Солнце скрылось и подул холодный ветер.
-Может, перекусить заедем? - предложил я.
-Я не против, а то до семи часов боюсь не выдержу, - забеспокоилась Света.
-Черт, я совсем забыл, что сегодня едем знакомиться с родителями.
Она беззаботно засмеялась:
-Ты чего так напрягся? Они не кусаются и очень милые люди.
-А отложить на пару недель нельзя?
-Не шути так, они ждут нас сегодня.
-А что мне говорить?
-А ты молчи.
-А твой отец меня не поколотит, что я совратил его дочь до свадьбы.
-Ну это не ты совратил, а скорее я тебя совратила.
До встречи оставалось четыре часа. Я хотел отодвинуть этот момент, но стрелки часов вовсе не собирались идти мне на встречу, им было неважно: хочу я или нет видеть кого-то в семь часов.
-А куда заедем закусить? - прервала мои размышления Света.
После вчерашнего дня у меня в кармане осталась тысяча – немного, поэтому приходилось быть осторожным в выборе мест закуски.
-Как тебе нравится пицца?
-Нет, ты что?! Я не ем мучное.
-Может, пельмени и шашлыки?
-Николай, ты говоришь ужасные вещи.
-Тогда заедем в бистро, там отменные салатики из морепродуктов.
Света просияла. Я тоже успокоился.
В бистро вначале четвертого было немноголюдно.
Я взял себе греческий салат и куриную отбивную, милая мой выбор одобрила. Себе заказала креветки.
-Все нужно низкокалорийное, я хочу быть в форме.
-Ты и так в форме.
-Я знаю, но и через десять лет тоже.
Я ел молча.
-Ты чем-то напряжен.
-Меня напрягает вечерняя поездка.
Свете затея нравилась и она была от неё в восторге.
-Я же тебе рассказывала о родителях.
-Помню, но смутно, - признался я. – Отца твоего зовут Иннокентий…
-Иннокентий Петрович, кстати, он отличный собеседник, ты будешь от него в восторге. Он у меня работает в администрации, что-то с транспортом связано, а мама, Виолетта Семеновна, любитель всего высокого и утонченного, без неё не обходится ни одна дискуссия. Именно от неё я узнаю все последние новости из мира искусства. Только дай слово, что не будешь их ничем грузить.
Я чуть не поперхнулся:
-Света, ты на меня посмотри, у меня руки дрожат! Какой «грузить»?! Я хочу чтобы скорее настал завтрашний вечер.
-Николай, когда ты узнаешь, какой я тебе приготовила сюрприз, то пожалеешь об этих словах.
При слове сюрприз, мне стало жарко.
-Света, ты меня настораживаешь, расскажи всю программу по-порядку.
-Даже не бери в голову, ты такой милый, что понравишься моим родителям. Я им сказала, что ты самый умный у нас в группе.
Кусочек курицы все же застрял у меня в горле и не хотел пролазить дальше.
-Это и есть твой сюрприз?
-Всё, давай закончим, в конце концов, замуж выхожу я, и как бы они на тебя не смотрели, и что бы не решили, моё мнение не изменится.
Это немного меня успокоило.
-Поедем, еще нужно заехать домой, переодеться.
Мы без труда добрались до Светиного дома.
Сидя в гостиной, я смотрел велогонщиков, а мимо разгуливала соблазнительная Света. Она одевала и снимала наряды, ничего ей не нравилось. Наконец, примерив длинное платье с глубоким вырезом на спине, она облегченно вздохнула.
-Кажется, милый, выбрала.
Она присела к столу и занялась маникюром. Я смотрел, как она меняется, и не узнавал её. Мне становилось страшно к ней прикоснуться, она казалась чужой, далекой и недоступной. Холодный макияж подчеркивал мистическую неприступность.
Я потянулся к ней рукой.
Она строго посмотрела на меня:
-Любимый, я готовлюсь.
Через полчаса я спустился вниз, сопровождая изысканную красавицу. Света не разрешала к себе даже прикоснуться...
Остановив машину у цветочного киоска, на остатки денег я купил белых лилий в желтом окружении …
Света восторженно посмотрела на мой букет:
-Ты чудо!
Загородный дом находился в десяти километрах от города. Похолодало. Увидев, что Света начала зябнуть, включил печку.
Ехали молча. Ни о чем говорить не хотелось.
Подъехали к коттеджному поселку. Свернули во вторую улицу и притормозили у огромного особняка.
-Впечатляет! - опешил я, рассматривая трехэтажный дом.
Света была довольна моей реакцией. Её забавляло моё состояние. Она, как экспериментатор, наблюдала за реакцией кролика, и пока все шло по плану.
Увидев, что подъехала машина, отец открыл ворота и вышел нас встречать.
-Ух, какой серьёзный у тебя аппарат.
-Знакомься: мой папа, а это Николай.
Я пожал крепкую руку.
-Прошу в дом. Не церемоньтесь, Николай, чувствуйте себя как дома.
Света довольная толкнула меня в бок и зашептала:
-Видишь, все нормально.
Я собрался ей ответить, но в это время Иннокентий Петрович повернулся и пригласил нас в дом.
В зале, несмотря на раннее время, шторы были задернуты, горела люстра, и прямо под ней располагался уже сервированный стол на четыре персоны. Белоснежная скатерть с золотым отливом. Множество приборов. Я с изумлением смотрел на количество приготовленных ножей и вилок.
В этот момент появилась Виолетта Семеновна.
Света подбежала и обняла её.
-Ну-ну, проказница.
-Знакомься, мама, это Николай.
-Николай, - представился я и протянул букет.
-Какой изысканный букет, это вам Света рассказала, что лилии мои любимые цветы?
-Мамочка, это он сам догадался.
-Света, ну что ты такое говоришь?
-Молодые люди прошу за стол, все готово, - заторопил Иннокентий Петрович. – Неужели мы дадим испортиться этим яствам?!
За четырехугольный стол мы сели рядом со Светланой, напротив родителей.
Отец зажёг свечи, вставленные в медный канделябр, стало празднично и торжественно.
-Накладывайте салатики. Светлана, поухаживай за Николаем.
-Конечно, мама, только он нестеснительный, вы сами это увидите.
Иннокентий Петрович разливал предварительно откупоренную бутылку с белым вином.
-Давайте за знакомство! – предложил тост Иннокентий Петрович.
Мы чокнулись и я сделал несколько небольших глотков.
Над столом повисла утомительная пауза.
Виолетта Семёновна почувствовала неприличную словесную пустоту, с готовностью отложила вилку, вытерла салфеткой губы и, загадочно улыбнувшись, спросила:
-Николай, вы слышали, что на Сотбис выставлена уникальная картина Шагала?
Я вздрогнул и похолодел: «Началось…»
-Распродают достояние России, бесценный культурный слой уходит за рубеж…
Шагал не был моим любим художником, но то, что его картины вывозят за границу – огорчало. Я вдохнул побольше воздуха и вспомнил все, что знал о художниках:
-Сложно сказать, что Шагал только русский художник, его творчество оценено во всем мире; кто теперь помнит, что Гоген – британец, Пикассо – итальянец, а Модельяни – француз. Их творчество принадлежит в равной степени всем нациям, кто в состоянии оценить по достоинству их гений.
-Светлана, обязательно положи Николаю вон тот салатик из мидий,- растрогалась Виолетта Семёновна.
-Мама, какие вкусные грибы, а чем ты их заправила? – Света попробовала перевести разговор с торжественно-церемониального на обычный домашний, но Виолетта Семёновна не собиралась так легко сдаваться, она загадочно смотрела на меня и готовилась к очередному вопросу.
Меня бросило в жар от мысли, какой темы коснётся на этот раз разносторонняя Виолетта Семёновна.
-Вы слышали, что всемирная конференция посвященная творчеству Федора Михайловича Достоевского еще ни разу не проходила в России? Как Запад может обсуждать гениальное творчество, не приглашая русских литературоведов?
Мне импонировал культурный патриотизм Виолетты Семёновны, этот вопрос показался мне даже легче первого.
-Еще по бокальчику чудного вина? – предложил Иннокентий Петрович.
И пока я две секунды двигал бокалы, у меня было время подготовить ответ.
-Достоевский сложный писатель, не всем понятно его творчество. Он писатель, философ, идейный вдохновитель. Он пишет не словами, а глубокими образами. Он бриллиант России, мало кто может оценить его стоимость, его место в культурном наследии человечества. Я думаю, мы, русские, должны гордиться тем, что его творчество оказывает влияние не только на целые поколения людей в России, но и во всем мире.
-Блестяще! – воскликнула Виолетта Семёновна и, взяв в руки бокал, переглянулась с мужем. -За молодых!
Когда я пил вино, то ощутил Светину руку на своей ноге. Нагнувшись ко мне, улыбаясь, она прошептала:
-Отгадай мой сюрприз?
-Это еще не всё?
Она засмеялась весело и беспечно.
-Дочка, что с тобой? – забеспокоилась Виолетта Семёновна.
-Николай рассказал анекдот, сейчас и вам расскажет.
-Сдаюсь, милая, - шепнул я ей.
-На мне нет трусиков! - она посмотрела мне прямо в глаза.
Её широко раскрытые зрачки звали и манили меня.
-Николай, а вам не кажется, что значение творчества Рериха недостаточно осмысленно у нас в стране?
Моя рука соскользнула вниз и, укрывшись за тяжёлой скатертью, прикоснулась к Светиной ноге.
Третий удар неутомимой Виолетты Семёновны выносить одному на своих плечах, мне показалась через чур эгоистичным.
-Возможно, а вот мы со Светланой никак не можем ответить на такой вопрос, вы нам не поможете?
Светлана ущипнула меня под столом, но Виолетта Семёновна беспечно решила помочь.
-В творчестве великого Йозефа Гайдна многие критики явно усматривают «русский» след, что вы об этом думайте, уважаемая Виолетта Семёновна?
Пока я все это говорил, моя рука преодолела легкодоступную преграду в виде платья и теперь неустрашимо поднималась по Светиной ноге, не встречая никаких препятствий. Светина же рука прочно заняла плацдарм на моих брюках и покидать его вовсе не собиралась.
Для Виолетты Семёновны Гайдн являлся запредельным композитором, и ей на помощь пришел Иннокентий Петрович.
Он уточнил, в каком периоде творчества Гайдна критики склонны видеть русский след.
Столь концептуальный подход к творчеству гения не замедлил подъема моей руки, и я уже готовился насладиться победой, но Света предложила пока отложить разбор бессмертных творений и выпить вина.
Иннокентий Петрович хотел привычно налить белое.
-Папа, я хочу красного. Сиди, не волнуйся, мне Николай поможет выбрать. Поможешь?
Я сидел весь взмокший: провокационные вопросы Виолетты Семёновны дополнялись не менее провокационными действиями её дочери.
Я пообещал помочь.
Мы вдвоём вышли их залы, пройдя через столовую и, не закрывая дверь, Света буквально втолкнула свой язык мне в рот. Мы целовались на кухне и я слышал отголоски беседы, доносившейся из залы.
-Я хочу тебя прямо сейчас, прямо здесь прошептала Света.
Конечно, во всем огромном доме она нашла самое подходящее место, но я с готовностью поднял подол платья…
В зал мы вернулись через десять минут уставшие, счастливые и без вина.
-Не смогли выбрать? - рассеяно поинтересовался Иннокентий Петрович, поглощенный спором с Виолеттой Семёновной по-поводу условности деления на периоды творчества Гайдна.
Света улыбнулась:
-Я передумала, хочу опять белое.
Я сидел успокоенным, уже все вокруг казалось мне родным и привычным. Меня даже не удивило предложение Иннокентия Петровича подняться наверх и покатать шары.
-Играешь?
-Иногда, - ответил я уклончиво.
Бильярдная располагалась на третьем этаже. Пока я собирал пирамиду, Иннокентий налил виски.
-Разбивай!
Я ударил не очень сильно, несколько шаров встало в позицию.
-Хорошо.
Мы чокнулись и выпили.
Он сыграл свояка и постарался загнать рискованный шар, но рука дрогнула.
-А хорошо шёл!
Я закатил вподряд два шара, чем вызвал восторг у Иннокентия Петровича.
-Так чем ты говоришь занимаешься?
-Учусь.
-Молодец, – и выполнил сложный амбриколь.
-Красавчик! А вы мастер!
Иннокентий Петрович растрогался и мы выпили еще.
-Ты правду знаешь, о чем думают другие люди.
Я подтвердил.
-А о чем я сейчас думаю?
Выпитое виски мешало сосредоточиться, но я смотрел в его глаза и видел желание загнать шар дуплетом.
-Не выйдет, угол слишком крутой.
-Смотри, и он с готовностью схватил кий, тщательно натер мелом и стал прицеливаться.
Потому как он это делал, я видел, что Иннокентий Петрович и сам уже не верил в удар.
-Ладно, твоя взяла, лучше угловой нарежу.
Он превосходно срезал.
-Пальчики оближешь, как вы вкусно играете.
Он не удержался и мы выпили еще.
Его что-то мучило, он не удержался:
-А как ты это делаешь?
-Это просто.
Он засмеялся и обнял меня. Мы выпили еще.
-Я тебе уже показывал дом?
Я отрицательно помотал головой.
-Потом доиграем. Постой, давай виски заберем с собой.
-Как тебе показать: сверху или снизу?
-Я предпочитаю сверху.
Он засмеялся и мы сделали еще по глоточку.
-Вот ваша спальня, там все как полагается.
Мы медленно спускались, на каждом этаже обходили комнаты.
-Пойдешь ко мне работать?
-А кем?
-Заместителем.
-Света не отпустит.
Мы смеялись над этой шуткой, обнявшись.
Последнее, что мы видели это гараж.
-Видел мой табун?
В огромном гараже стояла «Ауди» восемь, маленький женский джипчик и Светин «Жук»
-Ездил когда-нибудь на «авоське»?
На чём? - не сразу понял я.
Иннокентий Петрович довольный объяснил, что так называют Аудио восемь.
Я признался, что нет.
-Непорядок, Коля. Завтра же поедем кататься. С ветерком помчимся!
Когда вышли из гаража, он остановился у моей любимицы.
-Да, я на такой в восьмидесятых ездил. С тех пор она не изменилась. Не обижайся, но тебе нужна новая серьезная тачка.
Я промолчал.
-Что задумался, денег не хватает? – Иннокентий Петрович добродушно засмеялся.
-Да, немного не хватает на салонные коврики.
-Ничего, все вопросы в этой жизни решаются, лишь бы голова была на плечах, а она у тебя есть. Пойдем уже в дом.
На дворе холодало. Пролетал снег.
Иннокентий Петрович разжег камин. Женщины за время, что мы отсутствовали, успели поменять тарелки и подали горячее.
-Всех просим за стол! – а наклонившись над моим ухом, Света счастливо добавила,- все от тебя без ума.
Дальше мы разделились в выборе спиртного. Мы с Иннокентием Петровичем остановились на виски, а женщины решили пить мартини.
-Виолетта Семёновна, довольная, что её опять слушают, хитро поглядывая на меня, сообщила:
-Я в Литературной газете прочитала статью: «Декадентство предвестник развала»…
Но, к большому её сожалению, никто эту тему не поддержал, культурную программу свернули и разговор пошёл обычным языком.
-Впечатляющий дом вы отстроили, - делая глоток, отметил я.
-Мы с матерью еще десять лет назад участок купили и вот потихоньку все до ума и доводили.
-А Светлана вам помогала? – улыбнулся я.
-А как же?! Куда мы без неё!
-Скучно, наверное, сейчас одним.
Виолетта Семёновна, отказавшись от идеи выглядеть львицей литературного салона, стала ближе и понятнее:
-Фотографии почти каждый вечер смотрим. Такая шустренькая девочка росла. Хотите взглянуть?
-Непременно.
Она с радостью поднялась наверх и вернулась с кипой огромных альбомов.
Лишь Свете эта затея не показалась интересной:
-Мама, мы сейчас весь вечер будем смотреть старые фотографии. Моя рука под столом как могла успокоила Свету. Сдвинули посуду, сели плотнее и стали рассматривать альбомы.
-Это мы только получили трехкомнатную квартиру, еще даже вещи не все расставлены. Света еще даже не ходила, в сумку залезла и уснула, - комментировал Иннокентий Петрович.
-А здесь ей один годик, она дырку в диване обнаружила и тайком все имеющиеся гвозди в неё засовывала.
-А вот на этой фотографии она в первом классе в частной гимназии. Помню, с трудом Светочку туда записали. Она росла подвижным ребенком, а педагогам казалось, что не усидчива.
-А это уже выпускной в музыкальной школе. Светочка с отличием её закончила.
Я посмотрел на фотографию и похолодел, рядом с ней, улыбаясь, с модной прической стоял Станислав.
-Стасика узнали? Тоже ходил со Светочкой. Он же её с первого класса знает, повсюду за ней увивался. Он и в медицинский поступил, чтобы быть поближе к Свете. И даже хирургом решил стать, чтобы не отстать от неё.
Я сидел как в тумане.
-А вы, Николай, с ним дружите? Он очень хороший мальчик, ответственный, вежливый, эрудированный. Его мама работает в управлении администрации. Каждый праздник меня поздравляет, никогда не забывает. Очень разносторонний молодой человек. Света, а ты помнишь, как вы еще на английский на дополнительные занятия вместе ходили? А как ты нас с папой в седьмом классе напугала, сказав, что выходишь за него замуж, собрала все учебники и ушла к нему ночевать. Лишь на следующую ночь тебя смогли убедить домой вернуться.
-Мамочка, хватит, это никому неинтересно.
А вам, Николай, нравится хирургия? Света рассказывала, что вы в группе самый лучший студент.
Я не успел ответить.
-А вот фотография Светы с двоюродным братом. У моей сестры несчастье: сын родился с тяжелой формой ДЦП. В четырнадцать лет Света поклялась, что станет врачом и сможет его вылечить, поэтому и в медицинский пошла, хотя ей все предлагали в консерваторию поступать, и даже место ей держали.
-Мамочка, ну хватит, сейчас бы я сделала тоже самое.
В этот момент Света, пройдя по комнате, подошла к пианино. Села и очень нежно прикоснулась к клавишам. Зал наполнился тревожащей душу музыкой Шопена.
-Я люблю эти звуки, - тихо проговорила Виолетта Семёновна,- когда мы одни сидим в этих креслах, смотрим на камин, то нам кажется, что тихо, очень тихо льётся знакомая мелодия.
-Вы её, пожалуйста, Николай берегите. Я боюсь за неё.
Звуки музыки будили в душе утраченную чистоту. Они омывали слезами бесплодно прожитые годы и дарили надежду.
Света играла, закрыв глаза, вся отдаваясь музыке. Я подошел к ней. Она с нежностью посмотрела на меня. Мне хотелось обнять её, прижать к себе, чтобы остановить эту пронзительную грусть, но я не мог шевельнуть даже пальцем, весь охваченный мелодией Светиной жизни.
Когда стих последний звук, все продолжали заворожено сидеть.
Я наклонился и поцеловал её руки, по-новому на них посмотрев: тонкие, чувственные пальцы, мне хотелось целовать и целовать их, с трудом заставил себя оторваться.
-Браво! Ты играла восхитительно!
Мы пили чай из изящных фарфоровых чашечек, и Виолетта Семёновна, растрогавшись игрой своей дочери, рассказывала о себе.
Я не задавал вопросов, просто слушал её голос, а в моей душе продолжал бушевать пожар музыки.
-Когда, Светлана, у тебя родится ребенок, ему нужно сразу пригласить преподавателя. У него будет отменный слух. Николай, вы же играете на рояле?
-Немного.
-Вот видишь, обязательно. Он станет великим музыкантом.
-Мама, а если он будет врачом?
-Врачом?! – Виолетта Семёновна расстроилась. Ей и в голову не могло прийти, что ее внук может стать врачом.
-Нет, только музыкантом! Я хочу, чтобы его творчество стало понятным людям. Что красивого в вашей медицине. Наука избранных и для избранных. Будучи даже профессором невозможно быть уверенным в своей правоте. Размытые понятия, нечеткие формулировки, искусственные диагнозы. Музыка – это гармония красоты. В игре музыканта сразу слышна фальшь, видно настроение исполнителя, по первым нотам можно оценить его талант.
-Все, в семье хватит врачей. Внук будет музыкантом, - она посмотрела на мои длинные пальцы, и добавила, - великим музыкантом.
-А если родится внучка? – улыбнулась Света.
Виолетта Семёновна даже представить себе этого не могла:
-Светлана, у тебя родится мальчик, я специально к гадалке ходила, только мальчик, высокий, с длинными белокурыми волосами…
Иннокентий Петрович приобнял разошедшуюся супругу:
-Дорогая, мы будем рады, всем кто родится.
Виолетта Семёновна тяжело вздохнула:
-Ты, конечно, прав, будем любить всех, кто родится.
В половине двенадцатого, попрощавшись, мы поднялись в спальню.
В убранстве комнаты чувствовался японский стиль.
-Меня привлекала культура Японии, - на мой молчаливый вопрос ответила Света.
-Ты мечтала стать гейшей?
-А может я ей стала!
Я обнял её:
-Ну почему, почему ты мне ничего не рассказала? У меня такое чувство, что я влез в вашу со Станиславом жизнь. Зачем ты меня пустила, что ты ищешь? Ведь Станислав прав, он пойдет за тобой и будет любить тебя всю жизнь, как бы не сложилась вся дальнейшая жизнь.
Понимаешь, я не могу разобраться со своей жизнью, она мне представляется огромным лабиринтом, я в него зашел и не нахожу выхода. Рядом идет нормальная жизнь, люди просто живут, просто, ты понимаешь?! Покупают квартиры, машины, получают зарплату и сидят в офисах. Но это не моя жизнь! Я так и месяц не выдержу. Моя жизнь – это покалеченные и травмированные, это те, кому уже не к кому обратиться, только они мне интересны. Я только лишь им могу помочь в этой жизни. Скажи, зачем мне в жизни еще один камень, что я отбил у тебя жениха и сделал твою жизнь невыносимой?
-Дурачок, я же тебя люблю. Это я отбила тебя у твоих покалеченных. А Станислав, он привязался ко мне как к сестре и смотрит мне в рот, и всегда смотреть будет, и прибежит, как только я позову. Его же не интересует ни медицина, ни тем более хирургия. А я его не люблю. Сначала думала привыкну. Стали встречаться. А не могу, все в нем вызывает раздражение: и его кривляние перед зеркалом, и его улыбка, и его вечное желание угождать мне. Я ненавижу его и не хочу, чтобы мои дети были похожи на него. Пусть я тоже погибну в твоих лабиринтах, но в них жизнь, ты спасаешь людей, погибая сам, и я хочу быть с тобой, – она прижалась ко мне и продолжила. - Ты жалеешь, что тогда поддался на мои соблазнения?
-Милая, я не знаю, иногда все получается у меня, и я благодарен богу, что он подарил мне тебя, но когда у меня все валится из рук, когда все плохо, я убить себя готов, что прикоснулся к тебе, втянул тебя в свою запутанную жизнь.
-Милый, я тебя люблю.
-Я тебя тоже люблю!
-Все это в прошлом, главное я покорила твое сердце.
-А ты разве не будешь жалеть, вспоминая непокоренные тобой сердца?
-Глупенький, твое сердце вмещает целый мир, мне хватит его исследовать до конца своих дней.
-Не будем терять времени, нужно порадовать твою маму внуками, – я опустился перед ней на колени.
Одним движением она освободилась от гнета платья:
-Не торопись, я хочу сегодня все делать сама.
Наступила странная ночь диких, ничем не ограниченных чувств. Я закрывал глаза, переполненный сладострастием. Мне казалось все неправдоподобным сном. Я чувствовал Светино тело, её губы и ласки. Иногда она кричала и потом замирала, как маленький зверек, прижимаясь ко мне, но через некоторое время её руки начинали вновь блуждать по моему телу. Она придумывала все новые и новые способы получить дикое наслаждение. Когда же мы, наконец, уснули, плотно прижавшись друг к другу, стояла глубокая ночь. Все давно спали.
Я проснулся, лишь только небо посветлело, и комната озарилась холодным утренним светом. Я бережно прижимал Свету, боясь разбудит её неосторожным движением. Тихо, очень тихо я отполз на краешек кровати. Милая девочка так устала ночью, что я хотел дать ей отдохнуть лишний час. Одевшись и стараясь не хлопать дверью, я вышел из спальни.