Мало кому известно, что в исключительных случаях Создатель наделяет Ангела Смерти правом изменять начертанное Судьбой...
Ангел, такой же древний, как этот Мир, у одних вызывающий ужас, а у других — надежду на избавление от мук, тихо скользил над Миром, в котором всё было относи-тельно спокойно, что бывает очень не часто. Ещё не врезались в небоскрёбы Америки самолёты Бен Ладена, ещё живые моряки последнего отсека атомохода «Курск» на дне Баренцева моря ждали, когда их поднимут на поверхность. Надежда, как известно, уми-рает последней... Над всей землей Северного полушария планеты Земля сияло солнце, а значит, никто не замерзал в своих неотапливаемых квартирах. В общем, срочной работы почти не было.
В этот летний день Ангел пролетал над старым сибирским городом Краснояр-ском, в районе Славянского базара, что разместился справа от Копыловского моста. Глянул в замусоренный подъезд дома номер 10«а», из которого получил сигнал, и увидел разъярённое лицо Грузчика, а в его руке — самопальное устройство, способное убивать.
Грузчик задумал расправиться с дворовой собакой по имени Фани, которую недав-но, как помнил Чёрный Ангел, забил почти что до смерти. Прежде бессчётное число раз эта собака, любимица здешней детворы, и опустившийся Грузчик сталкивались нос к но-су. Точнее, зубы собаки — с худыми лодыжками человека. А палки и колья в руках чело-века — со спиной и боками собаки. Пёс, подкрадываясь сзади, хватал своего врага зубами, и не успевали зажить рубцы от прежних укусов, как появлялись новые. Они гноились. К врачам пострадавший не обращался — не имел страхового полиса, да и негде было от-мыть ноги и выстирать заскорузлые, стоячие, как столбы, штаны, издающие непереноси-мое амбре.
Грузчик ещё прошлым летом первым начал борьбу с псами, занявшими, как он считал, его законное место под солнцем. Также люто он ненавидел бомжей, и только чув-ство страха перед законом удерживало его от расправы над ними.
В ходе войны с Фани вояка сначала обходился подручным материалом, но потом начал мастерить самодельное огнестрельное оружие, самопал — нечто среднее между ав-торучкой и медной трубкой от какой-то машины. Смертоносная самоделка наконец-то была готова. Курок, сделанный из старого шпингалета, был взведён. Время пошло...
Грузчик уже подбежал к входной двери подъезда, держа в вытянутой руке нагото-ве орудие убийства, а пёс Фани играл с детьми на крыльце по ту сторону этой тонюсень-кой фанерной входной двери с напрочь выбитыми стёклами. Грузчика и играющих с со-бакой детей разделяла только хлипкая фанерка, вставленная взамен давно выбитого стек-ла.
Ангел Смерти срочно запросил Создателя, кто должен уйти из жизни: бродячий пёс с женским именем Фани или спившийся тридцатилетний Грузчик, так называемый бомж, точнее, «бич» — бывший интеллигентный человек. Счёт пошёл на миллисекунды...
Пёс с женским именем Фани (предистория)
Он родился в бурьяне, на развалинах человеческого жилища, где когда-то при доб-ротном, хозяйском доме жила его мать — рыжая дворняжка Альма. В ту далёкую пору она была счастлива: у неё имелась тёплая будка. Хозяин не давал в обиду, не обижал её щенков, хлебом кормил досыта. А она честно несла сторожевую службу на подворье.
Однажды хозяин, избегая смотреть собаке в глаза, отвязал её с цепи, сняв даже спасительный ошейник, и куда-то исчез. Дом снесли. А собака ещё несколько лет охраня-ла развалины. Хозяин так и не появился. На месте дома вырос высоченный бурьян, в ко-торый каждый вечер рабочие после закрытия рынка, выросшего по соседству, бросали мусор. В собачье гнездо летели бутылки и палки. Альма была вынуждена оставить свой пост.
Но щениться Альма, по старой привычке, возвращалась на родину. А как только щенки вставали на дрожащие ножки, уводила их подальше от этого небезопасного места. В бурьян часто забредали распить бутылку-другую алкаши, а они могли запросто закусить зазевавшимся четвероногим. Алкаши дрались между собой, а иногда спали рядом с со-бачьим логовом. И тогда мать ни на минуту не оставляла малышей без присмотра.
Фани вспоминал изнурительно долгий переход на новое место, когда он чуть толь-ко начал ходить. Они соединились со стаей. Матери казалось, что у сараев, стоящих рядом с большими многоэтажными домами, надёжней и безопасней. А на родном пустыре день и ночь урчали машины, рядом шумел человечий рынок. Только один из людей, который чаще других бывал здесь, не раз делился с Альмой скудной едой.
— Бедолага! У меня хоть ребятни нет. На, поешь!
Он подолгу сидел на перевёрнутой большой жестяной банке, гладил Альму по го-лове. С её точки зрения, это, вероятно, было телячьей нежностью. Из вежливости она от-водила в сторону глаза и позволяла ему, человеку глубоко несчастному и одинокому, дот-рагиваться шершавой ладонью до своей спины. От других завсегдатаев пустыря собака и её щенки получали только пинки и удары и особого доверия ни к кому не испытывали.
На новом месте, под брюхом тёплой и ласковой матери, пахнущей молоком, Фани жилось привольнее. Детишки, а иногда и взрослые выносили остатки пищи. Малышня пыталась играть с недоверчивыми щенками, чего не одобряли взрослые. Царило относи-тельное спокойствие.
И только Грузчик на новом месте по непонятной причине начал открыто ненави-деть Альму и всех её детей. Гонялся за ней с палкой, пинал щенков. А однажды ночью он приехал откуда-то на машине с будкой. Из машины вышли хмурые мужики в рукавицах, с сачками на длинных палках. Когда они стали хватать щенков, мать набросилась на одного из мучителей. И в тот же момент Грузчик каким-то острым, заранее заготовленным и за-точенным железным крюком поддел её за брюхо и протащил по асфальтовой дорожке. Кровь смешалась с молоком из сосков. Одуревшую от боли, визжащую смертным воем собаку забросили в машину.
Фани от страха забрался под опрокинутое дырявое ведро и затаился. Вскоре визг и писк собачий уехали вместе с машиной и все затихло. Щенок остался один на всём белом свете. Ему было жутко. Но он не скулил, боясь, что страшная машина и ужасный человек с крюком могут вернуться за ним.
Утром ребятишки обнаружили его, дрожащего от страха, холода и голода. Принес-ли молока и научили лакать из блюдца. Для него сразу началась иная, жестокая взрослая жизнь. Пока длилось лето, дети дружно его подкармливали. Когда с деревьев облетели листья, кормильцы появлялись только по вечерам. Потом пришла ужасная зима. Он в кровь раздирал свой рот, добираясь до съестных остатков в мусорных баках. Обморозил уши, и они вскоре отвалились. Потом научился пробираться в подвалы домов, где, таясь от опасных завсегдатаев этих мест, засыпал где-нибудь в уголочке. В это время он нау-чился виртуозно ловить крыс, и жизнь стала сытнее и значительно содержательнее.
К весне стал почти взрослым псом, опытным и осторожным. На базаре удавалось то облизать чурку для рубки мяса, то подобрать крошки. Его никто особо не гнал. К лю-дям он относился настороженно, но дружелюбно. Только с Грузчиком они стали теперь непримиримыми врагами.
В конце лета в доме номер десять поселилась Очаровательная Девочка лет семи, которая сразу подружилась с собакой. Она дала ему женское имя — Фани. Приносила из дома пирожные и куски тортов. А ещё — восхитительные сахарные косточки с неповто-римыми ошмётками мяса, свисавшими с них. Давала долизывать своё мороженое. Пёс ежедневно провожал и встречал Девочку из школы, оберегал её от приставаний хулиганов и любых других, реальных и мифических, опасностей. Фани каждый раз непостижимым образом знал, когда заканчиваются уроки, и терпеливо ждал у входа, пока Девочка оде-нется и выйдет из школы, и описывал торжественные круги, сопровождаемые счастливым лаем и немыслимыми прыжками. Девочка заворожённо и влюблённо смотрела своими ог-ромными синими глазами на радостные «танцы» своей, как она считала, подружки. Мама Девочки шла рядом и не мешала друзьям выражать свои чувства, только пресекала по-пытки со стороны пса слишком фамильярных объятий и облизываний.
Грузчик при встрече по-прежнему глядел на собаку ненавидящими глазами, швы-рял палками или камнями. А Фани не оставался в долгу — кусал своего обидчика за ноги. Нападал молча. Рыжая шерсть на загривке вставала дыбом. Вражда накапливалась, бугри-лась оскалом собачьей пасти, проявлялась в остервенелом преследовании и избиении Грузчиком пса с женским именем Фани.
Грузчик
Прежде Грузчик и его враги, собаки и люди, жили в одном дворе, но не замечали друг друга. В то время он был научным сотрудником НИИ, имел жену, дочку, квартиру, доставшуюся от мамы. Каждый день спускался на лифте из своей квартиры. Шёл на рабо-ту. А по вечерам всё чаще стал возвращаться, пошатываясь, бормоча что-то себе под нос и напевая какие-то бессмысленные песни. Подходил к своим дверям, долго и настойчиво стучал. Ему нехотя отпирали. Всё небрежнее становилась его одежда, всё чаще он воз-вращался домой поздним вечером, а то и под утро, измятый, измусоленный. И наконец наступил час, когда его оставили ночевать на лестнице.
Шёл он к своему падению шаг за шагом, был глубоко несчастен. Пришло время перемен — НИИ ликвидировали, а другую работу найти не получалось. Да и что он умел — вечный белоручка, маменькин сынок? А ещё — вкрутую пьющий бездельник. Так при всякой ссоре говорила ему бывшая жена.
Жена, чтобы дочь не видела падения своего отца, давно поселилась в другом рай-оне и сменила место работы, квартиру продали на размен. Прогуляв в течение двух меся-цев свою часть от проданной квартиры, Грузчик совсем потерял семью из виду. Переби-вался случайными заработками. Пробовал ходить на улицу Парижской Коммуны – мест-ную «биржу труда», но никто не зарился на тщедушного, вечно подшофе, человечка. По-лем его деятельности стал Славянский базар, где он от случая к случаю мог стать старшим «отнеси-подай».
Летом обирал чужие садовые домики и огородики, подворовывал цветной лом, а осенью нанимался копать картошку. Ночевал чаще всего под лестницей в своём бывшем подъезде, благо там отсутствовала железная дверь. В самые чёрные дни отец Грузчика, который жил в крохотной квартирке на девятом этаже, подкармливал его, но всё же не ос-тавлял ночевать у себя.
Отец был стар, слаб, инвалид Великой Отечественной, но с детства привитая Груз-чику привычка слушаться отца с полуслова всегда оставляла победу за стариком. Прихо-дил сын к нему только в относительно трезвом состоянии. Знал — буйному и орущему ему не откроют. Отец не питал иллюзий по поводу его пьяных бесчинств.
Грузчиком он стал по счастливому случаю! Взяла его на работу по просьбе преста-релого и несчастного отца сердобольная крутобровая красавица – владелица пивбара, что был на первом этаже.
Получив постоянную работу, всю территорию дома он стал считать своей вотчи-ной и ни с кем, ни с какой шушерой не собирался её делить. Прежде добрый и даже чу-точку расточительный, теперь он питал лютую ненависть к бездомным людям, кошкам и собакам.
Особенно яростно продолжал бороться с бродячим псом Фани, вожаком разношёр-стной собачьей стаи, промышлявшей около Славянского базара.
Однажды пёс зазевался, увлёкшись вкусной косточкой, которую принесла ему Очаровательная Девочка, и не заметил, как враг подкрался сзади и ударил его железным прутом по ногам. А потом по спине.
На жуткий вопль собаки Девочка, которая ещё не успела войти в лифт, выскочила из подъезда, схватила какую-то палку и храбро бросилась на Грузчика:
— Не тронь Фани! Не смей! А то убью!
Она толкала его, оттаскивала от собаки, вцепившись в измызганную куртку мучи-теля. В её угрозе было столько храбрости, что Грузчик испуганно вытаращил свои хмель-ные глаза. Глянул на малявку, на её розовые банты с высоты мужского роста и машиналь-но занёс железный прут над её головой:
— Раздавлю, изувечу! Да ты! Да она, что ли, твоя, эта паршивая собака?! Отойди! Не мешай рабочему человеку вершить правосудие! Поняла?
Вся Дворовая Мелюзга замерла от страха: что сейчас будет?
А ничего страшного не произошло. Господь, как известно, всегда защищает не-винного и слабого, и здесь всё решилось разом. Для спасения Девочки и Фани получив-ший команду Ангел-хранитель просто ускорил движение колёс джипа, на котором подъ-езжал к месту боя Отец Очаровательной Девочки из десятого дома.
Услышав визиг собаки и крики дочери, он почти на ходу выскочил из машины и двинул свой солидный, выпирающий из сорочки передний бампер прямо на Грузчика. Тот мгновенно бросился наутёк. Девочка рыдала над изувеченной собакой.
— Перестань реветь над каждой бездомной псиной! — бурчал Отец Девочки, пы-таясь оттащить от умирающей собаки свою дочь.
— Она не всякая бездомная! Это — Фани! — брыкалась Девочка. — Она мой друг!
— Да, да! — хором закричала Дворовая Мелюзга. — Это — наш друг! Она никого не трогает. А этот алкаш всё время её бьёт и за ней гоняется. И других всех собак поуби-вал и...
— Ну, говори! Чего боишься! — подтолкнул Тёма из девятого дома Диму из здеш-него подъезда. — И съел под водяру! Все так говорят!
«Господи, это уже серьёзно! — сказал сам себе Отец. — Надо срочно прекратить базар! Прежде всего — увести Татку».
Он не успел это сделать, так как, вырвавшись, она в своих великолепных бриджах вдруг упала на колени возле искалеченной собаки прямо в середину лужи.
— Надо её усыпить! Отвезти собачникам! Ты же не хочешь, чтобы пёс так мучил-ся?! — пытался уговорить Отец свою дочь. — Будь пай-девочкой. Ну, куплю тебе самую породистую. Ну хочешь — сразу две? Будут жить у нас в доме. Хочешь — с медалями? А эта — дворняга, двор-терьер!
— Не ха-а-чу породистую! Не ха-а-чу другую! Не ха-а-чу две! Не надо мне с меда-лями! Спаси эту, — рыдала Девочка. — Её к собачникам — и меня туда же. Она умрёт — и я с ней!
Вокруг них уже собралась толпа зевак. Одни сочувствовали, другие плевались:
— Нашла над чем рыдать! Всех их надо к живодёрам! Житья от них нет!
И тогда рыдания Девочки стали похожи на звуки пожарной сирены. Дело прини-мало крутой оборот. Отец извлёк из кармана мобильник, набрал номер.
— Послушай, Айболит! Тут моя дочура верещит, чтобы ты собаку вылечил. Зад-ние ноги пациента – всмятку. Похоже, и позвоночник перебит. По-моему — безнадёга, — и добавил отвернувшись и шёпотом: — В случае чего усыпишь, а Татке скажем, что всё ещё лечишь. На море через неделю уедем, она забудет. Понял? — и уже громко: — Лады? Везу! А вы все разойдитесь! Тут вам не цирк!
Отец осторожно завернул пса в свою куртку от Версаче и бережноположил его на кожаное сиденье внедорожника…
«А и вправду лады! Грузчику ничем помочь не выписывается. Он — точно безнадё-га, а собаке повезло с таким другом», — подумал Ангел Смерти и полетел к тем, кто давно и с надеждой ждал избавления от нечеловеческих мук.
В дорогой частной ветлечебнице пёс попал в настоящий рай. Кормили до отвала мясом и гранулированным кормом. Воду наливали в совершенно чистую и целую миску. Сделали сложную операцию, затем ещё одну. У него появилось сколько угодно времени для раздумий. Несмотря на нестерпимую боль, пёс был счастлив. Его друг — Девочка — в первые дни навещала болящего, приносила всякую вкуснятину, от которой у него каждый раз кружилась голова.
Потом она надолго исчезла и появилась только тогда, когда он уже начал ходить на своих ногах и даже немного бегать по вольеру. Во всех других вольерах лечились высо-комерные собаки и кошки благородных кровей, только он был беспородным.
Рабочий, что ухаживал за пациентами лечебницы, уважал его именно за беспород-ность. Мол, барские псины и так закормлены. А кошки занежены и избалованы. Да ещё не всё едят. А ты, мол, бедняга, в чём душа только держится.
И он кормил своего подопечного прежде всех других. И приговаривал:
— Чудно! И откуда ты такой взялся? Кто за тебя платит такущие деньги?
Рабочий уговаривал Доктора не усыплять собаку. Доктор и сам не решался, знал, что у дочери его друга может случиться стресс, если она по возвращении с Канар не най-дёт здесь своего любимца. Тогда друг детства — Отец Девочки — его же и обвинит за так называемое самоуправство!
Но вскоре пёс пошёл на поправку, и угроза усыпления отпала сама собой. Девочка приехала за ним вместе со своим Отцом. Отец что-то долго и хмуро говорил Доктору.
— Но куда же его?
— Пёс совершенно здоров, вылечен даже от всякой инвазии. Общение с ним безо-пасно. А Татку твою, да и тебя, я просто пожалел, сделал практически невозможное. Да ты посмотри, какая чудная собака из него получилась! Класс! Даром что беспородная! Ей-богу, северная лайка в нём присутствует!
Дворовый пёс после лечебницы попал в роскошную квартиру Девочки. Его вымы-ли душистым собачьим шампунем, спать уложили на специальный, только что купленный топчан. Пытались привить навыки комнатной собаки!
Перво-наперво Фани категорически отказался от ошейника. Далее пёс повёл себя демонстративно непристойно, так как был слишком свободолюбив. Он всё время просил-ся на улицу, а все свои нужды справлял прямо на пушистые ковры.
Домработница, Домна Ильинична, сказала, что уйдёт, если этого возмутительного пса не уберут. Что она не отвечает за испорченные ковры и мебель. Что просто форменное безобразие — держать такую невоспитанную псину в таком порядочном доме.
Девочка плакала: мол, пусть эта Домна сама уходит. Мама приходила от этих слов в ужас:
— Тата! Что ты такое говоришь? Домна Ильинична практически член нашей се-мьи. Представляешь себе, что будет, если она уйдёт? И разве тебя не ужасают лужи и ку-чи по всему дому? Умоляю тебя, давай купим маленького щенка и обучим всему, а этого пса отпустим на волю.
Девочка долго не сдавалась:
— Но ты же раньше никак не разрешала мне иметь собаку! Теперь это моя Фани! Я тоже буду жить во дворе, если её выставят вон!
На третий день собаку всё-таки выпроводили во двор, соорудив для неё шикарную будку, которую, впрочем, в ту же ночь похитил местный вороватый дачник. Девочке дока-зали, что её четвероногий друг изнемогает от домашней жары, ему лучше во дворе, а еду регулярно будет выносить Домна Ильинична. Больше всех такому повороту событий был рад Фани.
По случаю возвращения Фани, детишками во дворе был устроен настоящий празд-ник. Малыши катались на нём верхом, как на лошадке. Девочки одевали его, как куклу, привязывали бантики, мальчишки постарше играли в пограничный дозор.
Характер у собаки после пережитых злоключений сделался ещё более добродуш-ным. И только бродячих двуногих, а особенно Грузчика, он ненавидел с ещё большей си-лой. Война продолжалась. Пёс при всяком удобном случае бросался на своего обидчика. Враг отвечал побоями. Фани вдруг явственно вспомнил забытый было запах, по которому понял, что это именно Грузчик убил тогда его мать Альму. Ненависть обоюдно усилива-лась. Близилась развязка.
Судный день
…Наконец орудие убийства у Грузчика было готово. Вечером перед решающим днём ему выдали первую получку. Принял, как теперь говорят, на грудь больше обычной нормы. Уснул в подъезде.
За ночь кто-то обшарил его карманы, остатки получки исчезли. Утром долго и бес-смысленно сидел он на скамейке возле дома. У него был выходной. А душа требовала, душа горела. Поднялся на девятый этаж к отцу в надежде разжалобить рассказом о слу-чившемся воровстве и выпросить денег на опохмелку.
Отец не поверил, ничего не дал. Сам бедствовал. Озлобленный ещё больше, Груз-чик, чтобы попугать отца, выкрикнул, что тот его видит в последний раз. Спустился на лифте вниз, зажав в руке самодельный пистолет. Знал, что дети как раз играют у крыльца в это время с его четвероногим врагом. О том, что пуля может попасть в кого-нибудь из детей, ему не приходило в голову.
— Главное — подготовиться, чтобы выстрелить сразу, пока сволочуга не убежал! — вслух сказал Грузчик и шагнул к выходу из подъезда.
— Кто должен умереть? — повторно спросил Чёрный Ангел у Господа. — Без-домную и безобидную собаку любят дети, она их тоже. Грузчика не любит никто, а он ненавидит всех.
Но ответа из Департамента Учёта так и не поступило…
В следующее мгновенье Грузчик с зажатым в руке орудием убийства поскользнул-ся на банальной банановой кожуре, набросанной в подъезде. Пытаясь принять вертикаль-ное положение, Грузчик замахал руками и машинально поднёс правую руку к шее, упёр-шись в неё дулом пистолета. Грянул непроизвольный выстрел. Пуля прошла сквозь шею и застряла в голове бедолаги.
Бурая кровь, фонтанируя толчками из простреленного горла, долго ещё стекала по грязному, никогда не мытому и не метёному полу, растекаясь пятном возле нескладно распластанного прямо в дверном проёме тщедушного тела.
Во дворе в это время поднялся переполох. Примчавшимся на вызов работникам скорой помощи и милиции осталось решить, не произошло ли здесь убийство. Дом оцепи-ли. Опрашивали всех подряд. Целый день вокруг дома кучковались пёстрая толпа, мили-цейское начальство и репортёры с камерами, следователи, участковый, криминалисты… Жильцов несколько часов не впускали в дом и не выпускали из него, пока работала опер-группа.
Отец Грузчика объяснил всё угрозой сына совершить суицид. Милицейские и сле-дователи ухватились за эту спасительную ниточку: может, вправду самоубийство? Не ве-шать же на себя лишний «висяк»!
Эпизод показали по телевидению в последних новостях. Событие пару дней обсу-ждали во дворе. И только когда всё утихло, а Грузчик был похоронен, его собутыльники на лавочке возле дома рассказали, как всё произошло на самом деле.
Пёс стал очень популярен. Выхоленный, вымытый, раздобревший, он ждал своей участи, а она его.
Через несколько дней пса забрал один из жильцов дома в деревню к своей матери — охранять усадьбу. Потом дошли слухи, что охранять он ничего не стал, сбежал от ста-рушки на вольные хлеба. Свобода превыше всего! Она иногда возвышает, но нередко и балует и человека, и собаку, а чаще показывает своё истинное лицо.
Татка, Очаровательная Девочка из десятого дома, всё ещё в каждой дворовой ры-жей собаке хотела бы увидеть своего Фани. Она наотрез отказывается от любого щенка, которым пытаются задобрить своё чадо родители. Любовь всегда возвышает и человека, и даже собаку.