- … и запомни: о властьимущих или хорошо, или никак!
Никич пафосно завершил очередную проповедь и расплылся в довольной улыбке. Замер в прохладно-золотистых лучах вечернего солнца. Ненадолго остановилось и время, задержанное по неприметному знаку Никича властными черными стрелками настенных часов.
Дородная фигура в дорогом кожаном кресле. Маленькие умные глаза неопределенного цвета. Густые смоляные кудри, окрыляющие светлый лоб. Полное, приятно округлое лицо. Четко очерченные губы. Низкий протяжный голос, смакующий каждое произнесенное слово, до сих пор растворяется в полумраке углов просторного кабинета.
Половина одиннадцатого. Пара матовых светильников на дальней стене приятно теплится персиковым светом. Ртутно поблескивают металлические ручки на темной мебели. На кофейной глади обширного письменного стола спокойно лежат руки с ухоженными полными пальцами.
- Как насчет пропуска? – интересуюсь я, прежде чем удалиться по разрешающему кивку великой головы. Минутная стрелка поднимается на одно деление вверх, – мой вопрос разбудил время.
- Тебя будут ждать, - отвечает Никич. – Ну, давай, беги!..
Когда-то давно, в прошлой жизни, Никич (тогда его звали Алексей Дмитриевич Никитченко) читал на моем курсе лекции по пиару и рекламе. Помнится, зачеты и экзамены ему обычно пересдавали раз по пять-семь. Но был и шокирующий случай, когда он официально разрешил на экзамене списывать ответы со своих конспектов, и те, у кого таковые имелись, затем ошалелыми глазами наблюдали, как он ставит в их зачетки «пятерки».
У Никича был ужасный и непредсказуемый характер. И он никогда не повышал голоса. Никто более него не напоминал мне сытого кота. Впрочем, этому коту не составляло никакого труда мгновенно поймать на острый коготок загипнотизированную мышь. Никич чутко улавливал малейший шепоток в аудитории и тихо и непреклонно заставлял выйти того, с кем заговорили. Если ему случалось в течение пары обнаружить у кого-нибудь записку, он тут же конфисковывал ее и зачитывал вслух всем присутствующим.
Но если Никич был в настроении, слушать его было одно удовольствие. Тогда он позволял нам обмениваться с ним репликами по поводу сказанного и всячески поощрял наши неловкие движения рекламной мысли. Но коль уж Никич был не в духе, то развенчивал даже самые потрясающие, на наш взгляд, идеи, заставляя оппонента чувствовать себя тупее пробки от дешевого вина.
Правда, любые наши фантазии, даже с претензией на гениальность, на поверку оказывались бледной немочью на фоне четких, до невозможности простых и бьющих наповал идей самого Никича. И он требовал от нас, чтобы мы понимали, как создаются эти идеи. И не дай боже переврать его креационистские описания – ты немедленно превращался в изгоя. Лучше бы уж промолчал…
Но понять Никича было не так-то просто. Временами практически невозможно. Иногда его рассуждения прямо-таки противоречили друг другу, но, тем не менее, каким-то двадцать пятым чувством ощущалось, что здесь кроется невыразимая логика, способная привести к блестящему результату. Мы даже и не пытались угнаться вслед за Никичем. Старательно зубрили конспекты и отвечали слово в слово. Прокатывало, если только Никич не принимался задавать провокационные вопросы, заставляя нас самостоятельно пораскинуть мозгами. Как же это выматывало наши бедные нервы, кто бы знал!..
На тот экзамен нужно было принести финансовую сетку вымышленной рекламной кампании и готовый рекламный материал. Цель – потратив всего ничего сделать так, чтобы небу стало жарко. Никич самодовольно уничижал проект за проектом.
- Вы бы рекламу вашей элитной сауны еще в «Спокойной ночи, малыши» затолкали. И Оксану Федорову наняли сняться для ролика топлес. Да не с вашим бюджетом, милая моя, такое счастье!
- После обеда, к вашему сведению, телевизор смотрят только пенсионерки. Вы уверены, что они, едва получив пенсию, сразу же ринутся в ваш автосалон за «Лексусом»?
- Где это вы, молодой человек, видели типографию, где полноцветные листовки на мелованной бумаге печатают по десять копеек за тонну?
Мне достался салон экзотических растений «Багира». Признаться, я не представляла, кому в нашем захолустье жизненно необходимы пейоты и санталы. Местные олигархи в плане интереса к цветущим раз в сто лет в полнолуние редчайшим орхидеям из южноамериканских чащоб доверия мне не внушали. У простых смертных, как всегда, даже на елку-бонсаи не было денег. И все же я вымучила какую-то восточно-просветленную почтовую рассылку, призывающую высокопоставленного уральского чиновника или преуспевающего коммерса завести в кабинете эксклюзивный фикус «Дух самурая», дабы снискать безмерное уважение со стороны конкурентов и бесконечное доверие партнеров. Давненько мне такие телеги катать не приходилось!
Никич внимательно изучил мои распечатки. Нахмурил брови. Что-то отметил идеально очиненным карандашом.
- Это вы сами делали? – наконец, спросил он меня за миг до того, как меня должен был хватить нешуточный инфаркт.
Я робко кивнула.
- Зайдите в четверг на следующей неделе ко мне на кафедру. Желательно после первой пары. Сможете?
Я не поняла, о чем это он, но кивнула еще раз.
- Вообще-то, я такие письма, не читая, выкидываю в корзину. Но мне нравится отсутствие идиотских замашек, - сказал он. – Поэтому я беру вас на работу.
- Пиарщики делятся на три типа, - годом позже вещал Никич, покачиваясь в своем уютном кресле. – Есть идейные, которые от души лижут зад своему султану и восторженно брешут о нем перед прессой. Смотрятся смешно и жалко. Есть спецы. Эти держат богатого дядю, на которого работают, за пустое место, исправно платящее, впрочем, им немалые бабки за то, что они в порыве креатива сляпывают за десять минут. Такие иногда выдают стоящие вещи, но они по жизни в восторге лишь от себя родимых и от своих папье-машовых рекламных вывихов. Но креатив не должен превращаться в кретинизм. И к счастью, есть те, кто по-настоящему достоин звания Пиарщика!..
Далее следует возвышенная пауза, воспарившая над вспорхнувшей в горделивом жесте рукой с часами небезызвестной марки на запястье. Никич замирает, осиянный полуденным солнцем сквозь огромное окно нового офисного здания. Он напоминает мне ожившего Сфинкса. И я боюсь даже дух перевести, дабы не разрушить величественного мгновенья…
- Настоящий пиарщик, - вкрадчивый голос Сфинкса плавно спускается с горних высот, - это художник. – В лучах солнечного света мне чудится перезвон серебристых Колокольцев. – Он не просто лепит для своего клиента лицеприятную маску. Больше! Он берет обычного серенького человечишку, пусть и с многонульными суммами в оффшоре, и ваяет из него произведение искусства. Причем, как ты понимаешь, это отнюдь не конвейерное производство. Поэтому, если хочешь сделать нечто стоящее, важно не ошибиться при выборе предмета деятельности. Ведь чаще всего это твой единственный шанс на всю жизнь.
Помнится, это меня впечатлило при всем при том, что Никич, разумеется, рисовался (он вообще без этого не может, но сей недостаток для него простителен, а для некоторых клиентов даже привлекателен). Но, признаться честно, истинный смысл его слов дошел до меня только спустя долгие, тяжелые и вдохновенные месяцы практики. Отныне для меня, как говорится в начале фильма по эпопее Джона Рональдовича, мир изменился. Кардинально. Необратимо. Лучшего себе я и пожелать не могла.
- Мы не играем и поэтому не можем проиграть, - говорил Никич.
Я чуть ли не с блокнотом и ручкой за ним ходила, чтобы уловить каждое оброненное слово.
- Знаешь, чем гений отличается от таланта? – вопрошал меня Никич.
Я знала, что он хочет услышать от меня, но помалкивала, ибо не мое это дело – перебивать Сфинкса.
- Талант умеет успешно пользоваться находками гениев. Но лишь гений создает новую легенду, новый миф. Это еще не все! – поднятый вверх указательный палец приковал мое внимание к самому главному. – Легенду убивают факты. Поэтому запомни раз и навсегда: несколько ярких эпизодов – и тишина. Выдумывают все от и до только дураки. На самом деле от тебя требуется лишь несколько наводящих штрихов, которые подскажет сама ситуация – остальное дорисует молва. Но вот штрихи-то должны быть да Винчевскими!
Далее, как это и полагается, наступил продолжительный период разочарования. Вдохновленная словами шефа, я ожидала, что прямо сейчас начнется нечто сверхъестественное. На самом деле мне неделями пришлось корпеть над вполне обычными рекламными слоганами и сюжетами, выделявшимися на улицах и экранах города, пожалуй, лишь «меньшей степенью идиотства», как любил повторять Никич.
По правде говоря, покуда наши конкуренты изощрялись в сочинении пафосных речей и организации берущих за душу благотворительных акций, мы все же творили. И все подарки, и все лозунги, и все дебаты на нашем фоне попахивали картоном и дешевой гуашью. Но так выглядело со стороны. Мне же, допустившей в своем неопытном сознании разгул пиарщицких фантазий, было скучно.
Дошло до того, что, убив трое суток на рекламу колбасного цеха и выставки сельскохозяйственного оборудования, я кощунственно решила, что все излияния Никича – обычные понты. Клясть по чем свет стоит мне пришлось, конечно же, себя, ведь никто меня верить ему не заставлял. Уходить и хлопать дверью я не собиралась: зарплату мне платили приличную и исправно. Поэтому оставалось лишь мысленно нащелкать себе по носу и приготовиться к ежедневной креативной рутине.
И тут-то Никич меня ошарашил:
- Вижу, восторг с тебя спал и депрессия уже на исходе, - сказал он мне, как бы случайно заглянув в мой кабинет. – Значит, ты в норме и можно приступать к делу.
Но это была только прелюдия. Вскоре Никич пригласил меня «поговорить по делу».
- Пора кончать заниматься ерундой, - сухо сказал он. – Кажется, я нашел для нас подходящего кандидата, с которым мы должны прожить всю жизнь в горе и радости, в болезни и в здравии… и все, что полагается по списку.
- Все же решили податься в политику?
- А как же! – только и развел руками Никич. – Наше славное предпринимательство без нее ничто, а нам с тобой жить надо, причем, вкусно.
- И кто же он?
- А звать его Кира Баюнов. Молодой подающий надежды депутат областного парламента. Даже председатель комитета. Слыхала о таком?
Кандидатура «нашего всего» меня несколько огорошила, и поначалу я не разделила радости своего шефа.
- Да ну, это несерьезно! Во-первых, ни про кого, как про Баюнова, столько пошлых сплетен по миру не ходит. Во-вторых, он держится только на своем бизнесе, а сам из себя почти что ничего и не представляет. Пару слов без подготовки не свяжет.
- Девочка моя, ты судишь предвзято, - одернул меня Никич. – Надо брать ситуацию шире. В области на руководящих постах одно дремучее старье, почти что Черненко с Андроповым. Баюнов просто в силу своего возраста дольше всех протянет. А ведь нам совсем не на руку проработать пару лет и схоронить клиента. Но важно и то, что, как ты заметила, Кирилл скромен и не речист. Так что управиться нам с ним будет проще, чем с искушенным оратором.
- А перспективы? Ну, допустим, выберут его снова депутатом и главой комитета. Как вы думаете, на что-то большее он способен?
- Не знаю, как он, а вот мы с тобой – разумеется.
И как тут не согласиться с начальством?
В баюновской приемной стоял страшный предвыборный кипеж. Никича такая обстановка точно бы возмутила до белого каления. Но мне как младшей по рангу поддаваться подобным поветриям не полагалось.
- День добрый! – поприветствовала я диковатого вида хрупкую девушку, что-то напряженно черкающую на макете листовки. Так себе листовки, - тут же оценила я. «Баюнов и дети», масло, холст, нач. XXI века… Еще выпустить серию календариков с благообразными старушками – и истечь слюнями от восторга.
- Мне бы Кирилла Анатольевича, - продолжила я.
Эфемерное существо с голубыми глазами навыкате ткнуло карандашом в воздух в десятке сантиметров от моего лица. Я оглянулась в указанном направлении и увидела руководителя баюновского штаба, небезызвестного в наших кругах Славика Щеглова. Кажись, рулил тут в настоящее время он. Ну, ничего, это ненадолго.
- Привет, Анастасия!
- Тебе того же, Вячеслав. Где твой шеф?
- В школе. На Дне учителя.
- Не серьезно, Вячеслав.
- Гонишь, подруга. Училки с ним фоткаться любят…
Знаю я, как любят. Походит такая вот встреча с коллективом. Училки жалуются, Баюнов головой мотает. Звонишь потом директору школы. Отвечает раздраженная рутинными заботами тетка, мол, чего вам тут от меня надо, и без вас проблем хватает… А ты ей: «Мила Львовна, я корреспондент областной газеты, пишу статью про благотворительную деятельность Кирилла Баюнова…»
Тон резко меняется. Так и видишь перед собой культурную деловую дамочку, расплывшуюся в дежурной улыбке: «Ой, Кирилл Анатольевич такой замечательный человек. Он нам на День Знаний оказал неоценимую помощь! Новые компьютеры…» И далее по списку. Руководители образовательных учреждений, как я успела заметить, большой оригинальностью в составлении заучиваемых наизусть хвалебных речей, произносимых по первому требованию спонсорской журнашлюшки, не отличаются…
А, едва положив трубку, Мила Львовна выдает секретарше: «Да, опять этого, как его, депутата Баюнова, прихвостни звонили. Сделают на копейку – раздуют на рубль…» И велит принести чайку покрепче. Вот вам и весь уважаемый Кирилл Анатольевич.
За такую работу Никич даже кол с минусом не поставит.
Вообще, случай нам достался довольно-таки сложный. Баюнову надо остаться на второй срок в местном Заксобрании. А персонаж он в местной политической мыльной опере, как я уже упоминала, весьма и весьма скандальный. У него есть неплохой бизнес, который он и отправился самолично крышевать во власть. Да и амбиции присутствуют молодые-ранние…
Все бы ничего, да характер подкачал. Мечтать-то мы все горазды, а вот как перед прессой вездесущей предстать!.. Серьезный вид – верное спасение нашей элиты, - напускать на себя Баюнов за свои неполные тридцать семь так и не научился. Наглецов отшугивать – тоже. Зато сдуру в скандалы навлезал, прибегая к услугам лиц вроде Славика. Те, помнится, баюновских конкурентов поначалу так зачморили, что без особых проблем провалили их на предыдущих выборах. А на волне борьбы за правду и развенчания махинаций высокопоставленных лиц Баюнов стал даже председателем комитета. Но затем, следуя закону сохранения энергии, вихри враждебные обрушились на самого Баюнова.
Мстили изощренно. Припомнили Кирочке школьные прогулы, курение в нетрезвом виде в шестнадцать лет, контрабанду пары джинсов из Латвии. Нашли – правда без внятных фактических подтверждений – несколько сопливых грехов баюновской молодости, прозябающих с пьяноватыми мамашами (ах, они - поломанные судьбы!) без алиментов в убогих халупах на окраине. Потом якобы обнаружилось, что бизнес свой он основал, скупив акции у каких-то полуголодных шахтеров и перепродав в сотни раз дороже. Под конец Баюнов оказался геем, садомазохистом, наркоманом и рабовладельцем в одном лице.
По всей видимости, нимба над поникнувшей головой Баюнова не наблюдалось. Гадости электорат смаковал не без удовольствия. А отбрехивания Славика и Ко, которых уже иначе как за дурашливых скандалистов не держали, были способны вызвать лишь ехидную усмешку.
Тем временем минуло три года, и подоспела свежая выборка. Понадобилась срочная химчистка, ведь вопрос жизни и смерти перед Баюновым встал ребром. Лишись он сейчас депутатства – доедят с костями вместе с бизнесом. Славик старался, как мог. Баюнов с его подачи делался бескорыстным трудоголиком, делящим свою жизнь между рабочим кабинетом и встречами с населением, ценящим мнение ветеранов, обожающим детишек из всех детсадов и школ своего округа. В него, по славиковой задумке, вероятно, были тайно влюблены все молоденькие учительницы…
Так с Баюновым приключилось раздвоение личности. «Плюс» на «минус». Короткое замыкание. Никто уже не мог точно сказать, что есть Баюнов: конченый изверг или порядочный человек. Ситуация искрила под запредельно высоким напряжением. Потому, собственно, Баюнову и пришлось набить конвертик поплотнее и отправиться к Никичу, невзирая на отчаянные протесты Славика.
- У меня есть два условия, без которых наше сотрудничество невозможно, - первым делом предупредила я Баюнова.
Мы остались вдвоем в его кабинете и сели за стол друг напротив друга. Баюнов спрятал руки и настороженно глядел на меня.
- Первое: вы отстраняете от выборки всю эту гоп-компанию, чтобы она не мешала мне работать. Второе: вы относитесь ко мне, как к врачу. Я постараюсь не лезть к вам в душу, но на некоторые вопросы мне понадобятся ваши искренние ответы, иначе могут случиться нелепости. Разумеется, все сказанное останется между нами, а по окончании работы я все забуду, будьте уверены.
Интересно, а он, правда, такой гад, каким его Филипченко в последней статье выставил? Мне же это теперь очень важно. Ведь, если ничего такого страшного за ним не числится, можно с уверенной физиономией говорить на право и налево, что его враги нагло лгут. А если нет, то надо быть осторожнее, не то, пока вещаешь за правду-матку, вытащат из закромов такую гадость, что потом и кандидат обломается, и сам идиотом прослывешь.
Баюнов молчал. По нему было видно, что он что-то напряженно соображает. От этого его лицо приняло слегка измученное выражение.
- Ага, - наконец, сказал он и для убедительности помотал головой.
И как-то враз посерел. Впрочем, я его прекрасно понимала. Сейчас ему придется давать Славику отставку. Тот будет упираться всеми своими рогами и копытами. Причем, язык у Славика подвешен, так что сему скромному и малословному парламентарию будет нелегко…
- Глаза у вас красивые.
- Что?!
- Глаза, говорю, у вас красивые, когда не щуритесь. Что, зрение не очень?
- Да как-то не следил все…
- У меня врач знакомый есть. Запишу вас на завтра. Купите линзы.
Да, Кирилл, тебе нужен честный и открытый взгляд перед камерой и перед избирателями. Хорошо смотрится, уж поверь…
- Хорошо, - почти шепотом согласился он.
- Ну, тогда до завтра, Кирилл Анатольевич.
- А как же?..
Во взгляде – немой вопрос.
- Считайте, что к работе мы с вами уже приступили. Кстати, забыла вас предупредить. У нас с Алексеем Дмитриевичем несколько специфичный стиль работы. Кое-что может показаться вам странным, но результат будет такой, какой надо.
Нет, на маньяка Баюнов не тянет. Хотя кто их, маньяков, знает. Может, сидит он днем в отглаженном костюмчике, скромно бумажки перебирает, а едва взойдет луна… Так, хватит мыслить стереотипами!..
- А в Партию вы уже вступили?
- Да, несколько месяцев назад.
- Это хорошо, Кирилл Анатольевич. Значок в бюллетене вам не помешает.
- Знаю, но только…
- Что?
Я уже стала привыкать к баюновской привычке не договаривать начатые фразы. Я заметила, что при плохо знакомых людях он легко теряется и не может подобрать нужные слова для выражения мыслей. Что же с этим делать? А, придумала! Заставлю его в таких случаях загадочно улыбаться, мол: «Прямо такие вещи не говорят, но все же прекрасно понимают, о чем я».
- Они ко мне относятся так себе.
- А вы к ним?
- А мне на них наплевать.
Есть такое. Наши политические мастодонты очень не любят, когда в их кормушку лезут люди со стороны, каким и был Баюнов. Его отпихивали-отпихивали, но денег на установление контактов с Москвой у него хватило. Правда, любви со стороны региональных властей так и не принесло. Теперь при встрече с Баюновым, получившим-таки партийный пост, они мило улыбаются, но… Прямо такие вещи не говорят : - )…
Мы сидим на кожаном диване и листаем толстые папки, лежащие на журнальном столике со стеклянной поверхностью. Темно-серые глаза Баюнова широко раскрыты. Действительно, так ему намного лучше. А вокруг отчеты, проекты, газетные вырезки… По правде сказать, мне это не нужно, но раз уж ему хочется показать…
- Вы слишком строго одеваетесь. Извините за сравнение, но в своем плаще вы похожи на совкового обкомщика. Вам же не шестьдесят. Почему бы для разнообразия не появиться в джинсах? А то каждый день, как на аппаратном совещании.
- Слава сказал, что, раз мне… как вы говорите… не шестьдесят, мне надо выглядеть строго. А то будут говорить…
Ага, будут говорить, что сопляк и все такое. Я уже мысли читаю!..
- Чушь! Если для Славика молодость – недостаток, мне его очень жаль. Если каждый день без особой надобности носить галстук, скорее сойдешь за белого воротничка. Может, будем на ты? Нам еще долго друг друга терпеть придется…
Да, надо ему сказать, чтобы почаще улыбался. Вот как сейчас. У ряда местных политиков с этим перебор (что может быть противнее откормленной идиотски улыбающейся рожи, не влезающей в телевизор?), а вот у Баюнова вид такой, словно его одними лимонами кормят.
Идти по парламентскому коридору было одно удовольствие. Ноги приятно тонули в мягкой алой дорожке, скрадывающей звук шагов. Свежий прохладный воздух заполнял просторные переходы: кондиционеры здесь работали исправно.
На четвертом этаже одна дверь была приоткрыта. В приемной дедок-депутат с пышной седой шевелюрой разгорячено спорил с кем-то невидимым, отвечающим ему размеренным низким тоном. Пока я шла к кабинету Баюнова, в спор ввязался третий голос – едкий деловой тенорок, принадлежащий небезызвестному коммунисту.
Этот будет во время выборки в авангарде нападающих на моего подзащитного, - подумалось мне. А с конфликтами Баюнов научился разделываться только одним (не самым эффективным) способом: не ходить туда, где будут наезжать, обижать, спорить… Славкина работа!
А Баюнова тем временем обхаживала его свита. Милые по-своему ребята. Упорно убеждают Кирилла Анатольевича в том, какой Кирилл Анатольевич умный и талантливый политик (общественник, оратор, экономист, бизнесмен и т.д.), но могут и голосок на него повысить, если он с них что спросит, мол, мы и так стараемся, ночами не спим, а вы тут со своими упреками лезете…
Вот оно – самое неприятное последствие успешных бизнеса и политической карьеры: сам перестаешь понимать, как к тебе на самом деле относятся и кто ты вообще такой есть. И столько народу сразу набирается, чтобы тебя путать, сбивать с толку… Никаких нервов не хватит. Может, со временем и начинаешь разбираться, что к чему. Но Баюнову для этого надо еще лет десять на грешной земле пожить. Как и любому другому на его месте. Славик прав: молодость – это серьезный недуг, у которого совершенно нет иммунитета в виде опыта против улыбчивых поползновений таких людей, как Славик.
Но не будем расстраивать этим Баюнова. И без того он скучный.
А мы с Никичем на всяких насмотрелись, нам не привыкать. В лабораторных условиях опыт политического общения дается в сконцентрированном виде. В жизни нужную дозу приходится собирать намного дольше.
- Наружную рекламу с твоим изображением мы делать не будем. Листовки-буклетики тоже не нужны, - сказала я Баюнову. – Мы не вкладываем деньги в мусор. Лучше их пустить на что-то полезное для избирателей твоего округа.
- Да… мне это тоже не нравится, - неожиданно уверенно согласился он, а я, признаться, ожидала с его стороны легкого протеста. – Вячеславу все надо эти щиты развешивать, а мимо них мне даже проезжать как-то неприятно.
- Ясное дело, Кирилл, ты под эти щиты ему деньги немалые даешь. А где гарантия, что фирма, которая все это размещает, не делится с ним за то, что выиграла конкурс на предоставление рекламных услуг?..
- Не… ну, я понимаю, что Слава может, в принципе… Но он не настолько… Мы давно с ним вместе… Настя, а все же… Я помню, что ты предупреждала, что у вас свои методы. Что ты будешь делать?
- Тебя включили в Партийный список.
- Я знаю.
- Тебя одного из немногих зачеркнули пятнадцать раз на праймеризе. И по углам шипели. Но - включили.
- Все так плохо? – вдруг с ироничной улыбкой спросил он.
- Для выборов эти нюансы значения не имеют. Так, внутренние проблемы. О них в масштабах области почти никто и не знает. Да и твои недоброжелатели-однопартийцы на тебя в открытую не полезут. Вы в списке все белые и пушистые по определению, и голосовать для блага родины стоит только за вас.
- К чему ты клонишь? Что надо просто ждать выборов и их итогов?
- Тогда меня можно было бы уволить прямо сейчас. Но как это я уйду от тебя без денег? Я же простой корыстный пиарщик.
- Я ничего не понимаю.
Депутат смущенно улыбается. Кстати, когда он перестает волноваться и особенно контролировать себя, то общаться с ним можно вполне сносно. Надо не забыть отобрать у него все писаные речи, которые он зубрит по вечерам. Пусть тарахтит, как может, без всех своих плохо запоминающихся наизусть циферок, от которых спать охота. Терпеть не могу выступления, состоящие из сплошных «в этом году сдали тыщу квадратных метров жилья и открыли стационар на триста восемь коек». Такому место на предпоследней полосе в «Парламентской газете»: все равно никто не читает. А Славик ему явно сказал, раз депутат цифрами владеет, значит, он хороший депутат.
- Под фанеру больше выступать не надо, ладно?
Недоумевающий взгляд.
- Людей привлекает живой диалог, а ты каждое выступление превращаешь в отчет. Немного статистики смотрится неплохо, но сплошная статистика – это занудно.
- Но… что мне тогда говорить?
- Говори о том, что интересно хотя бы тебе самому. Думаю, что это не обязательно капремонт школьного туалета.
На следующий вечер, за час до теледебатов, я была уже не так уверена в правильности своих слов. А днем вышли неприятности со Славиком.
- Долго ты еще будешь слушать эти бабские бредни про шмотки, прически, голливудские улыбки?! – брызжа слюной, верещал он Баюнову. – Ты у нас топ-модель, Кирилл, а?! Ты политик, ты серьезный мужик!
Ах, Славик, Славик! Серьезные мужики в День Х дома сидят, а голосовать идут тетеньки и бабушки, личности, несмотря на наше убожеское существование, алчущие романтики. Серьезный, уверенный в себе мужик, - это для, конечно, них супер. Но при всем при том не надо делать из него сушеную воблу.
- …наше время соскучилось по герою, - спокойно, но с издевательским подтекстом, говорю я. – Но не по всяким там меднолобым мачо с бычиными мускулами. Понимаете? Наш человек истосковался по исконно русскому благородству. По тому, с которым народники шли в деревню. По тому, с которым поднимались на трибуну – пусть на миг в историческом измерении, - депутаты первой русской Думы! Вот это обаяние служения, обаяние чистоты! К чертовой бабушке всю вашу деловитость и серьезность, если за ними не стоит нечто большее. Думаю, к этому может прийти каждый, если захочет стать чем-то большим, чем машинка для зарабатывания бабок и политических очков.
- Гуманистка хренова, - прохрипел Славик. – Давай, толкуй еще про опрощение, про то, что идеальный государь – самый бесправный чувак в своем королевстве! А ты слушай, Кирилл, слушай… Что, девочка, думаешь, я мало книжек читаю?!
Но – поздно! Мне раньше удалось найти ключик к Баюнову. Ах, Славик, Славик! Верю, ты юноша начитанный, да вот только наша книга еще в процессе написания. И плагиатом заниматься мы не будем, а то бестселлера не выйдет. К тому же, Славик, любой мало-мальски толковый писатель, коль уж выбрал своим героем историческую личность, должен ознакомиться – правильно! – с биографией этой личности.
А биография у Баюнова непростая. Из приличной семьи, но младший ребенок. Значит (если обратиться к тогдашним реалиям), в детстве донашивать за старшими, потом завидовать брату, что у того уже есть подружка и мотоцикл и т.д. А еще довольно-таки суровый батюшка, военный высокого чина, требующий от детей успеха в жизни. Клеймо неудачника от такого родителя и сильного человека сломает, а характер у Баюнова спокойный и совершенно неавантюристский, так что ему уже тогда тяжко пришлось.
Потом, много болел в детстве. На физкультуру ходить нельзя, гулять много нельзя, курить на перемене нельзя… Ну и что, что учился хорошо. Этим пацану авторитета не заработать. Учился в одном классе с сыном областного министра. Нагляделся на мальчика-мажора, которому можно все, несмотря на явную недалекость и бледную внешность. Да, не авантюрист, но не без амбиций же! Плюс нормальная юношеская тяга к лучшей жизни.
В душе (хотя сейчас уже никто и не припомнит, что это такое) Баюнову всегда, я думаю, хотелось стать чем-то большим, чем он есть. И он не без усердия пытался пробиться, и отец ему в этом помогал, подключая все свои (пусть и не всемогущие, но отнюдь не бесполезные) связи. По-моему, больше всего в эту самую баюновскую из всего окружающего душу запал именно министерский сынок, поскольку понесла его нелегкая именно во власть. Кажись, даже бизнес все же стал лишь ступенькой для этого взлета.
Хоть когда-то стать главным!
А еще ведь была и мать. Университетский преподаватель истории. Причем, не совсем советского образца. Наверно, даже далеко не совсем. И что-то там она ему рассказывала, и он слушал, и кое-чем, видимо, проникся. Потому что, как я поняла позже, грезилась перед ним перспектива переплюнуть министренка. В том смысле, что у министренка были деньги и влияние, поэтому перед ним и прогибались длинноногие одноклассницы. Но при всем при том Кирилл Баюнов захотел доли лучшей, чем эта. Он возжелал, чтобы при наличии этих самых денег и влияния… любили и его самого.
Недостижимая высота! Дивный удел редкого короля древности!
Все это творилось у Баюнова внутри. Отец бы за такое высмеял. Мать бы поняла, но проблема была в том, что… он не умел этого выразить. Так, видимо, и остался блуждать в тумане, не совсем понимая, что с ним происходит.
Да, не стоит все же Баюнова идеализировать. Это мы с Никичем все старательно разложили по полочкам. Кирилл все это время оставался прежним. Но вот – я, по совету шефа, сделала то, что положено делать художнику: подобрала нужные слова, придающие отчетливую форму смутным движениям человеческой души (ради которых люди, собственно, и берутся за книгу), – и туман рассеялся.
- Да, Слава, я хочу чего-то большего! – воскликнул, поразив меня, Баюнов. – Думаешь, я не вижу, что меня держат за идиота?! Мне надоело, Слава! Вы… вы качаете из меня деньги, а сам я вам никому не нужен!
И вот теперь, когда до эфира осталось уже минут двадцать, я жутко сомневалась насчет всех наших с Никичем домыслов. Сейчас Баюнов выйдет в зал, встанет перед камерой… и пары слов связать не сможет. А оппонент его с потрохами схавает. Провал!..
- Привет, Настя!
Издали без очков я не сразу узнала Баюнова. Мой подопечный в подлинявших по последней моде джинсах, белой рубашке и дорогущем темно-сером пиджаке (без галстука!) бодрячком шагал по коридору телеканала.
Господи! За вот это вот в прямом эфире меня куры засмеют!
- Ну, как? – спросил он, подойдя ко мне. У него были глаза ребенка, принесшего показать взрослому свой рисунок и боящегося, что у него что-нибудь вышло не так. Но ему очень хотелось, чтобы его похвалили.
- Классно выглядишь! – сказала я, заставляя себя расплыться в улыбке.
Мое бедное сердце колотилось уже где-то в середине живота… Но я же ни в чем не виновата!..
- Тема наших сегодняшних предвыборных дебатов позволяет вдоволь пофилософствовать, - начала передачу местная телезвезда Катя Кудрявцева. – Эта тема вполне может стать предметом многочасового обсуждения для политологов, социологов, общественных и культурных деятелей. Накануне выборов вообще-то принято говорить об экономике, о ЖКХ и о прочих насущных для жителей нашего региона вещах. Но этот «ЧАС НА ГРАНИ» мы все же решили посвятить, без сомнения, актуальной для всего современного российского общества проблеме. А в гостях у нас сегодня член фракции КПРФ в Законодательном собрании Валерий Ермаков (аплодисменты)! Кандидат в депутаты областного парламента, директор ООО «Армада», Евгений Кичигин (аплодисменты) и председатель комитета Законодательного собрания по промышленной политике Кирилл Баюнов (аплодисменты)!
Я ни в чем не виновата!..
И это, по большей части, правда.
Поясняю. «ЧАС НА ГРАНИ» - это изощренная выдумка местных телевизионщиков. Это не обычные дебаты в формате ток-шоу. За сутки до эфира три известных личности получают приглашения на съемки. Никто не знает, с кем ему предстоит сражаться. А тема программы объявляется в ее начале. И участникам предстоит на ходу формулировать и отстаивать свою точку зрения. С ходу - в омут.
«Обновленный» Баюнов как узнал, что его приглашают, так сразу же и согласился, не только не спросив нашего с Никичем разрешения, но и явно ожидая от нас восторгов по поводу своей предвыборной отваги. Он прямо-таки расцвел. Носился по кабинету, говорил мне, что его завтра увидят совсем другим… А ведь можно было бы отказаться, сославшись на крайнюю занятость, - и никаких проблем.
Мда-а, вот и саму меня потянуло отсидеться…
- Итак, наша тема сегодня - «Русская провинция и национальная идея»!
И вот он один на один с двумя опытными краснобаями.
Если бы про ЖКХ, он бы еще вывернулся. На хрена вот им прямо накануне выборов философия понадобилась?! Баюнов, мне искренне тебя жаль. И себя тоже… : - (
Верная смерть!.. Как говорил Гимли Глоинович, никакой надежды.
- …да какая при нынешнем строе может вообще быть национальная идея?! – вещал Ермаков. – У власти одни олигархи, а простые люди находятся у них в добровольном рабстве за подачку! Вся идея! Вот, кстати, один из них. – Тычет пальцем в Кирилла. – Он хоть знает, что такое работать?! Встать в шесть утра и идти на смену?! Вкалывать, как все на Урале, не разгибая спины?!..
Никич меня живьем зароет за то, что я Баюнова сюда отпустила.
- Позвольте, позвольте, а при вашем строе разве не вкалывали?! – возмутился Кичигин. – По мне, лучше такое, как вы изволите выражаться, рабство, как сейчас, чем советская каторга. Все здешние предприятия построены на костях! Тысячи, сотни тысяч загубленных жизней ради того, чтобы ваши захиревшие вожди могли трясти перед Западом оборонкой! Давайте, попробуйте покрыть!
- Да! Согласен! Были перегибы! – извивается Ермаков. – Это прискорбно, и такого не должно повториться! Но сейчас все эти предприятия, как вы говорите, построенные на костях, достались перестроечным махинаторам, вот таким, как этот!..
Кирилл, скажи хоть слово!.. Я все для тебя сделаю! Все, что хочешь!
- Господа, вы ушли от темы нашего разговора! – напомнила Кудрявцева. – Нам не нужны ваши бесконечные обвинения. Нам нужны здравые предложения. Как в тяжелые времена сплотить наш промышленный край? Во что верить?
- Ну, не знаю… - Кичигин промокнул лоб салфеткой. – Какое может быть единство, когда все только и делают, что ищут виноватых?
- Правильно! Сначала надо найти корень зла и уничтожить его, чтобы не прорастал! – не отступался Ермаков. – И этот корень – собственность олигархов. Верните предприятия нации! Пусть рабочие получают свою законную прибыль в полном объеме! Вот вам и идея!
- Как же так, Валерий Артемьевич? В новом уставе КПРФ сказано, что ваша партия не является противником частной собственности, - подковырнула Кудрявцева. – Вы против своих?
- Нет, я не против! Но пусть руководят достойные, а не те, кто разбазаривает национальные богатства в угоду своим прихотям! Вот как он!..
Я отошла от двери в студию. Побрела по коридору. Перед моим внутренним взором стоял потерянный Баюнов. Я полностью провалила дело. Самонадеянная дура! Мне нет никакого оправдания.
PR, по мнению Никича, первая профессия человечества. Не журналист, а именно пиарщик. Нужна тогда была простая передача информации!.. Из стаи людей выделился тот, кто счел себя сильнее других. Он мог бы просто бить и убивать, чтобы получить абсолютную власть в стае. Но тираном быть опасно. Тиран живет один на один с ненавистью. Но с тем, кто был сильнее других, оказался тот, кто был хитрее других. И он объяснил людям, что другой, сильный, им полезен. Он защитит их от чужих. Он поймает на ужин вкусного буйвола. Никич думает, что так все и началось…
А потом хитрый стал жрецом. Он утверждал, что общается с силами природы, и передавал волю этих сил вождю. И тот верил ему. И люди верили им обоим. И подчинялись. Никич думает, что так все и было…
А я думаю, что иногда чокнутый жрец самонадеянно решал, что он во всем и вся прав, давал хозяину очередной совет, да совет тот оказывался лажей. Вождя и племя постигало превеликое бедствие. И тогда бедного жреца тащили на площадь и садили на кол. Вот и все искусство. До первой ошибки.
В кармане звонил телефон. Похоже, давно уже звонил. Я уже вышла из здания и шла, куда глаза глядят. Никич. Сейчас он наложит на меня древнее проклятье пиарщиков. Самое страшное на свете. Если такое есть.
Я беспомощно опустилась на попавшуюся по дороге скамейку.
Не знаю, сколько я так просидела. Было темно и холодно. В воздухе висела промозглая изморось. Я замерзла. У меня разболелась голова. Изредка по дороге мимо меня проезжали машины со слепящими фарами, свет которых, усиливаясь мокрым асфальтом, резал глаза. Мои пиджак и блузка промокли и льдом липли к спине. В туфлях хлюпала вода: видимо, дорогой я собрала не одну лужу…
Машина… Еще машина… Машина… Одна вдруг остановилась.
Кирилл?!..
- Вот вы где, Настя! А я вас уже битый час ищу.
По нему не скажешь, что он убит горем. Неужели, катастрофа мне приглючилась?
- Прости, Кирилл. Мне стало душно. Я пошла прогуляться.
- Так ты не видела?!..
В его голосе звучало неподдельное огорчение.
- Так все в порядке?
- Да не то слово!
Мы с Баюновым стояли вдвоем на темной безлюдной улочке. Дождь разошелся, но нам на это было наплевать. Я внимала каждому его слову с жаждой человека, долго плутавшего по пустыне и случайно набредшего на оазис.
- …я дал этому старому хрычу вволю надо мной потешиться, а потом устроил ему! Знаешь, что я сказал? Что не надо навязывать людям никакую идеологию. Что вообще не надо никому указывать. Что люди не дураки и сами знают, как им жить. Пока мы идею ищем, они с детьми играют, пироги пекут, на рыбалку едут или в лес грибы собирать… У каждого своя семья, свои близкие люди, и каждый и сам разберется, что ему нужно. А региональные власти должны сделать так, чтобы люди могли это без помех реализовать. Словом, работать, реально развивать те сферы, от которых напрямую зависит уровень жизни людей, а не заниматься идеологической демагогией.
Боже! Так ведь может же, когда захочет!..
- Грибы собирать? – все еще не веря в чудо, переспросила я.
- Ну, да, грибы. И чтобы им свой край любить, где эти грибы растут, им идею никакую не надо. Потому что любят без идей. Просто так любят. Они родились здесь, живут здесь и не парятся, почему так надо. И вообще – время само определяет, за чем идти людям. А легко никогда не бывает, но как-то ведь жизнь идет, и не всегда плохо, - разошелся Баюнов, разыгрывая передо мной небольшое вечернее представление.
- Значит, ты у нас за свободу мысли?
Баюнов вдруг поник.
- Блин, вертелось же на языке… Так бы сказал – еще бы лучше вышло.
- Нет, Кирилл, ты и так молодец.
- Нет, Настя, это ты молодец. Просто я никогда не думал, что можно все делать по-настоящему, как у тебя. Я высказал свое мнение, как ты научила, и все получилось.
- И ты ни разу не упомянул слова «инфраструктура» и «инновации»? – с огромным облегчением подколола я, вспомнив Славкины наставления насчет важности ежесекундного употребления в разговоре умных слов.
- Не поверишь: ни разу.
- А про «живут и не парятся», надеюсь, ты только мне сказал, а не в прямом эфире?
- Обижаешь!..
Прогулка под дождем обошлась мне температурой под сорок и тремя днями в постели. Никич дежурил около меня с эффералганом и морсами. Один раз заехал Кирилл, но я строго-настрого приказала ему убираться подальше, чтобы не заразился.
- Ну, что я могу сказать? Рейтинг немного подрос, - подвел Никич итоги свершившейся авантюры. – Самостоятельность оказалась Кириллу к лицу. Еще мне понравилось, как ты его приодела. А то все ходил, как старая дева.
Я умолчала, что данную инициативу проявил сам клиент, хоть и с моего благословения.
- И раскованнее он тоже стал.
- Это потому что не напрягается, боясь архиважную циферь забыть.
- Настенька, девочка, но одного раза мало! И времени у нас мало! Вот если бы он за год до выборов обратился, ты бы из него принца сделала. А пока можно сказать, что дурные тенденции восприятия кандидата треснули, но еще не рассыпались в прах…
- А у нас остался всего месяц…
- А ты все равно принца мне давай, принца!
- Шутить изволите?
- Я совершенно серьезен. Настя, теперь Кирилл не хуже других кандидатов. Осталось совсем немного – он должен стать лучшим!
- Срочно купи белого коня, - сказала я Кириллу.
- Зачем? – не сразу понял он.
- Поскачешь очаровывать электорат. Слушай, если серьезно, тебя процентов пятьдесят пять – шестьдесят устроят?
- Да, конечно.
- А ты можешь это Никичу сказать?
- Могу. А что?
- Тогда я с чувством выполненного долга и отработанных денег буду отдыхать.
- Ты устала?
- Ага.
- Я понимаю. Тебе столько приходится думать.
Кирилл, ты всерьез уверен, что я денно и нощно разрабатываю хитроумные комбинации? Ты ошибаешься. Знали бы ты, какие мы с Никичем даосы пиар-производства. Так, сидим на берегу, выхватываем из потока сучки-палочки… Называется – работаем. Я, признаться, раньше не понимала Никича. Ударный труд пиарщика у меня ассоциировался с круглосуточной беготней, дикими глазами и брызжущим во все стороны креативом. На деле моя работа (кроме появляющихся время от времени заказов на рекламную продукцию) состояла из непринужденных бесед с Никичем, чтения небезынтересных книг, касающихся власти, и недолгого общения с клиентами. Ну, и парочки-другой ключевых моментов, ради которых и были эти беседы, книги, знакомства с желающими попасть в большой бизнес или большую политику…
Несколько ярких штрихов!.. Да их ни за что на свете не сделаешь специально! Практика показывает: если выдумываешь что-то нарочно, сочиняешь так, что пар из ушей валит, то результат всегда оказывается посредственным. Единственно спасение – поймать волну. Ту самую, единственно правильную волну, которая вынесет куда надо.
Это сложно. Порой кажется, что так не бывает. Но если ждешь, упорно сконцентрировавшись на желаемом результате, непременно происходит именно то, что нужно. Налетает волна, и ты пытаешься попасть в русло стихии, пытаешься проникнуться ее смыслом, и вдруг, двадцать пятым чувством понимая, что от тебя требуется, чтобы плавно скользнуть по гребню волны к заветной цели, ты делаешь штрих.
Нет, конечно, разумные ходы вроде уточнения кой-каких деталей имиджа никто не отменял. Это все важно и нужно. Но это лишь симпатичные мазки на холсте.
Я смотрю на фотку Баюнова на первой полосе областной газеты («Кирилл Баюнов сразил конкурентов НА ГРАНИ спора о национальной идее») и пытаюсь понять, что делать дальше.
Первый штрих вышел практически сам собой (про свои трагичные сомнения я в пылу успеха благополучно позабыла), и вышел классно. Теперь важно доделать все четко и изящно. Баюнов отныне не хуже всех в своем списке. Те, кто над ним подсмеивался, сейчас насторожились и притихли (юноша-то оказался с сюрпризом). Но конкуренты у него есть. Поэтому – тут Никич прав – нам нужно выделить Баюнова из толпы кандидатов, заставить его гордо воспарить над избирательной твердью!..
Забравшись с ногами на свой любимый диванчик, я зарылась в плед. По телевизору шли местные новости. Опять про кризис, про сокращения на заводах. Вот было бы здорово, если бы Баюнов неожиданно догадался, как с этим кризисом разделаться. Взял бы и ошарашил весь мир от Камчатки до Новой Зеландии… А там, глядишь, Нобель по экономике, слава…
Ага, размечталась.
А как насчет накормить всех нуждающихся семью рыбами и тремя хлебами (или наоборот? - не помню…)? Нет, это уже было…
Может, поиграть на его бизнесе? Кирилл Баюнов не оставил без работы ни одного своего сотрудника! Да нет, он сам говорил, что сокращения были…
Нечего играть. Не играй – не проиграешь.
Вообще, надо от этого кризиса держаться подальше, а то влезешь в болото. Все спорно, непонятно… Конкретно-исторические проблемы нам не подходят. Нужно что-то разумное, доброе, вечное, чтобы электорат рыдал от умиления.
Депутат Баюнов помог старушке перейти улицу…
Ну-ну… Гонишь, подруга, гонишь…
…а, может, Баюнов все же придумает, что с кризисом делать? Он же умный…
- …в городе в связи со сложной экономической обстановкой участились случаи уличных грабежей, - вещал диктор. – Правоохранительные органы предупреждают: не задерживайтесь допоздна…
Так я и уснула…
- Слушай, Кирилл Анатольевич, а в койку она тебя уже затащила?! Или еще не успела?!
Да, правильно говорят: никогда не торопись заходить в кабинет депутата, если в приемной никого нет, дверь приоткрыта, а у него посетитель. Можешь услышать про себя много интересного. Вот, к примеру, Славик пытается вернуться на свое место в свите Баюнова и усердно поливает меня грязью.
- Кирилл, ты себя видел со стороны?! Да на пугало ты похож на огородное! Кирилл, я тебе как друг говорю, Никитченко тебя нарочно подсаживает. Набрал симпатичных телок, которые умеют мозги заполаскивать, и подкладывает под ребят. А потом возьмется за ниточки и будет всеми исподтишка руководить. Не заметишь, как залетишь!
По приближающимся к двери шагам я поняла, что посетитель намерен удалиться, хлопнув дверью. Баюнов ему не отвечал. У него, как я успела заметить, была хорошая манера поведения в таких случаях: он делал вид, что слова собеседника его не интересуют, что он занят, и что-то писал в своем ежедневнике.
- А вот и дорогая Наина Иосифовна!
Проклятая ты язва, Славик! Пересекутся наши дорожки на предвыборном поприще – я тебя завалю к чертовой бабушке!
- Кирилл! – Славик был вынужден посторониться, чтобы пропустить меня в кабинет. – С такими прекрасными женщинами становятся президентами! Она доведет тебя прямиком до Кремля! А потом, Кирилл, ты в порыве страсти подпишешь на нее все свои фабрики, заводы и пароходы, и она однажды вечером подаст тебе к чаю тортик с йадом! И не говори мне потом, что я тебя не предупреждал!
Думаю, взгляд, который я бросила на Славика, мог бы прожечь дыру в стальном листе. Он поспешно ретировался.
- Извини, - сказал Кирилл. – Его здесь больше не будет.
- Ничего, не в первой. Кирилл, сегодня в ДК твоего района благотворительный вечер.
- Я туда еду.
- Я с тобой поехать, похоже, не смогу. Обещала заскочить к родителям. А то они уже, наверно, забыли, как я выгляжу. Так вот, Кирилл, здание на отшибе около парка. Я очень тебя прошу взять с собой водителя.
- Слушай, зачем я буду на ночь глядя человека гонять? Ему потом домой добираться через весь город из-за моего пятиминутного выступления. Ничего со мной не случится.
- Мне не нравится, что у тебя нет охраны.
- Скажи мне, как пиарщик: хорошо ли будет смотреться, если я найму пару здоровых лбов для своего удовольствия, когда людям зарплату задерживают?
- Кирилл, - отмахнулась я, - не выступай, я даже и живу-то не в твоем избирательном округе. Возьми с собой водителя.
- Ты обо мне беспокоишься?
- Что, Славку наслушался? Нет, Кирилл, я беспокоюсь исключительно за жизнь плательщика моей зарплаты.
По нашей с Никичем задумке Баюнов сегодня вечером должен выступить против закрытия двух цехов трубного завода. Ему уже удалось уломать губернатора на госкредит для предприятия. Итак, сегодня Кирилл воспротивится, а на неделе станет известно, что он пробил деньги под заказ. И пусть только кто-нибудь попробует влезть с дрянной мыслишкой о том, что Баюнову специально помогают к выборам! Вопрос о банкротстве предприятия встал ребром, дорог каждый день, и ждать конца кампании – слишком большая роскошь. К тому же, кто имеет право запретить депутату решать неотложные проблемы своего района? Работники завода уж точно будут за него горой.
Все же мы с Никичем решились взяться за кризис. Что поделать: времени мало, а то бы могли устроить что-нибудь по-настоящему красивое. Поймать искрящуюся тропическую волну. Но сейчас у нас есть только мутный поток заводской дребедени, и ничего тут не попишешь.
Баюнов не ответил на мой звонок ни в восемь вечера, ни в половине девятого, ни в без пятнадцати девять, ни в десять минут десятого. Куда же он запропастился? Даже концерт уже должен заканчиваться. В десять я, несмотря на упорный мамин протест, вызвала такси и поехала в тот ДК.
Меня туда тянуло, как кролика к удаву. Разум мне подсказывал, что в пятницу вечером Баюнов вполне может поставить телефон на режим «без звука» и отдыхать в обществе какой-нибудь леди. Собственно, с чего бы молодому холостому депутату так не поступить?..
Кто бы знал, что где-то далеко-далеко набирает силу волна. Пока еще она гладко стелется по просторам океана, храня в глубине свою мощь. Ее внутренний гул вибрирует на низких, не различаемых человеческим ухом, частотах. Ей предстоит преодолеть еще много миль, пока она доберется до берега и сможет обрушиться на него во весь свой рост со всей своей силой…
Дорогой я дозвонилась до Никича. Он отругал меня за мнительность, велел сидеть дома. Мне же, напротив, казалось, что он глупо преуменьшает опасность.
Волна приближалась. За несколько сотен метров до ДК я должна была услышать ее угрожающее на этот раз шипение. Оно слегка коснулось моего грубого слуха, когда я увидела одиноко стоящий у здания с колоннами баюновский джип.
- Вы можете сходить туда со мной? – попросила я таксиста. – Я заплачу.
Почему бы и нет? Мы вышли из машины и направились к джипу, находящемуся почти в центре пятна фонарного света. Так я и знала! Ну, почему он меня не послушался?! Дежурную просьбу во время выборки без сопровождения не ходить я всерьез и в шутку сто раз повторяла нашим клиентам. И Баюнов исключением не стал. Но никогда ничего не случалось, и тут ничего не должно было случиться…
Белые колонны в белом свете. Черные кусты, сливающиеся поодаль с черной стеной парковых насаждений. Некрупные медленные снежинки бесшумно опускаются на землю, словно привязанные за невидимые ниточки…
Я услышала звук отъезжающей машины. Оглянулась. Так и есть: таксист принял меня за сумасшедшую и смылся. Только этого мне не хватало! Так, спокойно, в ДК должен быть сторож.
Я поднялась по припорошенным каменным ступеням. Ни в одном окне не было света. Подергала громоздкую дверь за ручку, увенчанную резной головой льва. Заперто. Постучала кулаком. Ни души…
Джип в свете фонаря. Медленный снег. Нарастающий гул волны постепенно становится явью.
- Кирилл! – вполголоса позвала я.
Тишина.
- Кирилл! – чуть громче.
Бесполезно.
Снег усиливается. Передо мной лежит искрящееся пространство. Ни единого следа.
Мир замер. Я замерла.
Первый снег.
Я стою в тени козырька. Свет достигает середины просторного крыльца. Расстилается от меня до обнесенных низкой чугунной решеткой газонов и обрезается чернотой. Откуда-то из другого измерения еле теплятся крохотные желтые пятнышки окон многоэтажек, но и их вскоре скрывает снегопад.
Тень отделилась от колонны и направилась ко мне. От испуга я даже не смогла закричать. Но тень была Кирилл. Он поднес к губам палец, приказывая молчать. Я подумала, что снизу его не должно быть видно. Кому не видно?!..
Я отвернулась, чтобы не выдать его направлением взгляда.
Мы были не одни. В темноте за фасадом здания хрустели чьи-то шаги.
Так оттуда не видно и меня!..
Я скользнула в спасительную тень и встала напротив толстой колонны. Теперь мне было хорошо видно Баюнова. Мне бросилась в глаза его неестественная бледность. Левая рука висела плетью. Господи, его, что ли, подстрелили?!.. Или мне показалось?
Я подумала, что по счастливой случайности моего приезда могли и не заметить, если искали Баюнова за ДК. Кому же он так помешал?..
Кто-то ведь все знал. Кто-то выбрал место для проведения вечера. Кто-то знал, что сюда придет Баюнов. Кто-то знал, что не будет даже сторожа… Это же совсем не в моей компетенции! Я же не ФСБ!.. Неужели, мы так глупо забежали в мышеловку?
А какой будет скандал!.. На всю страну. Волна…
И парочка утопленников…
Мне надо было встать к колонне, как делал Баюнов, а не оставаться у стены. Но я почувствовала на себе взгляд. Меня заметили. Или очередной глюк?
Пока я осторожно оглядывалась по сторонам, от Баюнова и след простыл. Тогда я, крадучись, пробралась к углу здания, затем скользнула к ограде и быстро зашагала прочь. Темные ветви елей царственно парили вдоль обочин.
Мело. Поднимался буран.
Никич больше не отвечал на мои звонки. Долго не отвечал. Очень долго не отвечал.
Мне хотелось добрести по заснеженной дороге до трамвайного кольца и поехать домой. Если, конечно, трамваи еще ходят.
Но где-то там остался бедный Баюнов, а я бросила его совсем одного. И что-то засело мне в голову, как он один лежит на снегу, хватает ртом морозный воздух, и около него расплываются алые пятна… Никич учил меня мыслить художественно, так вот мое воображение и старалось в полную силу.
Я резко развернулась и рванула к ДК. Ветер со снегом бил прямо в лицо. Видимость была почти нулевая. Но я чудом не сбилась с пути и дошла до площадки ДК.
Ни души. Вокруг – снежное наводнение.
Когда я почти подошла к ступеням, тяжелая дверь ДК приотворилась, выпустив полоску желтого света. Почему-то мне совсем не было страшно. Наверно, это было неправильно, но все происходящее напрочь отбило у меня способность к логическому мышлению. И я стала подниматься к двери.
Остающиеся за мной следы тут же срывали порывы разбушевавшегося ветра, - видела я, оглядываясь. Дверь манила меня, и я подошла к ней, открыла, проникла внутрь.
В просторном фойе горели все светильники. Ввысь уходила широкая лестница с толстыми перилами цвета слоновой кости, обитая вышарканной ковровой дорожкой. Со стен местами тускнела старая искусственная позолота.
Я услышала шаги, усиленные тишиной и акустикой здания. Кто-то был на втором этаже и теперь шел по направлению к лестнице. Я стояла и ждала. Я впитывала в себя каждый звук этих шагов, поэтому не слышала, как волна откатывается к берегу. Еще не время. Она вернется немного позже…
- Кирилл, это ты?
- Да, я. Не бойся.
Баюнов – черная фигура, похожая на тень, – спустился ко мне.
- Где они?
- Здесь никого нет, кроме нас.
Голос его был на удивление спокоен.
- Дверь была заперта. Как ты сюда попал? И кто ее приоткрыл, когда я вернулась?
- Настя, только не убивай нас, пожалуйста…
Больше он не мог сдерживать рвущуюся наружу усмешку. И без того абсурдная ситуация приобрела легкий оттенок маразма.
Он присел на обитую свекольным дерматином банкетку. Я – на соседнюю.
Вдруг - наверху – еще шаги. Шаги по лестнице. Шаги в фойе. Никич. Само спокойствие.
- Все хорошо, - сказал он. – Поехали отсюда.
У меня не было сил закатывать этим двоим истерику.
Никич сел за руль. Кирилл хмуро молчал. Назревала пора объяснений.
- Знакомые менты мне сказали, что на Кирилла готовится покушение, - наконец, признался мой шеф.
Мы ехали по ночному городу – пустынному, озаренному абрикосовым светом фонарей, уютному, убаюкивающему.
- Я не мог этого не использовать.
Я метнула в его сторону негодующий взгляд, который Никич заметил в зеркало.
- Нет, нет! Ничего бы не случилось! Все было под контролем. Убивать его они не собирались. Только заставить отказаться от участия в выборах.
Ну, да, Баюнов же негодяй, вор, бандит и финансовый воротила. У него, естественно, полно врагов. Что-то я совсем забыла об этом, общаясь с ним.
- Омоновцы следили за братками весь вечер. А после мероприятия скрутили их аккуратненько. Сейчас их через мясорубку пропустят и все узнают.
Я решила оставить съедение шефа на потом, поскольку у меня проснулось любопытство.
- А вы-то что здесь делали все это время?
- Ничего особенного. Просто теоретически в это время происходило жуткое покушение на Кирилла. А раз никто не видел, значит, так оно и было.
- Что с рукой? – спросила я Баюнова.
- Да ничего страшного. Ушибся в темноте. Мы там на чердаке со скуки нашли старые портреты вождей…
- Убить вас мало, - вынесла я свой приговор.
На следующий (точнее, уже в этот же) день мы пожинали богатейший за всю эту выборную кампанию урожай материалов СМИ.
«КОМУ ВЫГОДНО БАНКРОТСТВО КАМЫШИНСКОГО ЗАВОДА? Вчера вечером после благотворительного праздничного концерта в ДК «Трубник» неизвестные пытались похитить кандидата в депутаты по избирательному округу № 25 Кирилла Баюнова. На днях Баюнов, занимающий должность председателя комитета по промышленной политике региона, обратился к губернатору Ивану Вышегородскому с просьбой о государственном займе для ОАО «Камышинский трубный завод». Как стало известно нашему изданию, вопрос должен был решиться положительно. Следовательно, находящееся на грани банкротства предприятие получало шанс на выживание. Но, по всей видимости, не всем было на руку спасение главного предприятия Камышинского района. В прошлом году для завода не без помощи областного правительства было приобретено современное германское оборудование. И где гарантии, что некоторым из нынешних совладельцев предприятия не было выгодно, воспользовавшись банкротством, сбыть это оборудование на торгах и прикарманить вырученные деньги?..»
«ПОКУШЕНИЕ НА ДЕПУТАТА БАЮНОВА. В ОВД Камышинсокго района сейчас допрашивают троих подозреваемых по делу о покушении на депутата Кирилла Баюнова, предложившего ряд конструктивных мер по выводу из кризиса Камышинского трубного завода, являющегося местом работы более пяти тысяч жителей одноименного района нашего города. Как опытный бизнесмен и экономист Кирилл Баюнов прекрасно понимал, что нужно делать, чтобы спасти предприятие, но, по предположению следствия, это было не выгодно представителям так называемой камышинской группировки, в которую якобы входит один из крупных акционеров завода, он же – кандидат на выборы в ЗСО…»
И т.п.
На Никича я уже не дулась, оценив его находку-выходку. Баюнов стал героем всех информационных выпусков. Заводской профсоюз направил в его адрес благодарственное письмо. И – это не считалось агитацией. Ни один соперник к Кириллу и придраться не мог.
На завтра мы назначили пресс-конференцию. Журналисты записывались на нее толпами. А к Баюнову в кабинет весь день забегали коллеги, чтобы воочию удостовериться, что он жив, только немного бледноват и слегка взволнован.
- У меня такое ощущение, что мы попали в какой-то сериал, - признался он мне, когда мы в обед пили у него чай с тортом, подаренным первым замом председателя Заксобрания.
- Нет, это - жизнь, - самодовольно ответил Никич. – Может, журналюги что и приукрасили, но, в целом, все так и есть.
- Никогда не думал, что можно вот так вот все сделать.
- Да ты добивай кредит – и все будет супер!
В те дни Баюнов был подвижен, разговорчив. Много улыбался. Вокруг него было много людей. Он давал много интервью, и – что невозможно было представить даже месяц назад – его слова расходились на цитаты. Его темное прошлое, казалось, закончилось раз и навсегда. Мы готовились к победе.
Я совсем забыла, что где-то затаилась притихшая волна, некогда перехлестнутая Никичем, но никуда не исчезнувшая.
Кирилл подвез меня до угла дома (во дворе из-за порыва теплотрассы перекопали дорогу, и проезд был закрыт). Я пошла по тротуару, свернула по арку. Не самое приятное место. Всегда проскакиваю его как можно быстрее. Хоть бы лампочку здесь подвесили!..
Несколько дней назад мы отмечали мой день рождения. Был будний день, семейное празднество отложили на выходные. А вот Никич заехал ко мне вечером с цветами и подарком. С ним был Баюнов.
Начальник мой, выпив пару бокалов вина, откланялся, ссылаясь на домашние заботы. Мы остались с Кириллом. Обстановка была не рабочей, и вышло так, что нам и обсудить, по сути, было нечего. Правда, выпили мы уже прилично, и заметно осмелели.
- Нет, ну, должен же быть хоть какой-то подвох! – выдала я, копаясь серебряной ложечкой во фруктовом салате. – Хвосты ты свои, конечно, чистенько прибрал, я не спорю. Ни одной аферы и в помине. Кирилл, и все же… Мне как обычному рядовому избирателю интересно, что же за вами за всеми стоит. Ну, не может же быть, что все так просто: мечтал, много работал, добивался…
- Ищешь подвох?
Кирилл сидел на диване с бокалом вина и понемногу включался в мою остренькую игру.
- Да, - задорно призналась я. – Хотя бы метафизический, я ведь не прокурор. Кирилл, скажи, вот что для тебя значит власть?
- Власть? – Он призадумался. – Как говорили у нас на лекциях в универе, власть – это способность влиять на волю и поступки людей.
- Ты честно посещал лекции?
- Бывало…
Он улыбнулся и поставил бокал на стол рядом с начатым миндальным тортом.
- Это в лекциях. А на самом деле? Вот ты добрался до вершины холма и…
- …но у холма нет вершины, он круглый, как эта Земля…
- Кончай цитировать! Научила на свою голову.
- А для меня… Наверно, для меня это возможность делать то, что я хочу.
- Неужели, ты хочешь сидеть на этих нужных совещаниях, отчитывать замов, готовить законопроекты?
- Это меня давно достало, но по-другому не бывает. Зато все оставшееся время я делаю то, что мне хочется. И у меня есть для этого возможности.
- А что ты делаешь?
- Путешествую по разным интересным странам. Фотографирую, привожу домой диковинки. Встречаю неплохих людей, с которыми есть, о чем поговорить. В детстве я думал, что эта мечта никогда не сбудется: дорого ведь, - но вот все же добился своего.
- А зачем тебе эти путешествия?
- Зачем?.. Тянет ехать из дому, словно… словно вот там я что-то смогу понять. Что-то очень важное. А что именно – не знаю. Такое вот странное ощущение.
- А со мной тоже такое бывает. Только я для этого все время еду к одной реке, которая течет за городом. Сяду на берегу и гляжу на воду, словно она мне что-то покажет. Но никогда ничего нет. Только мусор всякий: ветки, пластиковые бутылки…
- А у меня другая ерунда. В какое место ни приеду, оно мне кажется картинкой из Интернета. Цифровое фото в окружении пальм или старинных зданий. И сразу стало как-то пусто.
- И ручей шумит, как на скринсейвере… Может, поэтому до нас ничего и не доходит?
- Вот-вот, ты тоже понимаешь…
- А твои избиратели? Тебе они совсем безразличны? От наказов не тошнит?
- Если честно, мне порой тяжело отвлекаться на них. Хотя иногда гордыня заставляет сделать чего-нибудь полезное, чтобы можно было считать себя за хорошего человека, - он ухмыльнулся. – А вот от законопроектов меня и впрямь воротит.
- Спасибо, что не лукавишь.
- А у меня тоже к тебе есть вопрос.
- Я слушаю.
- А тебе на черта вся эта катавасия с выборами?
- Тоже честолюбие и гордость, – ответила я. – Одна моя половина требует спокойной и вдумчивой жизни, а вторую тянет на всю эту ересь ради удовлетворения амбиций.
- Видимо, ты тоже откровенна…
К полуночи от торта ничего не осталось.
Настя не сразу поняла, что ее рот зажала рука в кожаной перчатке – слишком быстро все произошло. Их было двое. Один держал Настю, другой – рылся в ее сумочке. Они давно стояли за углом закрытого газетного киоска и видели, как хорошо одетая девушка вышла из дорогой иномарки и направилась к арке. Они не видели, что машина отъехала в сторонку и остановилась: Баюнов решил подождать, пока Настя благополучно доберется до дома и включит свет. Он теперь часто ее подвозил (было ехать в одну сторону), пару раз помогал заносить ей ноутбук и газетные подшивки. Оттуда, где он остановился, были хорошо видны окна Настиной квартиры.
Она подозрительно долго не зажигала свет.
Кирилл закурил. Вышел на улицу. Света так и не было. Он бросил сигарету.
Сквозь решетку, обносящую автостоянку напротив Настиного дома, он заметил странную возню. Не раздумывая, пошел по обледеневшему тротуару, затем - по дорожке, ведущей к арке.
Он услышал, как вскрикнула Настя. Побежал.
Он успел перехватить руку, сжимающую нож, который должен был полоснуть по горлу вырывающуюся Настю. Он не успел увернуться от второго ножа…
У мусорных баков завыла облезлая бездомная псина.
На город бесшумно мчалась невидимая бурлящая цунами.
- Разумеется, мы не будем убирать Кирилла Анатольевича из нашего партийного списка, - говорил в ощетинившуюся микрофонами и диктофонами толпу журналистов областной Лидер Партии. – Его мандат, думаю, также останется за ним. Я очень надеюсь, что все обойдется, и этот, без сомнения, достойный человек сможет вернуться к исполнению своих обязанностей.
Профессор ГКБ, вышедший к нам с Никичем, не слишком разделял такую уверенность, и Лидер, конечно же, это прекрасно знал, вот и обещал так уверенно. А я знала, что Баюнов его бесит. Вот такие вот пирожки…
В больничном холле было тихо и тепло, немного пахло лекарствами. Мы выслушали его и, совершенно без настроения, пошли на улицу.
- Мы слишком возгордились, - тихо сказал Никич, обнимая меня за плечи. – Решили, что мы всемогущи. И нас обставили два проклятых алкаша.
- А мне его жалко.
- Что?
- По-моему, ему всегда было скучно.
- Брось, Настасья. Ты со своей лирикой сейчас заставишь меня разрыдаться. Какая ему скука! Бизнес, депутатство…
- Нет, Алексей Дмитриевич, ты не прав. Все мы жутко одиноки. И до того дошли в искусстве общения, что никак не можем приблизиться друг к другу.
- Настя!..
- Кирилл говорил, что с нами ему интересно. Ему нравилось то, что мы делаем.
- И правильно: он стал другим! Теперь ни один идиот не возьмется собирать о нем сплетни. Теперь о нем плохо не скажут, - эта фраза прозвучала со зловещей двусмысленностью. - Зная, что у него полно врагов, он все равно пошел за народ, за простых рабочих… Нам же наплевать, что те бомжи были сами по себе. Их проще простого привязать к камышинскому бизнесу…
Но уверенности в тоне Никича не было. Похоже, он говорил то, что я хотела услышать.
- Да я не о том, Алексей Дмитриевич, не о том.
Мы медленно шли по замкнутому больничному дворику к стоянке.
- Я все думаю: да, мы помогли Кириллу найти свое лицо. Или нашли ему подходящую личину. Не суть важно, Алексей Дмитриевич… А что дальше? Несколько новых должностей вверх по лестнице, несколько побед. А однажды мы получили бы расчет - и все. Потому что ничего не бывает надолго, как бы нам ни хотелось. И отправились бы мы дальше, к следующему кандидату. И ему тоже было бы с нами интересно.
- Ну, ты и загнула, Настасья! Знаешь, если бы каждый сапожник переживал о каждом, кто носит сшитые им сапоги…
- Но это – не сапоги! Это, как ты говоришь, - жизнь! Ты сам учил меня не играть, но на самом деле мы лишь вышли на более высокий уровень игры по сравнению с другими.
- А что значит, по-твоему, не играть? До смерти работать на Кирилла? – эти слова прозвучали в данной ситуации несколько цинично. – Быть всегда с ним заодно? Но, Настенька, постарайся понять, в чем тут подвох. Срок годности политика ограничен. Зажигается одна звезда, потом ее затмевает другая… Все, полотно написано! Отставляем его в сторону и принимаемся за новое! Да, мы жили этим полотном, пока его писали, но оно отошло от нас, стало достоянием публики. Оно отдалилось от нас, оно уже как бы и не совсем наше… Все! Нужно отпустить его! Иначе так всю жизнь можно писать одну-единственную картину.
Вот теперь он говорил то, что думал на самом деле.
- Раньше вы говорили по-другому. А вот в Японии были мастера, которые всю свою многолетнюю жизнь писали два-три хокку…
- Мы не японцы.
- Но, согласитесь, в этом то-то есть.
- Может, и есть. И я готов понять, что им было крайне важно десятилетиями шлифовать эти три строчки, чтобы придать им какой-то неповторимый японский смысл…
- А говорили вы совсем другое…
- Да что ты заладила: другое, другое!.. Я тоже думал создать серьезный тандем, претендовать, между прочим, на губернаторское место! Но вот так вышло!
Никич сурово развел руками.
Взмокший усталый мужчина сорока с лишним лет в измятой серой рубашке выдавал эти фразы почти что оправдывающимся тоном. Я хмуро смотрела на него. Потом сказала:
- Мир изменился.
- О чем ты?
- Мир изменился, Алексей Дмитриевич. Да, несерьезно заниматься мелкими рекламными кампаниями. Но и за другие крупные нам браться тоже нельзя, а то никто не поверит. Боюсь, мы обречены всю жизнь писать одну картину. Проживать ее эпизоды и писать, писать и проживать. Только этому поверят, потому что это не картон. Только так, а не иначе! Иначе нас опять затянет игра. А это устарело.
- Глупости, Настя, глупости.
Он поднял потускневшие глаза и меня и тихо произнес:
- Я бессилен перед смертью. К сожалению. И перед тем, что заканчивается. Если ты чувствуешь в себе силы – делай по-своему.
- Но Кирилл же еще не…
- У нас был самый лучший кандидат. Таких больше не будет. Это все, что я знаю. Нет, Настенька, это не пафос. Просто старые дурынды сейчас радуются, что их конкурент сдулся. А раскручивали его мы. И теперь и мы вроде как никому не нужны. – Я почуяла, что Никич подкрадывается ко мне со спины, готовясь выдать что-то такое… - Но я нашел тут одного человека…
- Все мне с вами ясно!
Вся его скорбь была выдумкой, прелюдией, разыгранной для того, чтобы убедить меня в правильности его очередного решения, прямо противоречащего предыдущим. Тем он и жил, вечно неуловимый и непредсказуемый для конкурентов. Высший пилотаж! А я тут повторяю вслед за ним устаревшие возвышенные речи!
Уходила я в препаршивом настроении.
Но вот – волна захлестнула меня и понесла по широкому проспекту, по переулкам, по дворам, по пустырям, мимо супермаркетов и бутиков, мимо автосалонов и ярких рекламных вывесок и щитов, мимо закрывшихся на ночь административных зданий и кафе, мимо спешащих домой и по делам людей, мимо всего расцвеченного неоном города и мимо покрытой выметенным метелью льдом реки, смутно отражающим куполообразное здание Торгового центра…
Не знаю, за какие такие заслуги перед Вселенной, но мы отделались легким испугом. В ночь после выборов, когда уже подсчитывались голоса, я была дома у Баюнова. Вместе с ним.
Сонная южная волна плескалась у наших ног, неспособная причинить никаких разрушений. Мы были на финишной прямой. Смотрели телевизор. На столике стояла непочатая бутылка французского шампанского.
В ночном эфире шла программа местного центрального телеканала «ВЫБОРНЫЕ ГОНКИ». Проект, уже несколько лет повторяющийся каждую выборную ночь. В ресторане собрали политиков-аналитиков, телеведущих и бизнес-элиту, областных деятелей культуры и прочий бомонд. И, конечно, некоторые кандидаты собственной персоной. Все дружно делали ставки на предполагаемых победителей. Лидировал Баюнов.
- Битых у нас любят!..
Ба, Славик выступает! Сейчас будет подлизываться к Кириллу на всю область. Был бы телек моим, от души плюнула бы в экран.
- Но, я думаю, причина такого успеха Кирилла Анатольевича далеко не только в этом. Я давно его знаю и могу прямо сказать, что это кристальный человек. Его много раз пытались очернить, пытались выставить непонятно кем. Но он всегда боролся за правду и за своих избирателей, невзирая ни на что. Просто никогда не лез в скандалы, на которые его првоцировали…
Интересно, если бы Кирилл, не приведи Господи, тогда умер, эта мразь на поминках говорила бы то же самое?!..
- Эта кампания оказалась для него на редкость тяжелой. Нечеловеческие испытания! – Славик пафосно вскинул лысеющую голову. – Ему было бы достаточно встреч с жителями района. Они очень уважают Кирилла Анатольевича. Я сам лично видел, - гонишь, Славка, гонишь, никто тебя не подпускал, ты диск с видеозаписью парочки положенных по русской народной традиции встреч из приемной сдул, - как он общался с людьми. Такая чуткость, такое знание проблем! – Еще бы: наши с Никичем сотрудники весь округ пропахали. – Но ему пришлось страдать за рабочих! Пришлось спасать любимую девушку! – Аффигеть! Славка жжот! – Я сто лет вращаюсь в местной политике, но такого не припомню…
Скоро будут известны предварительные итоги. А вот они, на экране. ДЕВЯНОСТО ДВА процента! Запредельная цифра!.. Даже рядом никого не будет!..
Мы пили шампанское. Поздравляли друг друга. Потом мне пришла эсэмэска от Никича. Он приехал, чтобы забрать меня.
- Кирилл, мне пора, - сказала я. – Не надо, не вставай, - запретила я, когда он хотел встать проводить меня. – Я захлопну дверь.
- Может, все же продолжим сотрудничать?
- Кирилл, думаю, тебе это уже не нужно. Зачем платить чужим людям деньги за то, что ты можешь сам: быть собой, и все.
- И все же мне кажется, что это вы с Алексеем Дмитриевичем…
- Мы лишь делали то, чего требовала жизнь, в том числе, твоя. Ладно, Кирилл, прощай.
- Прощай.
Уходя, я знала о Кирилле, его личной жизни и богатствах не намного больше, чем при первой встрече.
Никич ждал меня в машине.
- Знаешь итоги? – спросила я.
- Да, конечно. Мы молодцы!
Он похлопал меня по спине.
- Готова подписывать новый контракт?
- Вполне.
- Вот и хорошо, Настя. – Никич включил зажигание, и машина плавно тронулась с места. – Нам пока лучше затаиться.
- Но почему?
- Слишком хорошо вышло, - ответил он, а потом еще раз пробормотал эту же фразу себе под нос. – Я тоже думал продолжить дела с Баюновым, - вновь обратился он ко мне. – Но, боюсь, ничего уже не выйдет. До цели мы добрались успешно, но, видимо, на обетованную землю и нам ступить не судьба. Главное, что у нас есть рецепт, но применять, как обнаружилось, его пока рановато…
- Ладно, что-нибудь придумаем, - отозвалась я.
На душе у меня было легко и спокойно, хотя я и не знала, лукавит со мной Никич или все же говорит искренне. Впрочем, у него одно другого не исключает.
Мы выехали в город. Стояли предрассветные сумерки, которые скоро развеет рассвет. Проехал первый трамвай. Небо вдали над башнями высоток было ясным. Начинался новый день.