- Чертовы задачи по гармонии, - пыхтел Сережа над толстой тетрадью. Нате вам нотный стан, скрипичный ключ, мелодию в линию и все. Пусто. К мелодии требуется дописать голоса. Вниз, под каждую ноту еще ноты. Три, или четыре, избегая параллельных квинт и удвоенных терций. Мелодия должна обрести стройное, законченное многоголосье, тогда и будет она. Гармония. И откуда брать эти голоса?
- И откуда брать эти голоса? – эхом отозвался Сережа собственным мыслям.
- Из головы, батенька, из головы, - фальшиво-ласково протянул препод, - сухой старичок в добротном шерстяном костюме. – А сначала из учебника, - и тупо, как дятел застучал по книжке. Строго уставился поверх очков. Весь такой чистенький, отутюженный с водянистыми глазками. Рот сжат в упрямую гузку. Фанатик. Пробился к знаниям. Хорошо ему теперь, можно и постучать. Имеет право. А дома жена-старушка в оборочках, диван-телевизор. Пельмени. Кефир на ночь. Тоска - подумал Сережа. Скребанул макушку, взглянул в окно. А жрать-то как хочется…
Сережа рос быстро. Тянулся, ширился в плечах и постоянно хотел есть. Когда становилось невмоготу, прямо с занятий убегал в пончиковую. В кармане позвякивало серебро: десюнчики, двадцарики, пятнашки – все, что удавалось насобирать. Медяки бряцали в другом кармане – это на обратную дорогу. Эн-зэ.
Однажды, еще в пятом классе, Сережа притопал из школы пешком – прошел половину Садового Кольца. От Таганки до Смоленской. Как в походе. Пришел и сразу лег.
– Что? – встревожилась мама.
- Не осталось денег на троллейбус.
Мама промолчала и тихонько прикрыла дверь. В троллейбусах, автобусах и трамваях тогда стояли железные кассы на ножках. До половины глухой ящик, а сверху – изогнутый, как волна прозрачный колпак из пластика со щелью. Кассы самообслуживания. Хочешь бросай денежку, не хочешь – не бросай. И все видели - кто сколько бросил. И кто не бросил. Такое было время.
Пончиковая мучила запахами, накрывала сладкой духотой от кипящего масла. Мраморные столики на высокой ноге, кафельный пол, гул вентиляции и плавающие вразнобой серые мухи.
- Сколько? – спрашивала толстая тетка в засаленном белом халате и длинном колпаке на голове.
- Десять, - Сережа разлеплял пересохшие губы, сглатывал слюну. – И кофе. Два.
Тетка, щипцами грузила в пакет бурые кругляшки, высоко задирая локоть, наливала в граненый стакан из алюминиевого чайника; минуя кассу, бросала мелочь в жестяную коробочку: дзыньк. Следующий.
Согнувшись за столом, Серёжа кусал пухлое ноздреватое тесто. Брал пальцами один, иногда сразу два пончика и кусал. Жевал, хрустел корочкой, с наслаждением глотал мутную жижу из стакана, подтирал на лоснящемся подбородке сахарную пудру. Мутнел глазами, напитывался блаженством. И наступала она. «Гармония». С ума сойти.
- Не сдам я эту гармонию. Точно. – Сережа торопливо застегнул молнию. Прислушивался к слабым голосам наверху. Виолка, оправив брюки, невозмутимо изучала в зеркальце пятнышко на щеке. Потом сказала:
- Застукают нас когда-нибудь в этом подвале. - Смешно надула щеки, и убрав зеркальце, захлопала ресницами. Как Мальвина. Пыхнула воздух, покивала головой, – застукают, да?
- Непременно, - помрачнел Сережа. - Накроют как рябчиков.
- И что тогда будешь делать?
- А ты?
- А я скажу, что это ты меня сюда затащил. Вот так. - И подпрыгнула на одной ноге, как дети в классики. – Так, так!
- Я?!! Ах ты дрянь! – и подхватив на руки, вывесил ее над полом. – Гляди, сейчас отпущу, дрянь такая!
- Ну хватит, хватит. Пошутили. Шуток не понимаешь, что ли? – сделала движение укусить. - Чего там с гармонией? Я же тебе дала тогда шпору.
Отпустил, присели на ящик.
- Говно твоя шпора, - Сережа скривился, - говно. Две параллельные квинты, одна терция и невнятный конец.
- Невнятный? – Виолка поползла рукой, доползла, слега сжала. Это кто сказал?
- Тетка из комиссии.
- Да я ей… ууух. Глаза выцарапаю.
- Опять ты? Начинаешь.
- Не опять, а снова. После аборта, знаешь как… хочется и он такой.
- Какой?
- Ну… круглый.
- Да хоть квадратный. – Сережа, будто не замечая, гнул свое. – Чуть двойку не влепили. Еле-еле натянули трояк с минусом. Шепнули, что по блату. - Втихаря подумал - был бы квадратный, вообще бы тут ночевали.
- По блааату, - Виолка подняла брови, уставилась на шкаф с нотами. Обернулась – По какому еще блату?
- Не знаю, - задумался Сережа, - и вдруг понял, что знает.
Вечером, неожиданно позвонила Анна. Мама взяла трубку.
- Але.
- Пожалуйста, попросите Сережу. - Голос мягкий, но настойчивый.
- Сейчас, - пролепетала мама, - и растерянно оглянулась. Шнур короткий, никуда не уйдешь. Мама тоже не уходила. Анна помолчала, потом спокойно произнесла:
- Нужно встретиться. Приезжай. - И нажала на рычаг.
- Кто это? – спросила мама.
- Анна Игоревна. По дирижированию, - наполовину соврал Сережа. Мама посмотрела, ничего не сказала и вышла.
Стояла жара. Солнце плавило крыши. Сережа с Анной забрели в какой-то двор. Брели, брели и сами не заметили как забрели. Анна почти всю дорогу молчала. Во дворе они остановились, Анна притянула Сережу к себе. Посмотрела снизу, странно как-то, погладила Сережины волосы.
- Что?
- Я беременна.
Сережа сглотнул. Почувствовал резь в животе. Беспомощно оглянулся – никого. Пустой двор. Да и при чем тут двор? Ни при чем. Никого в нем нет и никто не поможет. «Не поможет» - надо же, слово какое. Ха-ха-ха. Что за чушь? Рванул пачку из кармана, потащил сигарету. Сломал, потащил еще.
- Ну?
- Не повезло, - Анна с грустью смотрела, смотрела и не отводила глаз, будто припечатала. – Всего-то один раз и надо же.
- Один, лучше бы…
- Ты не волнуйся, - мягко перебила Анна. Я уже все продумала. Я поговорила с папой.
- С кем?!!!
- С папой. – Анна округлила глаза.
Сережа схватился за голову. Сжал виски, потер лицо, бросил руки.
- Он что ЗНАЕТ?!?!
- Ну да, - Анна испуганно подхватила Сережу за руку, сжала, заговорила быстро: - Ты не бойся, все нормально, он согласен на нашу свадьбу! Согласен, представляешь? Он поможет тебе закончить, потом отправит нас в Германию, там мы заработаем на квартиру, а когда заработаем, он приедет и мы… поженимся.
Сережа повернулся и увидел палатку. Окошко распахнуто, на козырьке вывеска: «Пончики».
- Вон пончики! - Сережу трясло. – Хочешь пончиков?
- Хочу. – Анна ослабила руку, улыбнулась. – Хочу.
- Дайте пончиков, - Сережа подскочил к палатке, заглянул в окно, лихорадочно полез в карман. Внутри сидели три пучеглазые бабы в колпаках и таращились как раки.
- Сколько?
- Много!
Получив пакет, сунул Анне.
- На!
Анна взяла верхний, подула, осторожно надкусила. Улыбнулась.
– Вкусно.
- Вкусно, вкусно. Я всегда их ем, потому, что вкусно.
Сережа хватал куски, захлебывался пудрой, обжигался, тряс головой. Мысли роились. Вот так, значит. В Германию. Хенде хох, или как там. А здесь помогут. Нашепчут кому надо, а те выставят четверки, а может и пятерки, чего уж мелочиться, - по блату ведь! Очередной кусок застрял в горле.
- Кофе где? - И посмотрел на Анну.
- Не знаю, - Анна откусывала маленькие кусочки, пожимала плечами и улыбалась, - не знаю.
Ну да. Все будут шептаться по углам и делать лица: вон, гляди, зятек пошел. Ему не то что нам – малина. Да и ладно. Ну, подсуетился паренек, подумаешь? Шустрый, видать. Тьфу.
- Кофе где?
А через девять месяцев появится маленький Закс. Маааленький такой – уа-уа, и потянет ручонки: Папа! (о Господи!) И вот - Сереженька – папа. Как? Черт, ну где же кофе?
Однажды, пришлось начевать у взрослого друга. Жена друга недавно родила и кормила ребенка грудью. Перед тем как лечь, Сережа пошел в туалет. Шел мимо распахнутой двери в кухню и увидел: женщина в махровом халате сидела на табуретке. Простоволосая, без косметики, с распухшими губами, на одной ноге тапок, другой лежал рядом подошвой вверх. Она вывернула из халата белый с синевой кусок плоти, с темным, круглым пятном посредине, приткнула к нему маленький сопящий комочек в пеленках и покачиваясь из стороны в сторону, приговаривала: - ну давай, давай. Комочек сопел и чмокал, двигал крошечными губами, подергивал головкой. Ел маму. Поздравте меня все, скоро и у меня будут чмокать.
Господи, ну почему все так...
Куски ползли по пищеводу и застревали где-то в районе спины. Сережа закатил глаза. - Все. Больше не могу. – Повернулся к окошку и дико заорал:
- Ко-фе Гдеее?!!!
В окошке проявилось движение, возникла голова в белом колпаке, свесила похожее на дыню лицо и открыло омерзительный, обрамленный рыжими волосиками рот.
В полной тишине, как из черной космической дыры, из глубокого вакуума, выстрелили, расширились веером и хлестнули Сережу по лицу два страшных слова:
- В п***зззде!