Стр. 128-130
Мы разлили австралийский ром «Катти Сарк» по стаканам и мой сосед по каюте предложил:
– Давайте выпьем за нас, за полудурков.
– Это почему ж за полудурков?
– А потому, – стал пояснять Борис Симхович, – дураков-то в экспедицию не берут. Или берут?
– Не берут, – подтвердил Валера с удовольствием.
– А умный сам не пойдёт. Вот я и говорю: «За нас, за полудурков».
– Не спорю, логика здесь есть. Но тогда с таким же основанием можно назвать нас и недоумками.
– Можно. Но это, согласитесь, гораздо обиднее.
– А я думаю, не от дурости и не от ума мы попали сюда, а по воле случая. Кто это сказал? – «Случай и некая закономерность, встречаясь в одной временной и пространственной точке, создают реальность этого мира».
– Не знаю, кто сказал, но диалог стал приобретать философский оттенок.
– Да здесь вся философия заключается в том, что если доказать, что я или ты, или кто-либо другой родились случайно, то и мир родился случайно.
– Ну, допустим, доказали.
– А тогда Случай и есть Бог. Он разлит по всему мирозданию. Он в каждой клеточке. И всё, что происходит, есть непрерываемая цепь случайностей. Спустимся на Землю. Если бы 7 ноября 1920 года в оккупированном большевиками Севастополе пьяный матрос не изнасиловал мою бабушку, я тоже никогда бы не появился на свет. Это факт. Случайность это или нет? Отвечаю – абсолютная случайность. Потому как белое офицерство запаниковало. И на его место пришёл краснорожий хам в бескозырке. А могло быть всё иначе. Если бы тогда генерал Врангель собрал все силы в кулак, могло бы начаться планомерное наступление на сошедшие с ума орды отечественного плебса. История России была бы совсем другой.
– Но тогда и тебя не было бы.
– Ну и хрен со мной! Не велика потеря. Одним алконафтом стало бы меньше. Были бы другие, не заражённые похмельным геном ополоумевшего пролетариата. Но это уже допускаемая случайность. А я и мы все – реальная случайность. И мы есть невольные созидатели и бездумные творцы других случайностей. И так без конца.
– Ну, ты даёшь! – впервые вставил своё слово Владимир Иванович, пришедший в нашу каюту «по зову сердца».
Зов сердца всегда тянул его в те места, где разливали.
– Да, да, – продолжал Валера, уверенным движением отмерив всем дозу спиртного, втянувшего в себя дух старинной корабельной обшивки чайного клипера «Катти Сарк». – Но мы все пассивные созидатели и творцы. Нас большинство – миллионы! Мы – пушечное мясо кровавых и бескровных войн. Активные созидатели, такие как Наполеон, Ленин, Македонский – это первые приближённые его Величества Случая. Они подслушивают время и внедряются в тонкие ткани мировой материи, а потом манипулируют невидимыми рычагами истории и пользуются ей, как уличной проституткой. Правда, она их тоже пользует. Здесь любовь взаимная.
– А мы – дети этой любви, – добавил я.
– Не дети – пасынки! Вот возьми, к примеру, меня. Что я делаю в истории в данный момент? Еду покорять ледяной материк? Открывать тайны климата Земли? Как бы не так! В данный момент и в любой момент моей жизни я отдуваюсь за того чубатого матроса, который в своё время бесцеремонно залез на мою бабушку. Он заложил в мою генетическую программу: пить, пить и пить. А не учиться, учиться и учиться, как завещал великий Ленин. И тут я ничего не могу поделать. Даже в отчестве моего отца он оставил по себе память. Когда моя бабка получала на него метрики, в ревкоме, где выдавались всякие справки и документы, спросили: «Кто отец ребёнка?» «Матрос» – ответила она. «Да ты не должность, ты имя его назови, чтоб отчество проставить», – пояснили «глупой» женщине в ревкоме. «Имени не знаю, – промямлила тогда бабка, – помню только, на бескозырке у него золотыми буквами написано было «ГАНГУТЪ». «Вот и хорошо, – успокоились ревкомовцы, – будет он у тебя по отчеству Гангутович»». Так и записали. И сколько таких «гангутовичей» бродит сейчас по свету, никто не знает.
Валера поднял свою дозу и провозгласил:
– За Македонского, Ленина и того грязного балтийского матроса с броненосца «Гангут», чтоб им всем, иродам, ни дна, ни покрышки!
– А если на миг допустить, что не случайность всё это? – опрокинув настой чайного клипера в своё неопалимое нутро и даже не сглотнув, серьёзно произнёс Владимир Иванович.
– Исходя из Теории вероятности, а её можно смело назвать и Теорией случайности, такая вероятность возможна, но она бесконечно мала. Однако при определённых условиях может вырасти в очень большую величину. Тогда я складываю руки и, подняв голову ввысь, говорю: «Отче наш…»
– Вот с этого и надо было начинать, – пафосно заметил Владимир Иванович.
– А зачем же тогда пить за Македонского? – спросил электрик 1-ого класса С. Михалдыка, делая нарочито удивлённое лицо. Он уже давно стоял в проходе открытой двери и внимательно следил за ходом дискуссии.
– А затем, – протягивая стакан вопрошавшему, уверенно продолжил Валера, – что хочешь ты или нет, все мы пляшем под его дудку, в которую, конечно, дуют уже другие. Македонский, Ленин, Брежнев, и кто там ещё будет за ними, тоже дуют в неё не по своей прихоти. Просто они по воле случая и обстоятельств оказались на месте наёмных менестрелей. Случай сам расставляет всё по своим местам. А мы, как деревянные куклы на пражских часах, чётко выполняем смоделированные случайным конструктором па.
– А ты не пляши, – отдавая стакан, посоветовал электрик 1-ого класса С. Михалдыка.
– А ты попробуй не плясать-то, когда человек человеку волк, товарищ и Брут, а кругом свобода, равенство и братство.
– А раньше, говорят, была вера, надежда и любовь, – вставил Владимир Иванович.
– Я пляшу под уже заданную музыку. Во мне уже сидит мятежный дух революционного танго. Честное слово, лучше жить каким-нибудь островитянином на Богом забытом острове Тихого океана. Там человек хотя бы не разрушает собственное естество и окружающую его природу.
– Да, действительно, – добавил Владимир Иванович, – если такому островитянину рассказать обо всех наших исторических передрягах, у него бы от страха, наверное, кожа побелела, и серьги из носа повыпадали. А нам хоть бы что.
– Мне кажется, – вставил своё слово электрик первого класса Сергей Михалдыка, – дело не в передрягах, а в стимулах.
– Какие там ещё стимулы?
– Ну как, какие? – «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью». Разве это не стимул? Ради этого можно и потерпеть.
– Вот мы и дотерпелись, – горячо отозвался Валера, – и живём, как в сказке, по принципу: чем дальше, тем страшнее.
– Пусть даже и так, – согласился Владимир Иванович, – но конец-то должен быть хорошим.
– Правильно! И сказочка этим самым «хорошим» концом и ударит по нашим дурным головам. И тогда наступит самая настоящая – БЫЛЬ-ль-ль!
– Зря, видно, первый помощник просвещает вас, – заметил я с нарочитым сарказмом, – никакого понимания политики партии и правительства.
– Бездельник просветить не может, – коротко парировал Валера, – вы думаете, его лекции о загнивающем капитализме действуют на сознание масс? Ничуть! Массы видят красивую глянцевую обёртку этого капитализма и сразу же забывают о его ужасах, о неуверенности в завтрашнем дне и о том, что человек человеку волк, а не друг, товарищ и брат, как, например, у нас.
– Но, согласитесь, обёртка, действительно, красивая. Возьмите ту же Австралию. В магазинах всё есть, везде достаток, чистота и порядок, вежливость, улыбки, благорасположенность. Или это всё фикция? Волки в овечьих шкурах?
– Не так всё просто, – веско вклинился в разговор Борис Симхович. – Во-первых, внешнее не всегда определяет внутреннюю суть. Во-вторых, Австралия более или менее благополучный регион. Об этом можно судить по нашим газетам. Заметили, наверное, что язвы капитализма на Австралию и Скандинавию не распространяются? Это уже говорит о некоем относительном благополучии этих мест. А вот остальная цивилизованная Европа, и особенно Америка, не так хороши, как выглядят снаружи. И здесь даже дело не во внешней упаковке, на которую нечаянно наступишь, и оттуда полезут помои. У нас и своего дерьма хватает. Правда, неупакованного. Дело всё в том, что их сложившиеся веками ценности не под наш размер. Поверьте, это я говорю, как русский человек нерусских кровей, но глубоко впитавший в себя русскую культуру. Если мы по-настоящему начнём пробовать и пережёвывать их западные ценности – подавимся. Они не пойдут нам впрок.
– Это почему же?
– Чтобы было нагляднее, возьмите, к примеру, островитянина с острова Топу-тапу, куда мы заходили в 60-х годах на «Витязе». Он, этот блаженный островитянин, с удовольствием ест песчаных червей и личинок разных насекомых, чтобы восполнить дефицит протеина в организме. Что такое мясо, он вообще не знает. А попробуйте Вы так питаться!
– Страшное дело!
– Вот, то-то и оно! Не пойдёт в вас этот корм. Так и с западной демократией, которая является для нас тем самым противнейшим червём, которого с удовольствием принимает в себя европеец. Ему от этого хоть бы что. А мы от него загнёмся.
– Ваш взгляд на проблему, – внезапно вклинился в разговор наш новый сосед Валера, вытаскивая из закромов очередную бутылку «Катти Сарк», – напоминает моновизуальный кинематический экспрессионизм. – Нельзя же так односторонне обнажать острые углы исторического наследия разных по своей сути народов. Я посторонний человек и то внутренне содрогаюсь от совершенно неправомерных силлогизмов. Через полчаса обед, а у нас ни в одном глазу.
– Нет, нет, увольте, – отозвался Борис Симхович, – моя норма уже в моём желудке. – Но в ответ на Ваши разглагольствования отвечу лишь, что очень скоро полюбившийся Вам ненашенский ром Вы спокойно будете закусывать этим самым неправомерным червём западных ценностей. Адепты западного духа будут пропихивать его в Ваше нутро, незаметно подсыпая его в корм сначала в виде порошков и приправ, чтобы постепенно привыкали. А потом Вы будете за милую душу «рубать» его, да ещё причмокивать.
– Мне это не грозит. Я, когда пью, не закусываю. А когда ем, не запиваю. Можете мне верить. Здесь я не вру. Хоть я и Врасов.
– Верим, верим. Может быть, это Вас и спасёт!