Романец

Алик Малорос
     Когда-то давно Саша жил в райском уголке под названием Липовая Роща. Липы были везде: в парке с чугунной оградой, возле домов их жилого массива, построенного сразу после войны на месте развалин. Липа заглядывала даже к нему в комнату, в ветреную погоду тихонько скреблась своими ветвями в окна. Дома принадлежали заводу, на котором ремонтировалась автотехника. Завод сделал для своих работников небольшой кинотеатр, бассейн, рядом открылся продуктовый магазин. Саша тогда был первоклашкой, и любил пойти на сеанс про Чапаева, или на «Веселых ребят» за 70 копеек, если они у него были. Сам Саша денег не зарабатывал, просил отца, который каждый раз объяснял сыну, что у него лишних денег нет, и только раз в месяц выделял требуемую сумму. Так что в остальное время Саше приходилось лишь заглядывать в окна  кинотеатра, но фильм оттуда был не виден. Сначала дети летом купались в бассейне, пока там не появилась грозная надпись: «Купаться запрещено». Ведь это был бассейн  для очистки технической воды, предназначенной для предприятия. И потом детворе приходилось топать до речки Уды, тогда чистой и широкой, где они и купались, глядя на дымы  коксохимзавода, расположенного на на противоположном берегу.
     Поселились в Липовой Роще Саша с папой в конце сороковых годов  теперь уже прошлого столетия, это был пригород, на работу папа ездил в город, Саша ходил один в школу по длинной улице Чкалова, и ему было приятно думать, что в этих больших частных домах за крепкими заборами, должно быть, жили тоже летчики, пусть и  бывшие. Иногда он встречал там одноклассника Витю Громыко, и думал про себя, что он, наверное, родственник великого Громыко из правительства. Впрочем, Витя этого не утверждал, и они мирно шли вдоль улицы Чкалова, похваляясь, у кого больше зубов сменилось. Они, первоклашки, переходили длинный мост над железной дорогой, и тут уж было рукой подать до школы. Большое серое здание школы с высоким крыльцом одновременно притягивало их своей значительностью, но когда вспоминали про плохо приготовленные уроки, становилось не до шуток. Вот и сегодня учеба шла своим чередом, а длинные сашины мысли своим. Он думал, почему его стригут каждый раз под машинку, так что его дразнят «голомозый». Наверное, не только потому, что это – самая дешевая стрижка, стоившая, как и билет в кино, 70 копеек. Видимо, в этом заключен глубокий смысл, как любил говорить папа. Голову мыть удобнее, намылил – и готово! Все мальчики уже носили длинные брючки, а он – короткие, перешитые папой из взрослых брюк. И почему у всех есть мамы, которые разговаривают с Надеждой Платоновной, их учительницей, после чего она на этих детей не кричит на уроках, если сделана ошибка. Механически он писал в прописях, не следил за рукой, и получались те ещё кривули! Вот и учительница подошла к нему, опять переделывать придётся. И ткнула его в голову, мол, учись. А ему хочется думать о хорошем, вот у папы есть друг Гриша, он с ним летом в горы ездил, пока Саша у бабы и деда в деревне папу дожидался. Этот Гриша живёт у них во дворе, у него никого нет, ни жены, ни детей, и он такой добрый. Гриша как-то спросил Сашу, пойдёт ли тот к нему жить, а то он всё один, да один. Саша тогда посмотрел на папу, который рядом стоял, и так нехорошо улыбался, как-то криво, кисло, и побоялся тут же согласиться. Может, дядя Гриша и забрал бы его от папы. Саше казалось, что Гриша добрый.
     -Опять у тебя каракули, Александр!,- это учительница, постоянно обходящая ряды первоклашек, обратилась к Саше, легонько ткнув его пальцем в голову. Саша только сейчас заметил, что сложная буква «З» у него ни на что не похожа. До конца урока пришлось стараться писать аккуратно и чисто, чтобы не получить в тетрадь двойку. Иначе папа, придя домой поздно, мог рассердиться, и заставить переписывать задание, или даже всю тетрадь. Такое уже бывало. После уроков арифметики и чтения можно было идти домой, и они втроём с Витей Громыко и Вовой Семилетовым пошли обратной дорогой через мост, затем вдоль улицы Чкалова. Когда шли, Вова рассказал, как его папа потерял глаз, и теперь у него протез, который не отличить от настоящего глаза. Вова жил в одном подъезде с Сашей, только его квартира располагалась на два этажа выше. У магазина мальчики простились с Витей, который пошёл дальше, а Саша и Вова перешли через дорогу, озираясь и остерегаясь машин, и вошли в свой двор. Делать домашние задания не хотелось, Саша боялся заходить один домой, так как пошаливали цыгане, приходили и звонили в квартиры, и если неосторожный ребенок открывал, они врывались в дом, разбредались там в поисках ценностей, и папа строго предупреждал никому не открывать, и с чужими в подъезд не входить. Но с Вовой было не так страшно, и они вошли в подъезд, Саша поднялся на один пролёт и оказался у своей двери. Вова побежал вверх по ступенькам, ему открыла мама, что-то спросила у него, впустила в дом и закрыла дверь. Саша тоже захлопнул дверь. В доме было пусто, страшно и затхло. Схватив кусок хлеба, Саша вышел из дому, захлопнув дверь. Ключ он всегда носил в кармане на веревочке, чтоб не потерялся, так сделал папа, когда в первый раз Саша «посеял» где-то в парке ключи от дома. Тогда он по приказу отца долго ходил по местам своей «боевой славы», но ключ не нашёл.
     На улице он стал дожидаться Вову, который обещал тоже выйти. Там  прохаживался дедушка Попов, хромая и налегая на палку. У него было два взрослых сына, которые работали там же, где и папа, и были его хорошими знакомыми. Однажды эти два сына вышли на улицу с настоящим ружьем, и стреляли из него по воронам, и даже одну подранили. Саша в это время был на улице, и ему стало страшно, что вот эти чёрные птицы, которые так громко галдели и каркали, вдруг могут упасть, и застыть. Саша уже слышал, что все люди умирают когда-то, но не верилось в это. Но птицы могут умереть, теперь он это знал. Тот день Саше запомнился ещё тем, что тогда он нашел почти новенькую пятирублёвку. Причём, где! Он выносил мусор в мусорник за домами, и сразу заметил голубой краешек, торчавший из мусора в жестяном квадратном ящике  высотой почти с него. Находку забрал дома папа, а ему даже мороженого не купил. Но это была давняя обида, и тогда на земле были перья и кровь от птицы, недалеко от мусорника...
     А дедушка Попов все ходил, что-то бормотал, и грозил палкой мальчишкам, которые передразнивали его, прихрамывая и указывая на него пальцами. А Вова так и не вышел, видно, мама заставила его делать уроки. Нечего делать, пришлось и Саше идти домой, и делать уроки тоже. Это было ужасно скучно, он быстро написал ряды букв по прописям, палочки в тетради по арифметике, причем и буквы, и палочки кланялись в разные стороны, и были корявыми от спешки. Стемнело. Саша попытался  включить свет, но света не было, и Саша знал, что дело в лампочке, один раз папа менял испорченную лампочку. Саша нашёл новую лампочку, придвинул табуретку под висевший провод, поднялся и стал выкручивать старую лампочку. И тут его резко дернуло током, да так, что он чуть не свалился со стула. Неловко спрыгнув, Саша от страха выбежал на улицу, захлопнув дверь. Во дворе стало уже совсем темно, в окнах зажегся свет, дедушка Попов уже сидел, наверное, дома. Папы всё не было.
     Но вот кто-то приблизился, и Саша узнал дядю Гришу.
-А что ты так поздно здесь делаешь?,- спросил он Сашу. Саша замялся, но пережитой страх подсказал слова.
-Папы ещё нет, а у нас света нет, я пытался заменить лампочку, но меня сильно дернуло током, и я испугался, и выбежал на улицу,- сбивчиво рассказывал Саша свою эпопею с  электричеством.
-Ты ел что-нибудь?,- спросил Гриша, и когда Саша отрицательно покачал головой, решительно произнёс:
-Пойдём ко мне, поешь и расскажешь остальное.-
     Взяв руку Саши в свою ладонь, Гриша подумал, что вот и у него мог бы быть такой малец, и уж он бы его не дал в обиду, как его отец Вадим, который закуролесил сейчас с Лилькой-библиотекаршей, и вечера проводит у неё, забросив этого пацана. Пришли в дом, в квартире жили две семьи: Носики, мать-учительница, сын и отец, работавший с ними в институте, и он, Гриша, в отдельной комнатке. Соседи были тихие, аккуратные, нисколько не напоминая коммунальный народ из «Гадюки» А. Толстого. Гриша работал  и учился в аспирантуре заочно, и ему тихие соседи не мешали в занятиях. Но жить в отдельной квартире было бы всё-таки лучше. И Гриша думал, что бог послал ему этого пацана, ведь ясно, что его отцу он не нужен, мальчик запущен, не кормлен и не присмотрен. Жили-то они в одном дворе, и громкие крики Саши, когда папа его воспитывал, вызывали глухой ропот соседей, а отец Вовы Семилетова даже грозился пойти в институт, и там рассказать о жестокости Вадима. Как-то раз старший Семилетов даже спустился на первый этаж, постучал в квартиру Вадима и Саши, когда там были слышны душераздирающие крики Саши, избиваемого ремнем, причем на этот раз и пряжка оставила следы на Сашиной заднице, и на ногах. Обо всём этом Гриша знал, знал и то, что предыдущую мачеху Саши Вадим выгнал, и теперь готовит брак с Лилькой. Лилька была намного моложе Вадима, но оступилась, и забеременела от заезжего молодца, и теперь готова была выйти замуж хоть за дьявола, а хоть и за американского шпиона. И Гриша собрался поговорить с Вадимом, во-первых, о том, что негоже сына оставлять на произвол судьбы, и во-вторых, что если Вадим живёт в двух квартирах, то это уже роскошь. И если  Вадим женится на Лильке, которая живёт в городе, и она возьмёт Вадима к себе, да ещё и с довеском Сашей, то он готов перенять эту квартиру. Накормив мальчика, Гриша расспросил его о житье-бытье, и Саша рассказал, что папа привозил недавно какую-то тётю, и спрашивал его, сашиного, разрешения, чтобы она ему стала мамой.
-И как же ты ответил?,- спросил Сашу Гриша, тормоша почти засыпающего на стуле мальчика.
-Я согласился,- просто ответил Саша.
     Тут раздался стук в дверь. Это пришёл Вадим, который не знал, где его сын. Гриша рассказал ему, что мальчик заснул у него за столом, попенял Вадиму за то, что сегодня тот мог лишиться сына, рассказав про нелюбовь электричества к Саше. И, заканчивая разговор, сделал жёсткий упрёк Вадиму за то, что тот сидит на двух стульях, «и сам не гам, и другому не дам». Вадим почувствовал страх, что его спокойная жизнь, как бывшего фронтовика, может кончиться, и виноват во всём этот щенок, которого его мамаша родила, не спросясь у него, Вадима. А ещё клялась, что любит. Кроме того, с Гришей ещё надо будет разобраться, глухо промелькнула у него мысль. Надо же, дружок в горах, здесь, в городе, как заговорил!
     А Гриша на следующий же день отнес в партком института своё заявление о Вадиме и его запущенном сыне, а также о простаивающей квартире. После проработки на партактиве Вадим ускорил женитьбу на Лилии, сама Лилия переехала жить в Липовую Рощу, а её родившийся сын обрёл законного отца, Вадима. Правда, все в институте узнали, какими методами воспитывает своего сына Вадим, в том числе и Лилия, и оставила своего Вову навсегда у родителей. Так что Гриша пока остался жить там же, где и раньше, Саша по-прежнему приходил из школы один в квартиру, но там уже была еда, женщина уходила утром на работу с мужем Вадимом, и они вместе ехали в город на институтском автобусе со смешным носом.
     Прошло долгих три года. Что-то менялось в этом мире, замкнутом железным занавесом, и надежно охранявшимися границами. Стало больше жилья, люди предпочитали отдельные квартиры, даже романтики коммуналок съезжали в новостройки, забираясь на высокие этажи, зарываясь в сталь и бетон, но зато в свои, отдельные жилища. Там появились телевизоры, которые заменили долгие кухонные разговоры, споры и ссоры жильцов, утеснявших себя ради великой идеи, достижения высшей справедливости на всей земле, и забывавших о простой справедливости у себя дома. А пока приходилось только мечтать о такой семье, где младшие не будут беспрекословно подчиняться глупым, или умным приказам старших, не будут грубо, корыстно использоваться этими самыми справедливыми старшими.
     Сашина новая семья: Вадим, Лиля и он, переехали к получившим отдельную квартиру родителям Лилии во вновь построенном доме в центре города. Квартира была двухкомнатная, и здесь впервые Саша увидел сына Лилии. Это был хилый мальчик, не имевший своих желаний, воли, никаких особенных примет. Но именно он и стал центром семьи, алтарем, куда приносились все жертвы Лилией, её матерью Натальей и её отцом Ромуальдом. А вскоре Саше нашли отличное применение: в возникших по всей стране очередях за продуктами можно было нередко увидеть его, стоявшего в очереди за маслом, молоком, или хлебом с увлекательной книжкой, рисовавшей так недостававший ему идеальный мир.
     Уже через годы сашин отец рассказывал о сослуживцах, из которых многие защитили кандидатские диссертации, а некоторые даже докторские по химии, технике, физике. Часто упоминал он и Гришу, который окончил аспирантуру, защитил кандидатскую диссертацию, и жил в их прежней квартире, в Липовой Роще. И ему шелестела липа в окно, которая так мешала папе когда-то, закрывая божий свет в окне. И липа не пострадала даже тогда, когда папа полил её кислотой, украденной в институте, даже напротив, гуще и пышнее закучерявились ветви на ней.
     А однажды  отец рассказал о странной смерти одного сослуживца, который умер, по всей вероятности, от сердечного припадка, ему некому было помочь, ведь он жил один. Лишь через месяц, когда окончился его отпуск, хватились на работе, поехали к нему на квартиру, и нашли его останки. Саша спросил отца, кто же этот сотрудник, не знает ли он его. И отец ответил, что это Гриша Романец. Он умер в их бывшей квартире. Балконную дверь взломали, и нашли Гришу. Ни в какой отпуск он не уезжал.
     Саша вспомнил, как отец рассказал дома, что он пришел с бутылкой в гости к Грише  отпраздновать начало гришиного отпуска. Он вспомнил тот взгляд отца, когда Гриша упрекал его, взывал к его совести. Саша давно понял, что его отец – это не тот папочка, который прижимал его лицо к своему побритому и наодеколоненному лицу, и гладил его по головке, и брал с собой на работу когда-то, когда ещё не было мест в детсадах, и катался с ним на санках с горки в парке Шевченко. Это другой, чужой человек,  который ночью подкрался к сыну, и пытался задушить подушкой, но что-то остановило его, и он на цыпочках ушёл в свою комнату. Этот новый, неизвестный ему человек, враждебный, подозрительный, изворотливый запретил ему встречаться с первой мачехой Марией.
     Саша всё же продолжил свои встречи с мачехой, уже будучи взрослым. И тогда    Вадим встретился с мачехой, пригласил её куда-то побеседовать, как он сказал, о детях. А через месяц Мария умерла от сердечного приступа. У Саши появилось странное чувство угрозы, витавшей около криво ухмыляющегося отца. Отец настаивал на своём, шел через боль и горе других людей, чтобы усилить свое превосходство над ними, даже кажущееся.
     И у Саши появилось сомнение в том, что Гриша умер своей смертью.

15 июля 2009 г.