Лев Полыковский. Полыковские
Полыковская Хиена
История моих предков сохранилась в моей памяти весьма смутно. Из рассказов матери и бабушки по отцу известно, что я ношу фамилию своего деда по отцу, который был из польских евреев.
Девичья фамилия моей бабушки по отцу - Кривошеева. Фамилия моего дедушки по матери - Лерман. Девичья фамилия бабушки по матери - Афроймович.
Троих моих дедушек и бабушек я никогда не видел. А с нами в Богушевске жила только моя бабушка Полыковская Хиена Абрамовна (1875-1963 гг.). Как она рассказывала, она родилась и жила в деревне Заозерье возле Кичинского озера. Она могла разговаривать на трех еврейских языках: идыш, иврит и испанском идиш. К ней часто приходили в гости богушевские евреи: Лозар Гнесин, Бендер (портной), Голя Аронова, Любин и др. Как я помню, однажды евреи у нас в доме пекли мацу. Тогда у нас была русская печка. Почти все крестьяне из окрестностей Богушевска бабушку Хиену хорошо знали и любили. Они часто приходили к ней в гости, идя на рынок, останавливались у нее. У нее было два брата: Довид и Мендель (Мендл) Кривошеевы. У них были свои семьи. Довид до войны женился на русской крестьянке Полине и у них родилось пять детей. Сына Якова Кривошеева (1919-1943 гг) за связь с богушевским подпольем расстреляли фашисты. Дочь Соня участвовала в партизанском движении. После войны она жила в Богушевске и работала в ресторане. Сын Абрам (1917 г. рождения) жил в Могилеве. Дочери Люся и Маня жили в Харькове. Мендель женился на еврейке Хасе и большую часть жизни провел в Могилеве. Некоторое время он жил и у нас в комнате бабушки Хиены. Умер и похоронен он в Богушевске. У него было четверо детей: Исер (1917-1976), Берта, Шлема и Доба. Шлема погиб на войне в 1942 г. Исер женился на богушевской учительнице Мовшович Берте Абрамовне и у них родился сын Саша. Саша прожил недолго. Он окончил Богушевскую школу на отлично и после смерти матери переехали с отцом в Витебск и поступил в Ветеринарный институт. Умер он в возрасте около 20 лет от белокровия. Берта, дочь Менделя жила в Щучине, Гродненской обл., была замужем за 3-м секретарем райкома партии. Доба жила в Могилеве. Ее муж Гласов был в Богушевске одним из первых пионеров и комсомольцев. Затем работал заместителем министра. Особенно бабушку Хиену любили и навещали два племянника Исер и Доба. Берта жила подальше и почти не приезжала в Богушевск.
Из бабушкиных родственников я знал только Сандлер Риву (Ревекка) Менделевну которая жила в Витебске, в доме над книжным магазином "Криница" (1900-1985 гг.). Она была то ли двоюрной, то ли троюрной сестрой бабушки. Она жила вначале с мужем (Сандлером Хаимом Абрамовичем (1898-1976 гг.), участником ВОВ, затем муж умер. И было у нее двое сыновей с семьями: Борис и Додик. У старшего Бориса было две дочки примерно моего возраста. Я некоторое время жил у него на квартире в доме недалеко от Проспекта Гагарина около 1967 года. Потом бабушка Рива умерла, затем умерла Полина Исааковна (1927-1977), жена Бориса, а младшая дочь уехала в Америку. Борис тоже уехал за границу.
Муж бабушки Хиены Леонтий Полыковский до войны с ней развелся и уехал в Оршу. Больше я ничего о нем не знаю. Бабушка осталась с двумя детьми: старшим Абрамом (Аврему), моим папой, и младшим Шлемой (Слэйме). Шлема в звании лейтенанта 143 отдельной стрелковой бригады погиб 03.12.1942 в районе хутора Ягодный Красноармейского района Сталинградской области. От него у меня остался только большой настенный портрет, где он, красивый и молодой, изображен в лейтенантской гимнастерке с погонами. Бабушка не любила про него и свое прошлое рассказывать. Она получала пенсию в военкомате за Шлему. Она была крепко обижена и на бывшего мужа и на войну, забравшую у нее фактически обоих детей.
В войну бабушка Хиена эвакуировалась. Вначале, когда она вернулась в Беларусь из эвакуации, она некоторое время жила у племянницы Добы в Могилёве. Когда она вернулась домой после эвакуации, старого дома не сохранилось и ей дали кредит и она купила в деревне старый сруб, которому уже после войны было сто лет. Бабушке городские власти помогли поставить дом на улице Вокзальной 6 (ныне Горбунова 8, в начале улице построили кафе и нумерация домов сдвинулась) и она стала жить с вернувшимся с войны сыном Абрашей.
Папа мой Абрам 1912 года рождения вернулся с войны весь израненный и без ноги, инвалидом второй группы. Я его не помню. Но про него много рассказывала мама: Полыковская Гинда Мееровна. Он работал после войны в керосинном магазине продавцом и его иногда заменяла моя мама Геня.
Она, Полыковская Гинда Мееровна (девичья фамилия Лерман), родилась в 1910 г. в Витебске и жила со своей мамой на улице 1-й Володарской. Бабушку матери по отцовской линии звали Сорелька, имя дедушки по отцовской линии - Лев. Отец матери Лерман Мейр Лейбович (1885-1914 г.) погиб в империалистическую войну. Он был очень здоровым и участвовал в кулачных боях в Витебске. У него были братья: Ошер, Довид и Залман и сестры: Фрада, жившая в Харькове, и Лея (Хазак по мужу), жившая Ленинграде на Васильевском острове.
Мою бабушку по матери (1885-1941 гг.) звали Рахиль Янкелевна (девичья фамилия Афроймович). У нее было четыре сестры: Муся, Гинда, Хася и Бася и один брат - Мендель.
Потомков только одной ее сестры Хаси я знаю. Это Свердлов Евель (ее сын) и ее дочери Свердловы: Рахиль и Софья (жила в Одессе). Свердлов Евель жил в последние годы жизни в Богушевске на той улице, где сейчас пожарная и аптека. Его жену звали Злата-Кейля. У них было три сына: Яков (живший в Минске, старший), Михаил (о нем подробно описано отдельно выше) и Самуил; две дочери:Рая и Хая. Все они уже умерли.
Рая жили в Минске, у нее было больное сердце и она работала парикмахером. Я часто приезжал к ней и Якову в Минск, когда по делам, а когда и в гости, когда один, а когда втроём с братом и мамой или вдвоём с мамой. Они было очень гостеприемные и добрые.
У моей мамы было два брата: Яков и Лев и сестра Геня.
Брат Яша (1915-1915) прожил меньше года. Он тяжело простыл и его надо было везти в больницу. Но в тот несчастный день как раз не ходил транспорт и Яша умер у бабушки Рохи на руках, когда она зимой в метель пыталась пешком донести его до детской больницы.
Сестра матери Шехтман Геня Мееровна (1908-1941 гг., дата смерти приблизительна) прожила короткую жизнь завершившуюся трагически. Ее муж Шехтман Борис Копелович (1906-1942 гг.). У нее было три дочери: Сара-Баша (1935-1941 гг.), Катя (1937-1941 гг.) и Люба (1940-1941 гг.) и сын (1934 г.р., его имя и дальнейшую судьбу я не знаю). Наши родственники Шехтманы жили в Полоцке. Сейчас они переехали в Израиль.
Брат матери Лев (1912-1945 гг.) женился на Абезгауз Риве. Она родом из местечка Ушачи, Полоцкого района. У них было трое детей: Изя, Инна и Миша. Миша умер маленьким в годы блокады Ленинграда. Сейчас Ривы уже нет в живых, она умерла лет двадцатьназад. Изя умер в 2005 году, а Инна живет в Пушкине под Ленинградом. А мой дядя Лев был в начале войны призван в армию и погиб почти в самом конце войны, работая на эвакуированном предприятии.
Я, мой брат и мама часто бывали в гостях у Инны и Изи. У Инны муж Атаманюк Василий (украинец, работал милиционером, очень хороший человек). Он привез к себе престарелую маму и как за ребенком за ней ухаживал до самой ее смерти. Сын Инны Саша окончил в Санкт-Петербурге институт и сейчас работает преподавателем в Санкт-Петербургском ВУЗе. Он женился и у них есть дочка. Изя же имел детей, был в разводе и жил один.
Моя же мама Гинда до войны жила в Витебске, окончила еврейскую школу, курсы кройки и шитья, курсы воспитателей и работала воспитателем в детских яслях в Витебске. Она вышла замуж. Ее первый муж Николай Гольдин работал на игольном заводе. Он был бездетный.
Как моя мама осталась совершенно одна? Всему виной война.
В 1941 г. маминого мужа и маму эвакуировали вместе с игольным заводом в Тамбовскую область. Мама звала свою маму и сестру ехать с ней, но те не захотели. Мама очень любили племянников и просила хотя бы одного племянника взять с собой. Но и это ей не разрешили.
Когда же она вернулась из эвакуации, уже потеряв мужа, который умер от цынги, не вынеся тягот тогдашней голодной жизни, она увидела вместо дома головешки, вместо мамы и сестры одну только горечь.
Она остановилась у подруги Клавы и устроилась работать швеей. И ей рассказали, что фашисты возили евреев на середину Двины и топили. Так погибла моя бабушка Роха, за девять лет до моего рождения, так погибла моя тетя Геня и мои малолетние двоюрные сестры в возрасте 7, 6 и 1 года. В эвакуации мама потеряла все свои дорогие ей фотографии мамы, отца, сестры и племянников и др., трудовую книжку и еще много чего. Каким-то чудом у нас сохранилась фотография одной из дочерей Гени Сони. Сердце разрывается смотреть наэту миленькую несчастную девочку, нашедшую свою страшную смерть на дне Двины.
Однажды в городе мама встретила Евеля Свердлова, которого знала, но не видела после войны. Она рассказала свою горькую историю и он по родственному посочувствовал и не только посочувствовал, но и сказал примерно так: "Гинда, что ты будешь делатьодна в полуразрушенном Витебске, если у тебя там ни кола, ни двора и все напоминает о погибших родных. Давай к нам в Богушевск, мы же родня. Будешь жить у нас, места хватит". Маме терять было не чего: ни вещей, ни дома и она согласилась. Так она впервые попала в Богушевск.
Она устроилась в швейную мастерскую в Богушевске и стала жить у Свердловых. В то время евреев в Богушевске было немало. Но так получилось, что мой папа стал встречаться с мамой. Она конечно сомневалась. Ведь он как никак весь израненный и без ноги. Икогда он сделал ей предложение она поехала в Витебск советоваться с подругами. А их у нее было много и Клава и Роза Кимельман, и Роза Шур, и дальняя родственница Нина Каданер, и Рая Лесина. Но решение принимать пришлось ей самой и она согласилась. Время было голодное. Чтобы как-то прожить бабушка Хиена взяла квартирантов фотографа Терентьевича с женой. Когда мама была беременной Мишей, то вообще голодали. Бабушка с папой ели варенную капусту, а маме она не лезла в горло. И, когда 23 июля 1948 г. родился мой брат Миша, мама спросила у врача Исаака Яковлевича Носовского: "Почемуон такой худой?". Исаак Яковлевич ответил:"Геня, а как ты питалась?" Мама привыкла, что ее, Гинду, называли в Богушевске именем ее покойной сестры.
В 1952 г. мой папа заболел и его забрали в военный госпиталь в Витебск, который размещался на Марковщине (промышленный район Витебска). Ему сделали операцию, но неудачно. Через несколько дней он умер. Мама рассказывала, что врач, который делал операцию плакал, из-за того что ничем не смог отцу помочь и что он мог жить, смерть была нелепой.
Виной был неверно поставленный диагноз. Получилось так, что я папу не запомнил. В 1952 г. мне было всего 2 года.
Нелегко приходилось маме без мужа. И у бабушки Хиены был характер тяжелый. Даже огород решила с мамой поделить. И ей дали 1/4 часть, ту, что возле соседа Шкуенка, а маме больший и лучший участок.
Но пережитое сказывалось на мамином здоровье. Еще, когда мы были совсем маленькими мама заболела грудницей и Исаак Яковлевич Носовский два раза оперировал ее. Но особо опасная операция была у мамы в середине 60-х годов. Я еще не ходил в школу, а Миша, кажется ходил в первый класс. Итак, мама уехала в Витебск на операцию, а мы остались с бабушкой втроем. Как рассказывала потом мама, у нее была доброкачественная киста правого яичника. Она чуть не умерла.
Когда бабушка послабела и ей стало трудно не то что обрабатывать землю, но и готовить себе, она сказала: "Гинду, давай я тебе буду отдавать пенсию, а вы будете меня обслуживать".
Мама согласилась. "Хорошо, муме". Мама называла ее муме (тетя что ли или свекровь). Мыть полы и стирать бабушкины вещи нам помогала жительница Богушевска Ева. А готовила мама сама.
Итак, мы с братом учились в школе. Мама поочередно с Ольгой Богдановой работали в керосинном магазине. А, отдыхая от вредной работы, брала заказы как швея на дом и работала то в школьном буфете Богушевской школы N 2, фотография свидетельствующая об этом у меня есть, то в магазине Заготзерно, то в швейной мастерской, то продавала овощи от сельпо. А мечтала она о работе воспитателя в яслях. Но время уже ушло, мест не было в Богушевске, иобразования не хватало и документы об образовании потерялись.
И тут к нам в 1957 г. приехал свататься из Витебска высокий симпатичный мужчина маминых лет Аврутин Шая Менделевич. Он до войны был женат, но его жена и дочь погибли в войну. Потом он женился и неудачно. Он назвался дальним родственником Левитов иСорочкиных и мама ходила советоваться к Левитам и Раисе Борисовне.
Он сын двоюрной бабушки Фрумы Эстер Сорочкиной (Коган). У него в Витебске был племянник Лившиц Лева (его жену звали Ася) и двоюрный брат Борис Аврутин. Сестра его Берта жила в Москве, а два брата жили в Свердловске и Саратове. Одного из них звали Борис.
Таким образом, и состоялся этот третий брак мамы. "Просто встретились два одиночества". Мама спросила у свекрови и детей согласия.
Бабушка не возражала, только сказала: "Решай сама". Миша был против, а я согласился. Нелегкий был этот брак. Где отчим только не работал: и в ДОКе, и на железной дороге, и ездил в Домбас искать счастья. Была у отчима и тюрьма по-глупости. Когда обворовали в Богушевске универмаг, дядя Сема, как мы его называли, работал вунивермаге кочегаром. И он нашел под елкой у универмага сало. И за то, что он это сало не отнес в милицию, ему дали три года. И выпить он любил, особенно пиво. Но бабушку уважал, детей любил.
Хотя с мамой его отношения складывались нелегко, были и ссоры и обиды.
Моя бабушка умерла в 1963 г. от инсульта и в последние годы жизни страдала старческим моразмом.
Время шло. Миша окончил 8 классов и пошел на работу в ДОК делать водочные ящики. И еще раньше он перешел учиться в вечернюю школу. В ней тогда директором был Валентиенок. Там Мишу избрали секретарем комсомольской организации и он хорошо окончил школу. Еще директор Богушевской школы N 2 С.М.Затоненко сказал, что Мише надо идти на историки. И когда он окончил 11 классов, то попытался поступать на истфак. Но выяснилось, что для этого необходим стаж педагогической работы 2 года. И он устроился работать учителем физкультуры, труда и русского языка в Бественскую 8-ю школу, Ходцевского сельсовета, Сенненского района, был секретарем комсомольской организации школы. Затем он поступил заочно в Псковский пединститут по специальности русский язык и литература, чтобы не терять год времени. Там он учился хорошо и многим однокурсникам помогал по истории. Один даже подарил ему за это немецкий плащ "болонья". Через год, декан факультета Парусников ему сказал: Вам, Полыковский, надо переводиться на историю. И он перевелся. Таким образом, он учился не пять положенных лет, а шесть.
Ему уже стали давать вести уроки истории. Однажды его попросили найти на три недели учителя математики в его школу, поскольку в 8-м классе некому было принимать экзамены и он уговорил меня. Я тогда окончил Богушевскую среднюю школу N 2 и первый год не поступив в институт, готовился поступать осенью 1968 г.
Итак, я окончил Витебский пединститут. Год отработал в Краснобережской 8-й школе учителем физики и математики. Ничего не предвещало беду. Миша сказал, что 23 июля будет два дня праздновать день рождения, как будто что-то чувствовал. Пригласил друзей, своего друга, учителя Капранова. Отпраздновали. А 30 июля 1973 г. ему захотелось съездить в Витебск. Мама куда-то ушла. И он уехал даже без денег. Вечером я пошел с другом в кино. Ночь было жуть какая темная. Вернулся домой мать с отчимом уже дома.
Ждем Мишу. Вдруг стук в дверь. Открываем. Какой-то человек сообщил, что Мишу нашли возле железной дороги в Богушевске. Сейчас он в морге. Мама с отчимом сразу оделись и пошли к больнице на площадь Ленина. Я не выдержал и тоже пошел через некоторое время заними. Встречаю их на улице Ленина. Мама рыдает бесшумно, а отчим громко плачет.
Похоронили брата. На похороны собрался весь Богушевск. А тут еще стали говорить, что его в поезде проиграли в карты и сбросили с поезда. А эксперт-патологоанатом после вскрытия дал заключение, что его не били. Официальная версия была такая: ехал из Витебска в Богушевск на товарном поезде. Но поезд в Богушевске не остановился, и он выпрыгнул из поезда на полном ходу и разбился. А версия, которую люди неофициально сообщили маме, была такая, что была одна свидетельница того, что видела его впассажирском дизеле играющим в карты. А потом свидетельницу пугнули и она на следствии отказалась от показаний. Маме в Богушевске жить стало очень трудно. Решили переехать в Витебск. Я устроился в ПКБ АСУ программистом. Пожили по квартирам, купили полдома.
Отчим умер в 1976 г. от острой пневмонии. А дело было так. У нас с соседкой Асей Дронь было общее отопление. И вот они решили отделится и сын Аси, крутой парень Марек, отрезал наши трубы от своего отопления причем в начале зимы. Пока мы поставили котел,отчим простыл и его положили в больницу. Да еще холодного пива попил впридачу. Я тогда был на четырёхмесячных курсах программистов в Ленинграде от Витебского ПКБ АСУ.
Понадобились редкие лекарства, купили в Питере. Да видно поздно было. Похоронили отчима, остались вдвоем с мамой. Я работал, она по хозяйству, топить я так и не научился этот котел. Мне уж 36 лет было, когда женился. Жена на 12 лет меня младше Галя Дунаева,тоже в ПКБ АСУ работала. Ее бабушка, Лапкина Клара Савельевна (Кейля Шаевна), врач-гинеколог, в Верхнедвинске жила одна. Внучек воспитала, фактически, сама. Ее мужа расстреляли до войны в годы репрессий. Мать Дунаева Саида Яковлевна, в Череповце жила сГалиным отчимом Омаровым Мамедом Гусейновичем, а сестра Эмма училась в Вологде в техническом вузе. Только в 1988 г. родилась моя дочь Мариночка, только исполнилась мечта моей мамы понянчить внуков, как сердце ее начало давать сбои. Один раз в больнице лежала, другой. А в 1989 г. весной вообще расклеилась. В день своей смерти, она протопила печь, сварила обед, встретила меня, ласковая такая. А Галя за доченькой присматривала. Я с мамой посидел, поговорил. Она меня приласкала. А к вечеру приступ. И на два часа опоздала скорая. Она уже сама почувствовала смерть, попросила у Гали прощения, если что не так, и у меня на руках умерла. Вы представьте себе. Память отличная, в полном сознании, если бы не сердце, ей бы жить да жить. Вела она дневники лет пять или шесть.
Последнюю ее запись в день смерти без слез читать не могу.
А через год у нас и сынок родился Яша. Потом бабушка жены стала прихваривать. У нее болезнь Паркинсона. Мы ее забрали к себе. А к тому времени и Эмма, сестра моей жены окончила институт и переехала в Витебск. Замуж вышла за однокурсника Кашина Валерия. И у нее дочь родилась Оленька в 1988 году и сын Миша в 1990 г. Вот мы по очереди и ухаживали за бабушкой Кларой, то она у Эммы, то у нас. В 1991 г. она буквально у меня с Галей на руках умерла. Похоронили ее в Верхнедвинске. В скорости наш дом снесли, нам квартиру дали, вначале временную, а потом трехкомнатную, постоянную. И тут, моя теща, не успела официально зарегистрироваться с отчимом Гали, Омаровым Мамедом Гусейнович, и статьОмаровой, как у нее инсульт и дед, как мы называли отчима, хотя он ненамного старше меня, привез ее к нам. И стала она попеременно жить, то у нас, то у Эммы. Парализовало ее, ходить не могла. В 1998 году и она умерла, буквально у меня на глазах. Я за сыном вшколу вышел, прихожу, а она уже не дышит.
Ну что еще добавить дочь Марина окончила музыкальную школу, 8 лет тренировалась по спортивным бальным танцам. С 1.09.2002 по 2006 год училась в Еврейской школе-интернате Бейс Агарон в Пинске, стала очень набожная, окончила Еврейскую женскую академии в Гейтсхеде (Англия), вышла замуж за будущего раввина и сейчас живёт в Киеве. У них дочка Эстер. Сын Яша отучился 2 года в Санкт-Петербургском университете на прикладной математике. У него прорезались математические способности. Сейчас живёт в Израиле (Иерусалиме). Женат.
Про себя же писать не буду. Свою творческую биографию написал в отдельном очерке.