Морковка для ослика. 7

Ольга Кан
Максим.
Я сам себе подложил свинью. Это же надо было так проколоться! Мой план относительно Катерины не предполагал никакого интима. Конечно, мне приходила в голову такая идея, но я знал: секс все испортит. Я не собирался забивать ее филигранные мозги розовыми соплями и дешевой романтикой. Мне нужна была Катя-друг, Катя-партнер, Катя-исполнитель моей очередной идеи. Когда я сказал ей, что отец поставил перед нами задачу, я, конечно, солгал. Но он все время твердил, что если бы я предъявил ему что-то готовое, конкретное и полезное для фирмы, он согласился бы рассмотреть вопрос о личном бизнесе для меня. И добавлял, что ждать этого бесполезно, поскольку все равно я не годен ни на что, кроме пустых размышлений. Когда отец отправил меня в помощники к Катерине, он напутствовал меня словами «постарайся извлечь из этого хоть какую-то пользу». Я знал, что нам придется перелопатить всю бухгалтерскую документацию за последний год, и это хороший способ для меня уяснить, как он ведет дела. Ведь обычно большая часть документов мне в руки не попадала. И я старался выжать из ситуации максимум пользы. Но попутно я заметил еще кое-что. Я видел, как отец, жалуясь на низкую скорость исполнения и множество ошибок, допущенных своей секретаршей, все чаще отправляет Катерине собственноручно написанные от руки письма и договора, как он одобрительно хрюкает, получив назад безукоризненно оформленный печатный вариант, и как часто повторяет, что «больше бы таких работников – половину штата можно было бы разогнать».
И я поставил на Катю. Я убедился, что она сможет решить любую задачу, которую реально решить в принципе. Но важнее было то, что она решит ее так, что отец точно будет доволен результатом. Я рассудил, что ни одна существующая программа для бухгалтеров не учитывает всей специфики предприятия, и если я смогу предоставить отцу работающий вариант, заточенный под нашу фирму, да еще с внесенными базовыми данными, это будет идеальным доказательством того, что мне можно поручать ответственные дела. Катя же должна была выступить и в качестве дополнительной страховки: отец мог предубежденно отнестись к результату моего труда, но участие в разработке человека, работой которого он уже не раз оставался доволен, гарантировало его объективное отношение. В очень отдаленных планах я представил себе, как переманю Катю на работу в нашу контору, и обеспечу себя отличным специалистом под рукой.
Катина душевная драма разразилась весьма кстати. Каюсь, у меня были мысли сыграть на ее расстроенных чувствах и слегка влюбить в себя, для пользы дела. Ее условие работать только по ночам облегчало мне задачу: глубокая летняя ночь со звоном цикад за окном, мы одни в огромном пустом здании… Оставалось лишь добавить немного романтики. Я принес с собой бутерброды,  разломил их на кусочки и предложил скормить их Кате, мотивируя тем, что не стоит ей отвлекаться от клавиатуры, и терять ход мысли. Она только пожала плечами, когда я описал ей такой способ позднего ужина, и послушно открыла рот. Каждый раз, предлагая ей кусочек колбасы или сыра, я легонько проводил кончиком пальца по ее губам. Она вообще не реагировала на эти нехитрые маневры. Тогда я предложил ей поменяться со мной местами и диктовать, чтобы ее глаза отдохнули, и сел печатать сам. Перехватив у меня инициативу, Катя начала, в свою очередь, подпихивать мне остатки бутербродов, а я старался прихватить губами ее пальцы, когда они появлялись у моего рта. А у нее ни разу даже не сбился темп диктовки. Я нарочно садился к ней поближе, касаясь плечом, я наклонялся к ней, как бы обсудить неразборчивое место, так близко, что наше дыхание смешивалось – а ее глаза оставались спокойными и незамутненными, и в улыбке ни разу не проскользнуло тени кокетства. Она не реагировала ни на откровенные взгляды, ни на двусмысленные намеки. Я отчаялся применять к ней легкие методы – похоже, эта женщина в принципе отметала флирт как способ общения. Неужели в ее кибернетическом мозгу не осталось ничего человеческого?
Тогда я повел на нее прямую атаку. Я выдал ей в разговоре пару таких фактов из моей биографии, что любая другая, притворно ужаснувшись, мысленно примерила бы на себя пикантную ситуацию. А Катерина, не моргнув глазом, заметив между делом «мы же друзья, да? Так что по секрету, а ты никому не проболтайся», рассказала в ответ историю, от которой у меня уши запылали, едва я представил себе ее в действующих лицах. Потом нас понесло так, что будь в кабинете цветы в горшках, они бы завяли от наших разговоров. И когда я поймал себя на том, что только что описал ей свою анатомию в деталях, а она в ответ мгновенно разложила по полочкам возможные преимущества и недостатки использования подобного орудия – я понял, что еще немного, и я предложу ей продемонстрировать свои знания на практике, и немедленно. Но тут Катя вскочила, пробормотала, что у нее что-то с желудком, и унеслась в туалет. Не появлялась она довольно долго, видно, и впрямь съела за обедом что-то несвежее. А у меня было время дождаться, пока джинсы не перестанут быть мучительно тесными, и решить для себя, что лучше не дергать спящего льва за усы, и оставить наши с Катериной отношения на дружеской волне, иначе мне, пожалуй, станет наплевать на мои далеко идущие планы.
Не могу сказать, что мне в последующие дни легко удалось выбросить из головы шальные фантазии на тему «Я и Катя», но наши встречи вошли в обычную колею, и после трех месяцев напряженной работы результат наших совместных усилий, наконец, был готов к демонстрации. Но все оказалось не так просто, как я себе представлял. К моему большому разочарованию, отец ничего определенного не сказал. Программу отдали в обкатку бухгалтерам, шли дни, и ничего не менялось. Я начал думать, что просчитался, и мне не удалось пробить его уверенность в том, что от меня не может исходить ничего хорошего в принципе. Мне пришлось признаться Кате, что это был мой личный эксперимент. Я ждал бурного возмущения, но она приняла факт как должное, сказав, что предполагала это с самого начала. Ко мне вернулась возможность высыпаться по ночам, но потребность видеть Катю и говорить с ней каждый вечер гнала меня к ней домой, где мне было хорошо и комфортно. Там я виделся не только с Катей, частенько туда забегал по вечерам ее младший брат, который познакомил меня с Розой. Комплексов у Розы было еще меньше, чем волос в интимных местах, и моя ночная жизнь стала вполне насыщенной. А еще на улице я неожиданно столкнулся нос к носу со своей бывшей, Ксюхой. Радость от встречи после долгой разлуки перевесила ее справедливые обиды на мою старую измену, я покаялся и примирение мы в тот же вечер завершили в постели.
Но я с удивлением отметил, что все чаще отказываюсь от свидания и с Розой, и с Ксюхой, ради того, чтобы часами гонять чаи с Катериной и болтать обо всем на свете. А когда меня послали в очередную командировку на пару дней, и на обратном пути ноги сами привели меня с поезда не домой, а к порогу Кати, я понял, что она незаметно, но прочно вошла в мою жизнь. Разумеется, как друг. Я снова подумал о том, как славно было бы, если Катерина перешла бы работать к нам, и рискнул напомнить отцу о его обещании. Видно, я выбрал не тот день. Отец был не в духе и наорал на меня. Само по себе это не было новостью, но на этот раз он явно перегнул палку. Я даже не заметил, как выскочил из дома в угаре, а когда пришел в себя, обнаружил, что сижу, утопая в огромном кресле в зале у Кати и на меня с сочувствием и испугом смотрят ее расширившиеся глаза. На душе у меня было мерзко, хотелось напиться и я спросил у Катерины, нет ли у нее водки. Она без лишних вопросов послала мужа в магазин за бутылкой и настрогала какой-то салат. Мы вдвоем с Виктором быстро прикончили водку, и думаю, что гораздо большая ее часть досталась мне, так что дальше я плохо соображал. Я потянулся за телефоном, дозвонился до Ксюхи и попросил ее приехать, но она начала ныть, что уже поздно, что ей влом отпрашиваться у родителей и что вообще не хочется выползать из дома в такую темень. Я психанул, высказал ей все, что думаю, и закончил фразой, что у нас с ней все кончено. Нащупав в кармане пачку сигарет, я вышел на балкон и закурил. В голове шумело, настроения было ноль и жизнь казалась полным дерьмом.
За спиной скрипнула дверь, и Катя встала со мной рядом. Я молча протянул ей сигареты, она вытянула одну из пачки, прикурила от моей зажигалки и тихим мягким голосом начала мне говорить что-то успокаивающее. Я прислушался и понял, что ее волнует моя ссора с Ксюхой. Странно, но вот меня она совершенно не волновала. Зато алкоголь развязал мне язык, и я неожиданно признался Кате, как часто представлял ее в своей постели. Она замолчала на полуслове, а потом чужим, глухим голосом сказала, что это не очень хорошая идея, и нам стоит закрыть эту тему. Я с упорством идиота начал допытываться, неужели она не чувствует ко мне влечения, и она вдруг с обезоруживающей простотой призналась, что хочет меня так же сильно, как я ее, но «друг на всю жизнь лучше, чем любовник на месяц», именно так она и сказала. Мы оба согласились с тем, что да, секс все бы испортил, но я поймал ее обреченный, отчаянный взгляд, когда она шагнула к двери.
Я понял, что сейчас она уйдет, и не понимая полностью, что делаю, резко притянул ее к себе. Я поцеловал ее жадно, выпустив на волю все охватившее меня желание, но она не ответила на поцелуй, хотя и покорно позволила мне завладеть ее ртом. Она дрожала в моих руках, и мягко пыталась отстраниться, и в какой-то неуловимый момент выскользнула из моих объятий, и скрылась за балконной дверью.
- Спасибо тебе за то, что ты есть – только и успел я сказать ей вслед.
Я еще не видел ее такой, она нервно улыбалась, кусала губы, избегала встречаться со мной взглядом и тяжело дышала. В шесть секунд она вызвала мне такси и отправила Витьку меня провожать, не дождавшись, пока машина подъедет к подъезду. Я ехал в такси, и чувствовал, как мои губы самопроизвольно растягиваются в улыбку. Катя хотела меня, и я это знал.
Я набрал ее номер, едва переступив порог своей квартиры.
- Спасибо тебе за то, что ты есть – шепнул я в трубку и дал отбой.
Я и не думал, что в Кате столько решительности, когда дело касается отношений. При следующей же встрече она, умело переведя разговор на нужную тему, объяснила мне, что не обращает внимания на глупости, сказанные или сделанные мужчинами по пьяни. Но если она хотела таким образом расставить точки над I, она просчиталась. Я упрямо заявил ей, что могу повторить все, что говорил и ответить за каждое слово. А вот очередной сюрприз ждал уже меня. Она потребовала ей это доказать.
- Поцелуй меня – сказала она.
И на этот раз она мне ответила, да еще как. Я обезумел, всю ее измял и искусал, не соображая, что причиняю ей боль, а она только льнула ко мне так, будто хотела остаться влитой в мое тело навсегда. Был момент, когда я попытался взять себя в руки и остановиться, но она так сверкнула взглядом тигрицы, так зарычала в ответ, что я оставил все свои попытки и покорно позволил увести меня в спальню. Я отдал ей инициативу и просто позволил ей играть первую скрипку и делать все, что угодно ее душе. И все, казалось, шло отлично, но в самый последний момент, когда я больше не мог сдерживаться и выплеснулся в ее горячий влажный рот, она вдруг змеей метнулась в сторону, выплюнув на меня мою сперму, перемешанную с ее слюной, и в глазах у нее был ужас, стыд и боль. Она смотрела на меня так, будто я был ее злейшим врагом, стремительно оделась и выскочила за дверь. И будь я проклят, если я что-нибудь понимал.
Вот черт, я знал, что секс все испортит.