Тени сжались в комки. Солнце вошло в зенит, и жгло с безумной силой. Асфальт был чистый, почти прозрачный - в нем отражались ноги прохожих, и Ларкины ноги в босоножках тоже. Босоножки смастерил на заказ сапожник дядя Вася с рынка - из ремешков, веревочек и фирменных заклепок, которые Лара собирала целый год. Лара любовалась своими босоножками. Красочные декорации в виде сиреневых гор, белых зданий и тропических деревьев не радовали.
Она шла и думала о кружке ледяного компота.
Под стеной дома, там, где бешеное солнце размягчило асфальт, наблюдалось какое-то движение. Ларка приблизилась и минуты три смотрела, как страшные желто-черные шершни тащат в норку кусок свежего мяса. Где они добыли мясо в большом городе, зачем они живут в раскаленном асфальте?
А зачем мы здесь живем, сказала Лара сама себе - чем мы лучше шершней, в конце концов. Она отперла дверь в квартиру своим ключом и сразу метнулась на кухню. Поближе к компоту. Мать и отец были в гостиной. Оба дома в будний день - отдыхают после суточных дежурств. Будь Ларка одна, она могла бы раздеться бы до трусов, намочить голову под краном и лечь на веранде, где есть какое-то подобие ветерка.
-...поедешь в воскресенье к отцу, набери и вишни, и абрикосов...
-... красить надо серебрянкой, лучше всего...
-... сахар не забыть...
-... зарплату повышают....
- ...говорят, мясо будет по талонам...
Ларка достала из холодильника банку, плеснула компота в кружку - все бесшумно, многолетняя тренировка! Ей представлялись два огромных шершня в гостиной, которые жужжат и тащат обрывок красного мяса. А мясо ведь по талонам... Компот был выпит в три глотка.
Надо было бы еще позвонить, но оставаться с шершнями - опасно.
Ларка поискала в сумке кошелек. Кошелек, как и сумка, был самодельный - из мешковины и расшит бисером. Ларка сломала не одну иголку, зато теперь у нее и у Валерки лучшие кошельки в городе.
Две копейки есть.
Две копейки - тот волшебный ключ, который открывает дверцу за нарисованным очагом. Весь мир нарисован, здания, несущиеся машины, витрины и цветники, все - скучный пыльный холст. Двухкопеечная монета способна увести в сказку.
Ларка ждала долго. Прикосновение прохладной трубки в жару было приятно, а гудки - мучительны. Гудки означали, что Валерки нет дома, и теперь совсем некуда скрыться от солнца и мыслей. Раньше Ларка радовалась своим мыслям. Они были ловкие, шустрые и часто превращались в симпатичные мечты.
Сегодня мыслей не было. Только ощущения: жара, жажда, тоска.
Лара старалась спрятаться в тень и шла по прямой вниз. Эта улица рано или поздно упрется в площадь с фонтаном. Фонтан разбрасывал на много-много метров счастье и упоение в виде холодных брызг. И розы цвели вокруг, целые поля и плантации роз: красные, белые, желтые, кремовые.
"...это наше заколдованное место здесь началась наша любовь я умею целоваться у меня это врожденное умение инстинкт любви как у Анжелики Маринка доставала "Анжелику" на одну ночь кто еще сможет прочитать шестьсот страниц за ночь сколько мороженого мы тут съели и портвейн "Три семерки" всякие бабки и тетки смотрели такими глазищами просто убить готовы были совки чёртовы ничего не смыслят в любви а одна идиотка сказала это же хиппари они все ненормальные сигареты Родопи Валерка покупал какие-то они сладкие а сигареты должны быть горькими..."
От вкуса "Родопи", возникшего вдруг во рту, Лару охватило странное отвращение. Она сплюнула - раз, другой. Не проходил мерзкий вкус. И внезапно озябли плечи.
"Надо походить по солнцу, погреться", - Ларка как будто забыла, что десять минут назад бежала от солнца. Она пошла по самому пеклу. Тут ступи босой ногой на асфальт - поджаришь ступню. Улицы сужались, скрючивались, скоро Ларку зажали со всех сторон глинобитные дувалы, слепленные из корявых саманных кирпичей. Здесь начинался Старый Город.
"...как тут люди жили столетиями закрытый мирок лабиринт наверное нарочно так строили от солнца спрятаться и от феодалов которые всю кровь выжимали из простонародья а ведь есть логика в том, как эти переулки запутаны чужой здесь заблудится навечно..."
Лара вытащила из сумки блокнот и карандаш и стала набрасывать дувалы, плоские крыши и карагач, на котором торчало огромное лохматое гнездо аиста.
"... если сделать в масле на заднем плане эти лабиринты а на переднем я и Валерка французский поцелуй поцелуй трудно зафиксировать но если думать о нем все время пожалуй получится..."
Голова снова закружилась. И Ларка вынуждена была бросить этюд незаконченным, поспешила выбраться из переулков на площадь. На том краю, что ближе к рынку, стояли автоматы с газировкой. Лара думала, что стакан холодной воды без сиропа спасет ее. А на самом деле - от воды желудок сжался, и девушку вырвало обильно - водой и компотом. Больше ничего Лара со вчерашнего вечера не ела.
Жара.
Фруктами удушливо пахнет с рынка.
Особенно нахален травянистый запах дынь.
В небе рокочут кукурузники. Летят осыпать хлопковые поля ядовитыми инсектицидами. Снова вечером воздух будет густой, терпкий, отравленный.
Есть хочется. Сосет страшная сила под ложечкой.
Лара снова отыскала две копейки. Хотелось закрытости, убежища, но будка плохо играла свою спасительную роль. В ней было нассано - еще с ночи, а трубка уныло пиликала - нет Валерки, нет Валерки, нет Валерки.
- Дэвушка! - мелкий коричневый дедок показал Ларке неприличный жест руками и застенчиво предложил:
- Десять рублей дам. Быстра-быстра...
Ларка не успела послать деда, как Валерка учил.
- Лариса!
Из окна машины выглянул Эдик. Как всегда, красиво причесанный, гладко выбритый, в фирменной белой футболке.
- Ты что здесь делаешь?
- Ничего.
- Поедем, посидим где-нибудь в холодке.
Лариса согласилась. Даже в машине ее не тошнило, потому что в машине в Эдика стояло заграничное чудо техники - маленький крутящийся во все стороны вентилятор. От Эдика пахло приятным одеколоном. И сигарету он протянул Ларе весьма приятную - "Мальборо".
- Не хочется, Эдик, - неожиданно для самой себя отказалась Ларка.
Эдик привез Ларису в рай: кондиционированный ароматный воздух, вьющиеся растения, мозаичный пол и роспись на стенах.
- Нравится? - спросил Эдик, проследив Ларкин взгляд. - Знаменитый художник расписывал, между прочим.
- Нет, - ответила Лариса, - не нравится. Романтическая чушь. Внутренней идеи нет, понимаете?
- Какая же идея - в ресторане, - усмехнулся Эдик.
Он был умный, и с ним можно было побеседовать на любую тему.
- А как твои успехи? Ты поступила?
- Поступила, - Ларка сморщилась, - в декоративно-прикладное. В нашем городе ведь нету нормального художественного училища.
- Есть в Ташкенте, - сказал Эдик. И протянул Ларе меню.
- Я знаю. Но предки... как начали визжать: далеко! другая республика! общагу не дадут! мы не миллионеры!
- В принципе, они правы. Снимать квартиру - дорого. Но я мог бы тебя устроить. У меня живет тетка в Ташкенте.
- Эдик, -Лариса без спроса взяла сигарету из его пачки и зажгла его зажигалкой, - вы не знаете, какой кипеш поднимут мои предки, если узнают, что я общаюсь с вами.
Эдик засмеялся.
- Ты выбрала, что будешь кушать?
Лара выбрала. Покушать давно следовало. Сигарета приятно расслабляла нервы и усиливала чувство голода. Официантка принесла обед и бутылку шампанского. Она ничего не сказала по поводу несовершеннолетней девушки. Во-первых, Лара выглядела старше, а во-вторых, Эдика здесь все знали.
Лара и Эдик как-то незаметно переместились к Эдику в квартиру. Лара лежала на фиолетовом диване, смотрела на фиолетовые шторы и белые тюли и безвольно ругала себя. Ходить сюда нельзя, давно было нельзя, с самого начала.
Два вентилятора давали Ларкиному телу нежную прохладу. И Эдик, предупредительный, умный и деликатный, принес ей стакан ледяного лимонада.
- Я сейчас тебе покажу интересную вещичку, - сказал Эдик. Лара села со стаканом и взяла из его рук странную книжечку, отпечатанную на машинке, листов двадцать всего.
- Самиздат? - спросила она.
- Видела такие?
- Конечно. Валерка приносил. Стихи Бродского и еще... всякие, не помню.
Лара открыла книжку и стала читать вслух.
Ах родная родная земля
Я скажу тебе русское — «бля»
До чего в тебе много иных
золотых и нагих
Так зачем же тебе я — урод
народившийся из темных вод
подколодных ночных берегов
городов
Так зачем я тебе от стены
Где всегда раздвигали штаны
Где воняет безмерно мочой
так зачем я тебе городской
Краснощеких возьми деревень
У них поросль растет каждый день
Я зачем тебе с тонким лицом
Со здоровым возись подлецом
Отвечает родная земля
— Ты назад забери свое «бля»
Только ты мне и нужен один
Ты специально для этих равнин
Ты и сделан для этой беды
для моей для травы лебеды
И для шепота ржавых ножей
Я ищу бедной груди твоей
Но за службу такую плачу
Твое имя свиваю в свечу
и горит же она все горит
тебя всякий из русских простит
И поймет все поймет
шапку снимет и слезы прольет
- Ты хорошо читаешь. А ведь здесь сложная интонация, - сказал Эдик.
- А кто это написал?
Лара посмотрела на обложку. Какой-то Эдуард Савенко, имя ни о чем ей не говорило. Эдик взял Ларкину руку и погладил ею себя по лицу.
- Его выслали за границу... Слушай, Лариска, ведь тебе восемнадцать будет через год?
- Да, - сказала Лариса безучастно. Она знала, о чем будет разговор, сколько можно об одном и том же.
Там - свобода, одевайся как хочешь, рисуй, что хочешь.
Там сразу дают стометровую квартиру и год платят пособие. Очень хорошее отношение к бывшим советским немцам.
Ювелир - ремесленник, который везде устроится.
В магазинах - тридцать сортов колбасы.
Ты будешь известной художницей. Там. А здесь ты будешь разрисовывать пиалушки и чайники. Или малевать плакаты для кинотеатров.
Ларка молчала. Тягучее молчание, когда "хочу" и "не хочу" замерли. И, конечно, Эдик понял молчание по-мужски. Обычный ритуал: Ларку - на руках до спальни, вентиляторы включить, кнопка "Пуск" на магнитофоне, джинсы и кофтенку с Ларки медленно и красиво снять.
Запрещенные веселые голоса пели из магнитофона:
Moskau, Tor zur Vergangenheit,
Spiegel der Zarenzeit, rot wie das Blut.
Mo-Mo-Mo-Mo-Mo-Mo-Mo-
Moskau, wer deine Seele kennt...
Полудетское тело в стране откормленных картошкой теток. Рассыпавшиеся по подушке длинные русые волосы - когда все поголовно стригутся "а-ля сессон". Нестандартное - возбуждает безумно. Тем более, девочку можно учить, она послушно воспринимает новые позиции, способы и движения. Дитя иной формации.
Лариса закрыла глаза. Ее тошнило, знобило - за последнее время она привыкла к этому ощущению.
Moskau, Moskau, Wodka trinkt man pur und kalt,
das macht hundert Jahre alt, ho-ho-ho-ho-ho, hey!
Moskau, Moskau, Vaterchen, dein Glas ist leer,
doch im Keller ist noch mehr...
Печально гудела перед соседским подъездом мусорная машина. Тетки в цветных халатах, дядьки в растянутых майках, дети - все бежали с ведрами к зловонной пасти машины.
Лара с тоской вспомнила, что выносить мусор - вообще-то, ее обязанность.
- Явилась, не запылилась?
- Ты совсем совесть потеряла.
- Думаешь, школу закончила, так можно на родителей совсем наплевать? Нет, деточка моя, ты еще долго будешь на моей шее сидеть!
- Как ты выглядишь? От соседей стыдно. Говорят - хиппи, хиппи.
- Я до этого Валерки доберусь! Нашла себе - он же шпана! Пэтэушник позорный.
Лара убежала в ванную, там разделась и влезла под прохладный душ. В душе ее замутило, и пришлось сидеть на шершавом дне ванны, пока что-то внутри не встало на место. Закутавшись в халатик, Лара добралась до дивана в своей комнате.
- Ты почему мусор не вынесла? - выстрелила в лоб мать.
Ларка сказала сдавленным голосом:
- Я отравилась чем-то. Поехала в училище, по дороге скрутило. Мне там скорую вызвали. Желудок промывали.
Поверила. Выражение лица сочувствующее. А если так:
"Мама, я выхожу замуж за Эдика Ленца, который старше меня на шестнадцать лет, и уезжаю с ним в Германию - навсегда. Ты подпишешь согласие?"
Скажет:
"Езжай, не будь дурой! Там в магазинах тридцать сортов колбасы!"
Чёрт, как же плохо от одной мысли о колбасе. И вообще - тяжко и грустно на закате. Умирает солнце, и я чувствую себя, как фонарик, у которого вытащили батарейки. Гасну.
С утра, слава богу, не мутило. В квартире было тихо. На столе стояла тарелка с фаршированными блинчиками, к кофейнику была прислонена записка:
"Мы поехали к деду. Блины на столе, суп в холодильнике. Подмети зал и веранду, вынеси мусор. Если будет плохо, звони нам".
- Обязательно и непременно, - сказала Лариска.
Есть хотелось ужасно. Июльское солнце уже в девять утра раскочегарило воздух до тридцати градусов. Лариска включила магнитофон, стала умываться, завтракать, подметать. Настроение было - как разорванные бусы - рассыпалось и катилось во все стороны сверкающими шариками.
...Brown girl in the ring
Na-na-na-na-na
She's a brown girl in the ring
Na-na-na-na-na-na-na...
Телефонный звонок просверлил музыку.
- Алё! - сказал Валерка. - Здоров, Ларик! Ты куда пропала? Я вчера два раза тебе звонил.
- А я тебе. Тебя дома не было.
- А я не из дома звонил. Я мотоцикл возил знакомому подшаманить. Заехать за тобой?
Конечно заехать, какой вопрос! Ларка успела вынести мусор, чтобы шершни не слишком жужжали, и одеться-накраситься. Валерка снял шлем и стал целовать ее прямо на улице. Идущие мимо две тетки в национальных полосатых платьях сказали: "Вай мурам!" и дружно поплевали себе за пазухи. Так отгоняют злых духов - чтоб не заразили подобной похотью.
Валеркина мать тоже работала сутками. Она была медсестрой в пригородном детском санатории. Дотуда долго ехать, зато платят хорошо. И в доме всегда есть лекарства и еда.
Валерка распахнул настежь балкон и входную дверь. Ветер колыхал занавески в дверях комнат. Их Валеркина мать смастерила из старых магнитофонных лент.
Валерка и Лара целовались на разложенном диване. Справа - поднос с расчлененными гранатами, истекающими соком абрикосами, желтым инжиром (спасибо тебе, детский пригородный санаторий!). Бутылка вина "Улыбка" и две беломорины, щедро набитые анашой - слева.
Музыка услаждала влюбленных и весь двор, колонки Валерка смастерил сам - спасайте ваши уши.
...Комната с балконом и окном
Светла сейчас
Светла, как день, который вместе видел нас
В последний раз...
- Мне Стас рассказывал, - Валерка потянул из беломорины и протянул волшебный дым Ларе, - Стаса знаешь? Он в Старом городе живет, в кибитке. У них доктор-армян снимал комнату. Так вот, однажды доктор привел чувиху. Стас смотрит, а это ж актриса с Таджикфильма!
Лара втянула зеленый дым. И заела вкус травы абрикосом.
- Стас подставил табуретку - у них там стенки до потолка не доходят... А доктор и актриса уже это самое, причем - она на нем сидит. Оказывается, так тоже можно.
- Правда? - сказала Лара. Внезапно вернулась дурнота. Потому что Лара вспомнила Эдика. Эдик знает много способов.
- А давай так попробуем, - предложила Лара.
... Время пройдет, и ты забудешь
Все, что было
С тобой у нас, с тобой у нас
Время пройдет, но только знай, что я любила
В последний раз...
"... Валерка совсем худенький по сравнению с Эдиком и волосы светлые выгоревшие сто лет не стриженые и кожа его пахнет горными цветами как маки которые мы собирали в апреле когда у нас было в первый раз пошел к чёрту этот Эдик зачем я туда вообще хожу как шлюха последняя пошел он в жопу со своей Германией со своими презервативами гадость какая всё равно они рвутся и песни у него немецкие противные..."
- Так кайфово. Но неудобно контролировать процесс.
- А что его контролировать. У меня задержка больше месяца. То есть я все равно залетела.
Валерка вскочил, выключил маг и посмотрел на Лару круглыми глазами. От любви был весь потный. А теперь - пот на нем высох. От ужаса.
- Серьезно?
- Врать, что ли, буду. Я бы аборт сделала, но в поликлинике не примут несовершеннолетнюю без родителей. Если бы знакомые были...
- Первый аборт делать нельзя, - неуверенно сказал Валерка.
- Почему?
- Детей потом не будет.
- Да фиг с ними, с этими детьми! Я вообще не хочу никаких детей. Что это за художник - с пеленками и сосками!
- Подожди, - сказал Валерка, - сейчас.
Он натянул трусы и побежал на кухню. Ларка смотрела в одну точку. Валерка капал в стакан с молоком какую-то бурую жидкость.
- Вот. Пей. Это молоко с йодом. Выкидыш вызывает.
- Откуда ты знаешь?
- Соседка с матерью трепались на веранде, а я слышал.
Лара выпила одним махом. Нервы сразу успокоились. Начнется только завтра, сказал Валерка, а пока можно снова включить музыку, и пора уже пообедать. Ларке ужасно хотелось есть - весь этот проклятый залетный месяц мучили попеременно то тошнота, то голод.
- Интересно, можно это делать два раза в день? - спросил Валерка?
- Что, йод пить?
- Нет, секс.
Ларка усмехнулась. Эдик не вспоминался. Пошел к черту это Эдик, без него у меня есть врожденный инстинкт любви.
Ларка ждала весь день. В полдень позвонил Валерка - началось?
- Ничего нет, - сказала Ларка, - и все так же тошнит.
Чтобы забыться, она рисовала. Поставила мольберт прямо в комнате, и карандашом набрасывала штрихи, тонкие, толстые, рваные. Безумный поцелуй на фоне Старого города. Попеременно приходилось бегать на кухню, где стояло пластмассовое ведро с помидорами. Сладкие помидоры сорта "овечьи мордочки" были единственной пищей Ларки в этот день. К вечеру она закончила - и картину, и помидоры. Приехал Валерка.
- Как дела?
- Вот, этюд закончила.
- А это?
Ларка мотнула головой.
- Знаешь, я рисовала и думала. Ведь он, наверное, уже живой.
- Кто?
- Ребенок. Ни фига не действует твой йод. Мне все время есть хочется, значит, он растет. Давай, что ли, поженимся, и пусть он будет.
- Давай, - с облегчением сказал Валерка.
Ларка принесла три последних помидора. Два взяла себе, один - протянула Валерке.
- Оставайся у меня ночевать. Родители на сутках, а мне всегда почему-то на закате грустно. Ты не знаешь, почему так?
"...мать будет орать как ненормальная опять в том же духе пэтэушник тупой твой Валерка а он не тупой он любой транзистор или магнитофон отремонтирует он телевизор разбирал и собирал на спор за десять минут жить будет негде Валеркина мать конечно пустит она сама мужика водит ночевать выйдет замуж и будет у нас советское общежитие Валерку осенью в армию заберут останусь я с чужой мамашей и с ребенком между прочим ребенок тоже личность лишать его жизни ни за что ни про что это фашизм а Валерка сразу приволок свой йод вообще ничего не предлагает сам что мужики понимают в жизни опять зараза тошнит сколько можно боже мой..."
- Здравствуйте. Лариса Голубева здесь живет?
- Это я.
- Я куратор вашей группы. Завтра приезжай в училище, будет собрание насчет практики.
- Так еще только июль.
- А ты как хотела? У нас практика через неделю начнется. Сначала виноград, потом хлопок.
Лара положила трубку. И еле успела добежать до ванной - вырвало всем завтраком.
На веранде - утренний ветерок.
Ящерка бежит по стене.
В Старом городе, на минарете, муэдзин запел призыв к молитве.
Ларка надела джинсовый сарафанчик и босоножки из ремешков и фирменных заклепок. Сейчас придут с работы родители. Неизбежность наступает на горло. Практика: виноград, а потом хлопок, месяца два вкалывать под сумасшедшим солнцем, спать в правлении колхоза на матрасах на полу.
Надо рассказывать матери и идти в поликлинику за справкой. Если бы Ларку выставили голой на главной площади города, это было бы ненамного хуже.
Ларка замешалась в толпу на остановке, влезла в троллейбус, и попала в одно из отделений ада. В троллейбусе не было воздуха. Там висел мокрый тяжелый смрад, намешанный из острого запаха пота, пыли и кошмарной вонищи от национальных причесок, заплетенных в мелкие косички (перед заплетанием косичек голову моют кислым молоком).
Я сейчас умру, подумала Лара. Но не успела умереть - троллейбус остановился, и Лара выпала из него - зеленая, дрожащая.
В парке тихо. Спят в тени деревьев бронзовые статуи, которые Ларка любила с детства: олененок, газель, лошадь, играющие дети. Дурнота и тоска не заходят сюда - никогда. Ларка подобрала огромный твердый стручок экзотической акации и гремела им, тоже, как в детстве.
Она купила себе желтое фруктовое мороженое за девять копеек. Гремела стручком и лизала мороженое, неплохие способы оттянуть позор. Ларка шла в тени старинной стены и трогала камни, видевшие Александра Македонского.
Как хорошо, когда можно ни о чем не думать.
Три часа дня. Сорок два градуса в тени. Некуда спрятаться бездомному человеку, нечем пообедать.
"... у меня будет тепловой удар или я умру от голода ребенок не виноват что в этой стране все дураки и садисты в поликлинике издеваются хамят будут орать ты проститутка малолетняя сейчас в училище позвоним у вас первокурсница беременная и мать моя фашистка не лучше почему у людей бывают нормальные родители почему Маринка не залетела от своего Игорька я прямо проклятая какая-то..."
Ларка нашла кленовую аллею, а в ней - фонтанчик. Поливалась из фонтанчика целых полчаса. Потом села на скамейку и увидела сквозь кленовые ветки вывеску "Сапфир".
"Сапфир" был как будто частью другой планеты: неестественный холодок и неземной блеск. На витринах сияли золото и камни. Пол и стены тоже переливались, и мокрая Ларка смотрелась как нищенка, забредшая на миллионерский прием.
- Где мне найти Эдуарда Ленца? - спросила Лара.
Лару провели в задние комнаты заколдованного дворца. Эдик в белом халате был похож на доктора, и Ларка поежилась - все врачи были для нее черным ужасом.
- Ларик? Ты? Что случилось?
- Можно с тобой поговорить наедине? Очень важно!
Эдик выслушал Ларку. Взял из ее пальцев сигарету "Мальборо", которую сам дал ей две минуты назад. И смял сигарету в пепельнице.
- Не нервничай. Все будет хорошо. Я сам позвоню твоей матери и сам отвезу тебя к врачу. Не бойся, к нормальному. Ты же знаешь, у меня везде есть связи.
Он погладил Ларку по щеке, и Ларка невольно прижалась к его плечу.
- Я очень рад, Ларик. От первой жены у меня не было детей.
Дальше он сказал пару слов кому-то в блестящем дворце и повез Ларку к себе домой.
- Открывай холодильник. Кушай, что хочешь, и ложись отдохни. Я освобожусь на работе, приеду и позвоню твоей матери.
- А училище? - спросила Ларка.
- На кой черт тебе это училище? Через месяц мы поженимся. А через год ты будешь учиться в совсем другой стране.
Как просто все, подумала Лара. Сардельки, голландский сыр и московская ветчина в баночке. Холодный арбуз. Магнитофон. И это даже не совсем ложь. Кто знает точно, от Валерки этот ребенок или от Эдика. Я буду учиться в совсем другой стране, и буду известной художницей, и никто не скажет, что я малолетняя проститутка.
Пусть ничто не вечно под луной
Но ни на час
Я не забуду дня, когда ты был со мной
В последний раз...
- Жареный кукуруз! Жареный кукуруз! - закричали под окном. Ларка выскочила на балкон - в Эдиковой рубашке и в трусах.
-Почем кукуруза?
- Десять копеек, - ответил закопченный солнцем дед на велосипеде. Со всех сторон бежали к нему ребятишки, пустая бутылка или монетка в обмен на белый сладкий шарик. Лара тоже вышла. Тоже получила белый шарик.
Солнце село в верхушки вишневых деревьев. Скоро закат. Парень-кореец промчался мимо на мотоцикле, за спиной у него сидела девушка, и девушка смеялась восторженным смехом. Ларка ушла на фиолетовый диван и сделала магнитофон погромче.
Все равно почему-то плакать хочется, или песни плохие, тоскливые, или просто скоро закат.
.