Ресторан имел незатейливое название "Сим-Сим", что говорило о его восточном амплуа.
Антураж тоже весьма и весьма это подчеркивал - на окнах висели темно-синие с золотом тяжелые шторы, на балках под потолком ровными рядами теснились всевозможные кувшины и кумганы, подсвечники на столиках были похоже на мини-лампы Алладина. В воздухе витал дурманящий запах яблочного кальяна.
Народ был разношерстный - в одном углу, перебивая друг друга и перемежая человеческую речь с матерком, шумно общалась группа "братков", в другом, крепко держась за руки, сидели и смотрели друг другу в глаза юная девушка, а-ля розовый бутон, и поживший дядя лет 50-55, звучала музыка, в центре зала невпопад двигалась небольшая толпа принявших на грудь.
Официанты, надо отдать им должное, вышколеные, все, как на подбор, 33 богатыря, а с ними "дядька Черномор" - метрдотель, с упоением исполняли любой каприз всех, кто пожелает.
Музыка стихла. Мысли вернулись в черепную коробку и душа немного успокоилась.
К микрофону подошло нечто в сиреневых кружевах и запело из Любы Успенской "А я сяду в кабриолет".
Такого фальшивого исполнения её абсолютный слух с консерваторским образованием не мог вынести.
Она допила свой "Мартель", встала из-за стола и решительно направилась к сцене.
Подошла к певице.
"А сколько стоит твой микрофон на 5 минут, пока ты выпьешь бокал Мартини?"
Подошел Черномор.
"Проблемы?"
"У меня - нет. У вашей Монсерат Кабалье - да".
Договорились полюбовно.
Она подошла к музыкантам.
"Парни, Эмму Шаплин слышали?"
Глаза по 5 копеек, две минуты на сообразить.
И тут клавишник выдаёт:"Только Spente Le Stelle".
"Ну что, слабаем? Или слабо?"
Настроились, повспоминали.
"Любка" нервно курила в сторонке.
Её голос никогда не звучал так восхитительно, как в этот вечер...
Нежные, тончайшие, мистические ноты этого чудесного пения заставляли струны души вибрировать...сердца учащенно бились, выражение лиц было таким, как-будто они стали свидетелями приземления НЛО, на какое-то мгновение люди просто забыли где они находятся...
Когда все закончилось и она покинула зал, в воздухе ещё долго висела тишина.