ранняя проза
Ещё было четыре часа по полудню, а библиотекарь Фёдор Кириллович закрывал читальный зал. Он точно знал – сегодня сюда уже никто не придёт – эта была нерушимая тенденция всех двадцати лет, что проработал Фёдор Кириллович в этой библиотеке. Эта была феноменальная и даже мистическая особенность, надиктованная обычаями времени и города.
Закрыв с внутренней стороны дверь на щеколду Фёдор Кириллович на автомате подошёл к столу с сданными за сегодня книгами. Их как всегда было не много. Всё детективы да фантастика – библиотекарь уже смотреть на них не мог, и уж тем более никогда не понимал – как всё это можно читать. Полузакрытыми глазами Фёдор Кириллович начал складывать книги столбиком, он даже не смотрел на этот, как он говорил интеллектуальный мусор , только пальца рассказывали ему о мусоре – толстая и очень гладкая, с тонкой обложкой и шершавая, тонкая, но с твёрдой обложкой и выпуклыми буквами, средней толщины и очень неприятная на ощупь, от прикосновения сводит зубной нерв…. Тут Фёдор Кириллович улыбнулся – его пальцы сжимали какую-то старую книгу – не детектив и не фантастику –пару минут опытный библиотекарь пытался угадать, что это могла быть за книга? Чехов, а может быть Джек Лондон, или допустим Лермонтов….Когда Игры с разумом закончились мужчина медленно, как в вальсе наклонил голову и прочёл на обложке «А.Блок Избранное».
«Блок, старина Блок» - вздыхал про себя библиотекарь, садясь на обшарпанный зеленоватого цвета стул. Эта книга была ему знакома настолько хорошо, что он даже знал на какой странице какие стихи находятся. Вот любимое – которое всегда идёт после сексуальной «Незнакомки» и больные для сердца строки «Чего же жду я, очарованный/Моей счастливою звездой,/И оглушённый и взволнованный/Вином, зарёю и тобой?». И словно отвечая на этот вечный вопрос библиотекарь перенёсся мыслями в свои далёкие детство, юность, молодость. В то время когда, он воспитанный родителями в традициях 19 века, мечтал о невинной любви, о крепкой большой семье. Но всё как-то не получалось у молодого Фёдора с первым – с невинной любовью. Были чувства, страсти и даже поступки…Как-то молодым парнем он привёл домой свою сокурсницу по институту, от которой был без ума. Но в тот же вечер мама Фёдора вернула ум ему на место. «Как ты мог её привезти? – негодовала женщина - да в вашем институте достойных тебе днём со днём не сыскать, а тут эта вульгарность Марина, фу, срам, ты бы ещё на улице знакомиться начал».
Влияние мама на сына имела огромное, и он всегда почитал свою морщинистую жёлтоволосую маман. И когда та умерла поклялся перед её гробом, что найдёт себе жену, такую же «правильную». Фёдор Кириллович на секунду взглянул на портрет Льва Толстого, висевшей в паутине между портретами Гоголя и Салтыкова-Щедрина, ему вдруг показалось, что это именно этот портрет сверлит ему мозг и заодно зуб. Но в другую секунду библиотекарь уже усмехался очередному воспоминанию: мама как-то сказала «Лучше жену искать себе в библиотеке». Она сказала это один раз. Фёдору было тогда лет двенадцать. Но он навсегда запомнил этот родительский урок.
Никогда, никогда библиотекарь не признавался себе, что выбрал он свой путь – неправильно. Фёдор Кириллович всегда доказывал себе - он библиотекарь не потому, что когда-то ему казалось - в этой должности у него больше шансов найти свою правильную половинку. Но сегодня вопрос «Чего же жду я?» совсем расстроил стареющего библиотекаря. Да ещё этот Толстой со сверлящим взглядом… Воспоминания-разочарования так овладели им, что даже закрыть форточку с первого раза мужчина не смог. Силы куда-то рассеялись, легли пылью на сданные книги. Остались в абанементских книжках, в каталогах. Там же Фёдор Кириллович похоронил свою молодость ,счастье, жизнь.
Наконец, справившись с форточкой, библиотекарь пошёл к служебному выходу, по пути вспоминая - как он оказался у окна, и куда дел книгу Блока, которой упивался всего несколько минут назад.