Был первый, по-настоящему теплый, апрельский день. Солнечный и звонкий. Каждая травинка, каждая букашка или птаха по-своему радовались весне, пробуждению жизни. И все тянулись к свету, к теплу, все были заняты хлопотами, связанными с поиском пропитания и продолжением рода.
Мы с женой тоже не разгибались на грядках садового участка. Надо было наверстывать потерянные из-за затяжных мартовских холодов дни. Ощущали, конечно, благодатное солнечное тепло, да и радостный птичий гомон вокруг нас слышали.
И вдруг среди привычного птичьего гама и монотонного жужжанья первых пчел и шмелей я услышал какой-то незнакомый вибрирующий звук. Я оторвался от грядки и, распрямив натруженную спину, посмотрел в направлении этого странного звука. То, что я увидел в небе, заставило меня на несколько секунд замереть в изумлении.
Низко над землей, сильно и слаженно взмахивая крыльями, летели восемь лебедей. Отчетливо на ярком небесном фоне вырисовывались их белоснежные силуэты с плавными изгибами длинных шей. Птицы пролетели над нами и стали удаляться в сторону Новочеркасска.
В прозрачном весеннем воздухе не только долго еще была видна быстро летящая стая, но и отчетливо просматривался раскинувшийся по склонам холмов город.
– Ой, – воскликнула жена, – смотри, отстает.
Лебедь, замыкающий восьмерку, с каждой секундой отставал от вытянувшейся в линию стаи. Мы со щемящим чувством смотрели, как увеличивается расстояние между ними. Бедняга. Ви¬димо, он ослаб или болен
Птицы уже превратились в едва различимые закорючки, когда стая вдруг сменила курс на 90 градусов и направилась в сторону дымящих в аксайской пойме труб электростанции. Безнадежно отставший лебедь-одиночка как бы обрел второе дыхание и по диагонали начал быстро сокращать разрыв. Вскоре он не только догнал стаю, но и, обойдя нескольких своих товарищей, втиснулся в середину восьмерки.
Мы облегченно вздохнули и принялись за работу, долго еще обсуждая увиденное. Все вокруг нас, как будто в отрегулированном фокусе бинокля, получило свои четкие очертания и краски. Мы с удовольствием поглядывали по сторонам, любуясь пейзажем, вслушиваясь в птичье пение. Это день поделился с нами своей радостью, и мы жалели лишь об одном. О том, что не смогли взять с собой дочерей, и они не видели этого чуда.
1995 г.