Работая в науке, удосужился я съездить в Алма-Ата на конференцию молодых ученых. В гостинице угодил в один номер с руководителем геологической партии. Попал в момент, когда Умен, так звали соседа, принимал гостей, троих респектабельных мужчин, из которых только один был русский.
— Проходи, садись и кушай. Вот водка, — радушно предложили граждане.
Я постеснялся и, бросив портфель и отговорившись заботами, ушел. Пообедал, погулял по городу, через пару часов вернулся. Пирушка была в разгаре. В меня влили два полных стакана коньяка и я освоился. Оказалось, что попал в компанию крупных людей. Старый казах, не особенно вменяемый, представился академиком, русский — доктором наук, третий — руководителем геологического управления. Умен — однокашник и в данный момент протеже русского и третьего — домогается диссертации (академик — научный руководитель) и в этом русле оплачивает посиделку.
Часа через три академик регулярно с часовым интервалом начал отключаться где-то на полчаса, и я заботливо взваливал его вместе с ботинками на свою постель, умильно укрывая одеялом. В этих промежутках доктор, немилостиво обрывая пытающегося вставить слово Умена, повествовал мне историю своей жизни и знакомств. Третий к тому времени ушел на очередную пьянку… Просыпаясь, академик хлопал стакан вина — уж перешли на портвейн — и далее, прислонившись к мне, начинал излагать свою историю. Остальные уважительно молчали и ждали очередного окна.
Надо признать, рассказано было много интересного. В один из таких антрактов доктор, удобно облокотившись на меня, — академик, страшно храпя, спал, Умен ушел за спиртным — сокровенно поведал:
— Диссертация-то? Да не видать степени Умену, как ничьих ушей.
— Не понял, — обиделся я.
— Дерьмо. И диссертация и Умен.
— Вроде бы друг!
— Друг? — Доктор удивился. Задумался — сообщение, похоже, его озадачило. Так и не осилив идею, пальцем ткнул в академика. — Этот тоже дерьмо. С Брежневым когда-то работал, вот и получил звание.
После этого доктор внимательно вперился в мой фас, чем вызвал подозрение, что меня тоже собираются причислить к социуму, однако ученый поставил вопрос шире:
— В общем-то и я дерьмо…
При очередном возвращении в жизнь академик вдруг затосковал, долго сморкался в платок и, наконец, взялся за телефонную трубку.
— Таня, — медоточиво произнес он, — это я.
— Дуля (академика звали Акдуалет), ты опять пьяный, — громко и недовольно раздалось из трубки в покрытой тишиной комнате.
Дуля пустился старательно докладывать причины проступка. В конце объяснительной ничтожным тоном было испрошено:
— Можно прийти, потому что очень хочется?
— Дуля, ты знаешь, что я не могу терпеть пьянство, — строго возразила трубка. — Сейчас же иди домой.
— Только полчаса, — взмолился Дуля. — Посмотрю и сейчас уйду.
— Нет, — непреклонно сказала трубка, подтвердив решение длинными, удручающими гудками.
Академик тотчас превратился в кисель. Далее выяснилось, что Таня это лебединая песня, впрочем, первая и истинная страсть гражданина. Ей двадцать пять (Дуле семьдесят четыре и у него четверо детей), ей сделана однокомнатная квартира и много чего помимо. Но вот надо же, не любит, когда академик подшофе. А у него должность. Словом, нет в жизни равновесия. В ответ на эксцесс затеял суетню Умен.
— Момент, Акдуалет Латипыч, — грозно объявил он, хватая трубку.
Далее он начал названивать и со временем доложил, что контингент грядет. Признаюсь, уповая на возрастные преференции я затаил тусклую мечту отхватить кусочек экзотики. Однако по прибытии представительниц в лице двух неопрятных, луноликих, постоянно хихикающих казашек поползновения мгновенно унял.
Кончилось тем, что Умен, доктор и женский состав остались в номере, я отправился провожать академика. А того таки повело к пассии. За порог Таня — очень даже миловидное существо, с невеликой, стандартной родинкой на щеке — даже не пустила, но, выслушав отчет Дули относительно проведенного дня, строго внушала:
— Вы знаете, как я к вам отношусь, Акдуалет Латипыч, но не можете требовать от меня терпения. Звонила ваша жена, и она встревожена. Однако товарищ может остаться, если нуждается в гостеприимном участии.
Я кровно обиделся за друга и принципиально поволок того прочь. Пришлось тащится с ним на другой конец города. Причем оплачивать такси из своего кармана. На прощание дружище скосил на меня глаза и угрюмо спросил:
— Ты видел, какая у Таньки родинка?
— Угу, — смиренно кивнул я.
Дуля вперил в небеса указательный палец:
— То-то! — и гордо развернувшись, нетвердо посеменил в подъезд.
Наука — творческие, дивные люди.