Язык.
Общий язык с поляками Джордж нашел сразу. Он без акцента здоровался, прощался, просил прощения и многое другое. Еще двадцатью годами ранее в Минске ему приходилось работать некоторыми польскими музыкальными коллективами, где в его не слишком совершенный белорусский тут же вплетались польские слова, что, возможно, было потому, что с детства дома он каждый день слушал радио по-польски, которое принималось лучше, чем многие отечественные радиостанции. Да и музыкальное содержание польских программ было намного интересней.
В Израиле Джордж также сел за звукорежиссерский пульт. Это было в «Еврейском Театре». Джорджем он был во всех своих израильских документах, хотя все называли его Георгием или просто Жорой. Когда поздним вечером театр выгрузился в гостинице, вся техническая группа направилась в центр городка, чтобы посмотреть открытую площадку, на которой в следующий день должен был быть смонтирован спектакль, то он понял, что без труда общается со своими польскими коллегами. Мало того, он сразу схватывал и запоминал многие польские слова, которые для него совсем не составляли труда, по сравнению с ивритом или английским, который давался ему отнюдь нелегко. Люди, с которыми ему приходилось иметь дело, своей ментальностью также мало отличались от белорусов, они также любили выпить и также с больной головой на утро выходили на работу, они были также приветливы и любезны во всем и также необязательны, когда дело доходило до пунктуальности или денег.
«На утро» с польского переводилось, как «завтра», хотя если поляку нужно было сказать: «Еврейский красавец» - то он произносил: «Урод жидовски», и в этих словах не было ничего бранного, и не имело никакого отношения к национальной нетерпимости, а вот слово «спичка» в Польше, в Чехии, а также в Болгарии лучше было не произносить вообще – только «запалка».
Он сразу вспомнил об ударении на предпоследний слог, о смягченных «д» и «р» переходящих в «з» и «ж». Кроме всего Джордж оказался в привычном климате, где солнечным днем он мог не напрягаясь выйти на улицу, даже не одев темные очки, когда в Израиле под самыми темными стеклами очков он уставал от того, что сощуренные веки прессовали его утомленные всем и вся глаза, когда он постоянно прятался от солнца, и, если ему это вдруг не удавалось, то чувствовал, как он просто заболевает. На Ближнем Востоке он с апреля и до ноября чувствовал себя как гриппозный больной, со всем недомоганием, температурой, не проходящей истомой, и таким же его самочувствие было за день до их приезда в Польшу. А тут он вдруг расправил плечи и начал свободно дышать, хотя через пару дней он зачихал – вернулась та же аллергия на злаковые травы, что мучила его полтора десятка лет тому назад еще в Белоруссии. Он почувствовал себя дома, как среди людей, так и среди природы, мало чем отличавшейся от той, что в окрестностях родного Минска. Когда поляки узнавали, что он из Минска, то сразу говорили: «О, то наш хлопак». [«О, это наш парень». – (пол.)]
Остальных членов технической группы почему-то настораживало его более-менее свободное общение с поляками. Их также раздражало, когда в гостиничном номере он мог включить телевизор и смотреть новости, передаваемые по-польски или слушать песни по польской службе «MTV». Им казалось, что он просто выпендривается перед ними, делает вид, что свободно понимает по-польски. Хоть и не свободно, но он все-таки понимал и даже говорил. Хотя их костюмерша Настя говорила: «В магазине спрашиваешь по-русски, а получаешь ответ по-польски».
Чуть ли не каждый день приходилось много работать, потому что, если они не выступали на новом месте, то меняли один спектакль на другой, которых в этой поездке было два: один про жизнь и смерть еврейского поэта и барда из Кракова Мордехая Гибиртига, а другой – про жизнь современных евреев, выходцев из Польши. Но неделя в Польше пролетела незаметно, за чем последовал перелет в Израиль с пересадкой в Вене.
После длинного ночного перелета и посадки в израильском аэропорту имени Бен-Гуриона ранним июльским утром Джордж приехал на такси домой, но вместо того, чтобы как следует отоспаться, он отправился в магазин за продуктами. Холодильник был пуст. Уезжая в какую-нибудь поездку за рубеж, он раздавал всё родителям и брату, живущим с ним в том же районе.
Он вышел на улицу. Ближневосточное солнце со всей своей агрессией врезало ему по глазам. Но до местного «супера» было недалеко, и за темными очками он решил не возвращаться. Вдобавок испарина, выступившая на его коже, тут же преградила доступ к ней воздуха. «Я дома», - подумал он. Смахнув рукой со лба пот, он вошел в помещение торгового центра, и тут же ощутил струю ледяного, кондиционированного воздуха. «А теперь, главное, не простыть» - проскочило в голове.
Катя тележку по проходам супермаркета, он про себя перечислял названия продуктов не только по-русски и на иврите, но и по-польски – запомнил же.
«Дзенкую бардза», - поблагодарил он смуглую кассиршу, расписываясь в квитанции оплаты кредитной карточкой «Виза-Исракард».
Она кинула на него непонимающий взгляд.
«Тода Раба», - перевел он на иврит.