Кадр первый
Мертвый город. Отсвет блеклой луны на покореженном асфальте. Пустые дома, в них замерло время. Расколоченные витрины. Со стен домов свешиваются размокшие афиши. «Концер… Впервые на… Не пропу…те».
« Майя Доц…сер!!! Меццо-соп… После гастролей в Ев…». « Сеансы в 21.00 и 23.20».
Идет снег. Снег падает с неба мелкой и гадкой крупой. Ветер швыряет его охапками прямо в лицо. Можно повернуться в любую сторону он все равно будет безжалостно хлестать по щекам осколками льда. Мокрые комки как будто живые забираются за шиворот, и стекают по коже тоненькими холодными струйками.
Каждый шаг, даже самый осторожный, разлетается в пустоте гулким эхом. В этом городе уже давно никто не живет. Все цвета вокруг имеют оттенок заброшенности. Фонари не работали уже полгода, но их никто не трогал. Даже не пытались вытащить ценные стекла. И хорошо. Целые фонари на улицах ласкали взгляд и позволяли изредка представить, что все в порядке. Но месяц назад кто-то глупый и злой разбил их прицельными ударами камней.
Развороченные двери подъезда. На ступеньках гора мусора. Обрывки бумаги и картона. Железа нет, уже все собрали. На крыльце валяется брошенная кукла в истлевшем платьице и одном красном башмачке. Когда то золотистые кудряшки стали блекло серыми. Но на пластмассовой рожице до сих пор не стерлась глупая улыбка.
Мутные окна. Изморозь на них подтаяла и застыла серебристыми каплями. Как чьи-то большие темно синие глаза, подернувшиеся дымкой подступивших слез.
Мокрая дорога. На обочине машины. Двери распахнуты. Сбоку видно, что обшивка с сидений ободрана. Посередине трассы валяется половина синей рубашка.
Ветер мрачно завывая пробирается по вымершим развалинам. Остается странное ощущение, что он проводит инвентаризацию того, что осталось в городе.
Чьи то тени скользят между домов. Неровной искосью промелькнут то где-то вдали, то совсем рядом.
Кадр второй.
Человек перебирается между разрушенными домами. Он перебегает от тени к тени подволакивая левую ногу. Дыханье вырывается из груди с судорожными всхлипами. В правом боку периодически взрывается белесыми искрами боль. В голове сидит кто-то с наглой усмешкой молотящий по вискам тяжелой кувалдой. Каждый удар отдается во всем теле.
Сердце колотится в груди как заключенный-психопат об решетки. Выпустить бы его, и сразу станет легче...
Человек останавливается и ещё раз через силу вдыхает воздух с привкусом льда и снега. Прислоняется к стене.
Вызывает тупое удивление не подчиняющаяся нога. Путь, пройденный за последний час четыре дня назад одолел бы за десять минут.
Справа раздался протяжный и заунывный свист. Человек замер. Минуты тянутся как дешевая жвачка. Он старается не дышать, но из горла вырываются хрипы. Тишина. Вот оно! Свист повторился, но уже в отдалении. Прошло мимо. Он расслабил напряженные мышцы. Но вместе с облегчением пришел холод. По правой стороне лица прошла судорога.
Он вообще смутно помнил, как он попал в эту лужу. Помнил только что очнулся от озноба трясущего все тело. Медленно проникающий под веки свет луны и осознание того, что он лежит во льду. Вмерз в лужу. Теперь глаз затек, и он плохо контролировал правую сторону улицы.
А льдинки на куртке отстукивают «Пещеру горной феи». Интересно. Ноги подломились, и человек упал. Глаза открывать не хочется, а еще меньше хочется вставать.
Еще одна короткая пробежка. Резкий шорох справа. Не успел… Темно…
Кадр третий.
Тсс, тсс…
Не шумите, дети не будите папу
Тсс, тсс…
Папе снятся твари…
ВЫКЛЮЧИТЕ СВЕТ!!!
Я никогда не забуду тот странный разговор … Мы сидели на полу и я ревела… Я умРу бЕз тебя… Да-да,я так и сказала…
Глупые дети считают, что конец света это разлука и та пустота, которая остается после осознания неисправимости собственной ошибки. Нет. Нет. Нет. И еще раз нет.
Яркий луч света выхватывает из темноты голое плечо и лохматую прядь черных волос. Поворот. Печальные глаза и бледный лоб.
Я думаю, что мир кончается тогда, когда ты перестаешь его осознавать. Наступает момент абсолютного равнодушия и тишины. Наша психика создана хрупкой, а память не цепкой.
Я домой хочу. Я домой хочу я домой хочу ядомойхочуядомойхочуядомо… Куда?
О чем я говорила? Ах, да память… Я не могу понять, почему обрывки совершенно не нужной информации надежно сохранены у меня в голове, а самое важное и эмоционально насыщенное исчезает почти моментально.
Что вы говорите? Не понимаю вас… Вы уже почти исчезли.
Пытаться вспомнить события жизни? Для меня глагол «вспомнить» звучит слишком страшно. Ничего нет, ничего почти не осталось… Кроме одного, самого непонятного воспоминания.
Мы сидим на полу…
На линолеуме…
Я так сильно плакала!
Я виновата в нашем горе…
Все, от любви до ненависти.
Все, от верности до предательства.
Все, от нежности до страсти.
Всю боль и всю кровь до капли…
Я ВОЗЬМУ САМА!!!
Вот кроме этого бреда ничего нет. Да и он начинает таять. Таять так же как растаяли вы, мой невидимый собеседник.
Скоро растает все и тогда мир исчезнет.
Я жду.
Кадр четвертый.
Сказка о пропавшем медвежонке.
Пушистый медвежонок цвета жженого сахара потерялся. Его несли на руках, а потом уронили. Пыль, в которую он упал, была горьковатой и удушливой. Он вдохнул ее и закашлялся. Очень противно. Лучше бы шел дождь. Медвежонок еще некоторое время лежал на лесной тропинке, потом приподнялся и попробовал встать. Мягкие лапы подогнулись, но он устоял. Еще немного подумал и поплелся по тропинке в сторону восхода.
Странная и немного трагичная картина – по вечернему лесу упрямо ковыляет мягкая игрушка цвета жженого сахара.
Кадр пятый. Последний обрывок пленки.
Темнота. Темнота абсолютная. Плотная до такой степени, что можно схватить ее пальцами. Схватишь, и она вытечет из рук скользкой черной слизью.
В темноте неожиданно резко скрипучий детский голос старательно проговаривает.
- Нууу… это когда уже ничего нету… В общем это конец света такой! Я считаю, что он не бывает один для всех, он у каждого свой…