Смерть – расставанье,
Но смерть втройне –
Расставанье
Без надежды на встречу.
И.-В. Гете
- Привет, Мариночка. Как долго и с другой стороны недавно я по-вторял это имя больше сотни раз. Какой звук и мелодия заключена в нем. Марина. МА – РИ – НА. Кажется, что мама отдает радость и говорит «НА», возьми ее; или солнечное марево обволакивает тебя всего и делает приятно ленивым. Марина. Вот я снова у тебя. …Ты видишь, что я по-прежнему один, и что все еще тоскую о тебе. Тоска эта ноет и не дает покоя, как будто это все было вчера, и ты вот-вот ушла. Время не лечит, оно стирает память, а в моей памяти ты со мной всегда. Может поэтому мне так тяжело все это время. …Ты ушла от меня так рано, а я был настолько глуп и молод, что не понимал своего счастья. И позже, и сейчас, я не могу с другой, не с кем кроме тебя. Я не понимаю почему тебя со мной нет, а я еще жив. Помнишь, я клялся тебе в этом, и хотя я еще существую, жизнь моя идет настолько вяло, как ни в од-ном болоте, словно это все не со мной. Я хожу как в тумане, и только твой лучистый образ пробивает эту пелену. Я разговаривал с твоей фотографией, но этого мало, я пришел поговорить с тобой. …Прошло уже столько време-ни, а в памяти моей остались события связанные только с тобой, Марина, с нашей любовью. Встречаясь с кем-нибудь по жизни, я вижу только твое пло-хое отражение или холодную пародию. Может все во мне? Потому что я вот такой однолюб? Но как только я встречался с другой, я видел в ней тебя, Ма-риночка! Находил сходство, и лишь сблизившись, понимал как глубоко меж вами различие. Я много думал после твоего ухода, что будет теперь со мной, но я предположить не мог, что будет так мучительно одиноко. У чертей в аду самое жестокое и страшное наказание обречение души на одиночество. Я жил теперь в этом аду. Ты наверно знаешь, как я рвался к тебе сначала, но мудрые люди останавливали меня раз за разом. Даже спустя столько времени не могу благодарить их за это. Однако, ты можешь спросить неужели было все так пусто после твоего ухода? Отвечу – да. Что-то безвозвратно надломи-лось там, внутри меня и после я так и не выправил перелом. Люди по-другому стали ко мне относиться, снисходительней что ли, узнавая про нашу любовь, даже жалели, но я замкнулся внутри, стал сварлив и зануден. Просто не представляю, чем я мог заинтересовать других женщин. Ведь я не мог им дать и мизерной доли тех чувств, той теплоты, той радости, что испытывал и дарил тогда тебе. Однако они тянулись ко мне, значит что-то было во мне для них притягательного. Со временем их заблуждения тоже исчезали, и я оста-вался один. В такие моменты я боялся сам себя, и удивляюсь, почему я не сошел с ума. Впрочем, я знаю ответ. Я вспоминал тебя, даже нет не вспоми-нал, я видел тебя в воображении, я помнил каждый миг проведенный с тобой. Каждую нашу встречу и расставание можно было описать как свидание и прощание Ромео и Джульеты, только вот Ромео из меня не получилось. …Я до сих не с кем не перепутаю твои волнистые волосы до плеч, цвета опавше-го листа клена. Как я любил проводить своей широкой ладонью по ним, а они скользили и переливались у меня своей упругой силой. Сколь много раз я нежно, едва-едва касаясь губами, покрывал твой маленький выпуклый ло-бик. Я помню тот последний поцелуй, при нашем расставании. Лед казалось мне тогда, теплее был тебя. Свои глаза большие сомкнула ты, и не видала, что творилось со мной тогда. Мягкий озорно-игривый зеленый свет видел я в них всегда до последнего момента, казалось, тепло твое исходит от них, а не от твоего благоуханного дыхания. Длинными белесыми ресницами дозирова-ла ты эту теплоту, а я таял и млел от нее. Я говорил и говорил в твои малень-кие аккуратные ушки еле заметные в волосах, как люблю тебя, как сильно хочу быть с тобой всегда и везде. Я слышал ответ твоих губ, тонкий контур которых менялся подстать твоему настроению, но всегда они ждали меня расслабленные полуоткрытые. Как мял я их своими губами неистово и беше-но, рвясь языком сквозь белоснежный забор зубов, достать горячий и слад-кий язычок. А когда твой маленький круглый носик упирался мне в колючую щеку, ты чихала против своей воли, пытаясь уйти от моих поцелуев. Но только подставляла мне свои нежные пухлые щечки и округлый подбородок. Иногда мне так и хотелось откусить его, настолько он казался притягатель-ным и сладким. Ты сама себя не знала. Кожа на твоей шее была столь не-обычна, что казалась мне не настоящей, потому как она была везде одинако-во упругой и гладкой, и лишь ощущая, как бежит толчками кровь, я чувство-вал, что это живое и трепетно нежно прикасался к ней. Ты видишь я все пом-ню, я могу рассказывать о твоем теле сантиметр за сантиметром, потому что я вижу его как сейчас. Почему мы тогда не поженились? Как я клял потом себя за это. Возможно, тогда ты бы не посмела так уйти от меня. Но ты ушла, случилось то, что случилось. … С блаженными вечными секундами близости я вспоминаю, что было до того. Я помню твою стройную пышногрудую фи-гуру в легком летнем платье, танцующую на лугу с букетом полевых цветов. Ты пела как неугомонный жаворонок звонко и бодро и радовалась всему во-круг. И я был тогда рад. Мы тогда катались на велосипедах и остановились на лугу над речкой. Мы были, казалось, одни во вселенной природе. Луг, ре-ка, лес за рекой, жгучее летнее солнце, и голубое-голубое бесконечное небо, а рядом ты, Мариночка. Ты должна это помнить, так же как и я. Впрочем, то-гда я видел всю эту красоту и не понимал что это счастье, я думал, так хоро-шо будет вечно. Но для человека вечность не достижима, тем более в счастье. Все рухнуло в одночасье, вместе с твоим уходом. Я проклинал и благодарил Бога за столь краткое мгновенье полного счастья. И хотя ты оставила меня даже против своей воли, ты забрала с собой мою любовь, мою душу, мой ра-зум, а тело оставила. Для чего оно теперь, думал я. Я пытался догнать тебя, но меня упорно не принимали. Я перестал бороться и остался жить. Как я жил, что делал, для чего это все, если ТЕБЯ уже не было. А теперь …телега моей жизни скоро дойдет до последней станции. И хотя я еще слышу, как скрипят ее колеса, пусть скрипят не долго им осталось. Я пришел проститься с тобой в последний раз, ни кого бы я не хотел видеть более чем тебя Мари-на. Вот на последок твоих любимых полевых цветов принес.
С хрустом старческих суставов, старик сидевший на скамейке, на-гнулся поставить дрожащими высохшими костлявыми руками, растрепав-шиеся от ветра полевые цветы в черный мраморный стакан. Из маленьких, закрытых морщинами глаз текли редкие соленые капли, падавшие на черный могильный холм. Цветок колокольчика упрямо пытался выпасть из непо-слушных старческих рук и ни как не хотел идти к своим собратьям. Старик излишне сильно наклонился и, не удержавшись, упал лицом в землю.
Его нашли рабочие кладбища уже остывшим, маленьким, согнутым и лежащем на боку с вытянутой рукой и зажатой крепко в ней цветком коло-кольчика на старой могиле молодой девушки.