"Мне, закаленному в боях старому кексу, нежные покусывания тарантУлов только на пользу. Я себе цену знаю всегда и во всём".
Александр Герасимофф
***
Я, стоя на бульваре, как на мягкой поденной перине, и наблюдая за рационом красного двора, несколько колыхался, от предвкушения прелестями и конечно, в немольном подвыпии рдел, от сладкого льда крепких сумерек до ныне. Мимо спокойно ехали-с немец, в очОчках, прекрасно зализанными-с педантами рисуясь на воздухе, - а я, страсть как нелюбя педантов рисовочных, и являясь чисто-беспричинным дерзким авантюром, лишь на показУ правды, а того хватало, схватил засаленного немца за джинсу кармана, и хорошенько потрепал в ухо, ярко-красных размеров предаваемо, потчуя того шелбанами, шпалами, и за то лишь, что катается не по велосипедной дорожке. Швяйна! Дамы с красного дома нод, наблюдали с энтэрэсом и ухмылочкой, уж такого, простите Брюсселя не видала на этой неделе дней пять. Так показалось. Потом уж, наигравшись, запрыгнул на маленький жучок-авто, на крышу саму, и потаптался недолго станцевав румбу-неополитану - спрыгнув, оценил упорный взгляд одной непотухшей от дури шатенки, приглашая ту в рестрацию "Руссо де ле Фанно" волоком и... Без "и" попрошу! Взяв Нюру, а её звали точно Нюра, под крылышко и декольтэ, как Анфис делал дела и уходил на дела делая их по делу - доходили молча до унылого угла, сами неужто, и давали ногами в дверь, распахивая, точно в старо-режимный год, - простите ради Б-га, но рестораны должны знать клиентов хотя бы в лицо. Публика, наглая от неудивления, даже не кинула некоторый взгляд. Стало холодно и захотелось чистого коньяка и рыбы. Я решил играть весельем, ибо царящая пустотная нудня то и дело оковывала музыкантов. Басисту выпала карта в челюсть, и под черными глазами музыкантов заблестели радостные ноты - время гулять, хера тута ныть! Пляска началась!
***