слишком

Крис Арп
она неслышно ступала по асфальту, стараясь не напугать дремлющих в его недрах птиц, визжащих от боли каждый раз, когда очередной рисковый парень за баранкой резко лупит подошвой тормоз, обдавая дорогу кипятком плавленного воздуха.
она собирала улиток с чернильно-серой поверхности мокрого шоссе, сажая их на дрожащие кусты.
она прибегала раньше на час в скуку серых учебных коридоров и рисовала пастелью солнце в малюсеньком альбомчике.
она верила во всю мировую ерунду вместе взятую и даже в ту, что придумывала сама.
ее поначалу радовали толпы, потому как стук сердца приятно резонировал с их шумом.
ее носили на руках, а она принимала это как должное.
она была совершенно свободна. и совершенно не нужна кому-то сильней других.

Он пришел в сентябре, когда ей стало совсем не за что держаться.
она ходила по карнизам, не держась и сидела на подоконниках многоэтажек.
Он был тем, кто смог действительно помочь ей.
Он стал первым, в ком она осмелилась нуждаться.
время отчаянно рубило головы все новым и новым дням, а она танцевала на их могилах, потому что каждые новые похороны неотвратимо приближали счастье.
дурманящий буквенно-словесный вихрь закружил ее с такой силой, что она уже вряд ли могла бы остановиться.
она была счастлива.

все могло бы кончиться в мае.
в жарком, уже по-летнему сумасшедшем. ровно в его апогее, в день выразительно-бледной Луны.
когда Он вдруг выдохнул: "не люблю", к чему-то прибавив "увы".
она прекратилась. земля под ногами потеряла плотность и сплавилась с воздухом.
она плотно подсела на успокоительное, крепкий алкоголь и аптечные ништяки.
она использовала все, чтобы забыть, кто она такая.
она стремительно худела, исчезала, испарялась.
она любила Его через край. сверх-бесконечно.
она была бледнее рваных бессоницей простыней, пропитанных ее собственными слезами.
говорят, ей чертовски шло умирать. дыхание из последних сил особенно прекрасно.
она пила как проспиртованный деревенский тракторист в середине января.
она писала Ему письма, которым не было суждено достичь адресата, запаковывала их в бутылки из-под коньяка пускала их в волны разгоряченного воздуха с крыш десятиэтажек.
она мечтала о смерти...

ее не отпустили.
она решила поджарить им ощущение надежности - пошла работать в магазин, как бы сложно не было это в таком состоянии.
она зарылась в книжную пяль и собственные мысли, бродившие в голове за долгие 12 часов рабочего дня.
она стала спокойней, влюбилась в Бродского, впала в кому.
больше ничего лишнего, лишь тихая тупая боль, бьющая невыносимыми разрядами в минуты, когда Он напоминал о себе, короткими фразами на экране ее телефона.
она безукоризненно улыбалась людям. безукоризненно лгала себе.

прошел год. наступила осень.
она не узнала себя. уже настолько бледная и тонкая, что сквозь нее можно было наблюдать рассвет.
время совсем кончилось, продалось этому поначалу ненавистному магазину, спасшему ее сердце от разрыва. она работала по 25 дней в месяц, говорили - лучше и усерднее многих. это не особо ее беспокоило, она привыкла быть первой во всем, за что бралась.
но она ощущала себя безумной. свихнувшейся. когда все вокруг думали, что она успокоилась, забыла, из глубины вырывались пьяные истерики. она тонула в слезах изнутри.

и тут в октябре, который она ненавидела более всех остальных месяцев, Он пришел.
пришел неожиданно, когда она уже поверила, что это невозможно.
пришел и показал ей, что ей чертовски было из-за чего убиваться.
подарил слабую, полубольную надежду. подарил почтичтожизнь!
она рвалась пополам. она уже давно стала взрослой, сильной и понимала, что Он хочет поиграть, понимала, что скука - сильнейший раздражитель, заставляющий порой втаптывать в грязь.
она прощала его заранее, заблаговременно и за все сразу.
мертвая тишина на пороге армагеддона покрывала ее сердце своим ледяным дыханием.
она никогда не боялась боли. она к ней чертовски привыкла.
в те же несколько дней врачи наперебой твердили ей об осторожности. о невозможной близости смерти.
она слышала слезы матери по ночам пробивавшие редуты хлипкой деревянной двери и штурмующие тишину коридоров.
она бездействовала. гораздо хладнокровнее чем герои "Стены" Сартра, но качественно также.

холодным ноябрьским утром после очередной встречи ее окружили буквы. ее начали душить слова, Его слова, как уже случалось не однажды. все миллиарды, триллионы Его букв ей сложились в три коротких "я тебя ненавижу".
ее вечно холодные руки тряслись, рассыпая монеты, клавесином отзывавшиеся со дна монетницы.
она виновато глядела на людей, глазами, так и нетерпевшими стать истоками двух рек.
она прочитала.
"я тебя ненавижу"
она оставив очередь, вышла в зал. сняла со стеллажа канцелярский нож и на глазах обезумевшей толпы покинула магазин. в полукоме добралась до туалета. захлопнула дверь. безвольно сползла на пол.
еще раз, будто все еще не веря, бросила взгляд на экран телефона.
он молчаливо соглашался с Ним.
она улыбнулась.
и дважды вскрыла себе вены.
на ее руке можно играть в шахматы.
теперь это единственное ее предназначение.

она - это всего лишь я, в последнем шаге осмелившаяся ступить дальше мыслей.