Эх, куда долез - седьмая!
Прощай, шкопа!
В новый год под этот сорок девятый у нас в школе была ёлка, был бал. Правда гармошка-двухрядка сипло-сиплая была, но играла. А дед-мороз... Мы, конечно, сразу узнали в нём директора, но это было так необычно. Танцевал, а не грозил пальцем и не поднимал его вверх перед каким-нибудь болтливым учеником на уроке. Болтнул - стоя слушай урок. Нет, есть вредные учителя, чуть что - выйди из класса! Этот нет, хороший, слушай урок, но только стоя!
Я вот гляжу телевизор - в "Думе" дерутся! Я понимаю, трудно сидеть, тем более ничего не делая. Я бы этих драчунов поднимал и пусть стоя ничего не делают. Конечно, некоторые сидели бы, они ж спят, а стоя спать не каждый может, хотя был у нас один в армии на Дальнем Востоке, так тот и в строю на ходу спал. Да. А законы какие? Я, правда, их не читал, но говорят, что один закон мешает другому, другой третьему, а третий первому, от того и не выполняются. А кто же их сможет выполнить? Один закон говорит, что рыбу надо ловить на крючёк, другой, что надо хватать за глаза, чтоб не вырвалась, а третий всё отменяет и говорит, что надо ловить за хвост. Ха, кто ж удержит её за хвост? Поэтому всё приходится закупать за границей, хорошо, что продают! Ну и пусть с запахом, запах-то рыбий, а не из сортира. А ту, которую мы ловим за хвост, наверняка сбежала за границу, как олигархи. Чтож ей делать в такой стране?
Опять понесло меня не туда...
Я ж о себе и только о себе рассказываю.
Ну, за директором пошли учителя, а куда им деваться? Потом отличники. Учитель же может запомнить, что не пошёл и ты уже будешь не отличником, а двоечником. А остальные? Осмелели и закрутились вокруг ёлки. Весело было хоть и сипела гармошка, зато песни пели "В лесу родилась ёлочка..." дружно. Этот бал я запомнил на всю жизнь. Домой идти шесть километров ночью было непривычно, но коллективом волков не боялись. Пусть они нас бояться! А, эти ночные живодёры уже ничего не бояться! Собака у бабки была в войну. Приноровились волки ходить за этой собакой, есть-то всем хочется. Собака на балкон, они за нею. Собака умная была, решила, что они съедят её и на балконе, тогда она перебралась к нам, от бабки это километра два. Решила, что у нас её не найдут. А у нас и балкона нет. Нашли. Пришли. Эта бедная собака на погреб залезла задницей к окну, мама каптюльку в комнате поставила к окну, думала испугает волков. Чёрта с два! Мы давай стучать в окно, собака задницей стекло выдавливает, а им хоть бы что! Забрали, съели и шерсти не оставили. Я вот теперь только думаю - глупые мы люди, друга не уберегли. Ну что стоило бабке пустить собаку в коридор и жила бы. А нам разве нельзя было сделать тоже самое, коридор огромный, там сто собак поместиться, а мы одну не пустили. Такой уж мы народ - сердце болит, а ум не соображается. Морозы.
Дошли домой. После праздников в школу пришли все, никого не съели волки.
Экзамены в школе были серьёзными, я эту конституцию еле-еле спихнул. Ну что делать? Написано одно, а в жизне совсем иначе. А работа товарища Сталина о языкознании? Да там надстройка лезет на базис, базас из нод неё выворачивается, как я вывернулся - не помню, но свидетельство об неполно-среднем образовании получил. Правда, к нему прицепили и комсомольские билеты - всем.Двадцать копеек взнос, рубль билет, а значёк не помню сколько стоил. Ну, затраты не большие, мама дала деньги, даже и не возражала. Комсомольский значёк - это не две красные нашивки на рукове белой рубашки, его и к пиджаку можно пристегнуть, если он есть. Я сам видел таких, красиво. Принёс домой всё это. Надо же куда-то поступать, поступишь - не поступишь, а паспорт точно получишь, а это главное. С паспортом легче проживёшь! Председатель колхоза на тебя зверем, а ты ему в морду паспорт. На-ка, выкуси! А вот куда поступать? Серёжка, ну тот, у котого я портфель закинул, мы с ним подружились, а тот, который у него был в друзьях - решили в горный техникум поступать в Шахтах, а я нет, я в Ростов. Чтоб отослать документы, надо пройти медкомиссию, значит надо идти в Цымлу. Договорились. К нему, мне идти по пути. Мама разбудила до восхода солнца, встал, умылся и пошёл. Захожу к Серёжке, а он лежебок. Поднял его, гляжу пошёл умываться. Ну, умывался как и я. Но он взял какую-то щетку, карабок с какой-то мукой, намочил щетку в воде и суёт в коробок, оттуда вытащил и суёт в рот. Гляжу, думаю, что он за чепуху делает? А он трёт во рту аж пена оттуда вылазит. Потом, когда шли в Цымлу, он мне рассказал, что так надо чистить зубы, чтоб были белыми и не болели. Когда прошли медкомиссию, проскочили, какому чёрту мы нужны: "Здоров. Здоров. Здоров." А у меня ж этих болячек! Пощли в магазин и я купил себе щетку и пачку порошка. Это ж не наш хуторской магазин, там это было!
Я в это время уже был здоровый. Нет, длинный! А всё в этом винограде. В сорок восьмом матери дали в колхозе работу - охранять балку, в которой виноград. Ну, там был людской виноград, не колхозом посажен, а ещё до колхозов. Сортов там всяких было! Ну, люди садили то, что кому нравилось, потом стал общим, но виноград-то этого не знал, что его обобществлят и рос, как посадили. Виноград зрел, одни ранние сорта, другие поздние. Мама прихварывала, поэтому мне надо было его караулить. А балка была, как штаны, на ширинке стоял шалаш с вышкой. На вышку залезешь и всю балку видно и тебя на ней тоже начальству видно. Охранял. Меньше от людей, больше от галок и скворцов. Вот сволочи! Чуть засереет - летят галки от Дона, там их гнёзда, в поле на пропитание, а тут виноград и уже есть спелый, сразу и садятся на него. Хотя бы съели кисть, нажрались и улетели, так нет. Клюнет зерно, другое и перелетает на другой ряд. А клёваное зерно вытекает в кисть, кисть закисает, откуда-то берутся пауки и прочие букашки и, считай, кисти нет! Всё сгниёт да ещё с неё начнёт капать на другие кисти и те погниют. В это время я должен быть на вышке и орать, кнутом шлёпать, если у него шороший хвостец, допустим из конского хвоста, который стреляет, как из ружья. Ну, как увижу я стаю галок, а от них аж небо чёрное - такая стая, начинаю орать что есть силы и хлопать кнутом. Помогает, мимо пролетят, но иные садятся. Тогда я бегу, где сели и сгоняю. Нахальные, до метра подпускают, я одну даже кнутом по спине перетянул. Галки пролетели, через часок летят скворцы, тоже чёрной тучей. Хитрые сволочи, большая стая рассыпается на мелкие и садятся на виноград, делают то же, что и галки, и подпускают до метра, но не единицами, а маленькой стайкой, сядут на куст - куст чёрный! Бегаю я по этим штанам пока всех не выгоню, часам к девяти я свободный, над балкой тишь. Тут о себе подумать надо и пошёл я к своему любимому винограду - плакунчиком почему-то называется. Его там было ряда три и уже спелый-спелый. Жру, вкуснятина! Потом - бах, живот "схватил" да так... Сначала я не знал, что делать, но приноровился. Вылажу на самый верх балки, ложусь и качусь до самого низа, раз-другой и живот как-будто не болел. Везде надо соображать! Тут другая заноза приходит - я так хочу кислого борща, что в глазах темнеет. С вышки мне видно нашу хату и я кричу маме: "Борща хочу, борща хочу!" Гляжу, мама по двору забегала и несёт мне свежий горячий борщ в маленьком чугуне. Люблю я, когда он сварен с сырыми помидорами - тогда кислей. Сел в шалаше, наелся и подремать хочется, встал-то затемно, а летом светлеет рано. Мама домой, а я храпака. После опять захочется этого винограда, вновь туда и ретуал тот же. Вечером галки и скворцы летят к Дону, домой, ну, кто в поле нажрался, тот просто пролетает, а кто нет - опять в виноград, но я на чеку и опять ору:"А-а-а!" и кнутом шлёпаю. Солнце на закат, бросаю свою балку и иду за телком, за коровой, потом на "улицу" и спать.
Что со мной сделал этот "Плакун"! За лето, сам не замечая, я вытянулся в длину, как глист.. Но не просто вытянулся, но и окреп, что значит питание, жили-то в проголодь. В седьмой класс я пришёл таким длинным, что стал всех длиннее на голову. Это было мне так неудобно, что я стал преобразрвываться в вопросительный знак. До самой армии мне было неудобно быть длинным, только там я увидел длиннее себя, ходящих в строю в первой шеренге, а я во второй... Силы прибавились. Те, кто раньше обижал меня, как лядащего щенка, уже побаивались меня и больше не трогали. Один только Колька по прозвищу "Чурбак" постоянно издевался надо мной, показывая свою силу. Может быть я бы и смог его побороть, но не схлестнулся сразу, а погтом было уже поздно. Так он остался непобеждённым и я старался обегать его, увижу, лучше куда-нибудь сверну, хотя мне туда и не надо.
Что такое любовь - познал безответно. Влюбился в девчёнку года на четыре старше меня, она вскоре вышла замуж за шофёра, а шофёр в деревне - это даже лучше председателя колхоза! А тем более, у которого машина стоит во дворе. Потом в учительницу, вернее в её костюмчик не нашего покроя, так он на ней сидел. Ну, она аж до Берлина дошла, могла выбрать себе костюмчик! А потом пришло что-то настоящее, влюбился в свою однокласницу - Любку Фролову, я её даже проводил домой один раз, но объяснений не последовало, тем более, что я знал, что она встречается с моим двоёродным братом, а вскоре она вышла за негно замуж. Она тоже была старше меня года на два.
Любовь-то любовь, а жить надо. Подал я документы в техникум в Ростове, получил вызов на экзамены, по нём получил паспорт...
Опять сел писать. Думал недельку отдохну - куда там. Чёрт дёрнул, а может и не чёрт? Попробуй, докажи! Мысль путается, прячется куда-то, ты её пытаешься схватить, а она... Надо бы придумать какой-то крючёк, схватил и на крючёк, пусть поболтается, а сорваться не сможет. Хотя, какой крючёк. Если с хорошей зазубриной, может и не сорваться, а с другой... Вон, когда я сазана тянул из воды... Большой был, килогамма два, а может и больше, но это как взвешивать. Вон, Симка в магазине, да она из него навесила бы и десять, еслиб его продавала. И не скажи ей ничего, так наорёт на тебя: "Весы у меня правильные!" Весы может и правильные, а вот мозги, а вот совесть, да что с неё возьмёшь.
Ох, любим мы обманывать и врать - Россия! Я-то никогда не врал. Никогда? Ой, вру. Но я врал не во вред людям, а на пользу себе. Ну, так надо было. Ха, а Симка-то не на пользу себе врёт, обвешивает. На пользу! И все только на пользу себе. Но... Опять это "но". Забодала меня, забодала, а без неё ничего не получается. Вот я нынче гляжу - один чудак создал новую партию перед выборами. Что он только не сулил этому... электорату! Ну и слово. Раньше звали просто быдлой, теперь новое слово! Ну, сулит, сулит всякое, даже додумался до такого - на советский рубль вклада отдать пять долларов, ну, брехун, да они ж семдесят пять лет брехали и всё с рук сходило! И электорат проголосова за него!
Опять не то пишу, мне же надо о себе!
Сборы были, как меня собирали, пирожки мама спекла, где муки взяла - не знаю. Торбу мне сшили, наверно опять юбку свою разодрала, а может бабкину. Повесил я торбу на плечо, кошовку с пирожками в руку и пошёл на Кумшацкую пристань к пароходу. Пароход по Кумшачке не ходит, мелкая она, а ходит по Дону. До пристани километров десять, разве это расстояние? До Цымлы восемьнадцать и то утром часа в три встал и глядишь уже в семь там, позже там делать нечего, базар до восьми работает, потом все на работе, никому ничего не продашь. Это я прошлое вспомнил. А тут десять...
Нет, на пристань я шёл не в развалочку, пароход, как и базар, ждать не будет. Пришёл даже рано. Сунулся в кассу за билетом, а их не продают. Жди, когда придёт пароход и если будут места... Пароход я близко никогда не видел. Вспомнил свой клуб со скамейками и подумал: "Как это не будет места? Да на одну лавку можно посадить и десять, а по нужде и двадцать человек!" Солнышко уже к обеду подходит, достал пирожок - вкусный, второй, потянулся за третьим... Пароход! У-у-у! Гудит из-за поворота. Все забегались, а пароход мимо пристани. Ну, думаю,назад надо идти, а завтра опять сюда. Потом гляжу, он как-то боком подползает, подползает к пристани. А в кассе билеты продают уже, я туда, а торбу забыл, назад за торбой, в кассу. Купил! Иду по доскам с прибитыми планками, как на пружине,, того и гляди - свалишбся в воду, но зашел. Четвёртый класс - это где удасся, там и сядешь, далеко на пошёл, возле трубы бросил торбу - всё, место занято! Пароход опять: "У-у-у!" и отчалил, как это любопытно - берег слева, берег справа, а Дон широкий! И начал я шастать по пароходу, куда не глянь - всё интересно. А колёса! Шлеп, шлёп по воде, но когда увидел сзади парохода свою кошовку, сразу к трубе побежал, нет кошовки, но торба на месте и слёзы в глаза...