Умер известный в кругу друзей разгильдяй Семёныч, уступив место славному пареньку Васе, пострадавшему в стремлении постичь законы мироздания. Пропала без вести сказочная Алиса, вместо неё появилась особа в летних туфельках с именем журнала для девушек. Неумолимо обветшал семёнов дом с помещавшимися в нём мебелью и вещами, такими разными, когда-то привычными, создающими особенный, только Васин мир.
На звонок никто не отозвался, да и кому было откликнуться, если квартира давно уж пустовала? Недолго поразмыслив, терзая пальчиком чёрную кнопку, Василий решил-таки высадить дверь.
Среди множества книг с цветными корешками, с пожелтевшими листами ещё немного и отыщется Васина свобода, спрессованная в розовые линии и штришочки. Может быть, это невыносимое желание выскочить во двор, на ободранную лавчонку у подъезда, где уже играли соседские ребята. И только непобедимая воля родителей удерживала его за письменным столом. А может быть всё дело в слишком уж примитивном механистическом мировоззрении, назидательно диктуемом учебником. Никак не умеет тонкая детская психика совместить всю возможность невозможного, даруемую волшебной палочкой феи и детерминированный напрочь объём тела. Подобно тому, никак не уживались потом в сознании Семёныча волшебство, доставляемое вкусом жениной стряпни с долгими спорами, кому мыть посуду.
В конце концов, длинные тексты, требующие досконального зазубривания только ради пятёрки в дневнике, разве могли они соперничать с порывом души? Именно, Василий должен был сделать что-то сам, именно, что-то своё, пусть неумело с точки зрения профессионального художника, но выразить себя в рисунке. Ведь все эти параграфы давным-давно набраны и многократно проштампованы. И нет никакой необходимости повторно набивать их в клеточки памяти. Повторить любой из них может просто ксерокс. И гораздо точнее он это сделает, чем школьник Вася. Современные компьютерные программы даже умеют читать любые тексты вслух. Таки к чему вся эта многоречивая информация?
А кролик уже таился в сознании школьника. Уже перебирал лапками, готовый прыгнуть на лист в любой момент. И немного, совсем немного опасался, а не окажется ли он в какой-нибудь несчастливой ситуации? Не подбежит ли к нему невиданное чудище и не пожелает ли его, беззащитного, съесть?
С грохотом разлетелась под мощным плечом ветхая дверь.
Семёныч оказался даже не лицом к лицу с незадачливым учеником. Как будто на фоне старой, пустой, ничего не значащей комнаты выглядывало ощущение присутствия родителей где-то на кухне, соседских ребят во дворе и в их квартирах, куда Вася нередко заглядывал с визитом. Ощущение поджавшей куцый хвост скулившей всегда где-то в дальнем углу Васильиной свободы. Где именно во всём этом был Семёныч, оставалось непонятным ни тогда, ни теперь. Были только территория Васи и территория Семёныча, которые соперничали, каждая за своё право существования в сознании. Он потряс головой, отогнав картины школьного плана, как лохматый пёс, вылезший из пруда, наконец, на пляж, стряхивает, разбрызгивая во все стороны, воду, и без того стекающую обильными ручьями. Васе припомнилась поговорка, что дважды в неё нельзя войти. И он опять попытался ощутить присутствие мамы рядом на кухне, вплоть до запаха свежепожаренных котлет, и не вышло.
Тогда он бросился в полке. На пол повалились книги – с территории Васи на территорию Семёныча. Так же точно соскакивали кролики – с пыльной полки прямо на автостраду.
- Разве тогда учебники не сдавали в библиотеку? – Лиза не решалась войти в комнаты, а стояла пока в прихожей, у покрытого слоем пыли зеркала. Лиза была там серой и пушистой и напоминала оборотня, такого обычного бытового оборотня, без театрально устрашающих клыков у подёрнутого шерсткой ротика.