Эпиграф:
«Глокая куздра щетко будланула бокра и курдячит бокренка».
Академик Щерба
*
Когда закончится дачный сезон, мы будем грустить.
*
Обожаю женщин с трудной судьбой.
*
Самое короткое письмо Рыбиной Тамары
Можешь добавить еще одно письмо рыбиной -оно совсем коротенькое,вот:
жопа ты с ручкой , Олег Макоша )))))
*
Ну, жопа, ну с ручкой, ну и что такого?
*
На сайте стихи ру, есть авторы популярных песен, а я, наверное, автор популярных писем.
Шилова, так та, последнее время, вообще, меня из-за угла стихотворными шедеврами по голове лупит. Потом говорит:
-- Что значит литература?
-- Что?
-- Ненавязчивое опознавание добра и зла души человеческой.
Ну, может это лучшее определение литературы, что я слышал.
О чем ей и сообщаю, а она в ответ:
-- Конечно, для одних ерунда, написанная левой ногой, а другим – финал развития.
А Маугли, после долгих уговоров, согласился идти в школу. Но выдвинул ряд условий трудновыполнимых, но мы не боимся нерешаемых задач. Миссия, она выполнима, если через не могу и через звездюли.
*
Отсюда вывод – никто не виноват.
*
Я в следующей жизни буду собакой, возможно бездомной, за то, что мне сейчас так хорошо. Хотя, кому сейчас плохо? Кого не спроси, все счастливы, от человеческого счастья на улице тесно. Бомжи со счастливыми лицами шарят по помойкам. За окнами нашей квартиры, что на первом этаже, дети, так играют в футбол, что сразу видно – счастливы до умопомрачения. Я, тоже глядя на них, радуюсь неизвестно чему.
Шилова мне написала – ты Мяфе передай, чтоб она с топинамбуром не лютовала, а то потом не избавится от него вовек. А я ей – ладно, только она не поверит, скажет – вы интригуете против моего невинного увлечения флорой.
Мяфа наварила картошки и уехала в сад сочувствовать Ирке. Сказала – я тебе позвоню, когда приезжать можно будет.
*
Мы с Маугли, окончательно определились со своими кумирами. Это:
1 Жан-Поль Бельмондо;
2 Том Уэйтс;
3 Томас Сойер;
Маугли нравится, как поет Уэйтс, мне, как колбасится Том Сойер, а Бельмондо, нравится нам обоим.
Мы даже хотим написать биографию Сойера.
Допустим, на работе мне говорят – не выпендривайся, дома – не умничай, на улице – веди себя прилично, где же мне быть самим собой? Только с Маугли. Даже писатель Рыбина пишет – не кокетничай, идиот.
Гениальный художник Наташа, купила курицу и приехала к нам в сад. Правда, меня там не было, и насладиться лишний раз ее обществом мне не удалось. Зато Мяфа наслаждалась изо всех сил, так насладилась, что, приехав домой, еще два (2) дня ходила сама не своя:
-- Вот эти художники, они чего?
-- А чего?
-- А того.
Очень содержательная у них беседа получилась.
*
А Маугли взрослеет посекундно, вот только что был одним, а через мгновение – другой, и сразу видно, что значительно взрослее стал. Потому что за несколько секунд научился уворачиваться. Ты ему говоришь – Маугли, хорош колбаситься, как ненормальный, а он в ответ – чего мне и поиграть нельзя? Что тут можно ответить? Только бессильно опустить руки.
Гениальный художник Наташа, потрясенная десятиминутным монологом подружки Ирки, сказала:
-- У нее толстые губы.
Мяфа спрашивает:
-- И чего?
-- Толстые губы, только у глубоко порочных людей.
-- Да иди ты?
-- А чего она все разговоры на это переводит.
-- На что?
-- На это.
-- Да на что, на это?
-- А то ты сама не знаешь.
Я прислушался к Ирке, действительно, все переводит на это.
Наташа:
-- Ой, какой котик!
Ирка:
-- Да, такой нахал, мы в соседний домик трахаться пошли, подушек с собой набрали, а он за нами. Всю ночь по крыше прыгал – ревновал.
-- Кого?
*
Наташе так понравилось у нас в саду, что на следующий день, в мой выходной, мы поехали, уже все вместе. Особенно Наташа полюбила Мяфину тетку.
-- Ах – говорит – как здесь хорошо: дети, собачки, коты и тетка – прекрасная женщина.
А Сестра двоюродная, которая изобретатель проточного метода опохмелки, как увидела Наташу, так задрожала. У Сестры психика, все-таки, измученная и утонченная, а Наташа выглядит очень сильно.
В кофте такой, крупной вязки, на голое тело, одна титька задралась к горлу и из ячейки наружу сосок торчит, а другая вниз смотрит, в виде сдувшегося мяча. На юбке пуговица не застегивается, а на лице макияж художественный наложен. Мы пока ехали, я ее старался от людей прятать, прикрывал собой, а как добрались до сада, тут она вырвалась на простор.
Поэтому Сестра сразу ушла, а Маугли, наоборот, заинтересовался.
*
Приличные люди: культурные, воспитанные, образованные кое-как. А выглядят, как опойки, хотя не пьют категорически. Чужая внешность досталась, кто-то, поди, мучается, какой-нибудь алкоголик с внешностью гарвардского профессора, переживает от несоответствия. А эти – ничего, ходят без зубов, улыбаются, никакого дискомфорта.
Вот что значит гармония, достигнутая в рекордно короткие сроки.
Наташа с Мяфиной теткой, теперь не разлей вода, Наташа мне говорит:
-- Здесь рай! Здесь рай!
Я подтверждаю:
-- Еще бы.
-- Олег, тут собачки!
-- Ага.
-- Коты!
-- Точно.
-- Дети!
-- Не без этого.
-- Мне, так этого не хватало!
Я всегда говорил, что счастье, это когда вокруг дети, собаки и кошки.
*
Подружка Ирка, чтобы отомстить Степику, вызвала своего последнего официального Мужа. И стала с ним прогуливаться перед калиткой садового товарищества. Ходят, типа в засаде, Степу ждут, хотят поразить его в самое сердце. А вместо Степы я иду:
-- Вы чего тут гуляете?
-- Ключи забыли.
-- Так я открою.
-- Иди отсюда!
Потом Ирка звонила весь вечер, делилась радостью:
-- Встретили! Он, аж позеленел! А мы такие – ля-ля-ля, дверь открываем, заходим под ручку, а у него глаза, как финики!
-- Как что?
-- Ты что, не понимаешь? Как финики!
-- Ира, что это значит?
-- Ну, такие, на лоб вылезли.
Я чувствую, что начинаю слегка запутываться в сложной Иркиной личной жизни.
*
Приятно похолодало, и отпустило сердце, ноющее три последних дня.
Я плохо переношу жару и предпочитаю скрываться в тени, а лучше в четырех стенах продуваемых кондиционером. Помню, в детстве читал книгу Генри Миллера – «Кондиционированный рай», правильная книга, рай должен быть прохладным.
Тетка Мяфина, теперь только охает.
Наташа гениальный художник:
-- Я второй раз была замужем за гомосексуалистом.
-- Ох.
-- Когда денег нет, я выхожу на улицу и начинаю петь. Рублей сто подадут.
-- Ох.
-- Мне деньги вообще не нужны, вокруг полно богатых мужчин.
-- Ох.
-- Я еще к вам в гости приду.
-- Обязательно!
Маугли, как вышедшая в тираж звезда экрана, прячется на задворках. Чувствует, что он Наташе не конкурент.
*
Прошло два дня, на улице погода «не забыть надеть пиджак» и мы с Маугли, весь день жжем костер и размышляем о вечном. Маугли размышляет в слух, а я про себя, иногда в буквальном смысле слова.
Ленка Шилова пишет в аську, чтобы я не переживал. Прямо так и пишет:
-- Ты кончай там херней заниматься.
-- Ладно.
-- Не – ладно, а чтоб я больше такого не слышала.
Я выключаю ноутбук, сажусь в кресло, открываю книгу, но читать не могу. Сижу курю, даже не думаю. А если думаю, то о ерунде: чего тормозная колодка у «Татры» не выводилась по-человечески, кем Маугли станет, когда вырастет, когда индийцы в космос полетят?
Умер Майкл Джексон.
Я расстроился, чего-то.
*
Маугли мне говорит:
-- Ты Папу Римского любишь?
Я аж дар речи потерял, молчал пять минут, потом, собрался с силами и ответил:
-- Он мне чего, родственник что ли?
-- А я люблю.
Вот хер знает, что из этого ребенка вырастет.
Может, новый академик Лихачев, для нравственного ориентира страны.
А может, разбойник с большой дороги.
С этими детьми никогда не знаешь, чем дело кончится.
Все-таки странно, чего я так расстроился из-за смерти Майкла Джексона. Я его и не слушал никогда толком, а надо же – переживаю. Замучил парнишку гадский щоу-бизнес, проехался стальными гусеницами.
*
Мы с Маугли постриглись налысо, как новобранцы. Машинкой ручной, причем я орал громче Маугли, когда нас Мяфа кромсала. Ходим, похожие на дебилов, но нам нравится. Мяфа говорит:
-- Почему похожие? Дебилы и есть.
А Маугли ей в ответ:
-- Мы огурчики.
Голова у Маугли круглая и загорелая, я как поймаю его, тут же целую в макушку, а он вырывается и злится. Семилетние пацаны не любят когда их тютюшкают. Я тоже, наверное, не любил. Не помню.
У гениального художника Наташи, Эрмитаж купил две картины, каждую по 25 тысяч рублей. Ее агентша, задвинувшая картины музею, скрылась с деньгами, говорят – уехала в Париж. У Наташи депрессия начинается:
-- Вот сука?
-- Точно, сука натуральная.
-- Меня все обманывают. Даже дети.
*
Другая наша подруга – певица, профессиональная – дает концерты, записывает диски – из депрессии не вылазит вообще. Когда дарила последний концерт, записанный где-то в этнической Европе, сказала:
-- А-а, херня получилась.
Мяфа его слушает вторую неделю, мне первые два дня, даже нравилось.
Но она, подруга – вокалистка, а с ней еще целый коллектив ездит, и девочка играющая на скрипке, наш настоящий друг. Раз десять была у нас в саду, внимательно следила, как я пилил дерево. Очень ей это действие напоминает работу, у вас – говорит – как на моем производстве.
Я перестал пилить, чтоб дать человеку отдохнуть.
И мы стали говорить о поэзии. Приятно иметь интеллигентных знакомых, о какой только херне не поговоришь.
*
Ирка про Степу сказала:
-- Стал прокладкой для трусов. Находится в надежных руках моей конкурентки.
После этой фразы, она заявила, что уходит в монастырь. Монастырь сей находится в городе Муроме, это тот самый город, откуда родом былинный богатырь Илья. Ирка решила съездить в Муром на разведку, пройтись с экскурсией по местам своего будущего обитания. Мяфа заявила, что одну ее не отпустит и поедет с ней. Мне она сказала:
-- Ты если что – не пугайся.
Я тут же испугался и спросил:
-- Что если что?
-- Если я внезапно позвоню и скажу что уезжаю в Муром, в монастырь.
Я испугался еще сильнее, но Мяфа успокоила:
-- Я только на экскурсию и чтобы Ирка не потерялась.
И они отправились в Муром.
*
Мяфа, разочаровавшись в торговле и имея диплом социального педагога, решила сменить поле деятельности. Надоело ей меня одного воспитывать, решила она еще кого-нибудь поучить.
А у нас в квартире, от книг по психиатрии, педагогике и судебной медицине, и так не развернуться, а тут она еще вышиванием увлеклась.
В результате устраивается на работу не к Борюсику в магазин директором, а в клуб детского творчества, учить детей вышивать бисером. Заодно и в фирму, шьющую концертные костюмы с элементами вышивки. Как-то так это звучит.
А мне приказано молчать и не комментировать.
А я и не комментирую, мне и так все давно понятно.
*
Ирка из монастыря вернулась сама не своя, а Мяфа сама своя. То есть, Ирка там жить напрочь отказалась, а Мяфа, с удовольствием бы осталась. Но ее не отпускает долг – я, дочь и гипотетические дети жаждущие научиться вышивать бисером.
Наша дочь существо загадочное, на контакт идет плохо, предпочитает жить своей жизнью и время от времени стрелять у меня деньги. Еще она любит приехать поиграть со мной в карты, в «Дурачка», причем всегда выигрывает. А потом злорадствует, но скромно, так иногда только намекает, кто у нас в семье умный.
Например, говорит:
-- Хочешь, я твоим друзьям скажу, что ты в тихушку Меладзе слушаешь?
Я отвечаю:
-- Ни в коем случае!
-- Тогда, мне не в чем ходить.
*
Мои попсовые пристрастия, постоянный источник шантажа. Мяфа говорит:
-- Ты же в юности любил авангардный джаз? Трио Ганелина слушал? А сейчас?
-- Ну?
-- Не «ну», а чтоб больше со мной не спорил!
А когда я пожаловался подружке Шиловой, то грубиянка Шилова ответила:
-- А мне, вообще, плевать какие у тебя пристрастия, главное, что ты человек хороший. Хоть и деградируешь стремительно.
А вечером позвонила Ирка и сообщила, что за ее сердце идет кровавая бойня. Что-то, вроде войны алой и белой розы. Потому что последний официальный Муж, глубоко проникшись ее состоянием, пошел убеждать Степика, какая Ирка хорошая. Для начала они напились, конечно, как свиньи. Потом обсудили Ирку, потом выпили еще, потом пришли к мнению, что лучше, чем она никого нет, и опять выпили.
В конце концов, подрались, как у нас и полагается, в финале дружеской пьянки.
Поздно ночью бывший Муж, явился к Ирке в домик и заявил, что Степик уполномочил его, ее поцеловать. Ира говорит:
-- Получил с двух рук.
Но я слышу – явно довольна девушка развитием событий.
*
Ирка спрашивает:
-- Я со стороны совсем дурой выгляжу?
Мяфа – мне:
-- Помолчи.
А потом Ирке:
-- Ну что ты Ира, не совсем.
-- А Степик?
Я, конечно, промолчал, но мнение свое, по поводу дурости Ирки, у меня есть.
Мяфа говорит Ирке:
-- Ты за Степика бороться будешь?
-- С кем?
-- С алкоголизмом.
-- Да.
-- Он, что такой хороший человек?
-- Не очень.
*
Мяфа говорит – Ах, как ты был прав.
*
Маугли с Мяфой, теперь в контрах, из-за отказа Маугли идти записываться в школу. То есть, Мяфа в контрах, а Маугли, ничего, ходит как всегда. Сам ходит и меня заставляет:
-- Пойдем – говорит – прогуляемся к ручью?
-- Чего мы там не видели?
-- Водичку.
Мяфа говорит про Ирку и Степика:
-- Любовники связаны между собой верхней и нижней чакрами, вот они и не могут расцепиться.
А я, где-то прочитал или услышал, следующее –
Если в старости, твой дом не переполнен детскими голосами, то он переполнен кошмарами.
Нам всем до старости еще далеко, а внуками меня уже шантажируют.
Чуть не забыл, Ирка автор книги «Защита от порчи и сглаза», изданной тиражом 5000 экземпляров. Книжка у меня есть, с дарственной надписью – учись, как надо писать, придурок.
*
Придурок или нет, а писать я продолжаю, плохо отдавая себе отчет зачем.
А Ирка, наоборот, категорически против писательства. Зато у нее есть план жизни – все-таки уехать с Мауги в монастырь, но перед этим обвенчаться со Степиком. У меня все это плохо стыкуется между собой, но и венчаться она предлагает не мне. Степик, кстати, тоже не в курсе ее желаний. Потому что она только со мной поделилась:
-- Пусть купит кольца, и мы с ним обвенчаемся.
-- Ира, а он знает, что ты этого ждешь?
-- Нет.
-- Так, может ему сказать?
-- Пусть сам догадается.
Ну, пусть догадывается.
Мяфа, даже комментировать эти желания нашей подружки, отказалась.
-- Чего – говорит – я должна обсуждать поведение умалишенных?
-- Ты же социальный педагог.
-- А она, что ребенок из неблагополучной семьи?
-- Она хуже.
-- Вот именно.
*
Ирка теперь звонит и пишет каждый день, чтобы сообщить –
1. Бывший муж, страшно беспокоится о душевном состоянии Степика-дятла.
2. Степик звонил Ирке и сказал, что его Бывшая любовь – его крест, и он будет с ней до конца жизни.
3. А сам он, Иркин крест и она тоже, будет его нести по мере сил.
После всех этих безумных писем Мяфа сказала:
-- А Ирка, значит, наш с тобой крест неприподъемный. Будем тащить.
А я сказал, что силы мои тают прямо на глазах. Что я от этих крестов, растаскиваемых в разные стороны, уже плохо себя чувствую. Что мы с Маугли на грани нервного срыва и восстания.
Но Мяфа ответила:
-- Спокойно, крест каждому дается по силам. Дотащим.
И мы потащили Ирку дальше.
*
Шилова ушла в отпуск, в аське не появляется и обсудить создавшееся положение мне не с кем. Правда, перед тем как замолчать, Ленка успела прислать мне несколько строк:
-- А ты скажи этому дятлу, что он дятел. Может, осознает всю глубину своего падения. Хотя вряд ли.
У Мяфы очередное увлечение, теперь она лечится пиявками. Наша подруга гениальный художник Наташа, познакомила Мяфу с врачом участковым, которая ставит пиявок. И лежит Мяфа, вся облепленная пиявками и они взаимно наслаждаются. Мяфа говорит:
-- Чего это, они так долго не отваливаются?
-- От часа до полутора, должны держаться, если с кровью все нормально.
-- Значит я им понравилась, уже час сорок прошел.
Потом, когда Мария Ивановна отклеит пиявку, Мяфа этой пиявкой долго восхищается. Гладит ее и уговаривает:
-- Ах, ты пиявочка моя милая, как же ты, сука, насосалась моей крови. Пойду тебя утоплю в унитазе.
На меня это все, производит очень сильное впечатление.
*
Степик терроризирует Ирку эсэмэсками.
Мы с Мяфой ходили на рынок, где на прилавке – все по десять рублей, нашли Иркину книжку про порчу и сглаз. Тут же купили ей в подарок.
А вечером, перед моей ночной сменой, зашли еще к одной нашей знакомой художнице. Посмотреть картины.
У меня ощущение, что я в этом городе знаю всех художников, придурков и экстрасенсов.
Картины нам понравились, но в середине просмотра, Мяфа с художницей пошли пить домашнее вино, а одному мне стало не интересно. Потому что эти картины, требовали долгого объяснения и расшифровки деталей. Глядишь на нее – ни хера не понятно, а разъяснит автор – вроде, да, точно, видно лицо в правом верхнем углу.
Когда вышли от художницы, Мяфа сказала:
-- Ну, все, ты долг отдал, а мне еще раз придется с ней выпить.
*
Я так давно не был в саду, что питаюсь исключительно впечатлениями Ирки, переданными по мобильному телефону.
Впечатления Ирки, больше всего напоминают, хронику войны двух идиоток, за сердце Степика. Причем сам Степик в этой ситуации, выглядит законченным мудаком. Я скоро прятаться начну от их разгулявшихся чувств, сметающих все в округе.
Завтра поеду в сад, выслушивать мнения сторон и наводить порядок.
*
Лучше бы я не ездил.
*
Мяфа, после первого сеанса, вплотную взялась за теорию пиявколечения. Купила себе учебник и читает его запоем. И меня заставляет, я ей говорю:
-- Мяфа, ну их на фиг, они противные.
-- То есть, я одна, должна бороться за свое здоровье?
-- Тебе без меня помогают три человека, своими советами.
-- Помогать-то они помогают, но сами никогда не пробовали.
-- А я, что, должен попробовать?
-- Обязательно.
Но видя, как после каждого укуса, она полдня истекает кровью, я укусываться отказываюсь.
Мы теперь в сад ездим, как бойцы невидимого фронта, все в крови, с бинтами, тампонами и пластырем.
Маугли, это страшно нравиться:
-- Кусали?
-- Кусали.
-- И кровь течет?
-- Течет.
-- А ты не умрешь?
-- Нет.
-- Странно.
*
Пришел с работы и Мяфа мне говорит:
-- У меня для тебя две новости, плохая и очень плохая, с какой начать?
-- Мяфа, завязывай.
-- Ладно, плохая новость – почему ты вчера, разговаривал по телефону с Лю-лю, а мне сказал, что с Маугли?
-- А очень плохая?
-- Умер Василь Палыч Аксенов.
Из дома, хоть не уходи, только отправишься в ночную смену, как тут же кто-то умирает. Вот Василий Павлович умер, кончается поколение, эпоха, этап, мир, как хочешь можно сказать, все будет правдой.
Я его «Остров Крым» два раза читал и «Ожог» читал и «Москва Ква-Ква».
Тут же побежал в книжный магазин и купил сборник Астафьева.
Хотел еще Бориса Васильева, но там одни его исторические романы, а я их плохо переношу.
*
Читал газету, смотрел телевизор, ощущение нескончаемого праздника.
Ирка прислала эсэмэску – ничем помочь не могу, он сам ее выбрал.
Я задумался, что бы это значило, а Мяфа расшифровала:
-- Это она думает, что покончила со Степиком.
-- А на самом деле?
-- А на самом деле, она дура.
Мы с Маугли купили мультфильм «Ледниковый период 3», в дурацком переводе. Диск у нас тут же отобрала Мяфа и побежала смотреть.
Мяфа позвонила мне и сказала:
-- Сейчас к тебе придет твоя дочь.
-- О!
Потом пришла наша Дочь и долго выясняла сколько я могу дать ей денег, а я выяснял, устроилась ли она на работу. Явившаяся спустя полчаса Мяфа, выясняла, кто из нас (с дочерью) дурнее.
*
Дочь, виртуозно увернувшись от расспросов о работе, взяла сто рублей, пачку риса, Мяфин новый телефон и отбыла в неизвестном направлении, заявив, что у нее дела.
Перед уходом она еще побрызгалась моей туалетной водой, сказав:
-- Пусть мужиком пахнет.
Мяфа, только крякнула
А потом сказала мне:
-- Что ты млеешь, как жираф?
А я не млею, я так, радуюсь жизни, пока нас тут всех не накрыло окончательно, стабильностью и лютым позитивом.
Потому что позитив позитивом, а на такие деньги жить, крайне весело.
А тут еще Мяфа, фонтанирующая идеями.
Я теперь, на одних пиявок, только и работаю.
*
Кстати, о Глокой Куздре, вынесенной в эпиграф.
Эта фраза академика Щербы, лучше всего характеризует Иркину жизнь.
Где, Глокая Куздра – она,
Щетко будланула Бокра – все-таки выгнала Степика,
А курдячит Бокренка – шпыняет Маугли, почем зря.
Еще хочу рассказать о ящиках, которые не задвигает Мяфа и о дверях, которые она не закрывает. Я на них всегда натыкаюсь, особенно приятно, когда в темноте врезаешься в открытую дверь ванной. Искры, летящие из глаз, прекрасно освещают обратный путь.
Вообще, меня страшно волнует проблема совместного проживания на ограниченном пространстве.
У всех же разные привычки и одно дело, когда вы живете вместе давно и меняетесь, почти одновременно и другое дело, когда вокруг Мяфа.
*
Потому что, договориться с Мяфой о взаимном не нападении, не возможно, она все территории считает своими. Уже своими, или подлежащими захвату.
-- Ты на кухню не ходи.
-- Почему?
-- У меня там грязно, ты расстроишься.
А теперь, еще и пиявки в банках везде стоят.
На следующий день позвонила подружка Ирка, чтобы пригласить Мяфу к колдуну. В город Заволжье, отстоящий от нашего города, в трех днях пути. Типа, здесь не далеко – три ночевки и мы на месте. Мяфа, прямо, вся загорелась.
-- Поеду – говорит – к колдуну, посмотрю, как живьем это делается.
-- Чего делается-то, Мяфа?
-- Гадание.
-- О, Господи!
-- Ты ничего не понимаешь, там обстановка и, вообще, мы потом на речку пойдем.
Короче, они уехали – Ирка, Мяфа и Маугли. А я остался их ждать.
*
И вот, что характерно, Мяфа вернулась из Заволжья от колдуна в тот же день, а Ирка с Маугли остались.
Мяфа говорит:
-- Поживут там немного, дня два.
-- То есть завтра приедут, что ли?
-- Вечером.
-- А на фига остались?
-- Ей полезно, со всякой нечистью потусоваться.
Потом мы пошли в магазин, где встретили Мяфину подружку, ту, что замужем за африканским студентом. Подружка была со своим негритянским ребенком, прелестной смуглой девочкой в розовом платье. Смотреть на нее сбежался весь магазин – до того хороша. Чуть на сувениры ребенка не порвали, тискали до умопомрачения.
А на следующий день вернулась потрясенная Ирка и измученный Маугли.
*
Ирка, вернуться то вернулась, но душой, явно, осталась там, на берегах Волги. Стала задумчивее.
Зато, наши знакомые художники проявляют изрядную активность. Галя, у которой мы с Мяфой были на домашнем вернисаже, попросила написать рецензию, впечатления от просмотренного. Мяфа говорит:
-- Напиши, тебе же не трудно.
-- А чего написать-то?
-- Ну, как чего? То, что обычно пишут – понравилось, это – больше, а это – меньше. И вообще учись быть толерантным.
-- Каким?
-- Не выпендривайся.
Ну, сел я за стол, написал свои впечатления, а Мяфа их забраковала, сказала:
-- Чего-то надоели мне эти творческие личности, не смотря на мою огромную восприимчивость.
-- И что делать? Неудобно же?
-- Я сама напишу.
*
Потом Ирка завела свой обычный, последнее время, разговор, про подлость мужиков и монастырь. Кричит, как чеховская героиня:
-- Уйду! Уйду!
А я уже у Шиловой проконсультировался – дамочек с несовершеннолетними детьми, в монахини не берут.
Мяфа в отместку всем, купила мешок конского навоза, о чем честно меня предупредила:
-- Ты меня, смотри, не убей.
-- За что?
-- Я там навоз немного просыпала.
-- Где?
-- Где-где, в комнате.
Я тут, слегка дар речи потерял, а когда обрел его вновь, Мяфа уже отключила телефон. Поэтому, мне осталось, только укрепиться любовью и идти домой.
На следующий день, тщательно собранный с ковра навоз, мы повезли на дачу.
*
Навоз, это вершина карьеры Мяфы, по сбору всякой фигни у помоек. У нас в коридоре, на кухне и в комнате, уже стояли:
1. Старый комод, подобранный у соседнего дома. До сих пор стоит.
2. Медный радиатор от газовой колонки. Продан мной за 200 рублей, каким-то аферистам, найденным на столбе.
3. Чемодан, годов пятидесятых, больше всего похожий на ящик для клоунского реквизита. Очень мне нравиться.
4. Женская кожаная куртка. Выкинута на ту же помойку, с которой была принесена.
5. Этажерка непонятного происхождения. Подарена Ирке.
6. Собрание сочинений Салтыкова-Щедрина. Стоит на моей книжной полке.
И еще, так по мелочи, типа чайных кружек, старых вилок и настольной лампы, не оказавшейся шедевром Де Кирико.
Да, еще две коробки из-под монпансье, проданные мной старьевщику.
*
Кстати о Старьевщиках. Я их еще застал, так же как Точильщиков ножей, ходивших по дворам.
Домашний персидский коврик, ласково именовавшийся в юности – холстиной, до сих пор пахнет навозом или, проще говоря – лошадиным дерьмом. Очень интересный эффект получается. Бывает, заходишь в комнату, а запах как в конюшне, не знаю почему, но мне нравится.
Ирка, прониклась Мяфиными рассказами и жаждет пиявок.
Я чувствую, что у меня в голове трясутся опилки, которыми она набита.
Мяфин трактат, о художнике Галине, произвел на последнюю благоприятное впечатление и она милостиво не дает Мяфе проходу. Звонит через каждые полчаса и говорит:
-- Ой, я случайно! Я не тебе Мяфочка звонила, вас у меня трое, и все на букву – К.
Мяфа у меня спрашивает:
-- Почему я на букву – К? Я же на букву – М.
*
Учет и контроль.
*
Мяфа бегает по огороду и восхищается:
-- О! Полила цветочки говном, они так обрадовались!
А я ей отвечаю, как сквайр Трелони:
-- Я буду работать за троих, за четверых, за четырнадцатирых.
На работе не платят ни хера, валят на кризис, мне иногда стыдно за свою зарплату. Въебываем-то мы по настоящему, а приносим домой гроши, вот я и колочу понты – мол, найду еще работу и буду ****ячить за четырнадцатирых.
А Мяфа отвечает:
-- Да брось ты это Депо. Я тебя прокормлю, не пропадем, как ты говоришь, в натуре.
-- А как же наша Дочь?
-- Она не разговаривает с нами, чтобы мы ее работать не заставили, но я ее, все равно раскусила. Пойдет на производство как миленькая.
-- Нет уж, тогда лучше я.
*
А тут еще, друг любимый Сашка, запил смертельно.
*
Уехали мы в сад, а в саду тишина, только марево – раскаленный воздух неподвижен. Даже Маугли не слышно. А если кто и попадется на встречу, то исключительно, пьяный Степик.
Ему накануне морду набили около магазина, а Ирка нам доложила. Голос у нее по телефону был таинственный, потому что она сидела в засаде, в придорожных кустах. Следила за Степой, который бегал вокруг киоска в поисках опохмелиться.
Сказала, что вышла из автобуса и вместо того чтобы пойти домой, пошла к магазину, а там Степик – харя в крови, рубашка порвана, настроение воинственное. Ну, она и затаилась. Я у нее спросил – зачем? Ничего она мне не ответила. Не смогла.
Начнешь, вроде, рассказывать историю – все красиво и занимательно, а как продолжишь, сразу понимаешь, что катятся персонажи в тартарары. И на фоне всеобщей одуряющей стабильности, отдельно взятые люди, живые, между прочим, погибают без остановки.
И помочь-то им, я уже ничем не могу.
*
Сидим вечером у костра: Ирка безработная, Мяфа искусанная пиявками, Маугли неунывающий и я – с порванными мышцами колена. На работе получил производственную травму, а в травмопункте сказал, что на улице споткнулся. Все мы, когда-то спотыкались на улицах.
Не весело.
И главное ни кто не виноват, ни в чем.
Один только Степик, кругом всем должен.
Ирка устала, потому что – «Выгребала грязь в квартире этого мудака пять часов». Маугли готовился в школу и для этого усилил свои футбольные упражнения, вот только я ему теперь не товарищ. Мяфа, вся в своих трудных взаимоотношениях с пиявками. А я всем сочувствую, даже Степе.
Короче, каждый при деле.
*
Мяфа, искусанная напрочь пиявками, целый день истекает кровью, я только успеваю повязки менять. Еще она вся в страшных синяках на местах укусов. У пиявки двести семьдесят зубов и все они ее кусают. Мяфа счастлива.
Наша дочь подобрала на улице собаку и тоже страшно счастлива, насчет собаки не знаю, но вид у нее довольный.
Мы сегодня ночуем на даче или в саду. Делаю Мяфе перевязку, обклеиваю ее всю скотчем и иду разжигать костер. Маугли ушел за дровами и принес четыре елочных шишки. Ирка молча смотрит на огонь.
Хороший вечер.
*
Друган звонил из больницы, у нас есть такая специальная больница для выходящих из запоя. Платная.
-- За три дня семь тысяч! Лучше бы я их пропил! За неделю!
-- Ты бы их пропил за два дня.
-- В смысле за ночь?
Я слышу, как его там кто-то ругает, он отключает мобилу.
Чего-то все труднее моим ровесникам удается удерживать ураган пьянки в разумных рамках. Вроде, начинают пить с чистой мыслью – по чуть-чуть, а заканчивают на помойке. Если не в дурдоме.
Мы с Маугли гуляем по саду и он у меня спрашивает:
-- Ты, это, когда еще приедешь?
-- Послезавтра.
-- Значит не скоро.
*
Я уже давно ничего не понимаю, но с другой стороны, кто, если не я?
*
Еще несколько слов о закольцованности бытия, о рифме жизни, подстерегающей нас везде.
С врачом, ставившей Мяфе первых пиявок, нас познакомила гениальный художник Наташа.
Врач, рассказала нам о своей маме, работающей преподавателем в школе. В той самой, в которой работала Наша Мама, прекрасно знавшая маму врача.
Но помимо школы, Наша Мама, работала в молодости в библиотеке, вместе, понятно, с гениальным художником Наташей.
Да, Наша Мама, естественно живет на участке, обслуживаемом врачом, которая ставила первых пиявок. Наша Мама много раз была у нее на приеме.
И замыкает эту элегантную схему, то, что я, учился именно в этой самой школе, где преподавала Наша Мама, а мама врача была завучем. Это школа для ослабленных детей, чтобы это слово не значило.
Меня потом перевели в другую школу.
Для ослабленных физически, а не на голову, как сразу обрадовалась Мяфа.
*
Позвонила Ирка, сказала, что уезжает с бывшим Мужем и Маугли, в город Балахну, к очередному колдуну. Хочет узнать, как вернуть Степика. Попросила Мяфу:
-- Сходи проверь моего.
Мяфа ответила:
-- Угу.
А я, тихонько взвыл.
Потом спрашиваю у Мяфы:
-- А чего это, бывший Муж везде с Иркой ездит?
-- Благородный человек.
-- А-а, это типа все дамы от него денег требуют, а Ирка нет?
-- Чего от него требовать? У него зарплата шесть тысяч. Четыре – элементы на двоих детей, а две родители отбирают.
*
На хер.
*
Пошел в поликлинику выписываться. Как всегда промахнулся, пришел на час раньше. Сел на банкетку металлическую, сижу жду. Любуюсь жизнью. А в кабинет, какие-то тетки туда-сюда шастают, наконец я догадался спросить, оказалось что пришел вовремя, даже раньше, только очередь не занял. Ну занял. Естественно последним, сижу жду.
А они, суки, все шастают, и те, кто раньше меня пришел и те, кто позже. На вид очень здоровые люди, здоровые и очень деловые. Каждый говорит:
-- Мне, только на минуточку
Или:
-- Я талончик взять.
И хренак в кабинет.
И застревают там минут на тридцать.
А я, значит, сижу.
Где-то, в среднем, часа полтора просидел, прежде чем решился забить на вежливость и заглянуть в кабинет. Меня оттуда выгнали конечно, и я снова стал ждать.
*
Еще полчаса просидел, наконец, врач выглянула из кабинета и сказала:
-- Кто на прием? Проходите.
Я встал как путный, пошел, а сзади девушка с бабушкой надрываются:
-- А почему вы-то пошли?
-- ?
-- Мы на прием первые!
-- Вы же на перевязку?
-- Это одно и тоже.
И, понятно, херак в кабинет.
Сел я на банкетку металлическую, а женщина, с которой я за два часа ожидания успел познакомиться, говорит:
-- Вы так никогда на прием не попадете, тут понаглее надо быть. Кстати, и прием скоро заканчивается.
Я у нее спрашиваю:
-- А вы то сами, чего не лезете вперед меня?
-- А мне не надо, я на шестнадцать десять к невропатологу записана, а здесь хирург.
*
Шилова мне потом сказала, что грузят на тех, кто возить согласен.
А Ирка говорит, что меня любая система, сиречь государство не любят. Не зря же мои документы в банке два раза теряли.
В общем, досидел я тогда до окончания приема, гляжу врач выходит, я ей говорю:
-- А как же я?
-- Что же вы не зашли?
-- Народу много и все к вам.
Повздыхала она и ответила:
-- Ладно, приходите в понедельник, только сразу в кабинет заходите, я вам больничный закрою.
И ушла.
*
А мы с Мяфой в сад поехали на ночь глядя, чтобы остаться там ночевать и, вообще, смыть с себя всю гадость.
Разожгли костер, чайник согрели, печенье достали, сидим.
Мяфа говорит:
-- Хорошо сидим.
-- Ага.
-- Да брось ты расстраиваться из-за ерунды всякой.
-- Я не расстраиваюсь.
-- А то я не вижу.
Попили чаю, посидели еще, Мяфа спрашивает:
-- Ну, чего ты, в самом деле? Подумаешь, херня какая, не сходил он к хирургу. В понедельник сходишь.
-- Да я не из-за этого.
-- Я понимаю, но у нас так везде, неужели ты еще не привык за сорок лет?
-- Никак не могу привыкнуть, переживаю каждый раз в полном объеме.
-- Плюнь.
-- Плюнул.
-- Вот и молодец.
*
А-а.
*
Ночь уже глубокая, а мы все сидим с Мяфой, костер догорел, тлеют угли. Картошки, что ли испечь, как в детстве? Жаль Маугли нет, вот бы он обрадовался.
Поворошил я угли палкой специальной, посмотрел на жар, потом в темноту, которая от костра еще пронзительнее и говорю Мяфе:
-- Может уедем? Куда-нибудь к морю, будем сидеть на белом песке?
А Мяфа мне отвечает:
-- Но мы же, не будем там счастливее.
И я замолчал.
Потому что, она права.
Потому что, мы никогда не будем счастливее, чем сейчас.
Потому что счастье, это всегда –
Сей час,
Сию секунду.