-Чёрт возьми, какая всё-таки Лизка молодец, что вытянула меня сюда!
Виктор перевернулся на спину, натянул бейсболку на глаза и прислушался к собственному мироощущению.
Нет, не показалось – они третий день с дочерью здесь и всё так же тоскливо сжимает сердце.
- Странная, мягко говоря, очень странная местность.
Большая Вода в котловане.
Жаркое южное солнце, сопки, сжимающие мускулистым кольцом Большую Воду: море, иль озеро, кто знает?
Под напором крепкого ветра, старый, ржавый бус тихонько скрипел, этот скрип, сродни стону больного, хронического и безнадежного….
Поросший рыжей травой, звенящей как стальная стружка, склон сбегал в ущелье. Отвесные стены, метров двести, и слепящий известняк на дне, белый и фосфорирующий как истлевшие кости.
Виктор расположился в тени большого каменного дома, крепышом, вросшим в землю.
Лизавета на шезлонге, под палящим солнцем у кромки воды. Виктор мысленно приказал всем фобиям спать, а сам тихонько насвистывал песенку, нежась под жарким ветром баюча пустые страхи…
Капли прохладной воды и звонкий смех ребёнка: Лиза, сложив ладошки лодочкой принесла пригоршню воды и выплеснула на отца.
- Хватит спать, отец!
- Пошли кушать мороженное, хулиганить дисциплину, пошли активно отдыхать.
У Виктора всегда захватывало дух, когда Лиза произносила слово «отец». Она говорила это шутливо и строго, вкладывая всё своё отношение, нежность и любовь. А быть может, стесняясь назвать его - папа, но всегда – отец….
- Хорошо, Лизхен, пошли дурковать!
Виктор нырнул в бус, откинул скрипящее сиденье взял денег.
Закрыл немецкую развалюху на ключ и, смеясь, взявшись за руки с Лизой, побежал к Большой Воде.
Ледяная вода и шашлык, изжаренный на саксауле, пляжный волейбол и водный мотоцикл.
Прошло часа три.
Виктор, нырнув очередной раз в нереально чистую воду, ощутил, что температура воды явственно изменилась. Стало жутко холодно, руки и ноги мгновенно замёрзли. Выскочив на берег, он увидел старого аксакала, который что-то быстро и сердито говорил отдыхающим.
Молодой, чернявый парень медленно переводил:
- Вода перевернулась, дно поднимается, будет худо, очень худо, уходите от сюда. Уходите все.
Виктор пожал плечами, выщелкнул сигарету, прикрыл глаза и с наслаждением затянулся...
Внезапно раздался грохот. Гул схожий со звуком взлетающего тяжёлого транспортного самолёта. Земля мелко задрожала под босыми ногами и через краткое время заходила ходуном.
Вечный, как казалось дом, рассыпался за мгновение и превратился в груду битого хлама.
Бус, встал «на-попа», секунда, другая – перевернулся на крышу, и плавно скользя, улетел в пропасть.
Виктор замер не чувствуя жжение сигареты, - смешанные чувства охватили его. Давнишние страхи, и потеря автомобиля. Острая, безумная радость, что остался жив, и панический ужас от представления того, что Лиза могла не позвать его на побережье. Голова кружилась, и мысли с бешеной скоростью сменяли друг друга:
- Слав те господи, что борсетку с деньгами и документами захватил с собой. Боже о чём ты думаешь: в гробу карманов нет, - какая борсетка?! Да и судя по тому, как лихо улетел, твой «фольксфаген», о гробе тоже можно было бы забыть…
Вторая волна, гула и жестокого землетрясения, была несравненно сильней и разрушительней.
Трещины, как гигантская паутина, рассекали землю, сбегали вниз, к Большой Воде.
И скрылись - в миг в почерневшем море-озере, лишь бурные водовороты с нереальной силой вращающейся воды грязи и пены обозначили путь, сей паутины.
Рухнуло кафе, в которое несколько минут назад ускакала Лиза за мороженым. Дочь погибла…
О, Б-г мой, как он плакал. Нет ничего на свете тяжелей слёз сильного мужчины. Молчаливых слёз, без истерики и крика… Слёз бессилия, что-либо изменить и исправить…
Виктор вздрогнул всем телом и проснулся, лицо было мокрое от слёз. Из груди вырвалось рычание и стон, стон облегчения. Лизхен мирно посапывала, свернувшись калачиком и скинув одеяло на пол.
Виктор поправил подушку, поднял одеяло, протёр глаза кулаками. Сейчас он наскоро умоется, оденется и рванёт в старую церковь. Купит свечей и молча поставит их справа и слева, за живых и за мёртвых…