Не знаю почему – меня всё время тянет на тихий берег реки «Ква»? Я интересовался, рылся в географических энциклопедиях – вроде и нет такой реки вовсе, а я всё никак не могу успокоиться. Вот и сейчас – по всем энциклопедиям выходит, что её нет – точно, а у меня слово «вроде» вылезает, как будто на чудо надеюсь. А началось с обыкновенного сна, бывает же такое, взрослый мужик, а вот поверил в сказку, точнее во сны и теперь даже всё со мной происходящее стараюсь подвести под какую-нибудь приемлемую теоретическую базу. В общем, разобраться во всём этом надо, обмозговать. Вот ведь положение, и рассказать то никому нельзя, скажут: «Бред сивой кобылы». Тут довериться можно только чистому листу, а заодно и помечтать немножко.
А началось всё с обычного сна. Приснилась большая река, я стою на берегу, вокруг лес, деревья большие, под ногами трава густая, высокая, и дышится легко-легко. Трава ярко зелёная, вверху деревья тоже зелёные, густые, солнышко искрящимися зайчиками ко мне пробивается, и полоска неба над рекой синяя-синяя. Чувствую душой, что вокруг всё своё родное. Лес дремучий как защитник, как дом родной. Речка голубая рядом бежит, и говорю я речке такие слова: «Здравствуй, моя милая КВА, вот я к тебе и вернулся». Проснулся, а в душе такая благодать, словно в раю побывал.
Что ж, сон, как сон – настроение прекрасное, светлое. И в следующую ночь, то же место приснилось. Стал я пораньше спать ложиться, чтоб опять речку свою увидеть, – частенько получалось, и уж не просто сны, а прям целые истории. Дальше больше – стал даже иногда днём, как бы сны видеть. Сидишь в вагоне метро, задумаешься, а потом очнёшься и сразу никак не поймёшь где ты, и куда тебе ехать надо. Вроде и плохо, – как какой-то наркоман, уходишь из своей жизни, в какую-то иную, радостную. Ведь в той жизни передо мной то истории разные раскрываются, то сам в них участие принимаешь. Да и перепад резкий, там – лес, речка, городище в лесу, – а здесь сразу толпа в московском метро, как пыльным мешком по голове, сразу и не прочихаешься.
Надо было бы сразу записывать, а то ведь время проходит и многое забывается, а чаще всего проснёшься утром, скорей, скорей на работу прибежишь, за компьютер сядешь. А минутка свободная выдастся, захочется вспомнить что-нибудь светлое, а не можешь, помнишь только, что был там счастлив. Ну ничего, что запомнил, то и запишу, а что забыл, может и под сочиню немножко, надеюсь лист бумаги на меня не обидится.
1
На высоком берегу реки, в густом лесу стоит городище. Небольшой посёлок (по нашим меркам), со всех сторон обнесённый частоколом. Внутри с десяток богатых теремов с подворьями. Вокруг посёлка раскинулся пригород – сотни-две домов, в основном крепких изб, пятистенок. Поселковые дома в основном строились у городища, и по сторонам трёх дорог, которые составляли три поселковые улицы. Первая – западная, самая широкая и богатая, вела к реке и называлась «Речная», она была самая короткая, до крутого обрыва, и с обрыва рассыпалась мелкими тропинками до Квы, здесь стояли дома купцов и ремесленников. Строиться без особого разрешения старейшины здесь было нельзя. Остальные жители располагались вдоль двух дорог северной и южной. Южная дорога вела в стольный городище рода Осов, Северная – в городище Росов. В нашем городище правили старейшины рода Мосов. Дороги, длиной два-три километра, тянулись по земле, освобождённой от леса. Вокруг городища на таком же расстояние располагались поля жителей. Далее дороги превращались в тропинки, которые извивались в густом дремучем лесу и вползали в болота. В самых топких непроходимых местах они ложились на мощёные гати и вновь бежали по дремучим лесам.
За охраной и состоянием этих дорог следила охранная команда, которую возглавлял старейшина путей – «Путник». Он и его помощник знали расположение всех гатей и секретов на дорогах. В команду Путника входили три отряда: Северный, Южный и Речной. Каждый отряд состоял из двенадцати воинов и тридцати шести вольников.
На дальних подступах северных и южных постов, при появлении какой либо опасности, сторожевики поджигали сигнальные костры – днём дымные, а ночью яркие. При виде которых, сторожевики на ближних постах дублировали эти сигналы и затем разбирали гати на топких местах болот. Речной отряд наблюдал за рекой, а также за порядком в городище.
В той – иной жизни я был молодым человеком, юношей лет шестнадцати.
В городище в распоряжении старейшины имелся небольшой отряд воинов для охраны и походов. А остальное здоровое мужское население (вольники) имело свои дополнительные почётные обязанности, по которым распределялось почтение и льготы разного вида. Были вольные отряды сторожевиков и вольные патрульные порядка, а также устроители дорог и строители общественных поселений.
Молодых пятнадцати-шестнадцати летних юношей допускали в присмотр к отряду, то есть помощниками в каком либо серьёзном деле. И меня определили в походники, то есть в охранный отряд, сопровождающий гонца в пути на юг в стольный городище Оков, которое находилось на излучине при впадении нашей реки Квы в ещё большую реку Окву.
Вместе со мной в отрядный присмотр были взяты и ещё двое ребят Ут и Бор. Кстати забыл представиться – моё здешнее детское имя Сель. Это наши первые имена, а когда мы достигнем взрослого положения в нашем племени к восемнадцати – двадцати годам, в зависимости от заслуг и уменья, нам будут присвоены новые, взрослые имена и определены племенные права, а возможно в последствии звания и привилегии.
Ну а теперь я расскажу вам про мой первый серьёзный поход. А для начала кое-какие подробности.
Возглавил поход походный старейшина Лоскут, в подчинении у которого находилось шесть воинов, десять вольников и нас трое, особое место занимал в отряде, вернее над отрядом гонец он был самым главным, но приказывать он имел право только самому походному старейшине, но не нам. Цель самого похода и речь для обращения знал только он один. А походный старейшина был командиром нашего отряда.
Поначалу мы все даже не знали, куда и зачем будет наш поход. Куда нам сказали только, когда мы тронулись, а вот зачем, об этом особый сказ.
Мы, трое ребят, которых определили в присмотр, были очень горды своим назначением, а уж когда узнали, что поход будет по реке, то вообще были на седьмом небе. Все ребята нам завидовали. Но и работать нам пришлось уже по взрослому, готовясь к походу.
После формирования команды походников, сразу же началась подготовка к походу: рубили деревья и вязали плоты. Нам молодым под руководством старших доверялся весь полный цикл работ, начиная от рубки деревьев. Сначала учили, как выбрать лёгкое, прямое дерево, затем учили, как его правильно срубить, чтобы дерево упало в определённом направлении, не застряло бы в ветвях и других деревьев не загубило. Затем очищали ствол от веток, подрубали по длине и волокли к реке, где стволы подбирали друг к другу и вязали плоты уже мастера которые и нас учили этому хитроумному делу. Для похода были изготовлены два плота и небольшой долблёный чёлн для разведки.
Бор был немножко постарше нас и поздоровей, и старался нами командовать, по малейшему поводу выказывая своё старшинство. Мы же с Утом сразу подружились и старались всё делать вместе. Оба мы любили плавать и нырять в реке, а Бор воды побаивался и без нужды в реку не лез, но плавать и он умел немножко, а иначе его бы не взяли в присмотр.
2
Наконец-то все приготовления были окончены, всё на плотах было разложено по своим местам. На второй плот в небольшой шалаш на корме занесли два больших короба, это было место для гонца. И ранним утром, когда красное солнышко вышло из-за леса, наша небольшая флотилия отчалила от берега и поплыла вниз по течению Квы. Нас с Утом разместили на первом плоту, где кроме нас было ещё три воина и пять вольников. Сам Лоскут сидел за задним веслом, на двух боковых веслах сидело повольнику, и по команде Лоскута иногда в нужный момент подгребали. Нас посадили впереди, чтоб мы внимательно смотрели за берегом. Вслед за нами плыл второй плот с гонцом, к которому был привязан чёлн.
Теперь мы с Утом отважные вперёдсмотрящие настоящего походного каравана и на нас лежит ответственность за безопасность всего отряда.
– Ну, Сель теперь смотри в оба, ведь из-за каждого поворота, из каждого куста ивняка, низко свисающего над водой, на встречу нам внезапно может выскочить стая челнов, набитых охотниками диких речных племён, а ведь мы обязаны их заметить первыми.
– Да Ут и мы встанем плечом к плечу, на самом носу плота и будем отважно отбиваться от них копьями.
– Отважные воины, не нагоняйте напрасно страх на себя, да и на весь отряд. – Перебил наши тирады Лоскут. – Воин должен быть хладнокровен и внимателен в опасных ситуациях, беречь свои силы и боевой дух, которые пригодятся ему в бою. И нечего распыляться заранее. Групповое нападение вполне возможно, и нужно быть к нему готовым, но вот уже лет десять, как дикие речные племена группами на нас не нападали. Хотя ночью, в одиночку доплывали на челнах до плотов с воровским умыслом, но бывали биты. Конечно, были случаи и воровства, когда ночные дозорные засыпали на сторожевом посту. Таких ротозеев, также как и трусов, мы с позором выгоняем из отряда, и наказываем, вплоть до изгнания их из племени.
– Мы оба притихли, насупились, чтоб беречь свой боевой дух, и с удвоенным вниманием продолжали вглядываться в проплывающие мимо берега.
– Изредка лёгкий ветерок пробегал над Квой, относя в сторону берега надоедливую мошкару, и дарил нам несколько мгновений приятной прохлады.
Непривычно было нам сидеть всё время, почти совсем без движенья, под жаркими солнечными лучами. Высоко поднявшееся солнце начало припекать.
Над рекой стояла тишина, течение медленно несло наши плоты вперёд и нервное возбуждение, первое время вселившееся в нас, постепенно растаяло, и в голову стали приходить уже совсем мирные мысли.
– Надо бы поискать на ближайшей стоянке по большому листу лопуха, на каждую отважную голову, – подумал я.
В полдень Лоскут выдал всем по лепёшке, и по небольшой вяленой рыбке.
После еды старший разделил нас с Утом на смены. Меня вместе с Коренем назначил в наблюдатели на первую половину ночи. А с рассветом нас должны были сменить Ут с Дёмкой.
Корень, мой старший напарник, коренастый, широкоплечий вольник, с густой чёрной бородой, с виду угрюмый и молчаливый, на самом деле оказался довольно таки добродушным дядькой, как я убедился в последствии. Но сначала я расстроился и подумал, что мне не повезло, потому что весёлого рыжего парня, рассказчика и балагура Дёмку, в которого мы с Утом сразу же влюбились по мальчишески, приставили на присмотр к Уту. И он командовал Утом, как большой командир. А Корень, как бы незаметно и ненавязчиво, присматривал за мной, а за одно и за Утом, подсказывая, или иногда подправляя за нами мальчишеские оплошности, осаживая, иногда, не в меру раскомандовавшимся Дёмкой. Это был как бы естественный отеческий присмотр.
– Давай-ка ложись Селька, подреми чуток, в ночь смотреть дело серьёзное, пошли, на задке соломка мягкая, насмотришься ещё.
Положил Корень холстинку мне под голову. Лёг я на спину, над головой небо чистое, только высоко, высоко облачка тоненькие, ребристые, как песочек на речной отмели, изредка солнышко прикрывают. Тишина вокруг, лишь кормач чуть-чуть в стороны веслом подгрёбывает, чтоб стремнины держаться, да изредка боковым гребцам команды подаёт:
– Ну-ка правый подгреби, подгреби чуток, вот, вот так, хорошо, а теперь левый табань, так, так всё, дале прямо пойдёт…
Незаметно глаза закрылись, и я провалился в мягкий, тёплый, облачный сон.
3
– А ну-ка Селька давай вставай – легонечко тормошил меня Корень. – Наш черёд на догляд становиться.
Глаза не хотели открываться, и я ни как не мог сообразить, что сейчас, толи раннее утро, толи поздний вечер. Но через мгновение, вспомнив, что на мне лежит серьёзная ответственность, я вскочил в полной готовности заступить на наблюдательный пост и по необходимости, обнаружив врага и известив об этом всех тревожным криком, тут же приступить к защите и уничтожению.
От жары на речке не осталось и следа, потемнели кусты над берегом.
Население нашего плота укладывалось на нехитрый ночлег, где сидели, там и ложились, подложив под голову соломки, да укрывшись верхней одеждой. Оставались бодрствовать кормач, двое вёсельных, да мы с Коренем.
Сидя на носу плота я наблюдал за проплывавшими мимо берегами. Над головой висела большая, жёлтая луна.
Из речки с громким всплеском выпрыгивали здоровенные рыбины. Они видимо хотели полетать в освободившимся от птиц небе, но это у них плохо получалось и они всё время плюхались обратно в воду. Корень был большим мастером рыбной ловли острогой, но в летучих рыб, как он рассказывал, попасть очень трудно, так как рыба выпрыгивает лишь на мгновение, в неожиданном месте и ты не успеваешь метко бросить острогу. У тростниковых берегов истошно орали лягушки, стараясь, перекричать друг, друга.
Мы с Коренем сидели на носу плота, спина к спине и смотрели на противоположные берега.
– Корень расскажи мне какой-нибудь интересный случай, ведь ты много раз бывал в дальних походах?
– Хорошо, расскажу я тебе одну историю. Мне давным-давно рассказал её старейшина-походник. Тогда я был такой же молодой и шустрый как ты.
4
В те древние времена, когда лес ещё не был родным домом для нашего племени, а таил в себе много загадок. Посёлок наш был гораздо меньше, и нам надо было ходить в дальние разведывательные походы, чтоб знать, что находится вдали от посёлка – где леса, где болота, где мирные племена, а где иные, разбойные.
И вот для разведки местности на север был послан отряд. Зашёл отряд в дремучий лес. Вокруг полно озёр, да болот. И слышат они не то хрип, не то крик. Смотрят, по грудь в болотной жиже стоит мужик и просит о помощи громко, но на странном, непонятном языке. Хрипит, мычит, вылезти не может, но и тонуть не тонет, видать дно то здесь твёрдое, не глубокое, да больно вязкое.
Близко подойти к нему нельзя. Протягиваем ему длинные палки-шесты, но бесполезно. Без помощи он вылезти не может, а шесты, тянет на себя с такой огромной силой, что даже может увлечь в болото несколько спасающих его человек. Верёвок тогда ещё делать в лесу не научились, говорят в старину, из морской травы хорошие верёвки вили, а из лыка да из пеньки – это уж потом вить стали. Так вот нашли деревце небольшое, срубили. Пятеро их человек, так вот они все, за один конец-то взялись, а другой ему протянули. Схватился этот мужик за конец дерева, да как потянет, чуть всех в болото не утянул. Все попадали, хорошо ещё отпустили вовремя – силища то у чужака, прям не человеческая. Что делать? Не бросать ведь. Даже животину, и то жалко, а тут ведь человек и не важно, что чужой. Стали думать, как быть, что делать? И удумали. Нашли две длинные ёлки, срубили. Верхние ветви обрубили, а двумя нижними, друг за друга зацепили. Остальными длинными ветвями стволы, вместе связали. Для прочности ещё и лыком друг к другу притянули. Теперь от ближайшего толстого дерева до чужака этой связкой вполне можно было дотянуться. Как могли, стали чужаку растолковывать жестами, чтоб он не дёргал сразу и сильно не тянул, а постепенно, тихонечко. Каждый привязал себя лыком к дереву, взялись разом за макушку ёлки и стали медленно продвигать к нему противоположную макушку привязанной ёлки. Видимо он понял наши объяснения, да и медлительность движений дополнительно подсказала ему, что надо действовать осторожней. Он стал тянуть постепенно, со всё увеличивающейся силой. Пятеро дюжих мужиков еле удерживали противоположный конец связки. И вот, наконец, он, постепенно перебирая ручищами по связке ёлок, стал потихонечку продвигаться к краю болота. Подойдя к самому берегу, а берега везде были крутые, и вода была ему по грудь, он стал как-то неуклюже выбираться из болота, не хватаясь руками за берег, но у него ничего не получалось. Наши походники пробовали ему помогать при помощи ёлочной связки, но ничего не получалось. Он как-то странно пробовал выбирался на берег, стараясь не вылезать, а сразу запрыгнуть. Берег был крут и у него нечего не получалось. А походники, как могли, растолковывали ему, что надо схватившись за ёлки по ним вползать на берег, но он не понимал и всё время неуклюже старался запрыгнуть. Через какое-то время, после некоторых утомительных попыток он, тяжело дыша, стоял у берега, не в силах сделать более не одного движения. Вечер был на исходе, и чтоб хоть как-то ему помочь, наши походники стали скапывать рабочими топорами крутой берег. Работали, пока хватало сил, и сровняли узкую полоску бережка с водой. А он, хотя и обессилил, всё же твёрдо стоял на ногах, наблюдая за их работой. А когда совсем стемнело, походники легли спать, чтоб с утра со свежими силами всё-таки постараться вызволить чужака из болота. Костёр на ночь не разжигали, так как были в совершенно незнакомой местности.
Ночью их разбудил сильный шум и плеск воды. Видимо чужак отдохнув, возобновил попытки выбраться из болота. Вокруг была кромешная темнота, и не нельзя было ничего разглядеть. Но у чужака видимо зрение было лучше нашего. И с грохотом и шлепками, видимо он несколько раз соскальзывал с берега обратно в воду, он продолжал выбираться. Но вот послышались мощные громкие удары ног по земле, по всей вероятности ему всё-таки удалось выбраться. И с необыкновенным грохотом и гортанным криком он огромными прыжками, бросился в сторону от болота. Была ещё глубокая ночь и дружинники ничего не смогли разглядеть, но по слуху прыжки чужака напоминали лошадиный бег.
Отважные воины были встревожены произошедшим, и чтоб хоть немного успокоится, нарушили походный закон и развели маленький костерок прикрыв его со всех сторон сумами.
Утром, осмотрев место возле срытого ими бережка, они обнаружили глубокие следы от копыт. Посовещавшись, они решили, что это был сатир, но безрогий, потому что когда было ещё светло, рогов у него на голове не видел ни кто из них.
Вот такую правдивую историю я слышал от главного путника. А теперь дослушай конец этой истории.
Воины вернувшись из похода рассказали на совете старейшин племени, случай который ними произошёл. Их выслушали, и один самый седой и умный старец сказал, что это был зверь – человеко-лошадь. Легенды об этом звере уходят в далёкое прошлое. Видимо это был один из самых последних, потому что после этого ни кто и никогда больше этого зверя не видал. Но живёт на берегу тёплого моря большое племя, в легендах которого часто встречается описание этого зверя – человеко-лошади.
Слушай рассказы старших, Селька, да набирайся ума. Много было на свете такого, чего мы не знаем, а ещё боле на свете всяких чудес, о которых мы хоть и слышали, да объяснить не можем.
5
Над рекой стояла абсолютная тишина. Стало светать, а мы всё текли и текли вместе с Квой по безмолвным просторам голубого тумана. Стало прохладно меня невольно пробирала дрожь. Слева над рекой макушки деревьев окрасились заревом. Я вбирал глазами малиновую чистоту, стараясь об неё согреться…
Сзади что-то тихонечко стукнуло по плоту, я обернулся, из бревна торчали две стрелы.
– Тревога!!! Поднять щиты на правом борту!!! Стрелы с правого берега!!! – Громко закричал Корень.
Все спавшие сразу же вскочили со своих мест и стали поднимать и вертикально устанавливать вдоль правого борта большие, тяжёлые, дубовые щиты. Работали споро, быстро и уже через две минуты все сидели, согнувшись под, щитами и путник на корме был загорожен щитом с правого борта. С заднего плота раздавался стон, одна стрела всё-таки успела в кого-то попасть. Как я заметил, стреляли с двух высоких, густых деревьев, нам вдогонку. Наверное, эти стрелки заметили наши плоты, залезли на деревья, спрятались в густых кронах, и только тогда начали стрелять по плотам. Через несколько минут обстрел прекратился, так как мы отплыли от этих деревьев на большое расстояние, и было видно, как двое спрыгнули с деревьев и побежали от реки в лес.
– Дружина! – Спокойно! – Слушай! – Закричал путник.
– Через полчаса русло реки будет поворачивать вправо, и минут через десять, после поворота, плоты будут проплывать близко от места обстрела. Сейчас обстрел был случайным. Мы должны быть готовы к серьёзному обстрелу, а возможно, и нападению. Укрепить щиты по обоим бортам, и на корме, гребцам и рулевым, быть готовыми к манёврам по моей команде. Круту залечь в чёлн, прикрыться сверху щитом и следить за происходящим, без нужды себя не обнаруживать, не дать захватить чёлн и быть готовым неожиданно вступить в бой. А сейчас все по местам с луками и копьями, и без нужды высоко над щитами не высовываться.
Путник положил рядом с собой железный меч, и наша маленькая флотилия уже в полном боевом порядке с высокими бортами и торчащими для устрашения копьями медленно и грозно плыла к крутому повороту Квы.
Походники притихли, внимательно всматриваясь в берега, и сосредоточенно готовились к бою. Поудобней прилаживали на себе одежду, располагали за поясами ножи и топоры, пробовали натяжку луков и перебирали стрелы в колчанах.
И вот крутой правый поворот реки. Кормач и гребцы споро заработали вёслами, стараясь попасть в самый центр стремнины.
После шумного поворота наступила тревожная, настороженная тишина.
Наши плоты, как две маленькие крепости, ощерившиеся копьями, медленно скользили между чужими, зловещими берегами, заросшими густыми кустами и раскидистыми вётлами.
Хотя мы и ожидали нападения, но всё равно всё началось как-то неожиданно. Внезапно с громкими криками и завываниями стая челнов вылетела из-за кустов и сразу же с правого берега на нас обрушилась туча стрел.
Весь удар был направлен на наш первый плот. Челны стремились на высокой скорости обойти нас спереди и напасть на нас с левого борта, вероятно, чтобы не мешать своим береговым стрелкам. Дикарей было по четыре-пять человек в челнах, и они быстро гребли, низко наклонясь, почти лёжа.
Мы начали стрелять по челнам из луков, но с берега по нам стреляли очень много стрелков, и уже один наш походник лежал на плоту с широко раскинутыми руками и не шевелился, из шеи и из груди у него торчали две стрелы. С кормы послышался стон Ута, стрела попала ему в руку, чуть выше локтя, но Дёмка быстро выдернул зазубренное жало и тонкою тряпицей перевязал ему руку.
Лоскут прокричал:
– С первого плота не стрелять и спрятаться за щитами.
Второй плот старался нагнать нас и расположиться между нашим плотом и берегом, чтобы хоть как-то заслонить нас от стрел.
Мы согнулись под щитами в ожидании нападения. Мне стало по настоящему страшно, хотелось каких либо действий, бежать, кричать, бить защищаться. Но мы лежали за щитами совсем без движения.
– Внимание! – закричал Лоскут. – Сейчас всем надо притихнуть и копить, копить в себе ярость, но внешне показать, будто мы напуганы и совсем не готовы к отражению их атаки. Всем напрячься и быть готовыми к внезапному броску на врага с копьями, когда четыре чужака поднимутся на борт плота. Но только сразу всем, по моему крику. На втором плоту прекратить стрельбу и возобновить стрельбу по чёлнам сразу же по моему крику.
После этого Лоскут стал размахивать в стороны поднятыми вверх руками.
Над рекой раздался громкий победный вопль дикарей, они прекратили обстреливать нас с береговых деревьев. И старшие из них стали перекрикиваться между челнами, видимо договариваясь кому на какой плот высаживаться, чтоб отбуксировать их к берегу. Челнов было шесть по четыре, пять, вооружённых копьями, воинов в каждом.
Лоскут, встав на корме плота во весь рост, закричал им, подавая знаки, что сейчас мы сами причалим к берегу.
– На вёслах налегли потихонечку и разворачиваемся к берегу, внимание, делаем вид покорности и начинаем грести к берегу.
Мой страх уже прошёл и я не понимал, что же происходит, я был возмущён, – это же предательство. Я даже привстал над щитами, но Корень резко дёрнул меня за руку.
– Ой, молодец старейший. Смотри Селька, ведь нас течением уже на сколько от стрелков отнесло, пока мы на плотах туда-суда крутимся. Челны-то без луков, готовься к атаке, сейчас уже другой расклад будет.
Дикари, видя нашу неспешность, с большого челна полезли к нам на плот, а другой большой чёлн поплыл ко второму плоту.
И как только четвёртый чужак взобрался на наш плот, Лоскут с криком ура-а!!! выхватил меч и набросился на стоявших, на плоту чужаков. И сразу же все наши дружинники, крича ура-а-а!!! набросились на дикарей, которые никак не ожидали такого оборота. И я как взбесившийся молодой бычок, со всей силой, со всей скоростью, сделав с низкого старта три прыжка, вонзил в грудь здоровенного чужака своё копьё. Он успел схватить меня за плечи и мы вместе полетели с плота в реку, погрузившись в неё с головой.
Под водой схватка продолжилась, но уже совсем не в мою пользу. Здоровенный чужак сразу же подмял меня, сжав мне грудь с огромной силой, я только мог барахтаться в воде ногами, не в силах даже шевельнуть рукой. Это продолжалось секунд десять, и я мгновенно распрощавшись с жизнью знал, что это мой предел и ещё через две секунды остатки воздуха вместе с моими внутренности брызнут у меня из ушей, и я лопну, раздавленный это дикой силой.
Но внезапно хватка ослабла и я вылетел из-под воды с трудом, через боль вздыхая и жадно глотая родной воздух, дикаря рядом не было, видимо мой удар копья был силён и точен, и в результате именно он решил исход схватки, а борьба в воде это возможно были его последние, предсмертные судороги.
Голова гудела, дышалось очень трудно, перед глазами расплывались жёлтые круги. И только через несколько секунд, судорожно вздохнув несколько раз, я из общего шума, различил крики дикарей, и в десяти метрах от себя увидел наш плот. Пятеро чужаков, визжа, сражались на нём, с нашими походниками. Я успел увидеть, как Лоскут ударом меча сбил с плота одного чужака, и уже другой чужак с копьём в животе летел вслед за первым.
Но тут перед глазами вдруг близко появился борт челна мгновенно закрыв от меня картину боя и я получил сильный удар по голове, который уже во второй раз погрузил меня в речную пучину.
Удар копья прошёл вскользь и только слегка оглушил меня. Я мгновенно сообразил, что на поверхности меня ожидает верная смерть, и надо нырять на сколько можно дальше, и держаться под водой на сколько можно дольше. Опасность вновь придала мне силы я плыл, плыл, плыл под водой в одном направлении, и только когда грудь мне уже разрывало от недостатка воздуха, я на мгновение всплыл на поверхность, резко вздохнув, и тут же продолжил своё вынужденное подводное скольжение. Голова раскалывалась от удара по голове и от недостатка воздуха, но я на пределе своих сил сделал ещё два затяжных нырка. И только после этого, уже совсем ослабевший и плохо соображавший, оглянулся вокруг.
Я находился уже недалеко от густых зарослей осоки на правом берегу. Бой уже затих, и плоты отнесло по течению на приличное расстояние. Чужаков на плотах уже не было, и наши походники обстреливали три оставшихся челна с речными охотниками, которые, отплыв на безопасное расстояние, всё ещё продолжали угрожающе орать, и трясти копьями. На нашем челне, на колене, стоял воин-боготырь Крут, и кричал врагам что-то обидное, размахивая над головой длинным мечом, правой рукой он придерживал захваченный вражеский чёлн.
Меня никто не замечал, голова раскалывалась, на глаза стекала кровь из раны, руки и ноги устали до предела и еле шевелились. Я из последних сил заплыл в заросли осоки, прополз несколько метров, чтобы выбраться на сухое место и потерял сознание.
6
После неожиданной и неудачной битве на реке, племя было не на шутку встревожено. Большая семья Костахов, давно мечтала захватить власть над племенем и подбивала охотников уйти в глубь лесов или в южные степи. Они мечтали вновь кочевать семьями в повозках, как это было раньше, сто лет назад, до объединения племён кочевников с рыбаками. А раньше, племя жило кочевьями в степных местах за рекой Оквой, но пришедшие с юга, многочисленные, воинственные, чужие племена вытеснили их из степной местности, за реку Окву в лесистую местность. Но здесь жили тоже очень многочисленные, но довольно таки разрозненные племена Россов, Осов и им подобных, которые были раскиданы на сотни километров, как к северу, так и к востоку. Язык у них был один, и это для других племён было самое страшное. Потому, что несколько племён, сговорившись о союзе, состовляли большую силу. Но это было очень редко, только в лихие года, когда нужда, или беда заставляла их действовать совместно. А проходила нужда, и старейшины каждого племени старались жить вольно, сами по себе, нарушая ранее принятые договорённости, и нередко, даже враждуя между собой. Что делало эти племена слабыми и такими же мелкими, как и множество остальных диких племён, раскиданных на этих богатых рыбой и зверем просторах..
Большие кочевые племена за Окву почти никогда не переправлялись. Для скотоводов кочевников леса – это глухомань, голодные места.
Объединённое племя, осев на берегу реки Квы, смогло наладить новую, спокойную, более сытую жизнь и даже выстроили земляной посёлок на холме близ реки. Рыбаки, примкнувшие к ним и взявшие в жёны темноволосых красавиц – научили мужчин племени ловить рыбу, вялить её и замораживать в зимних ледниках, сохраняя её вплоть до весны.
И вот после ста лет спокойной жизни, молодые охотники, подстрекаемые семьёй Костяхов, вообразили себя силой, способной противопоставить себе не только старейшин племени, но и другим, сильным соседним племенам.
Они занимались грабежом в долине реки, и подбивали мужчин бросить стариков, женщин с детьми и уйти в степь на вольную жизнь, насильно забрав с собой красивых молодых девушек. Старейшины знали про эти планы, и как могли старались отговорить молодёжь, разъясняя им неразумность этого поступка и то, что сто лет тому назад племя жило в степи и было на грани выживания и поэтому ушло из степей.
И вот сегодня, ранним утром братья Котахи – Бартык и Чалдон переполошили племя криками, что по реке плывут плоты с чужим войском, которое хотело, было высадиться на берег, чтоб разграбить их поселение. Но они отважно воспрепятствовали этой попытке и меткой стрельбой отогнали врагов. И вот теперь на этот водный караван надо внезапно напасть, чтоб они знали нашу силу и чтоб впредь все проплывшие караваны платили дань с каждого судна.
Возбуждённые охотники, почуяв лёгкую добычу, готовились к нападению и не слушали старейшин племени, предупреждавших их об ответной мести сильных племён.
Предвидя недобрый поворот событий, вождь племени Барто, сознавая, что при богатой добыче, охотники исполнят свой план и уйдут степь. Он позвал свою жену и сказал ей, чтоб она, взяв с собой двух внучек: Малину – 14 лет и Ланкай – 16 лет от роду, черноглазых красавиц, и срочно спряталась бы с ними на несколько дней в непроходимом густом кустарнике, на берегу реки, в землянке, о которой знали только они. А он после, по возможности заберёт их на челне, как только улягутся бунтарские настроения в племени.
И вот сразу же, тайком, пока охотники готовились к нападению на караван, бабушка с внучками, прихватив с собой одежду и немного продуктов, так в землянке был запас провизии, отправилась в подтаённое место.
Пробираться пришлось сквозь густой, колючий кустарник, через густые, выше человеческого роста, заросли крапивы, на, маленький, но довольно таки высокий полуостровок, заросший камышом и осокой.
Бабушка Кёрли – маленькая, сухонькая, остроносая старушка, с двумя зубами, очень похожая на Бабу Ягу, но очень добрая и заботливая, самоотверженно шла во главе маленькой колонны, напуганных и притихших девчонок, которые все в царапинах и ожогах быстро шли за бабушкой.
С реки доносились крики боя.
Землянка скрывалась на возвышенности в густых кустах лозняка, и была совершенно незаметна. Бабушка Кёрли приподняла небольшой кусок дёрна, который лежал на ветках, и они по очереди спустились в тёмный и холодный лаз. Последней, спустилась бабушка. Она положила на место ветви и задвинула на них кусок дёрна.
Внутри землянки, на удивление было достаточно уютно. В верху два маленьких отверстия для воздуха и света. Через некоторое время, когда глаза привыкли к полутьме, можно было разглядеть внутренности землянки. Потолок был низок, но бабушка могла стоять, выпрямившись, так как ростом была невелика. Когда глаза, после яркого света, привыкли к полутьме Девушки сали разглядывать внутренности землянки. Стенки и потолок были выложены небольшими брёвнышками. К двум стенкам прислонялись покрытые сухой травой, широкие полати, для сна, или сидения. В углу стояли короба с запасом солёной рыбы, сверху свисали большие связки вяленной рыбы, с потолка свисали пучки сушёных трав и кореньев, в противоположном углу из камней было выложено место для маленького костерка.
В полной тишине и относительной темноте, успокоившись, наши беглянки заснули на полатях, утонув в душистой сухой траве.
7
Первой проснулась бабушка Кёрли.
Осторожно встав на ступеньках землянки она прислушалась. Вокруг стояла тишина. Прихватив с собой кожаный мешок для воды она осторожно стала пробираться к воде по осоке, не выходя на открытый берег.
Внезапно сердце бабули ушло в пятки и стало по настоящему страшно. Что делать? Под ногами, в двух шагах от воды, недвижно лежало тело подростка 15 – 16 лет от роду. Волосы на голове были залиты запёкшейся кровью.
Светлый цвет кожи и курносый нос выдавал в нём черты руссо-славянских племён. Вероятно это был член дружины отставший от своих плотов во время битвы на реке, несколько часов. Промелькнула мысль: сразу же оттолкнуть тело от берега в реку, чтоб течение реки подхватило и унесло, а за одно и все проблемы, которые могут возникнуть. Но она просто не смогла этого сделать, не убедившись, что юноша мёртв. Она перевернула тело на спину и прислушалась к дыханию. И о чудо, послышался стон и прелестный белоголовый мальчик, а это было именно так, был жив. Светлые черты лица, юность, курносость, не оставило в её сердце ни тени сомнения. Она, не колеблясь ни на мгновение выбрала рискованный, для своих внучек, путь спасения этого ребёнка, поразившего её, на старости лет своей чистотой и светлостью. Мужчины, да и мальчики её племени – черноволосые и черноглазые, казалось с рождения, таят в себе хитрость во взгляде. А здесь на берегу реки лежал беззащитный, белый птенец, вызывающий в душе чувство острого сострадания. Сразу же пронеслась мысль: убрать, спрятать его от чужих, чёрных глаз, немедленно.
Набрав воды в кожаный мешок, она быстро вернулась в землянку, разбудила внучек, быстро объяснив и обрисовав им тяжесть положения юного незнакомца. И они как могли, потихонечку, доволокли бессознательное тело до землянки, спустили и пристроили его на полатях. Бабушка, опытная знахарка, промыла рану на его голове, которая к счастью оказалась не опасной, и неглубокой, хотя крови вытекло видимо изрядно. Обложив рану и грудь юноши распаренными тёплыми травами, напоив целебными настоями, они уложили, завернув его в тёплое и оставили в покое, положась на милость богов и юношеское здоровье.
8
На первом плоту все молчали. Нервное возбуждение после яростного боя сошло почти на нет. Погибшего в первые же минуты боя от двух стрел вольника Пашека, они два часа назад схоронили на открытом берегу. Корень молчал, но было видно, что он ни как не может успокоиться. Всё винит себя в смерти Сельки, снова и снова перебирая в уме все возможности, которыми он не воспользовался. Да и как же так вышло? Ведь он не сберёг, не заслонил, не спас своего мальчонку, к которому успел привязаться всем своим огрубевшим от походов сердцем. На носу отвернувшись ото всех сидел Ут и слезы тихонечко капали у него из глаз. Это он последний раз увидел в воде, голову Сельки, когда второй вражеский чёлн мчался на их плот, и он видел этот страшный удар копья по Селькиной голове.
После похорон Пашека, Старейший походник Лоскут перешёл на второй плот. Вместо него, старшим на первый плот сел Крут, – самый сильный богатырь племени.
На корме второго плота гонец Игорь и Лоскут спокойно и обстоятельно обсуждали утреннее происшествие.
– Сражение было короткое, но очень серьёзное, и теперь пришла пора рассказать всем о главной цели нашего похода. – Говорил Гонец. – Мы понесли потери, но в сложившейся ситуации – минимальные. Погибли два наших товарища, трое – ранены, из них один серьёзно. Все сражались достойно, проявив выдержку и сплочённую дисциплину на плотах. Геройски погиб внук вождя, Сель – храбрый, отважный, работящий юноша. Он был бы одним из первых кандидатов в нашу будущую дружину. Отвечать перед Крисаном придётся нам с тобой, когда вернёмся. Корень не доглядел, да какой теперь с него спрос, сам себя и наказал, ему теперь всю жизнь мучиться, переживать будет, как за сына.
Теперь о главном. Мы плывём в Колом, чтоб обговорить условия мирного объединения нашего племени с племенем Осов, на братских основах, признавая град Колом нашим стольным защитником.
Под свою власть и сохранность мы должны будем взять окрестности бассейна реки Квы. Места севернее отойдут под власть племён Росов. А ними тоже будет общая договорённость. При племенах, в городищах будет создано регулярное войско – дружины. Все разбойники окрест Квы должны быть уничтожены, а разбойные поселения, выжжены дотла. Мирным жителям как нашим, так равно и басурманам, принявшим нашу власть – будет оказана защита от любых разбойников. Племена Осов будут решать проблемы по защите бассейна реки Оквы возможно иногда при нашей помощи, всё-таки это наша общая граница от степных племён. Дружины при нужде будут объединяться, как для защиты, так и для нападения, действовать совместно и подчиняться единому родовому воеводе. Пора нам становиться хозяевами на своей земле.
- Это правильно, вопрос объединения племён давно вызрел – вступил в беседу Лоскут. – Конечно многие влиятельные семьи нашего племени не захотят быть в подчинённой зависимости племени Осов, хотя бы и условном. Я знаю, что воевода – старейшина ополчения племени будет точно против, так как это унизит его положение – второго старейшены племени.
- А вот для этого, и для общего усиления войска – будет создаваться постоянная дружина. Это и есть главная задумка Крисана. Наше воинство его полностью поддерживает. После создания дружины и укрепления её мы будем ставить на совете племени вопрос о полном единоначалие. И наша главная цель – это выбор князя на совете старейшин нашего племени. Но эти наши планы должны остаться между нами. Пока ещё не настало время их обнародовать.
И еще одно важнейшее начинание, касающееся непосредственно вашей команды. Мне дано право от лица старейшин нашего племени согласится на совместное строительство дороги между нашими племенами, от городища Мосов, до города Колом, достаточно широкой, для разъезда двух широких повозок, и создание по два крепких посёлка на дороге от каждого племени…
Течение медленно несло плоты вниз по реке Кве на юг к городищу Осов, подобно времени, которое также неудержимо приближало нас к сроку возникновения стольного града Колом.
9
Сель никак не мог выйти из тягучего состояния кошмара, который с отвратительным постоянством, навязывал ему, всё время повторявшийся сон, изматывавший его душу.
Ему снилось, что огромный дикарь тянет его под водой за ноги, а он ни как не может от него вырваться. Не дышать становится невозможно, и он с болью, через силу вдыхает в себя тяжёлую воду, которой на удивление оказывается можно дышать, но от боли и тяжести сон прерывается. Но через мгновение всё повторяется вновь. Дикарь тянет его за ноги, на дно реки и за пределом возможного Сель вдыхает в себя обжигающую, тяжёлую воду и с удивлением и болью вновь переходит в начало сна.
Но вот затягивающая повторяемость тягучего, болотного сна начала ослабевать и вместе с шумом и головной болью стало возвращаться ощущение реальности. И он из общего шумового потока стал различать приятные, мелодичные не-то женские, не-то детские голоса. Появилось ощущение запаха земляной сырости и душистого разнотравья.
Сознание возвращалось к нему постепенно, но, не решаясь открыть глаза он прислушивался к тихим, чужим голосам, стараясь что-то понять, но не мог различить не одного знакомого слова. Слегка приоткрыв глаза, он увидел, что находится в каком-то подземелье, было темно и только из отверстий в потолке просачивались два тонких пучка света. Он лежал в сухой траве, на лежанке, немного приподнятой над полом, напротив, на такой же лежанке сидели и разговаривали три женские фигуры. Он тут же закрыл глаза. Теперь он уже полностью вышел из состояния бреда. И постепенно, восстанавливал картины произошедших событий. Он утвердился, что он Сель из племени Мосов, далее он вспомнил весь процесс подготовки к дальнему походу, само плаванье на плоту и нападение на них дикарей из чужого племени. Он даже вспомнил последний вид уплывающих вдаль плотов, и размахивающего мёчом Крута. Но вспомнить, что было дальше, и как он попал к подземным жителям, он не мог.
Ну нечего, главное жив, а уж из полона-то как-нибудь выберусь, тяжелее дорогу назад к племени найти, да и тут против течения как-нибудь, не доплыву, так по берегу до бреду, но это уж потом. Успокоившись, Селька глубоко вздохнул, но острая боль в груди пронзила его и у него невольно вырвался стон.
Он лежал с закрытыми глазами но слышал, как женщины встрепенулись, затихли и тихонько подошли к нему. Он открыл глаза и от неожиданности вздрогнул. Над самым его лицом склонилась настоящая Баба-яга. Большие чёрные глаза большой крючковатый нос. Его сердце ушло в пятки, ужас парализовал всё его тело. Он даже не в силах был закрыть глаза. Самый страшный персонаж почти всех сказок его рода стоял перед ним во всей своей ужасной красоте. Она что-то сказала двум своим молодым прислужницам и Селька понял, что часы, и даже последние минуты его жизни сочтены и уже на исходе – во рту у неё торчали два здоровенных клыка. От такого вида не то что молодого парнишку, а и бывалого богатыря без подготовки оторопь взять может. Ведь без молитвы или без духовного заговора к нечисти подступаться нельзя.
Они скинули с него тёплое покрывало, он был совершенно наг, быстро стали снимать с него прилипшие ко всему телу листочки, затем аккуратно намазали его чем-то липким, по запаху напоминавшим мёд, и снова стали обкладывать горячими, распаренными листочками всё его тело. Затем укутав его покрывалом, стали поить его из большой глиняной миски горько-сладкой травяной настойкой. Селька в молчаливом ужасе не смог им ни в чём перечить, и даже выпил две миски этой отравы.
Боль в груди и во всём теле стала притихать. Баба-яга и её прислужницы отошли и сели на противоположную лежанку. И только тогда Селька смог закрыть глаза.
– Да, все его планы рушились теперь уже окончательно – думал Селька. – От Бабы-яги и здоровый то человек не знал как спастись, а тут вона и дыхнуть-то свободно нельзя. По телу разливалась приятная теплота, боль уже совсем от него отступила, и мысли медленно плавали в его голове, как жирные караси в пруду.
– Воли они меня уже лишили, в сладком соусе вымазали, всякими приправами обложили, видать всё, конец. Скоро здоровенные лешие с кикиморами придут посадят меня на вертел и будет у них пир на весь нечистый мир.
Ой подождите, подождите вспомнил с Бабой-ягой можно хитростью справится.
- Да где уж тут, и караси в голове всё медленней и медленней плавают, скоро весь мир в сон опустится.
И заснул наш Селька в ужасном блаженстве здорового, юношеского сна.