(По роману "Страсти в пути, или Пионы под дождем". Вы приглашаетесь на Форум в Интернете по этому роману : http://1de.ru/viewtopic.php?t=29183)
…Утром сквозь сон чувствую, как в очередной раз кто-то стягивает одеяло, дергает за ногу и полушепотом настойчиво произносит:
- Боря, вставай, пора ехать в поле! Уже половина шестого! Просыпайся!
- Да, да, надо вставать и опять ехать в поле, чтобы целый день до полуночи жариться на солнце! – вертится в моем сонном мозгу.
И, наконец, до моего сознания доходит истинный смысл произнесенных слов: это меня будит Миша Гибайдулин, тракторист нашего экипажа, состоящего из четырех человек: тракториста - «будильщика», комбайнера, его помощника и меня - копнильщика.
- Встаю, встаю, Миша, иду! Сейчас! – бормочу я и вскакиваю с лежанки.
Плеснув на лицо две-три пригоршни воды, еще не совсем проснувшись, плетусь в сторону «столовой», расположенной здесь, в степи на полевом стане. Столовая - это всего лишь печка, сложенная из «бэушных», битых, кирпичей, соединенных навозом, сварганенная под открытым небом метрах в десяти от глинобитных косых и кривых низких мазанок - домиков, в рост человека, и стол, непрофессионально сколоченный из нескольких горизонтальных параллельных досок, двух вертикальных крестовин, служащих опорами, да двух соединяющих их реек.
Утром пока еще не только не жарко, даже холодновато: климат здесь резко континентальный. Поежившись, подхожу к столу, присаживаюсь. А там, на столе, в алюминиевой миске уже стоит заготовленная, видимо, с вечера порция пшеничной каши с ложкой подсолнечного масла и кусочек черного хлеба, граммов сто. Скудная порция скудного завтрака быстро уплетается, и бегу к машине, «газику», где ждут три других члена экипажа – не студенты, а приехавшие заработать на уборке богатого в тот год урожая. «Газик» резво срывается с места, и, оставляя за собой клубы пыли, устремляется вдаль по бескрайнему, безграничному полю - туда, за два десятка километров, где со вчерашнего позднего вечера оставлены трактор и комбайн. На голове – темносиний берет.
Мчимся со скоростью километров под сто, так что холодный утренний встречный поток ветра не только бодрит, но и холодит. Рубашка надувается пузырем. Бескрайняя во все четыре стороны степь даже после получасовой гонки на огромной скорости не открывает своих тайных границ! Ни конца, ни края! Через полчаса такой езды оказываемся около своей «ультрасовременной» сельхозтехники.
А еще через десять минут все на своих «боевых» местах!
У экипажа все подчинено зарабатыванию денег, а для меня это все еще романтика и исполнение долга перед Родиной. Тем более, что я комиссар всего отряда, насчитывающего целых полсотни ребят и девиц с одного курса.
Весь этот уборочный конгломерат - соединение агрегатов, состоящее из трактора, комбайна и копнителя, - после семичасовой ночной стоянки трогается. Глухо, тяжело, надрывно ревет трактор, гремит - шумит комбайн, трясется, тарахтит и подпрыгивает студенческий агрегат- копнитель.
Эта огромных размеров почти кубическая коробка с длиной стороны метра три, «сварганенная», то бишь сваренная, из уголков, обшитая с четырех сторон - спереди, с боков и снизу - тонкими листами из жести.
Задняя стенка копнителя состоит из металлической рамы, решетки из редко расположенных вертикально узких деревянных реек, а висит она на стержнях-шарнирах, вдетых в верхней части в боковые «стенки - щеки». В нижней части задней стенки имеются фиксирующие ее крюки. Вот этот-то агрегат призван накапливать вылетающую из горловины комбайна солому, фасовать ее в кубик с размерами копнителя, а потом вываливать на скошенное пшеничное поле – стерню.
С левой стороны, в верхней части этой развалюхи, имеется «капитанский мостик» с перилами, позволяющий перемещаться по нему взад – вперед на высоте в два с половиной метра, чтобы с помощью вил равномерно разбрасывать по всей площади солому. Все это сооружение размещено на двух металлических колесах без рессор, без амортизации и прицеплено к комбайну, горловина которого нацелена примерно на середину копнителя.
Трактор заработал, и с вилами наперевес догоняю пришедшего в движение монстра «трактор-комбайн-копнитель» и поднимаюсь по «трапу» на «капитанский мостик». Вилы – мое орудие производства. Комбайн начинает изрыгать из своего жерла потоки соломы в копнитель, а я должен эту самую солому равномерно разбрасывать, постоянно разгребать по всей его площади. Несмотря на полный штиль, полова и пыль летят непрерывно мощным широким волнистым, подрагивающим потоком, развеваясь по всему пространству копнителя и в мою сторону, проникая под рубашку, набиваясь в уши, глаза. Вилами приходится постоянно шуровать по всей поверхности соломы, разбрасывая ее скопления в отдельных местах. Занятие не из легких, если учесть размеры копнителя и длину рукоятки вил!
Копнитель в течение десяти-пятнадцати минут наполняется доверху, и теперь нужно нажать на педаль для открытия его задней стенки. Нажимаю судорожно один, два, три раза, много-много раз подряд на эту самую, мать ее, педаль, но…задняя стенка так и не откидывается, а солома продолжает поступать и поступать, прёт и прёт в копнитель, и вскоре он весь наполняется соломой доверху. Солома продолжает поступать еще и еще! Через верх! Наконец, она стремится накрыть и копнильщика с головой, а ему не остается ничего, никакого выбора, кроме как слезть по трапу назад и, высунув язык, догоняя продолжающий двигаться агрегат, попытаться отдернуть непослушный крюк для открытия решетки и выброса соломы.
- Боже мой, наконец-то, крюк удалось сдвинуть! – звучит в моем мозгу.
Солома повалила на землю, освобождая пространство для новых порций. Задняя стенка вначале поднялась градусов на шестьдесят под давлением спрессованной соломы, потом плюхнулась на место, и замок защелкнулся: крюк стал на свое место.
Догоняю подпрыгивающий на кочках теперь уже пустой копнитель и влезаю на «капитанский мостик».
Проходит час спокойной работы, когда при нажатии на педаль несколько раз, с горем пополам, но без излишних проблем солома выбрасывается.
И вдруг, кажется, без всяких на то причин образуется «козел»: заднюю решетку заклинивает намертво и приходится «расчесывать» скомканную кучу соломы, чтобы копнителю было легче «разродиться», для чего уже достаточно измученный «ныряю» внутрь него, дотягиваюсь до крючка, сдерживающего заднюю решетчатую стенку, отдергиваю его и…падаю вместе с соломой вниз на стерню, получая при этом удар по спине стенкой, вначале задранной напором соломы вверх, а затем опускающейся под действием своей тяжести и, наконец, с грохотом возвращающейся на место в висячее положение!
Отряхиваюсь от соломы и половы, протираю глаза от пыли, пытаюсь сориентироваться в пространстве и догоняю подпрыгивающий пустой копнитель! И так много раз на дню!
Опять и опять образуется внеочередной «козел», и я спускаюсь на дно копнителя, чтобы он смог выплюнуть очередную порцию соломы, со мной вместе.
Когда дело близится к полудню, и воздух в виртуальной тени раскаляется до пятидесяти, а то и больше градусов, приходится обнажаться до пояса. Пыль, колючие устюки, полова и солома летят, прилипая к потному разогретому до «кипения» телу, и оно покрывается серой колючей коростой. И так целый день! Да нет, не целый день, а с утра до самой ночи!
Хоть лезь на стенку! Да нет ее!
В такие часы и особенно минуты своего выброса из копнителя клятвенно обещаю себе:
- Как только вернусь в Москву, первым делом сделаю все, чтобы модернизировать это проклятое убогое устройство, зовущееся копнителем, созданное убогим умишкой захудалого конструктора - сельхозника, наверное, бывшего двоечника!
Но…зная, что «бытие определяет сознание», понимаю: когда я вернусь в Москву, придет другое время, оно обволочет меня иными проблемами и заботами, а с ними и уйдут всуе эти каждодневные клятвы перед внеочередным выбросом соломы из злополучного копнителя! О, Горгона, тогда ты окажешься уже далеко оттуда и не будешь опасна!