Ахиллесова пята

Затеряный Мир
Теплый воздух, очень теплый. Он ласкает волосы, кожу лица, ноздри. Хочется закрыть глаза и вдыхать запах моря. Хочется ощущать дуновение ветра в этот жаркий солнечный день. Девочка на зеленом газоне прыгает через скакалку, а девушка постарше сидит недалеко на лавочке и читает книгу. Наверное, роман. Он увлекает ее в неведомые дали, где чудеса и приключения, красивые и сильные герои, загадочные леди, ради которых свергаются горы, алые розы, горячие танцы, соленые слезы, нежные объятья. Все это в ее голове, на вид такой спокойной, отдыхающей в тени какого-то обильно цветущего дерева. А он даже не знает, как оно называется. В фонтане плещутся маленькие дети, кричат, смеются. И мамы стоят рядом, о чем-то разговаривают, курят. Курят. И он тоже курит: вот она - сигарета, в его собственной руке. Последняя сигарета. Он даже не ощущает табачного дыма, ничто не может испортить такой дивный морской свежий воздух. Какие красивые тени на этом здании! И все творит солнце. Оно показывает, какие конструкции, какой декор придумали и воздвигли люди. А он ничего не воздвиг. Он даже не знает, как это все называется, он не знает ничего! И зачем он жил? Что он делал на протяжении всей своей, пусть недолгой жизни?..
Он сидел в коридоре, когда раздался этот смех. Заразительный, протяжный, очень искренний - настолько искренний, что сразу определяешь, кто действительно смеется, а кто лишь для виду. В смехе чувствовалась радость. Никакой пошлости, похабности, насмешки, издевательства, злорадства - вобщем, ничего плохого, хитрого, злого. Это был чистый смех, каким смеются только дети-ангелы. И кто же был этот ангел? Кто же так смеялся? И действительно - ангел. Она сидела на парте, ее было как раз видно через открытую дверь в кабинет. Рыжеватые волосы, зеленые глаза, белая кожа - ведьма? Нет, ангел! Тонкие пальцы, изящные руки, стройные ноги, игриво покачивающиеся над полом. Но он ее больше не видел. И это не была любовь всей его жизни. Разве он вспоминал ее ранее? Разве он рассказывал про нее кому-нибудь?
Тонкий запах цветов. Нежная ткань, но не шелк. Что-то очень тоненькое, готовое разорваться от одного только прикосновения его грубых пальцев, готовое растаять от его жгучих поцелуев, тяжелое дыхание, чуточка слез - беззвучных, плавно текущих по ее нежной щеке, полураскрытый рот, глаза с отсутствующим в этом мире взглядом. А потом эйфория, наслаждение, по простому - кайф. Испытывала ли она этот кайф, как говорила? Но почему потом она перестала быть загадочной эльфийкой, отводящей испуганный взгляд лесной лани?..
Путешествия. Или приключения. Эти разноцветные дороги в неизведанный мир, полный кричащих чудес, полный запретных плодов, с раскрытыми картами, с набитыми золотом сундуками, с доступными девицами, с этими бледными от ужаса людьми, похожими на стадо овец, увидевших стаю голодных волков. Смех, всепоглощающий самодовольный дикий смех. Вообще дикость. Переизбыток алкоголя в крови, а от того визжащие шины, отлетающие капли дождя, визг тормозов и снова полет, когда все сметается на пути, когда все принадлежит тебе.
Драки, разбитые губы, выбитые зубы, кровь, сломанные ребра, руки, ноги, что еще? Блестящие лезвия ножей, выстрелы, пули, летящие мимо. Война. Пусть не настоящая, но все равно война. Тренировки, сложности, выживание. Закоулки, подворотни, старые заборы, прилавки магазинов, стащенная еда, карманы, погоня, побег от правосудия, война с законом. Закон. Это что-то ужасное, что-то стискивающее. Если он хороший - то он становится и не законом, а просто моралью. Но ведь что предлагают! Нет, эта борьба вечна, и ничего тут не поделаешь.
Детство. Никаких игрушек. Ночи, проведенные на каком-то чердаке какого-то дома, в раздумьях. Книги, прогулки под луной, и опять все то же.
А тут теплый морской воздух. И палящее солнце, и радостные лица, и процветающая жизнь.
Сколько ему было лет? Шесть?.. Пять?.. Была ранняя весна, есть очень хотелось, но денег, разумеется, не было. Несмотря на ранний возраст, такое чувство было ему знакомо. Он часто гулял один, и никого это не волновало. Конечно, он пошел в кондитерскую, сунул в карман пару булочек, но был замечен: ведь роста небольшого, и пришлось тянуться к прилавку, задел рукавом какое-то изделие, оно упало, вот его и запалили за этим скверным занятием. Как назло рядом проезжала полицейская машина, и служителям порядка захотелось чего-нибудь сладенького. Все как всегда вовремя. Так что малолетнего преступника отвезли прямо в полицейский штаб. На самом деле продавщица не злилась на малыша – ну мало ли, есть захотел – маленький ведь, не понимает. Она боялась, что он потерялся, и попросила полицейских найти его дом и отвезти туда. Так что булочки остались в кармане.
Автобусная остановка. Да ладно, можно еще прогуляться – зачем спешить? Раз уж нахлынули эти воспоминания – дай им волю!
 Но в полицейском участке не было таких добрых и заботливых людей. Малыша посадили на скамью, где сидели ожидающие очереди. Все было очень странно. Сбежать, правда, не удалось бы, потому что рядом находился охранник. Он стал приставать к мальчику с укоризненными вопросами:
- Говорят, ты начинающий вор? – малыш молчал, тогда коп продолжил: - А ты знаешь, что в древние времена делали с ворами? Например, в Скандинавии им отрубали руку, а на Руси привязывали камень к шее, и бросали в воду. Чтобы не повадно было. Тебя, конечно, никто калечить и убивать не будет, но учти, что это тебя сейчас, когда ты маленький и не соображаешь ничего, сильно наказывать не будут, а подрастешь и не бросишь это занятие – о-о-о, что будет!..
В это время дверь открылась, и мальчика пригласили войти.
- Не пойду! Я не хочу туда идти! – рассказ охранника только испугал малыша. 
-Перестань, малыш, - сказал коп и хотел взять его за руку.
- Отстань! Не трогай меня! Я туда не пойду! – кричал мальчик громким тонким голоском. Он был и впрямь агрессивен.
- Конечно ты никуда не пойдешь – раз не хочешь! – раздался за спиной мягкий женский голос.
Он обернулся – за ним стояла женщина в пальто, средних лет с очень добрым улыбающимся лицом. Ее волосы были аккуратно собраны в пучок, они были пепельными, а может, с проседью. Она была подтянутой, с гордой осанкой, но во всем ее образе чувствовалась мягкость и доброта, конечно наряду со строгостью и решительностью. И малыш потянулся к ней – в конце концов, где же еще ему искать защиты?
- Миссис Дейрот, вы уверены, что именно вам следует заняться этим мальчиком? – спросил полицейский, который хотел увезти малыша в комнату; женщина кивнула, и он сказал с видом человека, который ничего не может поделать: - Ну что ж, хорошо, он ваш. До свидания. Но не забудьте про отчет.
- Да-да, конечно, мистер Свилтон, - сказала женщина. В их разговоре чувствовалась скрытая борьба.
Она взяла мальчика за руку, и вывела на улицу. Они шли недолго, по пути она заглянула в кондитерскую и спросила малыша, что он хочет.
- Я уже взял две булки, за это меня и привели туда.
Она удивилась. Но быстро избавилась от шока, и сказала:
- Тогда я куплю тебе шоколад. Ты ведь любишь его? Все дети любят.
Он улыбнулся, выражая согласие и даже радость. Как он любил шоколад! Молочный, безо всяких там орехов, а просто чистый настоящий шоколад! Но ел он его крайне редко, даже мог пересчитать по пальцам те сладкие минуты, когда поедал его в своей жизни. Он и сейчас любит молочный шоколад, больше любых других лакомств.
После кондитерской они пришли к ней домой. Это была светлая квартира, небольшая, но ему тогда казалось, что она очень просторная. Женщина отвела его вымыть руки, а потом поставила разогревать какую-то еду.
- Значит, ты украл булки?
Он кивнул, ничуть не смущаясь.
- Но зачем? Ты хотел есть? Ты не мог купить? А где были твои родители? Где они сейчас?..
Он молчал. Миссис Дейрот вздохнула, но продолжила разговор.
- Как тебя зовут?
Он немного помедлил, а потом вдруг сказал:
- Ахилл.
- Ахилл? Как древнегреческого героя?..
Он снова кивнул.
-Хм, - она улыбнулась, явно не понимая, - Ну ладно, Ахилл, а как тебя зовут по-настоящему? Я же не могу написать в протоколе, что ты Ахилл. Как тебя назвали родители?
- Я не хочу называться так, как меня назвали те, кому я совсем не нужен.
Она промолчала. И явно о чем-то задумалась.
- Ну ладно, Ахилл. Давай договоримся с тобой: я отведу тебя домой и скажу пару слов родителям, и ты больше не будешь так поступать, ладно? Ты можешь привыкнуть, и будешь воровать, когда и вырастешь. А тогда тебя могут посадить в тюрьму, на долгое время. Ты ведь не хочешь этого, верно?
Он молчал, опустив голову.
- Я вижу, ты неглупый мальчик, Ахилл. Ты должен меня понять – это ради тебя, так будет лучше, чтобы ты понял сейчас.. А ты часто гуляешь один? За тобой не следят? Ты свободен делать то, что хочешь?
- Я бы хотел делать так, как хочу. Я живу один.
- Ну что ты! Так не может  быть! – миссис Дейрот оглядела его довольно опрятный вид.
- Но я считаю, что я живу один! Им не до меня, они про меня забывают!
А потом она отвела его домой, и сказала тете, чтобы та чаще присматривала за таким маленьким ребенком.
Да, все это было! И ведь он рос не таким, какие были другие дети. Он больше понимал в своей жизни. Конечно, школа посещалась редко, и воровать он изредка продолжал, но нельзя сказать, что это вошло в привычку. Ахилл очень любил читать – про войну, про корабли, морские приключения, про пиратов, про рыцарей, про современных сорвиголов, и многое другое. Все это дало ему большую часть образования, включая историческую, географическую, техническую, даже физику он знал неплохо. Он много знает. Не только благодаря книгам, но и благодаря опыту, общению с людьми. Все, кто подолгу разговаривал с Ахиллом, отзывались о нем как об «очень интересном человеке, с которым можно свободно поговорить на многие темы», «он умный парень, очень смышленый», «я согласен с его точкой зрения, даже странно, что такой молодой человек понимает всю эту политику так тонко и точно» и все в этом духе.
Танго. Эта жгучая, страстная музыка, и танец – красивый, строгий и в то же время очень эротичный, с кучей переплетений, нюансов, резких взглядов, промелькающих во время поворота головы в сторону партнера. Все пропитано какой-то тигриной силой, все так четко и в то же время мягко, но мягкость эта кроется внутри, эта мягкость – таяние перед красотой танца, музыки, партнерши… Пара слов, адресованных ей:
- Вы прекрасно танцуете.
- Я знаю, - дерзкий ответ, но что поделать? Это даже интригует.
Потом снова попытка:
- Эти красные серьги я бы сохранил на всю жизнь…[поворот] чтобы только вспоминать об этом танце.
О, Господи, неужели он умеет так говорить? И неужели он умеет танцевать этот жгучий танец страсти?..
- Что ж, я вам оставлю одну, а другая будет мне напоминать о ваших словах, - она сказала это некоторое время спустя после самого танца. Ахилл уже и не надеялся, что она вообще к нему подойдет, а она подарила сережку.
Где эта сережка? Неужели в кармане джинс? Да, он всегда перекладывал ее в карман одежды, которую носил, а эти джинсы знают его ноги уже столько времени, которое измеряется в годах, пусть цифра и небольшая.
Какой-то удар, как будто удар времени в фильмах, звучащий в какой-то важный, решающий момент, прозвучал в голове Ахилла. Этот удар был напрямую связан с очередным воспоминанием.
- Зачем вам это нужно? – голос психолога звучал очень напряженно, будто это он – больной, и проходит тест на здоровье, которое ему очень в данный момент нужно.
- А зачем вы задаете мне такие вопросы? Раз я хочу – значит иду. И раз уже пошел, значит решил этот вопрос для себя! – голос Ахилла напротив звучал очень уверенно.
- Ну ладно. Вы – молодой, видный парень, у которого есть все шансы вскарабкаться на вершину, достигнуть целей, решить поставленные задачи, осуществить свое счастье. И почему вы хотите получить шанс потерять все это?.. Я не понимаю. Вы же очень молоды и еще неопытны.
- Захочу жить – выживу, - спокойно сказал Ахилл, прикуривая. – Я вообще не понимаю, зачем этот медосмотр – чтобы такие как вы отговаривали меня выполнить поставленную задачу, достигнуть намеченной цели?
- Ладно. Как зовут?
Он назвал.
- Год рождения?
Тоже назвал.
- Что?.. Господи, этого нельзя!
- Вы просто врач, успокойтесь! Все, что мне от вас нужно – это справка.
- Ладно.. – и он пошел задавать обычные вопросы.
Почему люди никак не могут понять, для чего другие уходят на войну? Ну раз уж человек юных лет решил пойти на такой риск, значит он не видит причин не рискнуть, значит его ничто и никто не сдерживает. Зачем вообще проходить этого психолога? Нигде такой ерунды не слышал. Так думал Ахилл, а психолог тем временем думал, почему же этот симпатичный 17-тилетний юноша отправляется в самую опасную точку фронтовой линии. Ахилл с трудом выпросил себе разрешение в более юном возрасте отправиться на военные действия, но для этого ему нужно было пройти медосмотр, чтобы доказать, что он физически может. А этот психолог был странным парнем, который, видно, плохо учился в университете, раз только и задавал в растерянности совершенно обычные вопросы.
А потом началось. Эти несколько месяцев, что Ахилл провел на войне, стали самым отклоняемым и самым смутным воспоминанием в его жизни. Все было не так, как в книжках, в фильмах и даже в чьих-то рассказах. Это нужно прочувствовать, иначе не поймешь. Как можно понять весь ужас того, что ты может в любую долю секунды УМЕРЕТЬ, потерять все и сразу, сидя перед телевизором или уткнувшись в книгу? Тогда, на фронте, было не до размышлений. Все было в каком-то бешено-напряженном ритме, а в те минуты или часы, когда все прекращалось, мозг просто вырубался. Но потом, уже в мирной относительно безопасной жизни, Ахилл задумывался: откуда же берутся самоубийцы? Вот он от плохой несформировывающейся жизни отправился на фронт, зная, что может в любой совершенно момент умереть, что может не вернуться и не увидеть больше эти мирные улочки, бары с холодным пивом, девушек на танцах, детей, плещущихся в фонтанах. Но там он боялся все сразу потерять, там он боялся, что его постигнет та же участь, что и товарищей, с которыми он секунду назад разговаривал, а теперь их уже нет – граната разорвала  на мелкие кусочки, либо пуля пронзила звонкое сердце. И как же можно – как бы жизнь ни была плоха – взять и лишить себя всего, что НЕ ТОБОЙ тебе дано. Так НЕ ТОБОЙ и заберется. Те, кто безнадежные калеки, кто не может пошевелить даже глазами, или если кто-то безнадежно полумертвый – да, те и не живут. А он живет. Вся эта двадцатичетырехлетняя жизнь была даже более насыщенная, чем обычная семидесятидвухлетняя жизнь нормального работающего на государство человека.
- Сколько раз ты ночевал на улице?
- Я ночевал. Ты не думай, что я любимец судьбы, - это сказал хорошо одетый, аккуратно подстриженный и гладко выбритый, пахнущий одеколоном паренек, ярко выраженный цивил, - а ты что, часто так ночуешь?
- Да, мне легче сказать, сколько я ночевал под крышей.
- Хм, и что?.. – он смотрел все с тем же надменным видом.
- Вот ты говоришь, что знаешь о жизни больше, чем я. А ты знаешь, что все основное творится за нашей спиной? В темноте, когда мы этого не видим, когда мы спим, уткнувшись в мягкую подушку или в копну волос любимой девушки. Ты знаешь это?
- Ну.. Положим, да.
- Так вот, - Ахилл входил в раж, - что ты знаешь об этой тайной жизни? Кто руководит нами, как марионетками? Кто играет в судьбы людей, плетет эти нити, а потом обрезает их?.. А ночью, когда лежишь где-нибудь на свежескошенном газоне, вдыхаешь аромат этой скошенной травы, и вдруг в пятидесяти метрах от тебя кто-то кого-то убивает, или насилует, или похищает. Или когда ты попадаешь на место жертвы. Конечно, это немного другое чем то, что происходит в мире за нашими спинами, но ведь это тоже сокрыто под мраком ночи?!..
И так далее и тому подобное. Все эти разговоры с франтами или другими цивилами – имели ли они смысл?..
А как чудесны были полеты на предельной скорости. Летишь, и чувствуешь, что оба колеса под тобой сливаются воедино и скользят по земной поверхности, как по воде. А за тобой – орава таких же смельчаков. Бывали и неудачные полеты – сломанные ребра, вывихнутые шеи, разбитые головы, кровь и кровь везде.. Опять же риск. Да вся его жизнь была сплошным риском, только он не задумывался об этом – по крайней мере на текущий момент. Но ведь это прекрасно! Он бывал разным: нежным возлюбленным, горящим от страсти любовником, злым, твердым, мягким, уверенным в себе, жестоким, лидером, насмешником, изгоем, вором, хладнокровным убийцей, доблестным защитником, верным другом, страшным врагом, танцором, музыкантом, поэтом, философом, дельцом, стратегом, вождем…
Подул ветерок, он трепал волосы, отросшие ниже ушей впереди и достигающие лопаток сзади. Как приятно смотреть сквозь образовавшуюся на глазах челку на солнце!
Среди бесчисленных угарных вечеринок Ахилл выделял одну – которая свела его с «девушкой мечты». Эта девушка тогда казалось такой неприступной, будто была чужой – в смысле не по духу, а чужым владением, девушкой другого парня. Ахилл даже не пытался с ней заигрывать, а как бы «назло» при ней крутил с другими девчонками. Потом она перестала на него смотреть, сидела, повернувшись в профиль, и дымила своей сигаретой. Он подошел к ней и попросил закурить. Она бросила ему пачку, поднялась и медленно ушла в другую комнату, а может и вообще. Он был настолько ошарашен, что даже не побежал за ней, не пытался остановить. В это время раздалось громкое изречение весельчака Майка:
- Всем свистать наверх! Граната номер семь пущена в барную стойку!
Народ не поверил этому пьяному изречению, и только некоторые, включая самого Майка, стали направляться к лестнице. Но перевозбужденный народ не хотел их пускать наверх. Тогда Майк неожиданно скорчил кислую рожу и стал выдавливать из себя: «Меня сейчас стошнит». Таким образом им удалось спрятаться. Ахилл в это время, мало осознавая, что происходит, двинулся к выходу – чтобы найти ту девушку. В это время и раздался взрыв – слава богу, не сильный, охватывающий все лишь в радиусе двух метров. Граната была пущена в то место, где поблизости никого не могло быть – старая барная стойка была завалена всяким барахлом. Все в ужасе шатнулись к выходу, а в это время заиграла веселая музыка и небольшие салюты (из той самой гранаты). Долго потом народ смеялся, а особенно Майк.
Ахилл шел в сопровождении Майка по мостовой, все еще надеясь отыскать ту девушку.
- А как она хоть выглядела? – спрашивал не очень довольный этими вынужденными поисками Майк.
- Худая, с короткой стрижкой, курит.. На ней были, кажется, джинсы и что-то белое сверху.
- А лифчик какой был? Девушку лучше всего признавать по лифчику.
- Отстань, Майк! Я действительно хочу ее найти.
- Так ты с ней не спал?..
- Идиот, тогда мне не пришлось бы ее искать!
Майк, вытаращив глаза, вперился в Ахилла.
- Чего?..
- Ты надеешься с таким описанием найти девушку – вот в таком вот пьяном состоянии, и тут же перетереть с ней?..
- Ты ничего не понимаешь! Я влюбился. Но мне казалось, что она чья-то, а она ушла одна, - Ахилл вздохнул, - У меня есть ее сигареты.
- Ну да, с этой уликой мы найдем ее легко! Поработаем лучше копов! Уж наверное она покупает себе сигареты на заказ.
- Я найду ее. Что-то приведет меня к ней.
- Ах, уже и романтикой запахло! Да ты просто пьян, чувак! Она будет в ужасе, если ты ее все же найдешь! Небось удрала от греха подальше, когда ты выманил у нее сигареты.
- Да, ты прав, она кинула мне пачку и ушла.
- Ха! – Майк стал все больше надсмехаться над этой и впрямь глупой ситуацией. – В таком случае она наверное уже села на какой-нибудь автобус и сейчас лежит в своей роскошной ванной с белой пеной и розовыми лепестками – отмывается от воспоминаний о тебе.. О, как бы я хотел в ее ванну!.. – он мечтательно возвел глаза, - Постой,.. худая, говоришь? А может ты спьяну перепутал – и это парень дернул, струхнув что ты к нему приставать собрался?..
- Заткнись, Майк! И что ты мелешь – сам пьян пуще меня – какие автобусы в три часа ночи?.. – Ахилл начинал злиться – как всегда в пьяном состоянии. Но все же сумел себя успокоить и продолжил размышления: - Мне сначала показалось, что она не хочет меня и видеть близко, но теперь я понял, что значили ее взгляды.. И почему она отворачивалась, когда я заигрывал с другими девицами..
Майк прыснул:
- Это что – новые методы завоевания девушки?..
- Да нет! Просто МЫ НЕ ВСЕГДА СРАЗУ ПОНИМАЕМ ТО, ЧТО ПРОИСХОДИТ НА САМОМ ДЕЛЕ. Мы считаем себя тонкими психологами душ человеческих, а на самом деле не можем понять простой заинтересованный в тебе взгляд.
И так они ходили, пьяные, усталые, засыпающие по пути, как вдруг раздался очень мелодичный голос:
- Ты решил все-таки вернуть мне сигареты?..
Ахилл поднял уже опустившуюся голову – это была она.
А какие потом были замечательные романтичные ночи! Только они вдвоем – и ее любимые плавательные свечи. И действительно большая ванна с белой пеной, маслами и лепестками роз – все это в ее роскошной квартире. Ахиллу было двадцать, ей на полгода больше. А через год и три месяца ее сбила машина, да так, что и мучиться не пришлось… Этот период Ахилл решил выкинуть из своей головы. Он не мог вспоминать те ужасные дни и месяцы привыкания к тому, что ее нет рядом.
На самом деле Ахилл не хотел вспоминать ничего, что было связано с именем его Венеры. И эту вечеринку тоже. А тут вдруг воспоминание за воспоминанием – и привело к тому вечеру.
Ах, ну вот и двери этой мерзкой больницы с белой, слегка облупившейся штукатуркой. Совершенно не интересное в архитектурном плане здание, да и солнце уже не светило так ярко. Все стало как-то уныло, особенно после воспоминания про нее.
В больнице было тихо, а оттого еще более уныло. Но когда Ахилл поднялся на нужный этаж, стали с разных краев доноситься какие-то разговоры, топот быстрых шагов и прочие звуки. Ахилл постучал в дверь нужного кабинета и так хотелось, чтобы она была закрыта, либо чтобы его не впустили, вобщем, чтобы не пришлось консультироваться.
- Войдите! – раздался равнодушный мужской голос из-за двери
Ахилл вошел. В кабинете сидел уже довольно-таки пожилой мужчина, вероятно, главный врач и две медсестры.
- Я вам звонил, кажется вам. Помните  - Ахилл назвал свое имя и добавил, что ему сказали прийти сюда вот в этот вот день со стольких-то и до стольких-то.
- Да, помню. Вы сказали, что у вас проблемы с горлом, - сказал врач уже как-то более участливо, - я и вижу, шея немного распухла. Ну, присаживайтесь.
Ахилл сел и почувствовал, что у него слегка задрожали колени. Врач встал и порыскал в шкафу. Потом вытащил какие-то бумаги, протянул их одной из медсестер. Та стала что-то записывать, заглядывая в бумажку, которую врач ей тоже подсунул.
- Ну что же, вас надо смотреть. Пройдемте в смежную комнату. Мисс Дейрот, пойдемте с нами.
Ахилл резко обернулся  - мисс Дейрот?.. Это была вторая медсестра – молодая девушка с серьезным лицом. Нет, это не родственница, ведь это так далеко от того города, где живет (или жила) та миссис Дейрот. Эх, ну ладно – просто совпадение.
Его долго осматривали, и врач часто взволнованно говорил что-то вполголоса мисс Дейрот. Потом она вышла и вернулась с еще парочкой врачей. Ахилл закрыл глаза и даже не хотел вдаваться в подробности.
А потом ему вынесли это жуткое заключение: рак горла, да еще и в такой степени, что жить осталось.. две недели, либо же.. Но этого было достаточно. Ахилл никак не мог поверить в услышанное. Его взгляд остановился на календаре – красная рамка на числе “6”, среда и дальше эти две недели до “20”, среды. Все остальные цифры будто размылись, будто их не было – ни 21, ни 22, 23, 27.. Все, больше ничего. На мгновение в памяти возник образ еще одного воспоминания: это было несколько месяцев назад – Ахилл шел по улице и вдруг увидел, что в палисаднике возле дома толпятся люди, услышал вой сирены полицейской машины, а за ней скорая помощь.. Он подошел к толпе и отвернулся: на аккуратно подстриженном газоне среди так же аккуратно растущих цветов лежал мертвец, совсем не аккуратно обмотанный веревкой вокруг шеи, с противным синим языком, с бледным цветом лица.. Как хотелось сейчас встретить этого мужчину перед смертью и сказать ему: “Хочешь умереть – давай поменяемся: я тебе смерть, а ты мне жизнь”. Было бы все так просто! Двадцать четыре года. Пусть очень насыщенных, путь не очень сладких, даже совсем почти не сладких. Но ведь что он сделал за всю свою жизнь? Он не успел ничего. Ни оставить наследников, ни самого наследства. Хотелось понянчить детей, подготовить их к взрослой жизни, радоваться их успехам, сочувствовать их неудачам. А потом увидеть внуков – и будто пережить то же самое, но уже во второй раз, и более со стороны. Встречаться со старыми друзьями, у многих из которых уже отросли солидные животы, смеяться, вспоминая безумные молодые годы.. В конце концов, доказать миру возможность существования свободы – то, о чем он всегда мечтал. Доказать, что о нем стоит кому-то узнать, и прославиться. Найти то дело, которым хотелось бы заняться и заниматься всю жизнь. Построить дом – свой собственный дом! Ругаться, мириться, смеяться, куролесить, жить. Еще жить. И почему нельзя? Почему нет второго шанса?.. Ахилла трясло, он совсем не хотел уходить в другой мир – такой неведомый, такой чуждый, и главное – знать, что никогда не вернешься в этот, не исправишь ошибки, не скажешь “прости”, не сделаешь ничего и ничего не увидишь. Никого. Не достигнешь целей, не решишь поставленных перед собой задач. Опять же, как можно стать самоубийцей? КАК?.. И главное – он сам в этом виноват! Вот он – самоубийца! Курил, вредил и так слабому здоровью, которое постоянно подрывалось из-за образа жизни. Все эти мерзкие сигареты, и ведь не скажешь теперь: “никогда в жизни больше не буду курить”. Конечно не будешь, потому что уже и некогда. Некогда… Что это – противные жгучие слезы спускаются по его щекам? Эх, зачем это?.. Вот она – ахиллесова пята – его горло, которое пожирают отвратительные, ненавистные раковые клетки. И он сам расшевелил их, заставил пожирать все живое, что рядом. Эх, идиот! Глупец, что ж ты не понимал, что делаешь! Да что теперь! Лучше пожить на славу эти две недели, успеть сказать “прости” и мысленно со всеми попрощаться – пусть не знают, пусть не сочувствуют и не портят настроения. Ну зачем он так думает – опять же слезы накатывают. Отключка, он уже не понимает, где находится, что происходит. Мерзкое состояние безнадежности. Господи, за что это! Я не хочу! “Я не хочу туда идти!..” И где же эта миссис Дейрот, которая скажет: “Конечно не пойдешь, раз не хочешь”.
Ахилл сидел, его голова опускалась ниже, он не хотел, чтобы видели слезы. Он все еще прибывал в шоке, он все еще не хотел верить, хотя уже все понимал. Возможно, он терял сознание. Раздался мужской голос:
- Молодой человек, вы меня слышите? Не все еще потеряно! Может быть, вы еще будете жить..



Евпраксия, время написания - скорее всего весна 2007, не позже, но может и раньше - февраль..
Я не считаю рассказ выдающимся, сейчас я вообще другая. Но все-таки он был написан, и к написанию его меня побудил случай из реальной жизни