3
Подходило время завтрака. Альбина легкой величавой походкой прошла в двери столовой. Его королевское Величество, король Теодор с супругой и свояченицей уже сидели за большим круглым столом.
- Доброе утро. Па-пу-ля! – Альбина чмокнула в щечку отца. – Маман, – она чуть клюнула в щеку королеву, затем подошла к тете. – У-тю-тю-тётюлечка!
- Доброе утро, Ваше Высочество, племянница. – Отилия наградила принцессу снисходительным циничным взглядом.
Альбина, сделав вид, что ничего не заметила, села рядом с королем. В душе Альбина презирала тетку и ее супруга канцлера.
- А где же это наш канцлер, куда он подевался? – Подал голос король.
- Ваше Величество, к большому сожалению, к завтраку он не выйдет. – Отилия нервно вздохнула. – У него насморк, аллергический, от персиков. Представляете, он об этом совсем забыл и съел их целое блюдо. Автоматически.
- Какой-какой говоришь у него насморк? Алкоголический, алгебраический? Ух-ха-ха! – Король так и покатывался от смеха.
- Аллер-ги-чес-кий! – Отилия начала закипать от гнева...
Утренняя молитва должна была разрядить, начинающуюся накаляться атмосферу. Смиренно воздев глаза и сложив руки для молитвы – каждый думал о своем:
Король:
Куда бы деть мою супругу
И дочь туда же, вместе с ней,
Их оседлать бы и по кругу,
И шенкелей, и шенкелей.
И Тильку с канцлером поганым –
На круг и плетью подхлестнуть...
Королева:
Ах, если б моему болвану
Сном летаргическим уснуть.
Какая мысль и в самом деле,
Чтоб на душу греха не брать...
Принцесса:
Ох, как же вы мне надоели:
И тетка, и отец, и мать.
Скорей бы замуж и отсюда,
За сто земель, за сто морей!
Я и писать-то вам не буду...
Король: ...И шенкелей, и шенкелей...!
Королева: ...И год, и два, и пять, и восемь!
Отилия: ...Расселись свиньи из свиней,
Да как земля их только носит!
Король: ...И шенкелей, и шенкелей!
В столовую вошел хорошо вышколенный лысый лакей с подносом и поставил перед королем два яйца.
- Всмятку, Ваше Величество.
- Да? – Король Теодор довольно потер руки. – Хорошо, приземляйся.
Лакей с кислой полуулыбкой послушно опустился на одно колено и наклонил голову. Взяв одно яйцо, король, примерившись, разбил его о гладкую лысину лакея.
- Теодор! – королева Флора всплеснула руками, устало качая головой.
- Что? Что не нравится? – король обвел взглядом присутствующих. – Да, я у вас шалун. Радоваться надо, девочки, что я у вас такой непосредственный, а вы рожи корчите! Пшел вон!
Лакей, стряхнув скорлупу на поднос, неслышно удалился.
- Да, я шалю, озорничаю, – продолжал король, – Но я мало шалю – слишком мало и несмело. Не такого размаха озорства требует моя натура.
- Ах, папа, я тебя лучше всех понимаю… – подлизалась к отцу Альбина. – Но в обществе нашего гостя, принца, ты ведь не станешь так шалить?
- А пусть он мне продаст лучшего рысака пенагонских конюшен…
- А как он пишется, этот принц – «П-И-напью» или «П-Е-напью»? – вмешалась в разговор королева.
- Зачем тебе это знать, сестричка? – Отилия смерила королеву насмешливым взглядом. – Уж не собираешься ли ты при всех твоих достоинствах, еще и научиться писать?
- Слова приветственной речи к встрече нашего высокого пенагонского гостя, надеюсь, канцлер успеет закончить вовремя? – Прервал назревающий спор король.
- О, да, Ваше Величество, свояк.
- Ну, а ты, Альбиночка, уже, небось, все разузнала про нашего гостя? – Король переключился на дочь.
- В Большой Пенагонской Энциклопедии помещено сразу два его портрета. Папа, он – просто не-от-ра-зим! Отец, можно я его оттуда вырежу?
- Альбина, девочка, – нетерпеливо вмешалась Отилия. – Не стоит оценивать книгу по ее обложке, – она холодно улыбнулась. – Он еще даже не приехал, нельзя же так торопиться. Племянница, чуть меньше пылкости, чуть больше скромности. Я охотно допускаю, что он окажется милым, неотразимым даже, но не раньше, чем приедет, не заочно же!
- Да? Это почему же! Я, тетя, уже и до этого дошла. – Принцесса вскочила и гневно топнула ножкой. – От нашей-то скучищи, отец в свои пятьдесят и тот на стену лезет! Все ваш супруг и его законы, на которые мы все так не нарадуемся!...
- Альбина!
- Что, Альбина? Да я уже двадцать лет Альбина! Все мои подруги, соседние принцессы уже замужем. А у меня из кавалеров – один Патрик и тот – нем, как рыба! Да для меня ихний принц будет неотразим, даже если у него копыто на одной ноге!
- Их принц, ИХ. – Отилия брезгливо поморщилась. – Девочка, нужно следить за правильностью своей речи.
- А что? Правильно! – король Теодор снова развеселился. – Да пусть даже и на всех четырех ногах и принадлежат они коню ИХНЕМУ – Милорду, Аполлону лошадиному. А какой аллюр! Весь точно из кости...
- Теодор, ну причем тут конь? – оклик королевы прервал восторженную речь супруга на лошадиную тему.
Король обиженно замолчал и отпил пива из своей большой пивной кружки. Эта кружка являлась всеобщим раздражителем за столом. Когда король поднимал крышку – кружка издавала резкий пронзительный звук, очень похожий на лошадиное ржание. Но после первого же глотка в глазах короля запрыгали шаловливые бесенята. Он схватился за револьвер и без предупреждения пальнул вверх, с потолка на стол посыпалась штукатурка.
Королева, Отилия и принцесса Альбина спрятались под стол. Воспользовавшись этим, король достал из кармана небольшую жестяную коробочку и сыпанул что-то в чашку настырной родственницы и быстро накрыл розеточкой для варенья.
- Скучно у нас, девочки, а во мне кровь играет! – как ни в чем не бывало, заявил он.
- Что? – Из-под стола выглянула хитрая мордочка Альбины. Королева и Отилия тоже выглянули и уселись за стол.
- Скучно говорю, Альбиночка! – повторил он, накрадывая себе салат.
Отилия неторопливо сняла розеточку со своей чашки, собираясь налить себе сок, – там сидел огромный черный жук. Мгновенно отреагировав на находку оглушительным визгом, Отилия вскочила из-за стола, опрокинув при этом стул.
- Что такое? – Король театрально закашлялся, с трудом сдерживая душивший его смех. – Ну, вижу, постороннее насекомое, да. Но не паук же, не скорпион. Свояченица, ты у нас паникерша. – Вытащив жука, король, довольный собой, вновь принялся за еду.
- Ну, что же вы сидите, девочки? Кушайте...
Альбина тихонько хихикала, закрыв лицо руками. Королева была возмущена.
- Благодарствуйте, Ваше Величество, – выдавила из себя Отилия. – Я уже сыта. Более чем!
Гневно швырнув салфетку в тарелку, Отилия покинула столовую.
- Теодор, неужели это твоих рук дело? – Улыбаясь, но, еще не веря в это, спросила королева.
- Да что ты, матушка! Как-никак я полковником был до коронации, а эта шутка – фельдфебельская...
- Право, твои армейские шутки неуместны за столом!
- Ох, ах!.. – король возвел руки к небу. – Вы мне лучше ответьте – готова ли ваша сбруя к таким ответственным скачкам, что у нас впереди?
- К каким еще скачкам? Я, что-то не очень поняла... – Королева устало сжала руками виски.
- Имееюся ввиду наши туалеты, – перевела матери Альбина.
Надо сказать – король был большой шутник, но не над всеми его шутками хотелось смеяться.
Сердце Патрика разрывала ноющая боль от слов Альбины. Да, он не ошибся – она уже готова была выйти замуж за этого франта. Наверняка он ничего собой не представляет.
Прихватив две тренировочных шпаги, он сбежал вниз по лестнице. Навстречу ему поднималась королева, он спрятал шпаги за спину.
- А, Патрик. Как ты себя чувствуешь, мой мальчик?
Он слегка наклонил голову в ответ.
- Послушай, с приездом гостя, с этой суетой... Не лучше ли тебе поехать ненадолго отдохнуть в наш летний замок на болотах?
Патрик не сводил с королевы больших печальных глаз. Как бы спрашивая, он поднял вверх указательный палец.
- Да, пока один, мы не можем сейчас поехать вместе с тобой, ты же понимаешь...
Юноша уныло опустил голову.
- Нет, нет, тебя никто не заставляет. Но все же подумай, так всем будет лучше. – Королева ободряюще улыбнулась. – Так что собирайся, мальчик, так надо.
Патрик снова кивнул в знак согласия. Он совсем не хотел уезжать. Все еще держа шпаги за спиной, чтобы их не заметила королева, он прошел через задние двери в сад.
В саду его уже ждал лысый слуга с графином воды на подносе.
- Не желаете освежиться, Ваша Милость?
Патрик отрицательно покачал головой и протянул лакею шпагу. Клинки скрестились, звук звона стали заставлял сжиматься сердце. Каждый удар, выпад, отпор – наполнял ликованием грудь. Усталость и уныние отступили, хотелось жить... и тут же умереть. Умереть на глазах у нее, чтобы потеря отозвалась в ее равнодушном сердце. А боль, его боль – заставила ее глаза плакать, а губы – кричать. Альбина... О, как он хотел этого!
Удар копья, стрелы полет,
Звенящей шпаги острие,
Пусть жизнь мою перечеркнет,
Зачем теперь жалеть ее,
Зачем теперь мне жизнь моя,
И в миг последний самый я,
Забуду все и закричу:
«Жить не хочу, жить не хочу!»
Зачем теперь мне жизнь моя,
И в миг последний самый я,
Забуду все и закричу...
- Ты закричишь: «Я жить хочу!»
Нет, не хочу и не могу
Остаток дней тоске служить,
Без глаз твоих, без рук, без губ,
Зачем теперь на свете жить
Прощай любовь, враги, друзья,
Прощай навек весь мир, а я –
Забуду все и закричу:
«Жить не хочу, жить не хочу!»
Прощай любовь, враги, друзья,
Прощай навек весть мир, а я –
Забуду все и закричу:
- Ты закричишь: «Я жить хочу!»
Один удар и ничего –
Конец любви, тоске, судьбе,
Нет, в миг ухода моего
Ты не придешь, зачем тебе,
Но пусть хоть тень придет твоя,
Чтоб проводить мою, а я –
Забуду все и закричу:
«Жить не хочу, жить не хочу!»
Но пусть хоть тень придет твоя,
Чтоб проводить мою, а я –
Забуду все и закричу...
- Ты закричишь: «Я жить хочу!»
Звон металла привлек внимание вышедшей в сад Альбины. Она бежала, прячась за деревьями. На лице ее застыла мертвенная бледность, в глазах стояли слезы, в горле застрял крик. Она, молча наблюдала из-за ствола дерева, скрытая от глаз. И ее сердце медленно сжимали холодные лапы ужаса.
«Нет, нет, не надо! Это из-за меня, все – из-за меня! Только бы с ним ничего не случилось».
Патрик не видел ее, не видел страха в ее глазах. Удар, шаг вперед, выпад, шаг назад... Его нога уперлась в ступени беседки, дальше отступать некуда. Искусный взмах шпаги и удар Патрика отражен, а сам он прижатый к колонне беседки лежит на земле и острее шпаги противника покалывает незащищенное горло.
Альбина едва удержала испуганный крик. Они ее же заметят! Незамедлительно, неслышно и незаметно она вернулась во дворец.
Пыл юношеского сердца Патрика поостыл от холода клинка на шее.
- Освежитесь, Ваша Светлость, – в голосе слуги сквозила циничная насмешка.
Патрик, оттолкнув поднос с графином, поспешил к себе в комнату.
Марселла довольно давно прислуживала во дворце. В ее обязанности входила уборка комнат, иногда стирка и другие мелкие поручения. Но больше всего она любила убираться в комнате Патрика.
- «Прощальное», – Марселла нежно разгладила подобранный с пола смятый листок бумаги. – Ой, сколько я вот таких вот «прощальных» перевидала.
Взгляд ее остановился на портрете Альбины, что висел на стене за дверью.
- И зачем ему эта его принцесса? Холодная, злая, жестокая. Она не любит его. – Марселла решительно закрыла тканью портрет принцессы.
Жестокая, надменная и злая,
Опасность роковая и гроза,
Природа вам дала – зачем не знаю,
Природа вам дала – зачем не знаю,
Такие откровенные глаза.
Он объяснить вам ничего не может,
Но он ведь не в заоблачной дали,
Душа его «люблю» кричит, и все же,
Душа его «люблю» кричит, и все же,
Не слышите вы голоса любви.
Нет, немота его вам не мешает,
Такой любви не разглядеть нельзя,
Слепой казаться гордость вам внушает,
Слепой казаться гордость вам внушает,
Ведь он не принц – вот где причина вся!
Гордыне вашей только принца надо,
И вам себя никак не побороть,
Но помните, сказал мудрец когда-то,
Ведь помните, сказал мудрец когда-то,
Что гордому противится Господь.
И вам судьба предъявит счет однажды,
И в этот день ничто вас не спасет,
Вам этого в лицо никто не скажет,
Вам этого в лицо никто не скажет,
Но вы за все заплатите, за все!!!
Служанка уже почти закончила уборку в комнате, как вошел Патрик.
- Ой, Ваша Милость! Как вы?
Патрик слегка улыбнулся. Ему нравилась эта девушка – всегда услужливая, добрая, пусть и немного любопытная. Он часто замечал, как она подолгу смотрит на него. И всегда в глазах ее читались – безграничная преданность и восхищение. И все же Патрик не допускал даже мысли, что маленькая служанка влюблена в него. Нет, он не смог бы заметить чью-то любовь, даже споткнувшись о нее. Еще с самого его детства вся и всех заслонила собой Альбина. И даже заметь он обожание Марселла, юноша никогда не сможет ответить ей взаимностью. А его дружба – нужна ли она ей? Не разобьет ли она ей сердца? Хотя..., влюбленные безответно довольствуются и очень малым. Еще никогда мысли Патрика не были так далеко от Марселлы, как сегодня. Они были с Альбиной и причиняли ему невыносимые страдания.
- Ваша Милость, я пойду, – Марселла присела в реверансе. – Сейчас столько работы по всему дворцу. Все готовятся к встрече важного гостя. Ой, да вы же и сами знаете. Ваша Милость, а может, что постирать надо? Вы не стесняйтесь. А то к встрече нашего гостя у вас и сорочки свежей не найдется...
Юноша улыбнулся и отрицательно покачал головой, провожая Марселлу взглядом. Она вышла, прикрыв за собою дверь, а он остался наедине с портретом Альбины и с мукой в сердце.
Да, он уедет отсюда, немедля уедет! Но уменьшит ли расстояние его боль? Но он все же уедет!