Судя по кровавой мозоли на ладони, количество отвернутых за последние дни пробок «Кронненбурга» превзошло пределы разумного… Символическая дань Парижу, способная переполнить берега Сены.
Мои низкие поклоны раздавались также "Джонни Уолкеру" красному, - черный не нашел. Ледяному мохито в обществе ледяной же и снисходительной куклы. И, как уже неприлично повелось - японской еде, этому физиолигическому свиданию с малой Родиной...
Значительные междометия, весомые троеточия, за пустотой которых нет ничего, кроме желания уйти от них и жить просто, ясно, ярко…
Рваные фразы якобы страдающего духа, лоскуты эфемерных приветов и обрывочных прощай, великая скука быть поэтом и жалким романтиком в мире прозы и твердых чисел…
Трогательные ангелочки, копошащиеся над тобой, доказывая твою избранность, наутро оборачиваются похмельными криками наглого мосфильмовского воронья…
Ты, якобы спишь под палящим солнцем, слыша гомон детворы, тебе жарко, под веками бегают золотые фавны, но встать и искупаться тебе тоже лень… Ты просто лежишь. То ли умираешь, то ли переживаешь секунды немыслимого счастья.
Ты, словно выпускаешь чопорных голубей из шляпы или вынимаешь незадачливого кролика, с грустью понимая условность фокуса, учитывая параллельность человеческих миров…
Все, абсолютно все находится на расстоянии протянутой руки и в то же время в миллионах световых лет.
Твой волос, оставленный без намека на моем гребне, естественное желание понять и что-то создать… Как же много у тебя было имен, а я все время помнил только одно.
В несбыточной мечте присоединиться к искателям приключений, к охотникам за сокровищами канувших цивилизаций, я неизменно обнаруживал себя в смятой постели с узнаваемой сухостью во рту.
Я заканчиваю свой личный Великий Миф, вспыхнувший как «Странности of Love» и затихший, как та монета на дне Сены в обессиленном «Погасшем Солнце».
В попытке бежать от самоповтора, я написал, пожалуй, один из важнейших своих рассказов «Скандинавский коготь».
Но и всю, собранную в охапку рефлексию, эту горсть странных для многих рассказов я ценю не меньше. А люблю – точно больше остальных.
Но времена меняются, меняемся и мы. Или просто кто-то так решил. Четыре года жизни я отдал красивому и отвратительному самокопанию. Мир стал эфемерен до состояния студня. Соскочившая с рельс здравого смысла парадигма. Сегодня меня ждет другой мир, тот, в который я сознательно вхожу…
Поразительно, но это время подарило мне немало полезной мудрости, житейских открытий и осознания, что жизнь прекрасна в большинстве своих проявлений. Уверен, мои метания были бы малопонятны реально больному или несчастному человеку. Я стал участливей и научился чужую, настоящую боль принимать, как свою. Я увидел много чудесных мест и красивых людей...
Печаль, с которой мотылек жжет свои крылья о случайный фонарь, так сильно напоминает наше упрямство на пути к напрасной цели!
Кстати, о затянувшейся рефлексии… Сегодня зашился на три года –никаких моральных исправлений в сторону скуки респекта – я сделал это сомнительное медицинское действо ради близких, которых я люблю больше, чем себя. Но, отныне - никаких опасных брожений по ночной и стылой Москве в забавных поисках витринных отражений, трубного зова окоченевших слонов – просто иная жизнь. Но та, стократно бывшая и пережитая до крошева вместо зубов – приключилась именно со мной. И это навсегда.