Мэйнстрим

Мунгинский
“Есть две вершины, на которых ясно и светло, - вершина животных и вершина богов. Между ними лежит сумеречная долина людей. И если кто-то взглянет хоть раз наверх, его охватывает древняя неутолимая тоска, его, который знает, что не знает, по тем, которые не знают, что не знают, и по тем, которые знают, что знают.”

С большой долей вероятности, Пауль Клее, художник.



Люди медленно умирали, сидя перед включенным телевизором. В нем разодетые в пух и прах задрыги скакали по сцене на фоне визжащих декораций. Зал пестрел публикой. Сходка выла, топала, улюлюкала. Ведущие орали в микрофоны, пытаясь перекричать толпу. Имена и параметры участников действа чередовались с суммами в рублях и иностранной валюте. Проскакивали фразы по-поводу “… выделения грантов …”,  ”… молодых исполнителей, писателей, ученых …”. Иногда назывался возраст:  ”… до 35-ти …”, ”… до 25-ти …”. Компания шуршала, блестела, играла радость.
- Все – для молодых, - с горечью сказала женщина.
- Опять завидуешь ? – отозвался мужчина. - Забыла про шашлык из осетрины, в котором все, кроме названия, оказалось дерьмом ?  Все эти гранты выделяются для формирования  и поддержки основного направления развития мировой культуры, которое сейчас базируется на императиве общей пользы. Понятийные приоритеты этого направления: деньги, успех, достаток, амбиции, прибыль, демократия, потребности, права человека, мнение зрителей. Одним словом – мещанство…
- А двумя словами ?  - перебила женщина .
- А двумя словами, -  повысил голос мужчина, – глобальное мещанство.
- Но, гранты дают средства к существованию. Мне на жизнь не хватает.
- Не хватает на жизнь – торгуй помидорами. А использовать науку или искусство для потакания толпе и извлечения прибыли – безнравственно.
- Сейчас другая нравственность, - сказала женщина.
- Это – точно, - вздыхая сказал мужчина, - но есть люди, для которых она неизменна в силу своей глубины. Это они правят миром, создавая тенденции и основные направления. Конечно, они могут ошибаться или шутить. И если ты что-то знаешь о законах, по которым живет космос, говори об этом, не смотря на эти направления и тенденции. Не продавай свой талант за сомнительного происхождения гранты. Пой свою песню и утверждай правильную нравственность …
-Так, а это еще что ? – опять перебила женщина.
На сцене появилась бабища в плавках и запела песню о Родине.
- Это национальная  мэйнстрим–идея, - сказал мужчина. В таком виде ее еще можно продать.
Несколько минут они с научным интересом смотрели на экран, на котором мастерски создавался образ Родины-шлюхи.
- Но, иногда трудно определить, что правильно, а что – нет, - сказала женщина, - и моей песне вполне может соответствовать возникшая тенденция. Ты, например, сам говорил, что то, что ты делал двадцать лет назад помогло приходу этих печальных времен.
- Да, законы диалектики продолжают работать, игнорируя экономическую и политическую моду. Ничего не поделаешь: молодость, глупость… Да, и старость не на много умнее. Тактически мы были правы, а стратегически ошиблись. Но, можно взглянуть на проблему шире. Тогда – все будет наоборот. Мы шли ва-банк, раскрыв объятия, а потом пришлось доказывать сэрам, что мы “… не просимся к ним за стол … ”. Таков был лозунг одного из моментов нашего политического роста. Оказалось, что сэры боролись не с режимом, а со страной, и поэтому не жалели денег на дудки, в которые мы с дуру с удовольствием дули. И в относительном конце относительных концов нас одного за другим стало осенять: нет и не было страны дураков, а принадлежит им вся планета … Кхм, м-да, поиграли, попели, побунтовали… Вообще: искусство – опасная вещь. Это одно из многих, но справедливых его определений. Ему, искусству, нужна узда. Частично эту роль должна выполнять и выполняет критика, частично - цензура.
- Я думаю: есть вещи гораздо опаснее, - сказала женщина.
- Есть, конечно. Наука, например. Другая сторона медали познания. Её тоже надо контролировать.
-  Где уверенность, что ты опять не ошибаешься ? – спросила женщина.
- Нигде нет такой уверенности. А уж в моем частном случае: и так, и эдак – задница.
Они посмотрели друг на друга. Мужчина вздохнул и впал в меланхолию.
- Да-да, - сказал он, - задница. Такова судьба прикладного альтруиста. Но, я продолжу: талант многолик, и если, в силу своих особенностей, он ломает жизненно важные для популяции правила, его следует ограничивать, но не следует подавлять, так как, в этом случае, можно лишиться ценных сведений о Космосе и о самих себе. Задача цензуры – не просто запреты, а спасение общества от художника и художника – от общества. Могут ведь и камнями побить. Цензор должен объединять в себе ум, образованность, понимание законов искусства, творчества, чутье на талант, а также – некоторые материальные возможности. Вот, Тютчев, например ...
Они замолчали, привлеченные развитием событий на экране телевизора. Там женско-мужской дуэт пел о недостатках общепринятых в человеческом обществе межполовых отношений. Их специфика и атрибутика по тексту песни потребовали от авторов творческой непосредственности и хорошего знания физиологии. Когда критика классических форм любви достигла анатомических глубин, мужчина сказал:
- В революционно-художественном осмыслении полового вопроса ханжество всегда пасовало перед похабством.

Люди бежали в блестящих сумерках. Они задыхались, или спортивно дышали. Все боялись и грустили. Боялись по-разному: кто-то цепенел, кто-то суетился. Некоторые отставали и пропадали. Бегущие общались для бодрости.
- Куда бежишь ? – спрашивал один другого.
- Не знаю, - с тоской отвечал тот.
- А - за чем, знаешь ?
- За женщиной.
- А что потом ?
- Потом побежим с ней в кабак или за пивом.
- И я бегу за женщиной, но в кабак я побегу один. А женщина будет ухаживать за моими детьми.
- А ты, - куда и за чем ? – спрашивали они третьего.
- Я бегу за знаниями. Нас тут много, таких. При помощи знаний я заработаю много денег, а потом – в кабак, - бодро отвечал третий.
- А я бегу сразу за деньгами, без всяких знаний, - говорил другой марафонец. – И буду ездить в кабак на дорогой красивой машине.
- А я бегу за государственной властью. Хочу взять область, или  страну.
- А я бегу за едой.
- А я бегу за славой. Потом – в кабак, или - за водкой.
- А я бегу за умением игры на скрипке, чтобы стать знаменитым.
- А я бегу от страха.
- А я – за радостью.
- А я – от радости.
- А я – за домиком в деревне. Буду жарить там шашлык и пить водку.
- А я – за особнячком в городе.
- А я – за счастьем. Стану счастливым и отмечу это в кабаке.
- А я бегу потому, что все бегут.
- А я бегу, чтобы понять. Я не понимаю, что здесь происходит.
- Смотрите ! Вон бежит женщина. Куда и за чем бежишь, женщина ?
- За мужем и почти за всем тем, что вы здесь перечислили, - ответила женщина.

Иногда, то справа, то слева бегущие видели неясные силуэты, которые протягивали к ним человеческие руки.
- Э-эй, кто вы ? – осторожно  кричали люди не останавливаясь.
- Мы – лю-ю-ди, - отвечали силуэты протяжными, далекими голосами.
- А что вы там делаете ?
- Живе-е-ем, - отвечали силуэты.
- Почему вы никуда не бежите ? – кричали бегущие.
- Мы не хотим никуда бежать. Да у нас и ног не-е-ет, - отвечали силуэты.
- Как же вы добываете для себя все необходимое ? – спрашивали люди.
- У нас есть руки, - отвечали силуэты, - мы их протягиваем и берём то, что нам нужно из бегущей мимо нас жизни.
- Так вы ничего не делаете !? – возмущались бегущие.
- Не-ет. Так же, как и – вы-ы, - отвечали силуэты.
- Мы бежим, - кричали люди.
- А мы протягиваем руки, - кричали слабыми голосами силуэты, - Вы работаете ногами, а мы – руками. Вы догоняете то, что есть, а мы к нему тянемся .
- Откуда же всё это берётся, по-вашему ? – раздражённо кричали люди.
- Не знаем. Наверное существует ещё кто-то. Вот он-то всё это и создает, - слабыми голосами отвечали силуэты.
- Когда-нибудь мы тоже остановимся, - неуверенно говорили люди.
- Остановитесь, - соглашались силуэты, - когда добежите до края.
- До края чего ? – удивлялись люди.
- Когда добежите, тогда и узнаете.
На этой интригующей фразе силуэты исчезали.

Телевизор выключили. Одним окном в смешное стало меньше. Человеческая картина мира, созданная органами чувств, настроенными на самосохранение, лишившись ложной связи, стала реальнее. Толпы вульгарных снобов бежали за спесивыми идеологическими активистами и художественными тюремщиками. Они падали и барахтались в собственных выделениях. Их тела гибли одно за другим, их души аннигилировали, так как, в большинстве своем, эти люди неосознанно игнорировали Естественное . Они не знали, что только в его добровольном и сознательном преодолении рождается Высокое, которое когда-нибудь низойдет в реальность приоткрытой дверью, стоящей на горячем песке под августовским солнцем, в свисте ветра, шелесте волн и криках водяных птиц; дверью, за которой будет ощущаться другой не менее реальный мир, проявляющийся в нашей печальной жизни чудесами.