ручками, щедро одаривавшие маленьких пассажиров билетиками в виде длинных красивых ленточек, из которых умелая и трудолюбивая Людка, живо научила Лешку плести шикарные венки на голову. Час поездки пролетел весёлой жар-птицей, и не успели друзья оглянуться, как автобус, скрипнув тормозами, причалил в новой гавани, на другом конце своего маршрута, остановке-пристани в посёлке с непонятным химическим именем «Сульфат». Атмосферу праздника несколько смазал Сергей, зайдя в салон с целью проведать своих пассажиров. Неожиданно по бабьи тонко залопотав, увидя венки из билетных лент на головах покорителей городских пространств, он трясущимися пальцами принялся суетливо распутывать затейливо сплетённые уборы, но материал не прощал небрежности грубых его пальцев. Розовые и голубые ленточки скорбно разрывались, безжалостными пираньями кусая, Серегин сжавшийся в комочек кошелёк. Так как за испорченные билеты, а уж ему-то, это было доподлинно известно, придётся платить из своего собственного кармана. Суровым упрёкам разгневанного кучера не было конца. Слегка раскаиваясь в содеянном, друзья утешали его, как могли, но тщетно, рассерженный капитан лайнера был хмур словно туча.
-Есть хотите? – спросил он, наконец, сменив гнев на милость.
В ответ две белобрысые головы дружно замотались из стороны в сторону.
- Ну, смотрите! А в туалет?
Отрицание зазвучало вновь так явно, что даже самому тупому, сразу бы стало ясно, ни чем подобным маленькие злодеи и не занимались никогда, и не намерены заниматься впредь.
- Ладно, сидите, ждите. Я скоро. – покачал головой он и удалился.
То что Серёга их запер в автобусе, пожалуй было благо. Неизвестно сколько бы времени аукая, пришлось ему скакать по окрестностям, не предприми он дальновидную эту меру. Зелёный парк за остановкой, «чёртово колесо» видимое из-за деревьев, манили несказанно. Да и вообще исследования новых мест, что может быть увлекательней, но… продолговатые створочки дверей, колупанию пальцем не поддались, оставалось сидеть и любоваться автобусной остановкой и урной с окурками. Кассы с билетиками были тоже теперь табу. Внезапно ребятам захотелось перевернуть ставшую серой, страницу приключения, и вновь оказаться дома, во дворе, тем более что, друзья и товарищи уже наверняка покончили с учёбой и были в полном наличии.
Обратная поездка не шла ни в какое сравнение с дорогой вперёд. Автобус на каждой остановке засасывал всё новых и новых пассажиров, взрослых дядек и тётек, недоуменно мерящих взглядом двух сонных пацанят, хотя слава богу расспросами их ни кто не донимал. За окнами мелькали дома и деревья, сменялись перекрёстки, светофоры равнодушно освещали плывущих мимо них пассажиров, раскрашивая их лица в разные цвета, двигатель гнусаво пел свою нудную ямщицкую песню.
Чего скрывать, дома их очень ждали… Людкина мать, энергичная хохлушистая женщина, выдернула её, из подкатившего к крыльцу автобуса, как репку из гряды. Людкины сандалии подобно молнии мелькнули и скрылись в тёмной дыре подъезда, под аккомпанемент свистящих выдохов бешенства родительницы. Лешка откровенно порадовался сдержанности и благородному спокойствию отца, ведущего его за руку домой. Но тут скосив глаза, он обратил внезапно внимание на весьма тревожный признак. Открывая входную дверь отец молча взялся за пряжку ремня с явным намерением вооружившись им, перейти к недостойному для всякого мыслящего человека действию.
Будучи ярым противником любых телесных наказаний, а так же всяческого насилия, Лешка буксуя рванул на кухню. Там у газовой, мирно шкворчащей плиты, мать жарила чего-то на сковороде.
Рука отца запоздало цапнула пустой воздух.
Почему-то вспомнив поговорку, «победителей не судят» спринт Лешка выиграл.
Слёзы вскипели на его лице одновременно с касанием финишной ленточки в виде маминого передника.
Коварник отец остановил свой топот на пороге кухни.
И в этот момент, непонятно почему, Лешка промолвил полным слёз голосом, неизвестно откуда взявшийся на губах вопрос, окончательно и бесповоротно решивший судьбу вечера.
- Ма, а что такое лёгкая атлетика?
Глядя на отца, мать со смешком, ответила непонятно кому
- А вот, это она, милый, и есть…