Пролог. ( Рождение ).
- Отец..., я ухожу?
- Да, пора.
- Я забуду тебя?
- Ненадолго.
- Будет трудно?
- Очень. Но, ты справишься. За всё благодари всех и всегда радуйся жизни. Это моё последнее наставление.
- Спасибо, Отец.
Пёстрый Ангел прижался к груди Отца, а тот благословил Небесное Чудо и отпустил со своих колен не в первый и не в последний полёт. Раскрыв белые крылья с серо-чёрными пестринами, Ангел спускался к Земле, чтобы исполнить свою миссию - помочь Земному Существу обрести Новую Душу.
Ему пришлось лететь долго, - сквозь грозовые облака, борясь с другими, себе подобными, в кровавой битве за Души Людей. Когда всё "тело" Пёстрого Ангела покрылось корками запёкшейся крови, он стремительно ринулся вниз, теряя остатки сил.
Рядом с ним падал другой Ангел, сложив чисто-белые крылья, и ещё третий, - с крыльями цвета тьмы. Но, лишь двоим удалось добраться до хрупкого тела бездыханной Девочки. И Ангелы встретились в решающей схватке, когда врачи окунали Ребёнка в воду.
Сильный удар отбросил Белого Ангела от тела Девочки и, на последнем дыхании, тот услышал.
- Она не должна быть идеальной. Её Новая Жизнь того стоит, - еле выговорил Пёстрый Ангел, теряя по каплям кровь. - Отец! - вскрикнул Он и, подарив свою Душу Вновьрождённой, исчез в Небытие, унося с собой соперника.
- У-а! У-а! - крошечная девочка возвестила Земной Мир о своём приходе.
- Жива..., жива моя дочка, - мать прижала ребёнка к груди. - Чудо моё... Свершилось чудо, - шептала в слезах женщина, измученная родами. - Слава Силам Небесным! Они меня услышали...
Глава 1. Детские фотографии.
Какое оно, детство... Говорят, некоторые даже помнят, что им дарили на двухлетие, - вполне возможно, ведь человеческая память может хранить многое. Но, Генриетта Саенберг, или проще - Гута, как при её рождении ласково назвали Родители, не помнила о раннем детстве ровным счётом ничего... Только чёрно-белые фотографии и рассказы Родственников помогли Генриетте восстановить в памяти обрывки из прошлого.
Вот, самая первая фотография. Генриетте примерно два месяца от роду. Её Мама стоит около дворового садика, держит в руках малышку Гуту и улыбается в фотоаппарат. А какова Генриетта? Милая, но насупленная мордашка, с взглядом, не по-детски задумчивым, смотрящим куда-то вдаль и вглубь, будто дитя вовсе не рядом с Мамой.
На очень маленькой голове Гуты - белый чепчик, а её тело, "упакованное" в большую фланелевую распашонку, наклонено вперёд, видимо для попытки выпрыгнуть из светлых ползунков и куда-то побежать. День - летний, ясный и, похоже, с прохладным ветерком, потому что, трикотажная кофта Мамы Генриетты плотно облегает её полное тело.
Другие, немногочисленные фотографии забавнее. И они свидетельствуют о возрасте постарше, наверное, потянут на год-полтора. Папа Гуты отдыхает, сидя на траве. Он разложил ноги в стороны, чтобы между ними поместилась безмятежно спящая дочка. Гута с закрытыми глазами, и с приоткрытым в блаженной улыбке ртом, сложила худенькие ручки на груди и, согнув голые ножки, разбросала коленки по сторонам.
А вот, она такая же, но в двух разных позах. В первой, вероятно, хочет выбраться из песочницы, озорно тянет руки вперёд, растопырив тонкие пальчики, и, кривляясь, высунула язык. А её глаза, - сами по себе, смотрят пронзительно и, почему-то, с грустью.
Как такое бывает одновременно? Трудно объяснить...
Будь Генриетта юнной, о другой, запечатлённой позе на фото, было бы неудобно вспоминать. Но сейчас, когда её "полтинник жизни" уже разменян, можно только улыбаться и удивляться тому, какой шустряк-наглец сфоткал Гуту, когда дитя делало кое-что без горшка в траву. Она уселась, как лягушонок, упираясь передними лапками в землю. Потому на её лице, выражающем чувство усердия, одновременно поселились мимики обескураженности и непонимания, типично высказыванию - "А, что это вы тут делаете?". Примерно так звучит фраза из любимого фильма советских детей "Добро пожаловать, или вход воспрещён...".
Что можно сказать в общем об увиденном с фотографий? На Гуте - цветной сарафанчик с застёжкой на спине, тонкие косички с бантиками едва касаются воротника белой кофточки, а на ногах - носочки со штиблетами - "а-ля шестидесятые...".
Лицо Гуты чуть кругленькое и с поджатым к губам, маленьким подбородком с ямочкой. Светлая чёлка подстрижена выше, выделяющихся на бледной коже, чёрных бровей, между которыми длинненький, но симпатичный носик, а ниже, чуть приподнятая к нему, верхняя губа. И такое находилось между двух (ну, конечно же, двух) больших ушей, похожих на "Папины", пока не выросло и не изменилось в будущем.
Глава 2. Дружная Семь-Я.
Родители маленькой Генриетты Саенберг были квалифицированными рабочими на заводе и зарабатывали хорошо. Их крепкое здоровье, социалистический оптимизм и, конечно же, определённые способности трудиться на "отлично" за станком, от гудка до гудка, отнимали большую часть жизни.
Как бы то не было, прокормить на рабочую зарплату семью из семи человек, где трое несовершеннолетних детей и две бабушки с нищенскими пенсиями, в тридцать с гаком рублей, очень трудно. Все деньги уходили на еду и на одежду, и ещё, на гостеприимство и радушие. Потому что Семья Гуты жила по принципу "не имей сто рублей, а имей сто друзей". Поэтому дверь в квартиру икогда не закрывалась, и в особенности, когда через нескольео лет из коммуналки съехали последние соседи, оставив для Семьи Саенберг полноценную трёшку.
В те времена не так много происходило краж в рабочих районах, да и к чему бояться... Две Бабушки, Дэля и Неля, постоянно дома, а на скамеечке возле подъезда всегда посиживали наблюдательные старушки и мамки-няньки с малолетними детишками. В заводских домах все знали друг друга и, завидев чужака, вежливо любопытничали - "Кого ищете? Помочь?"
В субботу и по воскресеньям к Саенбергам приходили многочисленные Родственники, близкие и дальние, Друзья. Мама Гуты пекла очень вкусные плюшки, покрытые сладкой корочкой. А так же, рулеты с яблочной и с маковой начинками, пироги с рыбой и с ягодами. Вся, обожаемая Семьёй и Родственниками, выпечка еле вмещалась в большой, эмалированный таз.
В будни, по вечерам, часто заходили Соседи поболтать-посплетничать о том, о сём и для разрешения вопросов общественного проживания в дружном доме. Иногда, Мама и Бабушки сидели на скамейке с подружками, Гута с Братом и с Сестрой где-то гуляли-играли, а Папа вместе с Соседом по площадке, "ходили конём", "делали шах" и "ставили мат" в беседке дворового сада.
В тёплое время "энтузазисты" коллективного труда учили Генриетту, как и других дворовых ребятишек, ухаживать за садом и сквериками возле дома. Было интересно по весне красить стволы яблонь и тополей, но не очень увлекательно, рвать сорняки с клумб и орудовать маленькими лопатами, взрыхляя почву для новых посадок и вокруг деревьев. Но зато, по осени, каждому трудяге полагалась часть от фруктового урожая, и всю зиму весь двор пил чай с сахарно-зеркальными ранетками.
В дождливое и снеговое время тоже не скучали, организовывались в Красном Уголке, которое находилось в старом бомбоубежище. Дружные Соседи вместе проводили праздники, дети выступали для родителей, читали, "собранные всем миром", книги из небольшой библиотеки. Настольных игр и игрушек хватало всем. И это удовольствие длилось почти до середины семидесятых годов.
На смену подросшим Гуте и её сверстникам, постаревшим "энтузазистам" пришли молодые и крепкие любители походов, освободили Красный Уголок от "детского хлама" и поставили бильярдный стол. Остальные, просторные комнаты завалили лыжами, байдарками и прочим снаряжением...
Глава 3. Не только кашей манной жила Гута...
Наверное, старым бабушкам всегда трудно удержать дома шустрых внучек, а тем более, заставить поесть. Потому, Гута с детства питалась "на скорую руку" и практически сухомяткой - сушками, печеньем, домашними сухариками и кусками чёрного хлеба, намазанных подсолнечным маслом и посыпанных солью.
И только каша манная могла остановить спешащую по неотложным делам Генриетту. Потому что, эта каша была не на последнем месте из меню её любимых блюд после мороженого, кукурузных хлопьев и жаренных куриных ножек.
Девочка с рождения питала нежные чувства к манке на молоке, и особо, когда украшала её сахарным песком и ждала, как он сиропом разливался по горячей тарелке. В отличие о Старшего Брата, у которого были практически противоположные вкусы, Гута ненавидела кашу гречневую, и в любом виде. И варёный лук из супа, что обожала одна из её Двоюродных Сестёр.
Но в любом случае, родные Бабушки могли заставить Гуту съесть тарелку манной каши только на улице, уговаривая, отчасти избалованную дитятю. О таком педагогическом методе взрослая Генриетта будет вспоминать всю жизнь и рассказывать своим детям.
После традиционного вскармливания две "тонкие палочки", чем нарекли длинные и худющие ноги Генриетты, убегали прочь со двора и уносили с собой все другие части её тела под названием "кости да кожа".
Особой близости с Бабушкой Дэлей у Гуты не было, а об общении с Бабушкой Нелей практически мало воспоминаний, но, однако, очень нежных и добрых. Пока родители Гуты не стали "заслуженными пенсионерами", на плечах двух старых женщин лежали все хлопоты по дому.
Во-первых, они всё же нянчились с капризной и до ужаса непослушной Гутой, которая вследствие своего слабого здоровья частенько заболевала гриппом, ангинами и всеми детскими болезнями. Потому, до семи лет Генриетта не ходила в детский сад.
Во-вторых, родные Сёстры Дэля и Неля ежедневно готовили завтрак, обед и ужин, убирались в большой квартире и ходили в магазин за продуктами, которые могли унести.
В-третьих, они работали дворниками, за что все их уважали. Семья Саенберг, вместе убирали зимой снег с дорог вокруг заводского дома, кололи лёд или посыпали его песком. Осенью приходилось собирать граблями опавшие листья в кучи и поджигать их. Весной и летом Гута училась у Бабушек подметать метлой.
Нельзя сказать, что Гута редко помогала Бабушкам. К женским заботам по дому её приучали понемногу, лет с пяти-шести. Например, ходить за хлебом в ближайший продуктовый магазин было её прерогативой. Потому что девочке, болтающейся с утра и до позднего вечера на улице, легко проследить появление хлебного фургона и без сдачи купить пару горячих буханок у водителя машины. К всеобщему сожалнию Домочадцев, но совсем ни к удивлению, чёрный хлеб частенько оставался без хрустящих горбушек. Такова маленькая эгоистка Генриетта.
Глава 4. Городские Джунгли.
Играть около своего дома или болтатся по чужим дворовым территориям, было основным развлечением Гуты в дошкольном возрасте. "Девочка-сорванец" или "сорви-голова", "больше похожа на мальчишку, чем на девчонку", "неукратимая Маугли" или "домашний котёнок в Городских Джунглях", (и так далее, и тому подобное...). Такой выглядела Гута, когда оставалась без присмотра взрослых. Её одевали в брюки, доставшиеся ей по наследству от Старшего Брата, коротко стригли, и тогда, на голове Маугли торчала копна густых, пшеничных волос.
Её детство уходило на то, чтобы, "как девочке", играть в кукол-пупсиков, в классики с подружками и зарывать в землю "секретики". А, "как мальчику", - умудряться перелезать через ограду районного детсада, где набивать запазуху и в карманы наливные яблочки. Также, она любила лазать по деревьям, "под запретом" перебегать через дорогу для выяснения, что происходит на стройках и обследовать тёмные закоулки разных подвалов и чердаков.
Одним из интересных и душещипательных приключений были путешествия на чердак родного дома. И происходили они до тех пор, пока домоуправ не закрыл его из-за жалоб жильцов верхнего этажа, - "...там развлекается детвора, топая, как стадо слонов".
Самые дальние углы чердака были самыми тёмными и самыми страшными местами. В другие части заброшенного помещения иногда пробивался свет сквозь незакрытые или незаколоченные окна и щели. Но, грязь, хлам и вонь не останавливали любопытных. Например, не каждому в жизни удаётся близко разглядывать гнёзда с маленькими голубиными яйцами и потрогать их руками. А Гута, это смогла.
Однажды, старшие дворовые ради смеха завлекли на чердак мелюзгу и, накинув на себя белые простыни с прорезями для глаз и рук, накрасились жидким фосфором. И пугали их привычными криками и воем, вроде "у-у-у...", "я тебя съем...", "иди ко мне, детка, я погладаю твои косточки...".
Вначале, детям было весело смотреть на изображающих приведения и скелетов, но потом, когда тяжёлая, металлическая дверь на чердак со скрипом плотно закрылась, малышам стало не по себе. Всего в течение пятнадцати минут, а тогда, это малое количество времени показалось вечностью, старшие прятались в тёмных лабиринтах чердака, неожиданно выпригивали и уже с дикими воплями гонялись за малышами.
Обычная шутка подростков превратилась в жуткое издевательство. Потом, кого-то за это сильно поругали, иных просто пожурили, а Генриетту, Родители отчитали, что "лезет не туда куда надо" и на выходные дни оставили без прогулок.
После этого случая пятилетняя Гута на долгое время забыла, как приятно спать по ночам без света... Небогатые Родители не водили маленькую Генриетту к психологам, да и откуда им взяться в-шестидесятых годах двадцатого столетия? Взрослые Саенберги решили, что "в детстве так бывает", "само пройдёт", и выключали свет.
И оно прошло..., но только для Родителей Гуты. Маленькая Генриетта по ночам пряталась под одеяло с головой, сжималась в комочек и тихо плакала от страха. Но поделиться об этом с Родными ей уже не хотелось.
(Продолжение следует...)