Тёплый апрельский вечер струился свежим потоком воздуха в распахнутое кухонное окно, заливал собой всё свободное пространство, и наполнял худое, но романтическое существо курившего на кухне Сеньки огромным чувством, которое обещало ему скорую встречу с чем-то мистически новым и в тоже время ким-то долгожданно знакомым. Сеня только что довольно плотно, с аппетитом поужинал, и даже махнул пару стопок загустевшей в морозильнике до состояния масла водки. Он сидел на низком раскладном диване закинув ногу на ногу и разложив левую руку на спинке дивана наподобие раскладного “сантиметра”. В его правой руке дымила сигарета. Чувствовал он себя великолепно.
Часы на стене показывали начало двенадцатого. Воскресенье подходило к концу. Сенькина жизнь никогда не делилась на будни и выходные: ни тогда когда он жил с родителями и участвовал в работе сельского дома культуры, директором которого была его мать, а отец киномехаником; ни во время учёбы в музыкальном училище выступая на частных и общественных мероприятиях; ни теперь – работая гастролирующим звукорежиссёром. Но сегодня вечером почему-то всё было не совсем так как обычно. Пребывая в хорошем расположении духа он думал о том что завтра, в понедельник, начинается страстная неделя . . .
Отношения с религией у Сеньки были мягко говоря нестандартные. Крестили его ещё при Брежневе, в эпоху развитого атеизма, по настоянию набожной, несмотря на «бурную» молодость, бабушки по материнской линии, у которой он был любимым внуком и жил до тех пор пока не пошёл в школу. В возрасте полутора лет, оставшись дома один (отец был в армии, а мать отлучилась на работу), он выполз в холодные сени и проплакав там какое-то время заснул. Последствия были долгими и серьёзными. Вздутие грудной клетки после тяжелейшего воспаления легких и уколы в голову – это было не самое страшное. Последующие полтора года хронические воспаления в буквальном смысле не давали ему продохнуть. В довершении всего он переболел ещё и желтухой. Однако, после того как в свою третью от роду весну он троекратно окунувшись в купели, впервые вкусил с серебряной лжицы причастного КАГОРа, его отношения с собственным организмом, можно сказать, стали налаживаться. И вообще, обряд крещения, в городском храме неподалёку от Татар-Базара, стал первым ярким воспоминанием его жизни, не считая нескольких неприятных обрывочных «картинок», связанных с желтухой и больницей.
В деревне, где Сеня родился и прожил семнадцать лет до своего поступления в музучилище имени М.П.Мусорского, православного храма не было, равно как и любого другого. Ближайший находился только в городе, до которого было километров двадцать. Мать правда иногда с восторгом рассказывала о том, какой замечательный, построенный без единого гвоздя деревянный храм, был когда то в соседнем селе, всего-то в двадцати минутах ходьбы, и о том как он по «непонятным» причинам сгорел. А ещё частенько это дополнялось историей про партийную директрису сельской восьмилетки, которая заставляла пожилую женщину, работавшую в школе техничкой, топить печки иконами из того самого распрекрасного храма:
- Тебе надо, ты и кидай! Не я их делала, не мне и ломать! – твёрдо отвечала женщина.
Тогда начальница сама взяла топор, как могла порубила образа и даже покидала их в печь, только рука, в которой она держала топор, с тех пор стала болеть и что называется – сохнуть. В конце концов руку эту ей врачи вылечить так и не смогли, но ампутировали. С должности она уволилась, да и уехала в неизвестном направлении. Больше в деревне о ней ничего небыло известно.
Так что всё познание Сенькой Закона Божия, состояло в основном из его общения с той самой бабушкой, которая и настояла на его крещении. Она любила иногда блеснуть перед ним своим пониманием «настоящего» устройства мира. Только по секрету. Нет, он никогда не слышал от неё что это секрет, но получалось так, что она делилась с ним, без преувеличения самым сокровенным что имела в своей жизни, только наедине.
- Знаешь чем отличаются мужчина и женщина? – с видом бывалого заговорщика спросила она как то Сеньку. Ему тогда лет эдак десять было.
- Нет. – ответил тот с ожиданием подвоха.
- У мужчин, на одно ребро меньше чем у женщин! А всё потому, что когда Бог создавал Еву, первую женщину, он для этого усыпил Адама, первого мужчину, взял у него ребро, и уже из этого ребра-то праматерь нашу Еву и сотворил.
Несмотря на то, что эта история мягко говоря не совсем совпадала с его собственным представлением о создании мира, мальчик, вступать в обсуждение с бабушкой деталей не стал. Хотя тема разницы полов была для него ну очень интерестная. Впрочем, так он поступал всегда, когда бабушка рассказывала ему свои истории: молча принимал выданную информацию на хранение и никогда никому об этом не рассказывал. Так же как никогда не задумывался над тем, откуда его бабушка получает все эти знания. Библии в её натруженных руках он никогда не видел. В город, в храм – вроде бы как тоже ни ездила. Разве что историю про пятый гвоздь для Иисуса она узнала от цыганки, когда жила со своими дочерьми в посёлке Первого кирпичного завода. Так вот:
- Когда Иисуса осудили на казнь через распятие, специально для него сделали пятый гвоздь, дабы пронзить им голову Спасителя. Цыгане же, известные во все времена своими гадалками и своей интуицией, раскрыли замысел врагов Христовых. В самый последний момент, шумная толпа в ярких нарядах буквально на мгновение окружила уже лежащего на кресте и распинаемого палачами Иисуса. Молодой цыган, нагнувшись, выкрал пятый гвоздь спрятав его в своих смоляных, курчавых волосах. С тех пор они ото всюду гонимы, но за то что помогли Спасителю выполнить свою миссию, грех воровства им прощается.
Примерно такую нехитрую картину Христианства в Сенькиной голове дополняли: Ирод царя небесного – как символ жестокости и бессердечности, частенько упоминаемый матерью для подчёркивания особой эмоциональности момента; и конечно же Иуда – как символ подлости и предательства.
Но всё это, можно сказать, теория. А была, слава Богу, ещё и практика. Это – ПАСХА!!! Представление о том что такое: распятие, Воскресение и Вознесение христово – деревенская детвора имела довольно туманное. Да и всё что им было тогда нужно, лишь пароль и отзыв: Христос Воскрес – Воистину Воскрес! Глядишь, а в твоих руках уже что-нибудь вкусненькое: конфетка там или пряник.
Утро на Пасху само по себе уже было каким-то волшебным что ли. Глаза ещё не успевали открыться, а запах испечённых ночью пирогов и сдобы уже возвещал тебе что – ПРАЗДНИК НАЧАЛСЯ! Впрочем на кухне, радости для глаз было не меньше чем для носа и рта. Статные куличи стояли будто древние однокупольные храмы, каждый на своём блюде. Ослепительно белые купола глазури, что свежевыпавший снег лежали на их макушках. А уж поверх глазури, ни дать ни взять – сказочные новогодние игрушки, разбросанные по снегу - россыпи разноцветного сахара! В довершение праздничного наряда вокруг куличей по краям блюд были разложены разноцветные, окрашенные в самые яркие тона, сваренные вкрутую и готовые к употреблению пасхальные яйца! Да – да, именно к употреблению!
Это называется – катать яйца. Желающие сыграть (покатать) складывают меченые яйца в чью-нибудь шапку, затем достают их обратно, но уже вслепую и парами. Так определяются пары игроков, и очерёдность их «выступления». По мере извлечения, яйца теми самыми парами, выставляются на землю, вдоль одной линии, на расстоянии порядка метра друг от друга. Теперь остаётся только отмерить определённое соглашением участников расстояние, от черты откуда будет кататься резиновый мяч, до линии на которой находятся яйца.
Всё! Поехали!!!
Один из участников первой пары берёт мяч и одним броском катит его по земле в сторону линии яиц. Как в боулинге. Цель – попасть в любое яйцо. В случае промаха, ход переходит к следующему игроку. В данном случае, ко второму участнику пары. В случае попадания, пара яиц раздвигается на некоторое расстояние друг от друга, образуя «ворота». Теперь можно метить в другую пару и помнить, что при попадании в «ворота» теряется и следующий ход, и выигранные яйца. Если игроку удалось сделать два, а то и три метких броска, он может смело скинуть мяч в сторону, не задевая ни одного яйца, и забрав то что выиграл своими предыдущими бросками, передать тем самым ход следующему.
Так выходя утром из дома с одним яйцом, вечером или к обеду можно было вернуться с разноцветным десятком.
Ну или проиграть десяток.
Это уж как повезет!
Поэтому варили и красили яйца на Пасху в большом количестве. На то он и праздник!
В общем, православие не было для Сеньки чем-то постоянным и понятным, если религия или вера вообще могут быть понятными. Наверняка многие из пацанов в деревне тоже были крещёными, только об этом не говорили. Да и крестиков на шее он ни у кого из них, и даже ни у кого из взрослых не видел. Только кресты в виде зоновских наколок у тех кто когда-то отсидел, или мотал срок уже условно, работая на местном кирпичном заводе, бывшем в недавнем прошлом охраняемой зоной, как полагается - с вышками, колючей проволокой, автоматчиками и собаками. Этим людям уже не нужно было переживать о своём месте в комсомоле, компартии, или другой организации власти исповедовавшей воинствующий атеизм. Поэтому они могли высказывать (в определённых государством рамках) на счёт веры своё мнение, часто не столько искреннее, сколько следующее блатному «этикету». Сенькин же крестик лежал где-то в недрах бельевого шкафа, укутанный в белую крестильную рубашку.
Демобилизовавшись из армии Сеня попытался разобраться; что же такое христианство, что есть православие, и как ему лично со всем этим жить? Это привело к тому, что он достал из родительских закромов, одел и стал носить свой крестик. Была весна, по всей стране как высоковольтный трансформатор гудела перестройка, и от новых свобод шла кругом голова. После двух лет жизни по воинскому уставу хотелось нарушать (разумно) и выделяться из общей массы, так что христианская символика была как нельзя кстати. Постепенно к этому была добавлена серьга в ухе, участие в качестве бас-гитариста в рок-группе «Арена», и заявление о выходе из комсомола, которое произвело довольно сильный эффект в училище (особенно среди не знавших куда деваться преподавателей).
Вместе с этим на молодую, неокрепшую Сенькину душу одна за другой стали наваливаться разного рода неприятности. Сначала его девушка забеременела и ему пришлось искать врача, для того чтобы «решить эту проблему». Потом вернулся из армии её жених, которого она всё таки решила пожалеть и ушла к нему прямо 31 декабря, что не мешало ей в свою очередь периодически появляться в общежитии и делиться с Сеней событиями свой теперешней, уже семейной жизни, а он не мог ей отказать, и вообще не знал что со всем этим делать. В школе, такие задачи решать не учили, у родителей в семье своих нерешённых проблем хватало и наш герой оказался совершенно не подготовлен к таким событиям. С детства ему говорили что нужно быть хорошим и всё, а как добиваться этого на практике никто ничего не говорил и не учил. В результате человек абсолютно не умел говорить “нет”. Ни себе, не другим.
В довершение всего к Сеньке в руки попал НОВЫЙ ЗАВЕТ, привезённый его демобилизовавшимся товарищем из города Харьков. Ознакомившись с текстом, проникнуть с разбега в содержание ему естественно не удалось, новоиспечённый христианин произвел анализ своего нынешнего положения и пришёл к замечательному решению: он нашёл виноватого в происходящем! Все беды начались вместе с появлением нательного крестика, значит - нет крестика, нет проблем. И Сеня снял с себя этот, как он думал, «магнит несчастий».
Время шло своим чередом. Закончив училище Сенька уехал пытать счастья в Москву. Здесь то, в начале девяностых, и настигли его путч ГКЧП, внебрачная любовная страсть и “Учение Дона Хуана”. К тому времени он уже познакомился с воздействием марихуаны, так что Кастанеда, со своими психоделическими опытами представлялся ему своим «пацаном». Наверное, именно тогда, читая как индеец Хенаро постоянно подтрунивал, если не сказать – издевался над хорошо образованным ученым, и абсолютно беспомощным наедине с самим собой и окружающей его природой человеком по имени Карлос, Сеня стал учиться по-другому смотреть на самого себя. Медленно, нерадиво, не в лад невпопад, но всё же учиться, потому что дальше так жить он не мог. И Кастанеда, вместе с персонажами своих книг помог Сеньке впервые по настоящему посмеяться над собой.
Понятное дело, что это было всего лишь начало. Дальше пошёл Ричард Бах, практически в полном собрании. Это было конечно очень красиво. Все эти полеты на чудо-гидроплане по бескрайнему океану времени, чайки с человеческими именами, но хотелось чего-то практичного. Хотелось, как говорят – начать с себя. И Сеня продолжал искать. Искал в основном по книжкам, и наконец нашёл...
Никогда в жизни он не читал так жадно и быстро, постоянно повторяя про себя: Вот оно! Наконец-то! Теперь я смогу изменить всё к лучшему и быть сильным, умным, здоровым и красивым! Термины спасительным потоком лились со страниц прямиком в Сенькино сознание, создавая картину нового, стабильного и управляемого мира. Правда, время от времени, изображение грядущего сотрясалось, как отражение на воде, когда в неё бросают камень. Уж больно часто говорилось про аборты; в том смысле, что всё наши проблемы, в основном из-за того, что когда-то наши дорогие родители пытались «от нас избавиться». Ведь даже оскарбление такое есть – жертва аборта. Но набиравшая силу вера в несокрушимость животворящего «одитинга» быстро восстанавливала цельность «моста» ведущего к состоянию «клира»! О Дианетика!
Вот уже вторую неделю (читал он всё-таки медленно) Сенька летал как на крыльях и светился как лампочка, вгрызаясь в бумажный гранит саентологической науки и предвкушая скорые перемены. Последние не заставили себя долго ждать.
Всё случилось как то быстро и обыденно. Просто раз... ... и книга закончилась. А вместе с ней и... эйфория...
И вот, случилось так, что за несколько лет до того, как человечество познакомилось с содержанием фильма “Matrix”, Сенькин коллега, сам того не подозревая выступил в роли и.о. Морфиуса. Вот... Только что-то пошло не так, и наш незадачливый Нео вместо одной, принял обе “таблэтки”. И таблетки то были не простые, а вот какие:
Первая “таблетка” банально представляла из себя наркотик, именуемый в простонародии «Винт», употребив который Сеня узнал о себе так много нового, что из этого можно сделать отдельную повесть.
Вторая же, вообще была не материальна, и соответственно, её нельзя было съесть ни в сухомятку, ни под запивочку - потому что это был рассказ. Да, рассказ. История из “Нового Завета”, которую горе Морфиус рассказал Сеньке в поезде, по дороге на гастроли, и звучала она примерно так:
Жил – был человек именем Савл. В своё время, он был ярым, непримиримым и очень жестоким гонителем христиан. Ходил из города в город, разыскивал мужчин и женщин, проповедовавших имя Христово, и бросал их в темницы.
В очередной раз, заручившись в иерусалимских синагогах поддержкой священников он отправился в Дамаск. По дороге в пустыне осиял его свет с неба. Он упал на землю и услышал глас:
- Савл, что ты гонишь меня?!
- Кто Ты, Господи?! – отвечает Савл.
- Это я – Иесус. Трудно идти тебе против рожна?
- Что повелишь делать, Господи?
- Вставай и иди в город, там скажут тебе, что делать.
Савл был с открытыми глазами, но ничего не видел. Те, кто был рядом с ним, тоже слышали голос, но никого не видели, отчего были сильно напуганы. Они взяли Савла под руки и повели его в город, где три дня он пребывал в темноте.
Тем временем в Дамаске христианину именем Анания во сне является Господь и говорит:
- Анания. Иди на улицу Прямую, и спроси в доме Иудином человека по имени Савл. Он сейчас молится, и у него было видение: что ты приходишь к нему, и возлагаешь на него руки, что бы он прозрел.
- Как же так, Господи?! - отвечает Анания. Слышал я, что человек этот много зла творит против призывающих имя Твоё, а ты говоришь помочь ему?
- Иди! – отвечает ему Господь. Он избранник Мой, чтобы возвещать людям имя Моё.
Анания так и поступил. Пошёл на улицу Прямую, вошёл в дом Иудин и возложил руки свои на Савла, после чего тот прозрел и исполнился Духа Святого. С тех пор, Савл, получив в крещении имя Павел, стал проповедовать по всему свету об Иесусе, что он есть Сын Божий.
Такой вот сюжет. И должен вам заметить, что эффект от столкновения сенькиного сознания с историей из жизни апостола Павла был в буквальном смысле слова чудесный, и самый что ни на есть материально-практический.
Вернувшись из командировки, Сеня достал с полки карманное издание Нового Завета и залпом принял в себя всё его содержимое. Так путник, отставший в пустыне от каравана, но всё же добравшийся до оазиса, пьёт воду, не желая отрываться от источника. У Сеньки было такое ощущение, словно он разговаривал с четырьмя абсолютно разными людьми, по числу Евангелий. Похожие ощущения бывают при чтении разных авторов, за исключением одной, очень существенной детали - это был диалог. Его выслушали и ни разу не перебили. Впервые в своей сознательной жизни Сеня смог хоть немного освободиться от мыслей и чувств, которые рождались где-то внутри него. Не находя отклика во внешнем мире, они превращались в руины прекрасного, но приходящего в упадок города, теснили его нутро и забирали почти всe сенькины силы....
...Город за окном всё глубже и глубже погружался в ночь, а Сенька в свои мысли. Сейчас, в канун светлого праздника, хотелось сделать что то особенное, новое.
- А почему бы мне не попоститься? – подумал Сеня.
- Ну так, влёгкую. До Пасхи осталось меньше недели. Шесть дней то без мяса и молока я уж как- нибудь продержусь! – продолжал он развивать свою идею.
- Решено! С завтрашнего дня пощусь! – подумал Сеня, и затушив сигарету, довольный собой пошёл умыться перед сном...
...Утро нового дня разбудило Сеньку брачными песнями птиц и звоном детских голосов, летевшими в приоткрытое окно, а восходящее сквозь трепещущие от ветерка листья солнце, щедро разбрасывало по всей комнате танцующих солнечных зайчиков. С радостью открыв глаза, зевая Сенька потянулся, поднялся с дивана и пошёл в ванную. Там с окончанием водных процедур, молодой, отдохнувший за ночь организм посетило здоровое чувство голода, и ноги естественным образом понесли его на кухню.
Ревизия содержимого холодильника показала, что таким великолепным утром, оптимально сделать основным блюдом для завтрака яичницу. И вот, порезанные кружочками сосиски уже румянятся в шипящем на сковороде масле и достигают необходимой степени “загара”. В это время к ним присоединяются мелко нарезанные кусочки репчатого лука, постепенно принимая золотистый оттенок. Теперь - три куриных яйца. Одно за другим они заливают всё свободное поле небольшой сковороды и укрывают под собой начинку. Пока блюдо доходит до кондиции, Сеня достаёт приборы, ставит на стол баночку маринованных помидоров, отрезает несколько кусочков сыра, режет хлеб и наливает стакан кефира, как ему нравится, с двумя ложками сахара. Сервировка окончена. Яичница перемещается со сковороды на тарелку и занимает своё место на столе.
- Вуаля!
- Ваш завтрак сэр!
Пожелав себе приятного аппетита, Сеня с чувством, толком и расстановкой предался ублажению своего чрева.
- Какое замечательное утро! - думал Сенька, принимая с вилки очередной кусочек сосиски.
- Да, с таким настроением можно горы двигать и по воде аки по суху ходить, – продолжал он прилежно орудовать вилкой и челюстями.
- Какое замечательное начало! Начало дня, начало недели!
Так мысли уносили его всё выше и выше, пока уже где то за облаками он не услышал: - Эх Сеня, Сеня!
В этот момент мысли сбились в кучу малу, как машины на перекрёстке с мигающим невпопад светофором, и перестали не то что бы возносить, но даже мало мальски Сеньку поддерживать... Падение было стремительным, а возвращение на землю жёстким. Слёзы брызнули из глаз и потекли во все стороны. Тело, сотрясаемое всхлипываниями, обмякло и отяжелело.
К-а-а-а-а-а-к????!!!!! – протяжно выл Сенька. Как я мог так облажаться? Думал что самое трудное, рот от мясного на замке держать, а оказывается мозги у меня закупорены. Забыл запланированный подвиг совершить - Геракл декоративный! Тупо – ЗАБЫЛ!!!!! Сенька всё ругал и ругал себя на разный манер, а внутри у него всё это время бушевал такой ураган, будто все чувства, которые во время детской болезни покинули его, теперь вернулись и шумной компанией принялись отмечать своё то ли возвращение, то ли новоселье.
Всхлипывания, сменялись смехом сквозь не останавливающиеся слёзы, а затем переходили в протяжные причитания. Всё сильнее и сильнее Сенька чувствовал, как его обнимают большие и крепкие руки, словно это отец, поспешивший к нему на помощь в трудную минуту, был сейчас рядом. Он чувствовал как боль уходила всё дальше и дальше, а вместе с ней уходило и так давно отравлявшее Сенькину жизнь чувство одиночества.