Официально обеденный перерыв в сбербанке отменен указом градоначальника с этого года,
но они установили себе плавающий график обеда по часу на каждое окошко, и очередь, как таковая, перестала существовать. Всегда работало 3-4 окна, а 5-ый в это время где-то ел.
Но в субботу короткий день, и когда я пришла, чтобы снять немного деньжат на жизнь, передо мной сидело человек шесть.
Все сидения скраю были заняты, и я прошла вперед и села на кресло, которое было прямо напротив входа, и видела всех, кто сидит в очереди и входит.
Импозантный мужчина слева как-то нервно заерзал, и я краем глаза наблюдала, как он то и дело косится в мою сторону. Ну а что скрывать - выглядела я, ну как бы это выразиться, бывают такие дни, когда я, самый строгий судья для себя с заниженой самооценкой, вдруг понимаю, что нравлюсь себе без всяких "но". В этот раз было как раз такое же ощущение.
Я взяла в руки брошюру с рекламой очередного супервыгодного вклада и стала её "внимательно" изучать. Внимательно в кавычках потому, что такой мелкий шрифт я была не в состоянии прочитать, вот уже полгода, как мне прописали для чтения +1, и в сумке валялись какие-то безумно крутые очки в красной оправе как раз для таких случаев. Но сейчас они мне были не нужны - я ведь только притворялась, что читаю. На самом деле я упивалась тем, как нервно потеет мужчина слева.
Отворилась дверь.
Вошла старушка, её обе руки по локоть упирались в пластиковые костыли. Она тяжело дышала и чувствовалось, что каждый шаг давался ей с большим трудом.
Войдя за порог, она остановилась и сказала, что больше не может идти и умрет прямо здесь, если её не посадят в кресло.
Я уже вскочила, чтобы помочь, но тут из-за её спины показалось лицо молодой девушки, и я поняла, что она с бабушкой.
Старушка села.
Первая мысль, которая мелькнула в голове, это то, что бабуля воевала. Причем, воевала по-взрослому, с ружьем. Или была , как минимум, начальником военного госпиталя. Благородное старое лицо, с остатками былой необыкновенной красоты, притягивало. Седые густые кудри копной колосились, губы несли на себе легкий штрих розовой перламутровой помады, глаза темно-карие, глубокие. Резко запахло "Красной Москвой".
Я рисовала в мозгу красивые картины из жизни этого благородного семейства, как вдруг старушка открыла рот и начала говорить.
"Поди, узнай, кто последний"
Девушка оказалась внучкой.
Джинсы, майка, на спине рюкзачок, лет двадцати, химия на всю голову, волос светло-русый, густой, богатый, легкий макияж, в глазах испуг и кротость.
Спросила, за кем они, ей не ответили.
"Громче спрашивай, не видишь, здесь сидят одни глухие тетерева".
Голос старухи звучал, как из репродуктора. В памяти сразу всплыло из Ю.Левитана "22 июня ровно в 4 часа немецкие войска вероломно перешли границу Советского Союза...".
"Поди, узнай, примут ли нас до 18 часов".
"Примут, бабуль, иначе бы они попросили не занимать."
"А ты не умничай - поди и спроси, я тебе сказала."
Девушка подошла к окошку, спросила, можно ли занимать, вернулась к бабушке.
"Ты не видишь, сколько здесь народу? Мне же дышать нечем от из-за их углекислого газа - поди, купи воды, если не хочешь моей смерти".
В эту минуту мне захотелось на миг стать её внучкой и сказать "ХОЧУ".
Старуха как-будто упивалась своей беспомощностью, она обвиняла всех и вся в своей болезни, в том, что её суставы заросли солями и скрючились от артрита, а кто-то в это время смеет быть молодым, красивым и здоровым!!!
Она мстила за это самым близким и родным людям.
Тем, кто совсем не хотел её ухода в другой мир и всем свои существом пытался дать ей это понять...
Но она не видела этих попыток.
Весь мир для неё сузился до размеров её комнаты, инвалидной коляски и редких походов в собес и за пенсией.
Она их будет мучать ровно столько, сколько они будут её любить...
До последнего вздоха.