Проснулась

Проснулась. Значит жива. И так дальше. День за днем. Остались ли еще люди, с которыми я смогу поговорить? Я помню этого парня, который сидел в углу своей комнаты и боялся выйти из нее или заглянуть в окно. После разговора со мной он изменился. Где он сейчас? Глубокие следы остались в грязи у моего дома. Иногда мне кажется, что дом полон жильцов, хотя живу здесь только я.
Я отчетливо помню тот день. Я просто шла по улице, было рабочее время. Провинциальная часть города. Тишина, слышна лишь изредка возня кошек у помойки, перепевание птиц, шум ветра… Вдруг я услышала плач, доносившийся из раскрытого окна со второго этажа каменного дома с белыми наличниками. Это был не раздраженный плач, не умоляющий, не страдающий, не пустой. Это был очень странный плач, нервозный, и явно не женский. Я зашла в подъезд дома, поднялась по лестнице наверх. Я каким-то чудом расслышала плач и определила дверь в нужную квартиру. Она оказалась незапертой. Я была очень тиха, чего даже сама боялась. Я оказалась в не менее странной, чем плач, квартире. Я одновременно чувствовала, что она обжитая, и в то же время, что здесь никто не живет. Из-за распахнутой двери на кухню, где царил давно заброшенный беспорядок (как я определила, кинув туда взгляд) свет проникал в прихожую. Проходя к комнате с закрытой дверью, я взглянула на себя в зеркало. Непослушные каштановые волосы, легкий загар, который тем не менее не мешал лицу отдавать усталой бледностью, слегка растекшаяся по векам тушь, углубляющая мои глаза, губы, лишенные помады… Джинсы, висящие на бедрах, и в то же время зауженные, великоватая белая рубашка, перехваченная черной трикотажной жилеткой, которая сзади представала в виде двух нешироких полосок на шее и пояснице. Верхние пуговицы на рубашке были расстегнуты, так что она слегка съехала с плеча, обнажив также и торчащую ключицу. Я не знала, как отреагирует на мой внешний вид плачущий человек за стеной. Все же я набралась решимости и толкнула дверь. Плач прекратился и до меня донеслись флюиды напряжения. Я сглотнула слюну и попыталась представить, что скажу незнакомцу. Я вошла.
В углу комнаты под распахнутым окном и вовсе не на заправленной кровати сидел молодой парень. Темные нерасчесанные волосы и глубокие синие глаза, костлявая худоба, одетая в полурасстегнутую рубашку неопределенного цвета и джинсы (почти как я), напряжение во всем теле, руки, прижатые к груди, невысохшие слезы на щеках и красные веки, испуг и непонимание, чередующиеся с заинтересованностью во взгляде.
Я улыбнулась.
- Ты плачешь так, что слышно с улицы, - все, что смогла я сказать.
Он слегка нахмурил брови, выражая недовольство и какое-то школьное осознание провинности. Потом взглянул на меня. Мне показалось, что ему понравился мой голос. Он явно обдумывал ответ. Руки все также нелепо держал у груди, как будто что-то защищал там, правда, напряжения в них не было.
- Почему ты пришла? – вот и все, что он спросил.
Мне сразу понравился его голос, казалось, когда-то, глубоко во снах, я его слышала.
- Потому что захотела, чтобы ты поел и успокоился.
- Я не пойду на кухню. Зря ты зашла. В моем доме живут духи.
Этого я никак не ожидала. Параноик? И вовсе сумасшедший? Наркоман? Мне совсем не хотелось привязывать ни одно из этих определений к прелестному незащищенному существу в углу.
- Тогда пойдем в кафе. Тебе надобно убраться из этого места, раз ты так духов боишься.
При упоминании «духов» я невольно пропустила легкий смешок. Это сразу же отразилось в нарастающем гневе.
- Если тебе смешно, так и убирайся прочь! – воскликнул он, - Ты пришла насмехаться надо мной, но разве ты не видишь, что они со мной сделали?!
Я была в шоке. Он действительно орал. Я все же приняла свою теорию о сумасшедшем и попятилась к двери. Он накинулся на меня.
- Ты считаешь, что я псих и выдумал их? – он вцепился мне в рубашку и чуть не подрал ее. Тонкие длинные пальцы оказались цепкими.
Я посмотрела на него с какой-то мольбой. Он слегка успокоился, и схватка ослабла. Отвел взгляд, потом вернул его мне в глаза.
Молчание продолжалось. Он повалил меня на кровать и я, закрыв глаза, позволяла себе чувствовать его пылкие губы и нежный язык, гладкие зубы и влажные десна… Я позволяла своим рукам чувствовать ткань его рубашки, каждую из существующих мышц на теле, каждую косточку и мягкую кожу, каждый волосок и каждую впадинку около кости.
Несмотря на явную вымотанность, читающуюся во внешнем виде, он оказался очень сильным и даже яростным. Я позволяла себе кричать, несмотря на распахнутое окно. Потом мы оба стихли. Он лежал рядом со мной, раскинув руки за моей головой. Мое сердце колотилось, и мысли вертелись в голове вьюном. Я не могла объяснить своего поступка, не могла объяснить своих планов на будущее с ним. Или его не будет?..
Он приподнялся на локте, подобрав руки, и посмотрел мне в глаза с наконец-то живой улыбкой.
- Ты красивая. Ты страстная. Ты уверенная. Ты знающая, - награждал он меня определениями, и я слушала нежное перекатывание его голоса.
Я взглянула на него и знала, что взгляд мой был одновременно уставшим и полным страсти.
- Тебе нечего бояться, когда я рядом, - лишь сказала я полушепотом, и как же эти слова оказались верны!
Потом меня неожиданно потянуло в сон. Сколько я проспала – не знаю. Но когда проснулась, рядом его не было. Сначала меня охватила тревога, но вскоре она сменилась даже какой-то радостью – может он все же нашел в себе силы выйти из этой комнаты, из этого угла. Через несколько минут он открыл дверь и вошел.
- А знаешь что? – спросил он задорным, почти смеющимся голосом, - А я тебя никуда отсюда не выпущу! Теперь ты – моя наложница!
Я приняла его тон за шутливый и улыбнулась.
- Ну уж нет! Это ты – мой наложник!
Мы рассмеялись, и его смех был такой… такой… Я никогда не забуду столь рассыпчатый и столь красивый смех. Будто рассыпаются крупные бисеринки по деревянному столу, или.. или.. Почему же я так полюбила его?..
Тем не менее, жизнь оставалась жизнью. Я поднялась с кровати и медленно оделась. Он смотрел на меня, и с каждой застегивающейся пуговицей его взгляд тускнел. Я посмотрела на него, придавая взгляду грусти. На самом деле мне не о чем было грустить – я была счастлива. Всего лишь собрать вещи и переехать к нему. Уладить свои дела, договориться кое-о-чем.
- Милый, - сказала я, и мой голос неожиданно оборвался.
Мы молчали, смотря друг другу в глаза.
- Ты меня спасла, - сказал он так тихо, что я едва услышала. А может, прочитала по губам?..
Я ушла. Вечер был в самом разгаре, а может, приближалась ночь. Огни города светили мне в глаза, в ноги, в спину. Легкий летний ветерок трепал волосы и слегка холодил открытую кожу на ногах.
Я почти не могла заснуть в эту ночь. И даже не притронулась к вещам, чтобы их собрать. На утро я пошла к его дому. Как и вчера, дверь была незаперта. Я зашла и сразу поняла, что его нет. Не хватало каких-то вещей. Хотя в прошлый раз я их и не видела. Я на всякий случай прошлась по квартире. Его и вправду здесь не осталась. Я села на кровать и заплакала. Я давала волю своим эмоциям, своим чувствам. Мне хотелось причинить себе боль или отмотать время на несколько часов назад. Но я была бессильна.
Впоследствии я несколько раз заходила в эту квартиру, пока не обнаружила в ней рабочих, делающих ремонт для совершенно чужих мне людей. Больше я туда не заходила.
И вот наступило теперь. С того прекраснейшего и, безусловно, самого лучшего момента в моей жизни, прошло несколько месяцев. Полгода? Больше? Люди перестали так ко мне тянуться, как это было прежде. Лучшие друзья (или бывшие лучшие друзья) смотрели на меня с сожалением и сочувствием. Как я это ненавижу! А некоторые даже стали шарахаться меня. Конечно, я стала более раздражительной, но я не стала какой-то ненормальной или психичкой. Я была вполне адекватна, просто стала чаще проявлять свой характер. И еще – теперь мне казалось, что я живу в своем доме не одна.
Я сменила несколько мужчин, но все же понимала, что не испытывала к ним сильной любви. И не были мужчины на одну ночь, вовсе нет. А он был? Трудно сказать, там была совсем другая ситуация. Нет, конечно нет, не был. Это я упустила свой шанс. Самое смешное – я даже не знала как его зовут! Я даже не знала имени, чтобы найти его, чтобы узнать о нем. Я просто ничего не знала!
Проснулась. Значит жива. И так дальше…
Пора что-то менять! Надо использовать свою жизнь до конца! А то что же – работа, работа, работа. Ванная. Слезы. Сны. А, да – призрак романтики – кафе и цветы, старающийся быть нежным мужской голос. Взволнованный звонок от подруги. Звонок от мамы, передавание трубки папе, бросание трубки. Едкий смешок с моей стороны. Снова глаза, налитые кровью. Или слезами?..
Ну и почему я не могу изменить свою жизнь? Разве она мне нравится такая?! Сняла все свои сбережения. Положила их в ту самую большую кожаную сумку, посмеявшись, отыскала ту самую одежду и напялила ее. Смеясь, смотрела на себя в зеркало – только волосы стали длиннее, наслюнявила палец и размазала тушь по векам. Смеялась еще громче, но смех переходил в слезы. Может, и не надо было слюнявить палец?..
Собралась. Иду. Все, прощай старая, скучная жизнь. Ураааааа!!!!...
Как здорово бежать, нестись, почти лететь по ветру! Смеяться и разглядывать прохожих. Какой сейчас месяц? Мне холодно? Пожалуй, слегка. Но и что? Я просто гуляла по городу. Потом поняла, что устала, что хочу есть. Поблизости кафе не наблюдалось. Я взглянула на мрачное здание из-за решетки высокого забора. Мое сердце почему-то стало биться чаще, все мое существо охватило невиданное волнение. Где я?
Я подошла к охране на проходной.
- Это что? – спросила я, указывая на здание.
- Как что! – рассмеялся охранник, - Психиатрическая больница!
- Сумасшедший дом! – добавил другой, - Вам сюда?
- Сюда, - почему-то ответила я.
Они переглянулись в недоумении.
- Ну проходи, - похоже, они сами удивились, что пропускают меня.
Я прошла. Тут один из охранников дернул меня за руку.
- Сумку покажи, - в его голосе слышна была тень недоверия.
Я показала сумку, ничего страшного они там не нашли.
Все ближе и ближе унылое здание, все ближе чернеющий вход, словно распахнутый рот. Вот сейчас он проглотит меня, и что дальше?
Я зашла внутрь. Регистратура, охрана, гардероб. Я пошла в сторону охраны.
- Купите бахилы, - сказал он.
Я купила.
- Вы к кому?
- Сто шестнадцатая.
- Что?
- К нему…
Я прошла. А что, если и вправду подняться в сто шестнадцатую?
- Извините, - дружелюбно сказала я медсестре, проходящей по коридору, - А где тут сто шестнадцатая палата?
- Поднимитесь этажом выше и направо, - сказала она, улыбаясь.
Все-таки я посетитель. Я поднялась и отыскала нужную палату. Приоткрыла дверь. Там никого не было. Я пошла по коридору налево и вскоре наткнулась на общую комнату. Там было много народу, играла музыка, что-то бесконца говорили медсестры. Пациенты были такие… такие отрицательные, мне стало страшно. Я быстро прошла назад по коридору, увидела лестницу и почему-то стала подниматься наверх. В коридоре я сразу же столкнулась с доктором, одетым во все зеленое.
- Вы кого ищете? – спросил он меня, заглядывая в бумагу в своей руке.
В моих глазах был нескрываемый страх, я знала это. И тут меня осенило.
- Парня, которых боится духов! Он просто сидит, прижав руки к груди, а сам весь худой… худой и…
Больше я не смогла сказать. Доктор улыбнулся.
- Вы что же, не знаете его фамилии?
- Нет, - сказала я с сожалением.
- А зачем он вам? – спросил он все же участливо.
- Я хочу помочь ему. Ведь ему так одиноко.
- Что ж. Я отведу вас к нему.
Мы пошли к лестнице и поднялись этажом выше. Долго шли по пустому коридору, а затем зашли в какую-то палату. Она была маленькой. И там был только он. Мое сердце сначала упало в пятки, а потом резко поднялось наверх, я едва выдержала этот скачок. Мне казалось, я дрожу. Он сидел в углу, но не мог прижать руки к груди – на нем была неуклюжая смирительная рубашка. Как только я догадалась, что он тут? Его взгляд стал другим. И я поняла, что прежний потерян. Его испортили. Остались ли еще у него шансы? Мне захотелось плакать, и я взяла доктора за руку и толкнула ее назад. Он послушно удалился.
- Привет, милый, - как-то неуверенно сказала я. А он молчал. Слышал ли?
Я не знала, что мне делать. Кинуться ли к нему, содрать ли смирительную рубашку (а вдруг на теле синяки?), расцеловать ли его и утащить ли с собой. Или просто посмотреть и убежать, и никогда больше не видеть. Пока что я была посередине, я просто стояла и не знала, что мне делать.
Он вдруг обратил на меня видящий взгляд. Я насторожилась. Только что я была так близка к тому, чтобы взять да и убежать и больше никогда сюда не возвращаться. Бросить человека, который так много значил для меня, и из-за потери которого я так изменилась и чуть ли не растеряла все свое бывшее окружение. А сейчас что – решила изменить свою жизнь и ведь начать-то с чего? С подсознательного желания найти его. Найти и продолжать жить вместе. И я нашла! Это просто чудо – это шанс на миллион, а я решаю вдруг так быстро от него избавиться? Вот дура я, дура!
- А ты знаешь, сейчас не очень тепло, но этот холодящий свежий воздух тебе понравится, - сказала я, - мы сможем потанцевать босиком на траве – ты ведь наверняка часто бывал в центральном парке..
Я замолкла, старалась сдерживать нахлынувшие слезы.
- Ты меня слышишь? – прошептала я.
Он смотрел. Он слышал. Я знала. Но он молчал. Я нашла в себе силы и присела на его кровать. Он сидел на полу рядом с кроватью. Я смотрела сверху вниз, а в голове что-то ужасно грохотало, и мне хотелось лечь, закрыть глаза и не видеть этих ужасных синяков под глазами, этой болезненной бледности.. А болезнь то надуманная! Не был он сумасшедшим. Я почти все поправила! Ох, зачем ты тогда уехал, зачем, зачем..
- Зачем стал проявлять свой дурацкий характер! Почему ты оставил меня, почему ты выбрал себе такую жизнь? Зачем? Заче-ем?!...
Только в эти мгновенья я поняла, что кричу во весь голос. И когда мои мысли перешли на мой язык?
Вдруг он подоткнул свою голову к моей руке. И тут я не удержалась – слезы лились, лились из моих глаз, но я старалась не произносить не звука. Я слышала, как врач заглянул в палату и смущенно, даже как-то растеряно вышел, я чувствовала мраморное молчание этого милого человека, уткнувшегося в мою руку, до меня доносились крики с улицы и шум ветра, теребящего занавески на окнах… Может быть, это и есть счастье? Был бы он только хоть чуть-чуть менее закаменелый…
- Поедем отсюда, - шепнула я. В моей голове уже сменяли одна другую картинки нашей будущей совместной жизни. Однако очень скоро я поняла, что не могу толком понять, что на них изображено. И мне не стало страшно. Я была рада, что не вижу будущего – значит, все будет непредсказуемо. Значит, все еще может быть.
Потом я встала и взяла милого за подмышки, подтянула на кровать. Он посмотрел на меня, явно желая что-то сказать. «Что ему за таблетки дают? - злостно думала я, - Они ведь почти убили в нем активного человека. Хоть бы надеяться, что это только снаружи!»
- Я.. й-а..я, - это он произносил! – Зна…ал. Знал. Ты пришла… Да…
- Что с тобой? – с тревогой спросила я, а слезы так и подкатывали к горлу, - Ты понимаешь? Ты приходишь в себя?
«Стоп! - сказала себе я, - Хватит произносить эти дурацкие вопросы!» Что же с ним такое? Может, он и в самом деле приходит в себя? Может, не все еще потеряно? Ах, ну как же я могу думать, что все потеряно?.. Это глупо. Бесконечно глупо и.. Кажется, он осознанно смотрит на меня! Как это чудесно снова видеть ясный взгляд. Почти ясный…»
Мне хотелось узнать все о нем. Прямо сейчас – взять бы да и расспросить. Как попал в сумасшедший дом? Чем занимался раньше? Что любит, чем увлекается, какие моменты в жизни были самыми значительными, самыми острыми, самыми желанными…
Мне вдруг показалось, что он спит. И это так и было. Мой милый ангелок спал. Сейчас он так был похож на дитя… В этой белой рубашке, под горло, с завязанными сзади руками. Он так и сидел, как неуклюжий медвежонок. Я толкнула его в плечо и он отвалился на кровать, а ноги слегка приподнялись, свешиваясь с кровати после сгиба в коленях. Мне показалось, что он игрушка. Мне хотелось играть с ним, как в детстве. Мне захотелось привязать его за веревку и тащить за собой по земле.
Внезапно от этих мыслей я вздрогнула. Неужели схожу с ума от одной лишь близости к психам? Я посмотрела на моего милого и старалась не думать о нем как о игрушке.
Вошел доктор.
- Вам лучше уйти, - сказал он, - Пациент заснул, это будет длиться до вечера. Действие таблеток, - пояснил он моему растерянному взгляду.
- Что за таблетки? – спросила настойчиво я, почти с нарастающим гневом, - Чем это вы его лечите? Уж не загоняете ли вы его в могилу таким образом? Во всяком случае, с ума вы его уже свели, я вижу…
Я не успела договорить – спокойный, но уверенный доктор перебил меня:
- А вы знаете, в каком он состоянии попал к нам?! Он кидался на людей, вцеплялся в них, некоторым даже в шею. Правда его хватка довольно быстро ослабевала, и он падал на колени и кричал. Он словно дикий человек, когда на него находят эти приступы.
- Так это приступы? Часто ли они бывают?
- В последнее время видимо участились. Я имею ввиду до попадания сюда. Но а сейчас мы конечно предотвращаем их возникновение.
- А когда он попал к вам? – спросила я, чувствуя, что это все такие обычные, такие малонужные мне вопросы.
- Месяца четыре наверное лечится. Я могу посмотреть историю болезни и сказать вам точнее.
- Вы говорите, лечится? – съязвила я.
- А что вы предлагаете? Держать таких людей на воле? Он же представляет угрозу окружающим. А здесь ему хорошо. Он ничего не понимает…
- Вы считаете, это хорошо для молодого человека? Да и вообще, для любого?
- А кем вы ему приходитесь? – ответил вопросом на вопрос доктор, - Ваша фамилия? Ведь вы, кажется, даже не знаете, кто он такой и как его зовут.
- Зачем вам моя фамилия? – абсолютно спокойно и даже отрешенно ответила я, - Я не пациентка.
Я смотрела чуть в сторону, не видела ничего перед собой и знала, что для него мой взгляд невидящий, взгляд «сквозь». Даже если он назначит мне обследование и положит на лечение, мне будет все равно. Моя жизнь стала для меня невыносимой, хотя многим она могла показаться вполне нормальной и почти даже правильной. Не считая отношений на личном фронте конечно.
Но доктор не сделал никаких заключений по поводу моей нормальности (или ненормальности). Он просто ушел прочь. Что сделала и я. И даже забыла посмотреть в последний раз на моего милого. Получилось, что я все же отдала предпочтение первому выбору и решила сбежать. Ну что ж, так легче.
Что теперь? Улететь из страны? Начать новую жизнь ввиду нового места жительства, новой работы и занятий? Сколько мне лет? Сколько лет осталось так жить? Ах, ну что же я? Наверняка я сейчас ошибаюсь, и будущее приготовило для меня несколько приятных сюрпризов. С безнадежно больным мне счастья не видать. Чего хуже, еще и сама заболею.
Как-то приятнее было называть эти психические отклонения словом «болезнь». Но почему тогда, когда между нами вспыхнула страсть, мне он показался абсолютно здоровым?..

- Выходи за меня, - это сказал мой давний знакомый и давний «жених».
- С чего ты решил, что я замуж тороплюсь? – спросила я его, вальяжно развалясь в кресле и, медленно поворачиваясь из стороны в сторону, попивая вино.
- Конечно я не имею ввиду, что тебе очень уж пора, - начал как-то глупо оправдываться он, - Но в то же время, чего зря время тянуть? Разве у тебя есть кто-то другой?
Я смотрела на него с хитрым интересом и, допив вино до последней капли, ответила:
- А разве ты у меня есть?
После этих слов я встала и пошла к вешалке с пальто. Но мой ухажер не собирался так просто отставать от меня. Он поспешно встал и подошел ко мне.
- Я люблю тебя уже три года, и все это время просто схожу с ума! Почему ты ко мне так жестока? – тихо, но прямо на ухо твердил он.
- Слушай, - повернулась я к нему, - Мы уже попробовали. У нас ничего в итоге не получилось, так зачем же делать еще тысячу попыток? – при последних словах я нарочито театрально подняла брови вверх, надела пальто и вышла вон, оставив его стоять с растеряно раскинутыми руками.
Я сама себе при этом была противна, но все же я не хотела давать надежду тем, с кем все равно ничего не получилось бы. Когда-то, как раз эти три года назад, у нас был короткий роман с этим человеком. Но потом я поняла, что легкая влюбленность уступила место реальности, и не стала ждать с расставанием. Лучше сразу покончить с романом, если понимаешь, что это не то.
Но сейчас, когда я шла навстречу ветру быстрыми шагами прочь от ресторана, я вдруг вспомнила тот весенний день в психиатрической больнице. А вот уже и зима начинается. Как там мой милый? При этих мыслях, что-то ёкнуло у меня в сердце, и я понеслась вдоль улицы с небывалом наплывом сил, и мне хотелось упасть на землю и кричать, кричать, кричать…
  Как же смею я называть его милым? Это я его бросила, я – подпитка его энергии! Я оставила его гнить и умирать в этом сумасшедшем доме. Я сама все это решила, по слабости, по глупости, но сама! Раз уж так я его люблю, как говорю сама себе, что ж я его оставила лежать там? Ах, ну да – как же его вывезти оттуда, как же ему помочь, как вернуть в сознание… Ну да, сложности, сложности, и они несравнимы с желанием дать жизнь человеку… Я плакала и все так ясно и четко отразилось в моей голове, и я упала, но кричать уже не было сил. Мне было больно, что-то горячее растекалось по лбу, но именно в этот миг я почувствовала блаженство, повернувшись лицом к небу, к солнцу…

- Хорошо, вы можете идти, раз уж подписали эти бумаги, - доктор говорил строго, но я чувствовала от него энергетику радости за нас, - Только учтите – хоть один, хоть незначительный эпизод, доказывающий вашу неготовность к опеке больного, и мы забираем его у вас, а вы будете отвечать за свои действия (или бездействие)…
Дальше я не слушала. Мне уже не хотелось больше слушать всех этих наставлений. Сколько я уже переслушала их за последние дни! Но ведь мои мучения оправдывали цель – я получила своего милого к себе. Теперь я буду заботиться о нем, и он будет жив и счастлив.
Мы ехали по заснеженной улице, он спал, уткнувшись мне в плечо, и я чувствовала его тепло. Наконец такси остановилось. Мне стоило трудов разбудить моего попутчика, но что было делать? Донести я бы его не смогла. Но вот мы в теплой квартире. Я первым делом пихнула моего красавчика на кровать, а сама пошла принять ванну. Я лежала в теплой воде, поливая себя маслами и успокаивалась, успокаивалась, успокаивалась…
Потом я уже лежала рядом с ним, а он все спал. Врачи надавали мне лекарств, но я их выбросила в мусоропровод. И почему я так самонадеянно вела себя? Но что-то внутри, какая-то интуиция, подсказывала мне, что я делаю правильно. Я очень боялась проснуться и обнаружить рядом с собой того же психа, только без смирительной рубашки. Кстати, надо будет еще съездить за его одеждой, у него ж почти ничего нет! Надо заполучить размер и купить чего-нибудь. На минуту мне стало страшно, что я взяла к себе большого беспомощного младенца, за которым нужно ухаживать буквально во всем. Для меня это было очень сложной задачей. И все же я заснула.
- Я поставил кофе варить, надеюсь ты любишь?
Эти слова заставили меня пробудиться. Через секунду я поняла, кто их говорит, и буквально подпрыгнула на месте.
- Ты… нормальный?.. – это все, что смогла я спросить в оцепенении.
Он слегка рассмеялся в ответ, и какой же он был красивый в этот момент. Он стоял, обмотанный полотенцем на бедрах, с капельками воды по всему телу, с растрепанными мокрыми волосами – такой свежий, только что из душа.
- Мне такой кошмарный сон снился, - начал говорить он, - Я ничего не мог понять в его бессвязности.
- Не говори ничего, прошу! – взмолилась я. Мне так не хотелось больше ничего слышать о его прошедшей болезни. Ведь все уже, больше этого нет. Какое же чудо свершилось?..
Я прошмыгнула в ванну и смывала водой слезы. Вода была достаточно горячей, так что я чувствовала, как пар заполняет ванную комнату. Мое тело стало почти красным. Тогда я резко переставила ручку крана в холодный режим. Меня как обожгло, но ни один мускул на лице не дрогнул, лишь из глаз продолжали течь слезы, и то были слезы радости.
Наконец я вышла, он сидел на кухне и пил кофе, глядя в окно. За окном кружил снег. Мне казалось, что снежинки устроили настоящий балет. Я долго любовалась ими, пока мой милый не обнаружил мое присутствие. Но я не дала ему и слова сказать.
- Я даже не знаю как тебя зовут, - улыбнулась я.
- Я тоже не знаю как тебя. Но, может, угадаю? – и он тоже улыбнулся, и мне стало казаться, что эта почти семейная идиллия длится уже много лет.
Я поняла, что была готова к жизни с ним, он не казался таким уж сумасшедшим. Во всяком случае, рядом со мной.

Все неожиданно померкло вокруг, и я не могла различить черты его лица, но он не замечал, что со мной что-то творится, он даже не видел моих глаз. Мне было больно, я закрыла глаза, и почувствовала, что открываю их, что что-то мокрое на моем лбу, что-то липкое, и так мне было странно… Я то чувствовала боль, то ощущала немое блаженство. Была ли эта боль на самом деле? Мне было жарко, я вспотела. Но я лежала на обочине дороги, в придорожной пыли, и круги ходили перед глазами. Это было солнце. Оно жарило меня уже довольно долго, а я наслаждалась снами о том, как хорошо я поступила с этим незнакомцем из квартиры. Мне показалось, что я зря тратила время – и на него в том числе. Он безнадежен, но я обрекла себя на безнадежность. Я хотела бы сделать из этой истории роман, но он закончился жалким рассказом на несколько страниц. Я сама обрекла себя на это, я сама ушла из той больницы, не понимая еще, в каком я мире живу. Вместо того, чтобы жить в реальности и делать что-то в ней, я предпочла упоиться мечтами из несуществующего для меня мира, мира, на который я была не способна как человек. Но я жестоко за это поплатилась. У меня не было сил кричать, во рту пересохло. Но мне и не хотелось кричать и звать о помощи. Он также не мог этого сделать там, в сумасшедшем доме, где я оставила его, обрекла на медленную смерть. Я и в этом поступила как нельзя эгоистично – себе я не оставила таких долгих мучений.
Я еще не видела, что двое людей спешили ко мне с перепугаными лицами.


Евпраксия (2008-2009г)