Спасатели

 
                Владислав  Гусаров
                Спасатели
                / повесть./               
               
                1.
           Атаманов  откинулся  на  спинку  дивана,  прикрыл  глаза. Три недели прошло с того дня,
      как случилось это. Но стоит Атаманову хоть ненадолго остаться одному, как память против во-               
    воли  возвращает его  в богатое туманами и штормами  Охотское море. Как раз в то время, три
     недели назад, там набирал силу циклон. Так и стоит перед глазами взрывное, кипящее буйство
     моря, и его «Меркурий», и чёрные громадины столпившихся возле гибнущего парохода судов, и
    распластанное на палубе тело матроса, и слышен его крик – отчаянный, страшный. Этот крик за-
    ставлял Атаманова просыпаться среди ночи и в сотый раз задавать себе вопрос: всё ли сделал он,
    капитан спасателя  «Меркурий», для того, чтобы выполнить до конца свой долг?
            Знания и опыт подсказывали ему, что он был прав и принял единственно верное решение. Это
   подтверждалось и приказом начальника пароходства. Но ощущение собственной вины не проходи-
   ло.


               
  …  Циклон набирал силу. Был уже крепкий шторм, и погибал пароход «Серпухов». «Меркурий»
  подоспел во-время, но при швартовке на крутой волне его бросило на аварийное судно, и своим фор
  штевнем он загнул на «Серпухове» фальшборт. Оказавшийся поблизости матрос упал – стальной
  лист придавил ему ногу. Сбежалась команда. Пытались отогнуть фальшборт ломами – безрезульта-
  тно,- а судно всё глубже и глубже погружалось в воду. С «Маркурия» протянули электрокабель, за-
  пустили в работу сварочный аппарат, но волна захлёстывала, мешала, и электрорезка не помогла.
  Времени оставалось в обрез, суда сильно било одно о другое.
- Экипажу аварийного судна перейти на спасатель! – Отдал приказание Атаманов. Его слова
  тут же повторили по громкой связи.
- Рубите ногу! – приказал боцману старпом.
 Боцман  взмахнул топором, отбросил его в сторону – и заплакал. Больше никто не прикоснулся к то-
 пору.
     Придавленный  сталью  человек уходил под воду в полном сознании, глаза его преследовали, про-
 сили помочь. Когда первая волна, набежав, на несколко секунд скрыла его под  собой, он понял, что
 надеяться больше не на что…
     По приходу во Владивосток никто не осуждал Атаманова. От владельца судна в адрес начальника
 пароходства пришла  радиограмма с с благодарностью экипажу «Меркурия» за спасение людей. В
своём приказе начальник пароходства отметил оперативность и грамотность действий Атаманова.
И только сам Атамановне уверен в том, действительно ли нельзя было избежать удара, и всё ли он
сделал, чтобы спасти матроса. После того, как «Меркурий» отошёл, пароход держался на плаву око-
ло десяти минут. А это большой срок…
     Атаманов извёл себя упрёками. Он хорошо помнил, как два года назад, в очередной «полрке», его
самого прижал аппендицит, как он скрипел зубами, а старший помощник, приняв командование спа-
сателем, больше суток не  спускался с мостика и едва не полным ходом вёл «Меркурий» во льдах на
соединение с ледоколом, вертолёт которого, как назло, оказался неисправным; как потом, когда  до
ледокола  оставалось подать рукою, а льды сошлись так, что оказались  не под силу ни тяжёлому и
мощному «Давыдову», ни тем более «Меркурию», его, Атаманова, две мили тащили на себе через то-
росы, наскоро соорудив из  носилок и досок подобие саней. И он остался жив. А сам не  смог спасти
человека. Уж не промедлил  ли он с перекладкой руля «право на борт»? Может сумел бы тогда избе-
жать удара о корпус судна?..
   Так упрекал себя Атаманов, отметая продиктованные разумом доводы, что для спасения команды
«Серпухова» он должен был поступать так,как поспупил. Но гордость спасателя-профессионала вос-
ставала против поражения, против победы разыгравшейся  стихии.
   А через неделю, когда Атаманов уже отчитался о проведённой  операции, получил одобрение, но хо-
дил чернее тучи и избегал друзей, произошёл случай, усиливший чувство неудовлетворённости, горе-
чи и вины.
   Он вновь был вызван к начальнику пароходства Бянкину, только на этот раз разговор  состоялся
иной.Атаманов вышел из кабинета начальника красный и злой, и вдруг ему стало жалко себя, захо-
телось чьего-нибудь сочувствия. «Этого мне  только нехватало!» - сказал себе Атаманов.



     Вечером десятого ноября  Атаманов отпустил старпома домой, сам остался на «Меркурии». В девя
тнадцать тридцать  пришла срочная телефонограмма: «Меркурию» выйти в двадцатую точку рейда, растащить теплоходы «Кижуч» и «Владимир Сливкин», пересыпавшие якорь-цепи.»
    Как выяснилось, «Кижуч» собрался уходить, но вместо  одного собственного поднял с грунта ещё и
якорь «Сливкина».
- Это нам, что раку ногу оторвать,- сказал Атаманов и распорядился готовить мшину
    Операция несложная, погода прекрасная, на вахте опытный третий механик.Оснований для спеш-
ки и беспокойства – никаких.
    Атаманов поднялся на мостик. Он любил эти предотходные минуты с их спокойной деловитостью
  без лишней суеты и крика.
      Ходовая рубка спасателя погружена в полумрак, палуба не ярко освещена  прожекторами и элек-
 трофонарями. «Меркурий» стоит настороженно и тихо, ухватившись за причал толстыми капроно –
 выми канатами, небольшой, приземистый, крепкий, готовый, как только спадут путы, ринуться
   вперёд по первому сигналу своего капитана.
   Раскатисто и дробно ударили взрывы в цилиндрах дизелей, зацокали клапаны, мигнул раз-другой
электрический свет,и голос вахтенного электромеханика доложил, что машина готова. Атаманов
взглянул на часы. Неплохо: семь  минут. И повернулся в сторону бака. Боцман, третий помощник
капитана и кто-то из матросов вирали якорь. Спокойно и ровно постукивал брашпиль. «Порядок.»
Атаманов открыл дверь рубки, быстрым шагом проследовал на переходной мостик, откуда хорошо
наблюдать за происходящим на корме. Мостик нависал над самой кормой, над помещением буксир-
ной лебёдки.
   Его удивило большое скопление людей, скопившихся у левого швартового клюза. Он посмотрел на
часы: десять минут.
   - Что там у вас? – крикнул Атаманов второму штурману, перевесившись через леера.
   Ревизор что-то прокричал в ответ и замахал над головой руками, будто  собирался улететь и  пред-
варительно разогревался. Внизу загалдели все разом.
- В чём дело? – чувствуя неладное и оттого невольно раздражаясь, повторил капитан.
Второй штурман отделился от взволнованной группы, взбежал по трапу и, от волнения пришепты
вая и заглатывая слова, доложил, что спасатель не может отойти от причала.
- Эт-то ещё почему? – стараясь говорить сдержанно, произнёс Атаманов
- Пассажир… кнехт… конец… -  невнятно бормотал штурман.
        Атаманов, придерживая на ходу шапку, гремя сапогами по балясинам трапа, скатился на ют, ки-
нул  взгляд вдоль идущего на берег каната и сбежал на причал.
    Час назад пассажирский теплоход   « Адмирал Чертыковцев «, швартуясь, набросил  свои мощные
стальные канаты поверх швартового конца «Меркурия» и наглухо прикрепил буксир к причалу. Лёг
кий ветерок отжимал громадину «пассажира» от стенки, канаты натянулись, время шло, а спасатель
стоял.
- Вы  сегодня  вахтенный штурман? – глухо произнёс Атаманов, обращаясь к прибежавшему
 вместе с ним ревизору. – Куда  смотрели?
      Ревизор в ответ лишь беспомощно развёл руками.
- Второй штурман! – надвинулся гневно на него Атаманов. – На скотобойню вас, быкам хвосты
крутить…
     Однако, от дальнейших упрёков,  ввиду  бесполезности их, воздержался.
     Люди обеспокоенно бегали и поругивались. Время шло. Атаманов взглянул на часы: уже трид  -
цать минут!  Позор!  Сколько раз он настаивал на том, чтобы для спасателя отвели отдельный при-
чал. «Да вы шутите! – возражали ему. – Отдельный  причал, вы подумайте! Да вы знаете, сколько
стоит один погонный метр причальной линии?»
   Знает он! Шутит он! Коммерсанты узколобые! Вот ваша экономия! «Что есть спасатель? – многие
ухмылялись. – Ах, это который меньше вон той козявки! Спаса-атель! А какой у вас ход? Двеннадцать узлов? Хо-ороший ход! А у меня – шестнадцать, когда восемь баллов в зубы и волна вы
ше сельсовета! Кто же кого будет спасать? Ах, ах, ох, ох!»
    За десять лет он много слышал, Антон Атаманов, разговоров в таком вот духе, раздражительных
и ехидных, видел много ухмылок и насмешливых  взглядов, насмешливых -  до поры до времени…
    Прибегали запыхавшиеся посланцы, докладывали: нет никого из крупного начальства на  боту
теплохода, капитан дома, старпом отбыл, а без них – ну никак!..
    Ослабить конец – подавай им, по меньшей мере, старпома…
    Тридцать пять минут. Работа машин на холостом ходу разрешена не более пятнадцати, два судна
на рейде сплелись якорными цепями, а сейчас прибежит ещё «дед»*, устроит  скандал, а затем прика-
жет вахтенному механику остановить двигатели.


                «дед» – так зовут на флоте старших механиков.


- Руби канат! – приказал Атаманов.
- Топор! Топор! – повторили голоса.
 Расступились – плотник побежал за топором  и пропал.Время шло, спасатель стоял, а топора не
было.
- Спать он лёг, что ли? – пискнул из-за спин ревизор.
Но  нет, плотник не лёг спать, он метался в поисках ключа от плотницкой. Принесли топор по-
  жарный, матрос взмахнул им, ударил, упругий канат дрогнул, прогнулся лишь и остался цел и нев-
  редим. Кто-то опять  куда-то  побежал, плотника всё не было. Но вот из  коридора правого борта вы
 скочил моторист Хачатуров.В руках его зловеще сверкал огромных размеров камбузный нож.
- Разойдись! – прорычал обладатель ножа, и в две минуты, придерживая канат, перепилил его.         
Всё гениальное просто.
К тому времени уже никого не было на причале, сам Атаманов стоял в рубке и ждал сигнала. «Го-
тово!» – крикнул с крыла мостика  ревизор, и капитан тут же рванул рукоять машинного телегра-
фа. «Просели», сбросили и вновь набрали обороты заждавшиеся  двигатели, затряслись в лихорад
      ке  стрелки приборов, и спасатель рванулся, неся впереди себя бурун пены и густо дымя перегру-
женными дизелями. Антон не мог слышать на мостике адресованных ему слов третьего и старшего
механиков, жалеющих дизели и бессильных что-либо  сделать: «Меркурий» имел дистанционное уп-
равление силовой установкой с мостика.
    И тут, вынес же его чёрт откуда-то из тьмы, поперёк курса  спасателя встал обшарпанный разъезд-
ной катерок. Атаманов мгновенно перевёл рукоять телеграфа на «Полный назад».
   С катерком ничего  плохого не случилось, он отвернулв сторону и исчез.А на «Меркурии» от резкой перегрузки в главном распределительном электрощите что-то нехорошо щёлкнуло, в машинном отде
лении и коридорах  зажёгся аварийный свет, и буксир, пробежав по инерции два –три десятка метров
остановился посреди бухты.
- В чём дело? – крикнул в телефонную  трубку Атаманов, хотя прекрасно понимал, отчего всё
произошло.
«Дед» из машины ответил сердитым голосом. Атаманов, не дослушав, прервал разговор и забегал
по мостику с крыла на крыло. Время шло. Электромеханики продолжали копаться за щитом. Осве-
щение в «машине» и коридорах стало нормальным, но главный гребной электромотор  стоял. Океан-
ский буксир-спасатель «Меркурий» беспомощно моргал иллюминаторами в двух кабельтовых от бе-
рега.
- «Меркурий», вы сможете оказать помощь «Кижучу» или к вам самим подослать буксир? – ра-
здражённо спросилпо радиотелефону дежурный диспетчер порта.
- Сейчас подойдём,- ответил Атаманов, сгорая от стыда.
- Да его самого спасать надо! – вмешался посторонний голос, и Атаманов представил кривую
усмешку говорившего.
- Скоро там? – то и дело звонил он в «машину», затем сам, срывая каблуки сапог, сбежал по тра
пам и предстал пред старшим механиком.
- Спешит кенгуру – он  движется прыжками, - сердито огрызался «дед». -  Первый день на спа
сателях? Не знаешь наших шурупо-шпоночных двигателей?…  А схема электриче –
ская оч-чень чувствительна к насилию! – И он поучающе поднял кверху указательный палец.
- Ты мне лекцию читать будешь! – взвился Атаманов. -  Ты мне ещё про Сабатэ – Тринклера*
расскажи! Давай ход! – И умчался на мостик.
- Мастера** родимец бьёт, - сказал «деду» третий механик.


            *   - авторы  теоретического цикла ДВС
** -  капитан / от англ. master -  хозяин/

- Он такой же, как я  -  оба мы художники, я его понимаю. – «Дед» иронично надул щёки.
 Электромеханики за щитом продолжали копаться. Что-то выкинули, что-то  закоротили.
- Готово!
И «Меркурий» побежал дальше. Через пятьдесят минут после получения сигнала о помощи о нако –
нец одолел милю расстояния и подошёл к бедовавшим в обнимку судам, где его встретили неласково.
Спасатель повертел кормой, пристраиваясь. Началась работа.
    А на другой день капитан Атаманов получил выговор. Правда, без «занесеия».
    «Что ж, так тебе и надо! Будешь нести службу, как следует! И надо же: два случая подряд!»
      Электросхема на «Меркурии» и в самом деле неудачная. Но грубый просмотр со швартовым
канатом!
     Атаманов встаёт и ходит по квартире.
     Перед мысленным взором Атаманова проходят события нескольких лет, и они, люди «Меркурия»,
кто отдал спасателю- буксировщику часть своего сердца.
    А люди собирались разные, как правило, ершистые – палец в рот не клади.  Многие, отработав
  своё, уходили на суда загранплавания. Некоторых присылали сюда «на исправление», а потом они
  приживались, находили своё место в коллективе и становились настоящими спасателями. Мото –
  рист Хачатуров, электрик Стекловидов.Но первым, кого всегда хотел бы видеть рядом капитан
  Атаманов, был боцман Николай Иванович Хомяков.


                2.

Его прислали на «Меркурий» для пополнения рядов малочисленной партийной организации  спа-
сателя. Это был  выдающийся хозяйственник. Атаманов познакомился  с ним ещё в те времена, ког-
да Николай Иванович, тогда ещё просто Коля, служил мичманом на военном флоте. И вот теперь, че-
рез несколько лет Антон Атаманов встретил его на «Меркурии» как старого товарища. Мягкий, от-зывчивый и незлобивый по характеру, Хомяков меньше всего соответствовал прозвищу Дракон, данному боцманам ещё на старом флоте. Тем не менее, Атаманов с удовольствием наблюдал, с какой готовностью отправлялись матросы выполнять любое приказание боцмана. Николай Иванович никогда не кричал.
- Корешуля, - улыбаясь, говорил он, - надо выбрать грязь  из цепного ящика*. А за  это будет
тебе моё родительское благословение.
    И матрос отправлялся выполнять эту грязную работу с лёгким сердцем. Артельного Виктора Го-
лубева Николай Иванович с шутливой почтительностью именовал «токарем по сметане» и, похва –
лив за любовь к чистоте, отправлял оббивать ржавчину в самых малодоступных  местах. На техни-
ческих занятиях палубной команды, видя осоловевшие от скуки лица и желая расшевелить слуша –
телей, боцман задавал кому-либо из «молодых» каверзный вопрос:
- Отчего у слона ступня круглая?
- Чтобы не попадать в треугольную яму, - с готовностью отвечал матрос.
   Присутствующие оживлялись.


• -  встроенный  внутрь корпуса ящик для якорной цепи.

- Молодец, - хвалил матроса Николай Иванович.- Ещё бы ты  на вахте не дремал и по очкурам
не прятался – тогда совсем бы молодцом считался. А отчегоу слона уши большие?
- Чтобы легче порхать с ветки на ветку, - следовал бойкий ответ.
- Эк тебя! – деланно удивлялся Николай Иванович.- Эммануил Кант, а не матрос. Ты, наверное,
и то знаешь, какие краски и в каком количестве  надо смешать, чтобы получился бирюзовый, а не
жабий цвет?
    Матрос, путаясь, кое-как отвечал. Присутствующие нетерпеливо подсказывали, разгоралась
дискуссия.
- Вот видишь, - укоризненно говорил «молодому» Николай Иванович, - в зоологии  ты силён, а
краски смешивать не научился. Не горюй, - успокаивал  боцман, - я  тебя всем матросским хитро-
стям научу, ты только спрашивай. Вот у меня был случай, - обращался он к присутствующим, -  я
тогда  срочную службу отбывал…
    И Николай Иванович «угощал» слушателей какой-нибудь историей.
    На палубе и в кладовых «Меркурия» благодаря старания  боцмана Хомякова царил порядок. В
единственном трюме всё разложено на стеллажах, надёжно закреплено, переносные аварийные на-
сосы прихвачены к палубе скобами с тем, однако, рассчётом, чтобы при необходимости их можно
было легко освободить. Николай Иванович в любое время знал, где и что у него лежит, к кому по
какому вопросу следует обратиться, обладал завидными организаторскими способностями и неис-
сякаемой энергией.
    Любое дело спорилось у него в руках. Николай Иванович улыбался, напевал под нос игривые
песенки, а вокруг него в весёлом оживлении трудились матросы.
    Когда приходило время красить «Меркурий» от клотика до ватерлинии, боцман брал на себя
инициативу привлечь к этому делу машинную команду..Взвесив всё, он вступал в дипломатичес –
кие переговоры со вторым механиком.
- Корешуля, -  говорил он,- спускался я давеча в «машину» за соляром. Хорошо там у тебя, чи –
сто, всё покрашено…
- А, брось, -  отмахивался второй, - что там покрашено! Пооблупилось всё. Людей нехватает, на
ремонтных работах заняты, одни вахтенные кое-где подкрашивают, разве это дело?
- Так я тебе помогу! – радостно восклицал Николай Иванович.
Второй механик смотрел на него с недоверием.
- Опять где-нибудь нашкодил? – спрашивал он.
Между ними не раз происходили неприятные стычки, вызванные тем, что при скатке палубы  и
надстроек матросы заливали  машинное отделение через раструбы вентиляторов и световой люк.
Второй механик кричал тогда в неприязни и гневе:»Известно давно: матрос со шлангом звереет!»
Однако долго на Николая Ивановича сердиться было невозможно, и они мирились.
- Дорогой, - боцман Хомяков делал обиженное лицо, - мы же с тобой друг друга хорошо знаем.
Неужели я буду перед тобой хитрить? Тебе нужно красить – я тебе помогу, мне надо красить – ты
мне поможешь. Чего нам делить? На одном судне работаем. Хочешь, завтра матросы к тебе в «ма-
шину» придут?
-Нет, завтра нельзя, - подумав, отвечал второй механик, -  надо подготовить всё: стёкла на прибо-
рах тавотом обмазать, плиты застелить, механизмы накрыть. А то твои архаровцы из пульвери –
затора всё как есть зальют, потом не отчистишься.Через пару дней  -  давай!
- Так слушай, - голос Николая Ивановича журчал ручейком, глаза жмурились в ласковой улы-
бке, - погода-то какая! Солнечно, тепло! В самый раз на палубе красить,а?
- Ладно, пошли к «деду», - соглашался механик.
Стармех Виталий Иванович Завольский давал «добро». Немногочисленная рабочая бригада  ма –
шинного отделения поступала в распоряжение боцмана. За один рабочий погожий день «Мерку-
рий» бывал выкрашен полностью. Не всегда, правда, получалось потом, чтобы палубная команда
в ответ участвовала в покрасочных работах в «машине». Чаще всего мотористы и  механики  ре-
шали справляться  с  этой работой самостоятельно.
- Пускай только боцман краску даёт. Мы аккуратнее сделаем. А то матрос будет красить, а ты
за ним следом ходи да растолковывай: тут можно, а тут нельзя кистью совать.
    На том и решали. И надо отдать должное боцману, на краску он не скупился. Все оставались до-
вольны.
    Дожив до сорока лет, Николай Иванович при всей своей серьёзности,  сохранил мальчишескую
страсть к озорству. Однажды на Чукотке увидел он висящий на перекладине небольшой колокол
старинного литья, испещрённый славянскими надписями и разрисованный ликами святых. Ни-
колай Иванович умилился: вот бы на бак  «Меркурия» такой подвесить, количество смычек якорь- цепи отбивать!
         Хозяева колокола, однако, и слышать не хотели о том, чтобы расстаться со своим сокровищем.
- Благовест вы на нём, что ли, отбиваете? – Уговаривал  их Николай Иванович.- Я ж вам за него
бидон краски даю, вы ею весь барак выкрасите. А краска-то  -  польская, второго покрытия, дефи
цит!
- Нет, - решительно отказали жители барака, - он, может, здесь со времён Беринга висит, как мы его  отдадим?
- Так без дела он у вас, на кой он вам нужен – туманные сигналы подавать? Так  маяк рядом.
- Мы в него бьём, когда на обед идти пора,- И любители старины прервали переговоры.
Может быть, боцман и успокоился бы, не виси колокол прямо-таки рядом с «Меркурием». Но он
висел – вот он, рукой подать, и лики святых печально мёрзли под холодным, неприветливым  не-
бом. Николай Иванович ночью с двумя матросами зацепил колокол капроновым концом, стащил
в воду и с помощью брашпиля подтянул по дну к борту. Вытаскивать, однако, не стал, оставил  в
воде.
    Утром рассерженные хозяева  с  разрешения Атаманова обыскали весь «Меркурий», но пропа –
жи не обнаружили. Атаманов грозил боцману жестокими карами, а Николай Иванович клялся,
что колокола на борту судна нет. Это было правдой: колокол лежал на дне бухты. Но бидон кра –
ски  боцман всё-таки хозяевам колокола дал. «Для успокоения нервов.»
    С выходом  спасателя в море колокол закрасовался на баке. Атаманов, увидев его, изумился, но
ругать боцмана больше не стал: рында и впрямь получилась превосходная.               
    Много  мороки доставил боцману Хомякову плотник Подкорытов. Роста он  был небольшого,
по словам Николая Ивановича, метр двадцать с кепкой, но гонору и спеси у него было с избытком
«Деревянный», как его звали на «Меркурии», не признавал ничьих авторитетов. Дай ему волю,
он многое бы переделал сразу по-своему. Он брюзжал и злословил, в то же время опаздывал  на
работу / причём всегда у него находились виноватые /, уходил на берег, не спросясь. Без склочни-
чества он просто не мог жить.
    Николай Иванович вначале только растерянно помаргивал. Потом круто натянул возжи.  Он
поручил плотнику срастить несколько стальных концов / «Сможешь?» ,   «Кто – я?»,  «Ты, ты.»
«Я, боцман, ещё тебя научу сплесень* делать»/ ; поручил, а затем в присутствии матросов испы –
тал их с помощью грузов. Плотниковы сплесени расползлись один за другим.


                *  -  соединение               
               
- Так-то, корешуля, - сказал Подкорытову боцман, - это тебе не контрабанду в бочке с водой про
возить.
    Плотник побледнел, глаза его округлились.
- Откуда знаешь? – выдохнул он.
- Я, мой милый, многое знаю, - произнёс Хомяков. – А тебе, Фома, скажу вот ещё что, - тебя ведь
     Фомой  зовут?
- Сергей я, - тусклым голосом ответил плотник.
- Всё равно – Фома! – решительно заявил боцман. – Тебе я скажу пословицу древних, а ты запом
ни: «Лучше зажечь одну маленькую свечу, чем проклинать темноту.» Запомнил? Вот и хорошо.  А
теперь все – за работу!
    Плотник после этого случая приутих.
    Николай Иванович женат, и любовь между ним и его Наташей самая восторженная. Но Наташа
женщина строгая, и Николаю Ивановичу с нею частенько бывает нелегко. Приходя на судно, при-
поднимал, к примеру, рубашку и, обращаясь к третьему механику, говорил: « Корешуля, взгляни-
ка на спину, что-то побаливает.» Третий смотрел и удивлялся: « Царапины, Глубокие.»  « Это На-
таша  утром  кошку на меня кинула, чтобы разбудить, - объяснял Николай Иванович и улыбался.-
Поспать я люблю, а ей на работу идти.» «Выдра она у тебя, - обижался за друга третий. – Как  это
можно – в мужа кошкой пулять? Ты прибери её к рукам: в другой раз она тебе, гляди, зубы повы-
бивает.» «Ничего, корешуля, ничего. Люблю я её здорово. А царапины – пустяки,»- добродушно
посмеиваясь, отвечал Николай Иванович.
    И сейчас боцман Хомяков оставался таким же, каким его знал и любил Антон Атаманов:  пре-
красным товарищем, верным помощником  в нелёгкой службе и неунывающим человеком.
    Так что же ты насупился, капитан? Переживаешь неудачу? Под всеми штротами  Мирового оке
ана ходят большие и малые суда. Их беды – твои беды, и «Меркурий» выполнит до конца свою за-
дачу. И рядом с тобою боцман Николай Иванович Хомяков, стармех Завольский и вышедший те –
перь на верную дорогу старпом Демьян Яковлевич Серебряков.
                3.
   Шестой год пошёл, как Атаманов с Демьяном Яковлевичем  вместе работают на «Меркурии».
Расстаются лишь на время отпусков.
    Демьян Яковлевич старше Антона, и намного: сейчас ему пятьдесят. В капитанах ходил, да дип-
лом коротковат и, кроме того, угораздило его как-то при неудачном маневре  чужое судно серьё –
зно повредить. Диплом да авария… С тех пор в «вечные старпомы» попал. Однако капитанская
закваска  у него осталась. Правил субординации вначале признавать не хотел. Однажды,заполняя
         
журнал, сделал запись:» Вахту сдал- и слава богу.» Атаманов, увидев, что чиф* подозрительно  ве-
сел, разозлился. Был у них тогда очень прямой мужской разговор, и Демьян Яковлевич несколько
присмирел.
    Но работником он оказался толковым и, протрезвев, работал увлечённо, залезал в самые тём –
ные углы «Меркурия»,гонял боцмана и матросов, сам тянул концы, шарошил палубу, наводил по-
рядок в артелке и трюме и занимался ещё  бумагами и десятками разных мелочей. Может, оттого
не расстался с ним Атаманов, хотя и после случались с Демьяном Яковлевичем разные казусы.
Однажды, напившись, явился на пароход «Виталий Калиновский» и поднял там целый перепо –
лох, назвавшись поверяющим службы безопасности мореплавания.
    Но именно после того случая и пошёл Демьян Яковлевич на поправку. Он сам пришёл к Атама-
нову с повинной и просил только об одном: никому не рассказывать о случившемся. «Калинов –
ский» снялся в рейс рано утром, и вероятность встречи двух судов, по крайней мере, в ближайшие
полгода исключалась. Демьян Яковлевич рассказал о себе и своей неудачно сложившейся личной
жизни. Вскоре после своего разжалования он оставил жену и дочь и сошёлся с женщиной много се-
бя моложе, и вскоре с прискорбием отметил, что его красавица Юлия, жгучая брюнетка  с неско –
лько полной талией, оказалась особой на редкость эгоистичной, рассчётливой и не отличалась бо-
льшим умом. Демьян Яковлевич кручинился, но терпел.
    Назначение Серебрякова на «Меркурий» было для Юлии подобием разорвавшейся бомбы. Те –
перь она не могла распоряжаться своим временем так, как распоряжалась раньше: Демьян Яков-
левич уходил внезапно и появлялся, как снег на голову, иногда среди ночи, иногда рано утром.
Иногда он исчезал на несколько суток, и никто не мог сказать, где он находится и когда вернётся.
Юлия нервничала, семейные скандалы приняли затяжной характер. Демьян Яковлевич теперь со
страхом переступал порог своего «дома». Однажды, идя по улице Владивостока, он услышал зна –
комый до дрожи в коленях детский голосок:» Мама, да это же наш папа! Папа! Папа! – кричала
Светланка, вырываясь из рук матери. – Куда же ты? Иди к нам!» Прохожие оглядывались на Де –
мьяна Яковлевича с любопытством и осуждением. Неверными пальцами он сунул в рот сигарету
и кинулся прочь, в толпу.
    Атаманов не подозревал о творившемся в душе старпома разладе и даже сочувствовал Юлии,
хотя с первого  же знакомства относился к ней с предубеждением.
    В один из предотходных дней, когда «Меркурий» готовился отбуксировать понтон на Сахалин,
молодая женщина стояла в дверях старпомовской каюты и, весело поглядывая по сторонам, бол-
тала со штурманами. Необычные для брюнеток голубые глаза эффектно дополняли её портрет.
Считая, очевидно, что красивой женщине не обязательно задумываться над содержанием разгово-
ра,  она  несла какую-то околесицу, а третий штурман Стёпа слушал её с расплывшимся от восто-
рга лицом.
- Моряки, моряки, - говорила красавица, поигрывая глазами, - имеете ли вы представление о
том, что такое театр?.. Покорить женщину – вам недоступно. Ведьчтобы покорить, нужно много
энергии и времени, а у вас нет ни того, ни другого. Что вы можете предложить своим жёнам, пос-
тоянно отсутствуя дома? Ни себя, ни денег. Нет, дорогой мой, если такова судьба, что вы не може-
те быть с женою, обеспечьте её хотя бы материально. Мы, женщины, умеем это ценить…
    Атаманов находился поблизости и невольно слышал разговор. Настроение у него было отврати-
тельное: судно на отходе, а снабжения до сих пор нет. И он не сдержался.
- Как хорошо, - сказал он, - что жена моего старшего помощника так тепло провожает мужа  в
рейс. Бескорыстие, любовь, открытость…
   Она взглянула несколко растерянно и приксила губку. С тех  пор, бывая на борту «Меркурия»,
она явно избегала Атаманова.
    В туманный день в северном порту Матисен «Меркурий» был вызван на поиски людей, унесён-
ных в море. Шлюпка под командой Демьяна Яковлевича Серебрякова подобрала тело девочки
лет десяти в коричневом форменном платьице и расстёгнутом клетчатом пальто. Боцман Хомя –
ков и матросы обратили внимание, как сильно побледнел  Серебряков, когда девочку поднимали
из  воды, как судорожно вцепился он рукою в румпель.Когда вернулись на судно, старпом сам от-
нёс на руках тельце девочки к себе в каюту.
    Не двигаясь, сцепив пальцы рук, просидел над нею старпом  до тех пор, пока на борт «Мерку –
рия» не прибыли санитарные власти. О чём думал он? Об этом никогда и никому не рассказывал
Демьян Яковлевич. Но когда «Меркурий» вернулся во Владивосток, он сразу отправился к жене
и дочери. Екатерина Григорьевна поплакала, высказала свои обиды, но – приняла его.
    Демьян Яковлевич продолжал трудиться на «Меркурии». Сейчас он – гроза всех выпивох и лен-
тяев, время от времени появляющихся на «Меркурии», и ведёт упорную, но пока безуспешную бо-
рьбу с «зелёным змием», который подмял под себя судового повара Шлёму.


                4.


    Вообще-то Шлёма мирный, незлобивый и сентиментальный человек. Неудачник. И пьёт он не
постоянно, а только когда водятся деньги или угощают друзья. Основная же беда его в том, что он
не умеет готовить.
- Шлёма, вы где и когда учились поварскому делу? – спросил как-то  Атаманов, отставляя в сто
рону очередное его варево.
- Самоучкой-с, самоучкой-с, - завихлялся Шлёма и шаркнул ножкой.
- Не может этого быть! – строго сказал Атаманов. – В пароходстве давно уже нет талантливых
поваров- самоучек. Кстати, какое у вас образование?
- Как букварь скурил, так и выгнали, - снова увильнул от прямого ответа повар.
Атаманов пристукнул ладонью по столу.
- Старпом, проверьте его аттестат – и  в случае несоответствия  занимаемой должности, пусть
дует в кадры. А если в «полярку» пойдём – да он нас там всех отравит!
- Не отравлю, - прошептал Шлёма.
  Он был добрый человек, любил животных. Судовой кот Васька под его неусыпным бдением нас-
только разжирел, что по судну перемещался почти исключительно на чьх-либо руках. Охраняя
воего любимца от действия судовых магнитных полей, Шлёма надел на его шею широкое медное
кольцо. Васька,надо полагать, был этим очень доволен, совсем заважничал и едва приподнимал
голову, когда повар подсовывал ему под нос куриные потрошки. «Нас бы ты, кандей, хоть раз  в
неделю так кормил, как этого борова,» - обижались меркурьевцы. Шлёма, может и хотел этого, но
не мог. Особенно, когда запивал.
    Рано утром в коридоре слышалось:»Вставай, страна огромная!» Все, кто не спал, знали: Шлёма
проснулся. С песней на устах проходил  Шлёма на камбуз и – гром. И опять все знали: Шлёма
ищет бутылку. Если гром стихал, всё было в порядке; если он продолжался – значит, беда: бутыл-
ку или стащили, или Шлёма не может вспомнить, куда её задевал. Оскорблённый в лучших своих
намерениях Серебряков  клял себя за то, что в который раз поверил Шлёминым обещаниям «на –
чать новую жизнь», а тот, взмахивая широким ножом, шинковал капусту. «Тук – тук – тук»,- сту-
чал по доске нож. Стук прекращался. Шлёма воровато оглядывался по сторонам и подбегал к
шкафу. Там стояла початая бутылка. Шлёма наливал полстакана. И снова: «тук-тук-тук.»
- Ты смотри-ка, - удивлённо говорил он пекарю Клавдии Васильевне, - если б не поллитра, не
нашинковал бы.
    Засыпал капусту в котёл, где лежла начищенная с вечера картошка, бросал куски мяса и ста –
вил всё это на плиту. Дымя папиросой, время от времени помешивал, шутил с Клавдией Василь-
евной и заглядывал  в шкаф. В один из дней Шлёма особенно отличился: обедая, старпом зачерп-
нул вместе с борщом окурок.
- Где этот паразит? – взревел Серебряков и понёсся на камбуз.
   Шлёма жарил рыбу.
- Ты что это, помоями нас кормишь? – Демьян Яковлевич сунул под нос Шлёме  тарелку с бор-
щём.
   Шлёма эффектно пугался, пятился, дышал в сторону. Чиф, ругаясь, ушёл в кают-компанию. По-
дали второе.
- Что это такое? – тут же раздались голоса.
Чиф присмотрелся. На тарелке лежала камбала.
- Это камбала, - сказал чиф.
И осёкся: рыба оказалась невыпотрошенной.
- У тебя чемодан есть? – через минуту спрашивал он Шлёму.
      Шлёма был пьян, но хитёр.
- Нет у меня чемодана, - сказал он.
- Купи, завтра же обязательно купи,- приказал чиф. – За испорченные продукты  рассчитаешься
с получки, на водку меньше останется. И впредь так будет! И чтоб без моего ведома ни шагу с суд-
на! Понял?
   Шлёма понял. И снова обещал.
   Но надо было видеть Шлёму во время пожара на пароходе «Калуга», чтобы простить ему многое
Такой бестрепетной, прямо-таки  безумной отваги Атаманов давно не наблюдал. Вооружившись
пожарным шлангом, повар кидался в самую гущу огня, и оттуда доносился  его  требовательный
крик:
- Лей на меня!!
- Старпом!- ревел в микрофон Атаманов.- Наблюдайте за ним, сгорит к чёртовой матери!
Тогда ничто не предвещало беды. Декабрьским вечером в неудобной и низкой столовой «Мер-
     крия», дежурившего и одновременно выполнявшего ледокольные работы в Находке, свободные
     от вахты  члены команды усаживались кто куда для просмотра очередного фильма.
            Как-то уж так повелось, что фильмы на спасатель попадали самые бросовые, от  котрых отка-
     зывались отходившие в дальние рейсы транспортные суда. И на этот раз на экране  двое девушек-   
     близнецов дурачили и без того глупых парней. Смазливые декольтированные девицы ездили  на
     мотоцикле, а парни хихикали и боялись перепутать своих невест.
         Члены экипажа «Меркурия» подрёмывали, время от времени перебрасывались ничего не зна –
    чащими  фразами.
         Больше месяца «Меркурий» не заходил во Владивосток, а с началом ледокольных работ почти
    не подходил к берегу. Настроение людей заметно упало. Все испытывали недовольство своим  по-
   ложением, и в то же время знали, что иначе нельзя. До чёртиков надоели и тусклая  размеренность
   быта, и томление в надежде на какие-то изменения, и накопившаяся усталость.
   На этот раз «Меркурий» стоял у причальной стенки. Не плакали взахлёб на переменных режимах
   турбины, не трясся надсадно корпус, влезая на встопорщенные льды, не звенели в гнёздах графины
   и стаканы, не скрипели по бортам кранцы, - было тихо, спокойно, сонно.
      Но сбежал с мостика и наклонился  к сидящему на стуле Атаманову вахтенный – третий штурман
   Стараясь не шуметь, поднялся и быстро ушёл капитан.
      В воздухе повеяло тревогой. Скользила перед объективом кинолента, вершил в темноте чудеса
  световой луч, мелькали на экране весёлые лица, стрекотал аппарат. Но всё это куда-то отодвину –
  лось, проходило мимо сознания, не мешало настороженно ждать. Снова появился Атаманов, на этот
  раз в полушубке и шапке. Пройдя по коридору, остановился перед каютой  стармеха, постучал.
      «Дед» Завольский отложил в сторону книгу «Ремонт судовых дизелей», приподнялся с дивана.
- Что делаешь? – спросил капитан.
- Ноздри помыл, отдыхаю.
- Готовь машину, у Поворотного пожар.
   «Дед» вскочил, перед ним тут же вырос второй механик.
- Срочно снимаемся, - сказал ему Завольский, сделав рукою вращательное движение, что означа
   ло – запускать двигатели. Второй исчез, с лязгом закрыв за собою дверь машинного отделения.               
   Взвинченная тишина ожидания, неяркий, скраденный плафонами электрический свет, тёмная
окраска коридоров, глухие стуки дизель-динамо, - сгустившаяся до предела атмосфера тревоги. И
вслед за тем – грохот и звон, топот ног, бухающие удары запущенных в работу дизелей, команда
«отдать концы» и телеграф на «полный вперёд». И вот уже освобождённый от пут «Меркурий»,
разрывая тишину рёвом  тифона, мчится в том направлении, куда призывает его служебный долг.
   В считанные минуты изменился облик людей, их настроение, их отношение к окружающим и се-
бе.
   Отчего загорелся пароход «Калуга», никто из его экипажа толком не  мог потом объяснить. Пламя распространилось так  быстро, что радист не успел сообщить в эфир о пожаре. Может быть
загорелась электропроводка, и пламя скрытно и споро пробралось за обшивкой переборок и под-
волоков, пока не обежало всю надстройку и не выскользнуло из какой-то щели.
   Экипаж не мог справиться с огнём. В машинном отделении работал пожарный насос, в магист –
раль подали воду, но пробраться к рожкам и шлангам в надстройке мешала сплошная стена огня.
Пароход находился на траверзе мыса Поворотный, следуя порожняком с Сахалина. Капитан пос –
тавил ручку телеграфана «стоп» и едва успел сбежать с мостика, как средняя надстройка судна
превратилась в красножёлтый факел.
  Эту картину первыми увидели с пассажирского теплохода «Феликс Поздняков», шедшего рейсом
вдоль побережья. Теплоход подошёл к «Калуге» на максимально возможное расстояние, спустил на              воду   вельботы, однако – он был с пассажироми на борту – не решился приступить к тушению по –
жара собственными средствами и вызвал спасатель.
   Когда «Меркурий» приблизился к горящему судну, пламя уже подбиралось к топливным  тан –
кам, а экипаж парохода, сгрудившись на корме, спускался в шлюпки. Средняя надстройка пыла-
ла, длинные языки пламени тянулись из проёмов иллюминаторов, в покинутом  машинном отде-
лении механизмы замерли, и только расположенный на самом верху дымовой трубы не сдавался
один гудок: на последнем дыхании  оставшегося в котлах пара он гудел, возвещая  беду. Это был
тонкий, перехваченный хрипом крик отчаяния гибнущего парохода, зовущего на помощь.
   На «Меркурии» все стояли по пожарной тревоге. Обе аварийные партии – весь экипаж, кроме вахты в машинном отделении и на мостике, - были одеты в непромокаемые резиновые костюмы;
у гидропушек приготовились и ждали команды матросы. В машинном отделении один из главных
двигателей переключили на работу пожарного насоса, другой – работал на ход.
- Швартоваться правым бортом! Право руль! – Атаманов, не раздумывая, с полного хода вёл
спасатель на горящее судно.
    Ещё перекладка – и задний ход. Соприкоснулись борта судов. Кто-то прибежал с кормы горящего судна, принял швартовый, с борта спасателя набросили и закрепили ещё один. Шестьсот лошадиных сил уже крутили пожарный насос.
   Зашипел, окутался огненным паром пароход «Калуга».
- Успеем, - сказал Атаманов, - должны успеть. Штурман, держать под наблюдением берег: сносит.
- Две мили, Антон Анатольевич!
- Следить!
   Тугие, сильные струи сверху донизу заливали пароход, забирались внутрь его, сбивали пламя.
Только бы не рванули топливные танки.
- Лейте больше вниз! Вниз! – командовал Атаманов.
- Полторы мили! –  это голосштурмана.
- Десять кабельтовых!..
- Следить!
   Насос работал,моторист сидел над ним, ощупывал, подливал в подшипники масло; было чадно,
газы через неплотности выхлопного коллектора попадали в машинное отделение.Рядом грохотал
дизель, другой работал на холостом ходу. Около них несли вахту ещё один моторист и второй ме –
ханик.
   В гребном отделении у главного распределительного щита находились стармех, старший и вто-
рой электромеханики и электрики.
   Позвонил Атаманов:
- Многие замёрзли, надо подменить. Всех, кого можно отпустить, выделите на смену.
   Ушли моторист, стармех, второй электромеханик  и  электрик. Внизу осталось трое вахтенных.
    Напор огня уменьшался, часть надстройки «Калуги» почернела. Но до конца работы было ещё
   далеко. Внутренности парохода продолжали гореть. «Девять кабельтовых! – докладывал третий
   штурман. – Восемь… Шесть…»  « Успеем! – отвечал  Антон. – Должны успеть! Внизу огонь  за –
   лили, танки уже не взорвутся.»
    Всё же «Меркурий», сдерживая дрейф, вренменами подрабатывал гребным винтом.
   Ещё через час, когда берег был всего в двух кабельтовых и до слуха штурмана стал доноситься
шум прибоя, высадившиеся на обгоревшее судно  люди приконили последние всплески огня. Ликвидация пожара заняла два часа двадцать восемь минут. Так записали в судовом журнале.
   Не отпуская подопечного от борта, спасатель дал ход и благополучно зашёл в мелководный залив, где и простоял до утра. Экипаж «Калуги» разместился на «Меркурии» – на койках, диванах
Однако никто не спал. Впечатление от пережитого было слишком сильно.
   Некоторые по штормтрапу взбирались на судно и среди горелых обломков, исковерканного ме –
талла искали то, что было им дорого.
   Через каждые полчаса дежурившие на «Калуге» спасатели совершали обход судна и время от
времени заливали начинавшие снова тлеть головни… 
   При свете дня сделали подробный осмотр судна: средняя надстройка со всеми каютами и их  со-
держимым выгорела до тла, но ни машинное, ни котельное отделения огнём не тронуты. «Мерку-
рий» подоспел вовремя.



       И был ещё пожар. И «Меркурий» сквозь плотный лёд  восемьдесят миль пробивался на по –
мощь. И пробился. И снова заливал огонь, подавал пену. Воды подали так много, что она поли –
лась из иллюминаторов кают горящего судна. А огонь не сдавался.
   Тогда часть людей  в кислородно-изолирующих приборах, во главе со старшим помощником ка-
питана, прошла сквозь дым  и в неохваченных ещё  пламенем коридорах протянула пожарные
шланги; несколько человек, среди них боцман Николай Иванович и Шлёма, продвигались с носа.
Продолжала действовать пожарными шлангами с борта спасателя и группа второго помощника.
С палубы горящего  судна ломами сорвали доски настила, вырезали автогеном квадратные отвер-
стия и, пропустив в них сферические головки со множеством мелких отверстий, подали в них воду
   Что оставалось делать огню? Фыркнул дымом, пошипел головёшками и погас.
   Самоотверженно действовал на пожаре весь экипаж. А среди особо отличившихся был судовой
повар. «Вот как с ним расстанешься?» – говорил себе Атаманов. Предложи ему отдел кадров вме-
сто Шлёмы шеф-повара ресторана «Золотой рог», он бы, пожалуй, ещё подумал, кого предпочесть.



   Сколько раз где-нибудь в далёкой точке тихоокеанского побережья или на островах, когда рас-
тревоженное небо плакало холодным дождём, а вокруг бродили стада белесого тумана, Атаманова
одолевала, казалось, непреодолилая неприязнь к морской службе. Он понимал: вызвана она не по-
стоянной ответственностью за людей и судно, не физической усталостью и желанием пожить спо-
койно, а той немалой психологической  нагрузкой, которую несёт в себе служба  спасателя.
   Атаманов становился раздражительным, подчинённые старались реже попадаться ему на глаза.
Однако стоило Атаманову побыть на берегу месяц, как его охватывало смутное беспокойство. Он
занимался работой по дому, что- то мастерил, гулял с сыном Валеркой, а мыслями всё чаще воз-
вращался к трудяге «Меркурию» и своему экипажу. Звонил в отряд:
- Ну как там?
   Жена ворчала:
- Не денется от тебя никуда это море!
   Атаманов подходил к Людмиле, был тих и немного грустен.
- Устала ты со мной? Но честное слово, я не могу быть другим.
   Да, он не может быть другим. Он никому не желает зла, пробоин и прочих неприятностей. Но он
знает также, что аварии неизбежны.В иные годы их будет меньше, в иные больше, может быть,ко-
гда-нибудь они вообще станут редкостью. Но он спасатель и хотел бы постоянно быть там, где тре
буется его помощь, где без «Меркурия» не обойтись. По душе Атаманову боевой накал, сосредото-
ченность, делающаяся вдруг стальной дисциплина, чёткость докладов, собранность и насторожен-
ность, скупость разговоров, холод волнения в груди, учащённые удары  сердца, та вспыхивающая
неудержимо и ярко  потребность противоборства со стихией, которая незримо присутствует в каж-
дом человеке и захватывает его целиком, когда спасатель выходит на операцию.
   И пусть это будет не огонь, не тонущее, изнемогшее в борьбе со штормом судно,- пусть  это будут
простые, нагруженные песком баржи портофлота, которые оторвало от буксира и понесло на тор-
чащие из воды камни, - всё равно приходит вдохновение, всё равно подтягиваются люди, и спаса-
тель несётся  сломя голову, готовый принять все тяготы мира на свою неширокую и не слишком
крепкую грудь.


                5. 

        Прибегали издалека, из-за горизонта волны и накатами обушивались на берег. На их пути, выд-
винутый в море, вставал мыс, его контуры напоминали запрокинутое кверху лицо с раскрытым  в
крике ртом. И странно: меж острых камней была небольшая и тихая песчанная полоска, и по ней не
спеша расхаживали голуби и склёвывали скудные дары, оставленные морем при  отливе.
    От ударов волн судёнышки вздрагивали. Баржевики прятались в рубках и наблюдали, как лави –
рует «Меркурий». Тот явно не слушался руля. / Старая история при развороте на ветер! Сдвинутая
в сторону бака надстройка и и высокий в носовой части борт создавали значительную парусность,
мешали./  Буксир то сносило в сторону, то разворачивало кормой. Атаманов, сцепив зубы, не давал
передышки дизелям.
    Неравномерный, с нарастанием и спадом рёв, беспорядочные броски нагрузок при смене ходов вы-
водили из себя старшего и второго механиков, бередили их души. Изредка появлялся  в проёме клин-
кетной двери вахтенный – третий механик, и выражение его лица с каждым  разом становилось оза-
боченнее и злее. В руках он держал стетоскоп, которым прослушивал шумы движущихся деталей ма-
шин. Второй механик с «дедом» стояли на площадке у щита приборов.
    -Сейчас поршни в трубу полетят, - произнёс после очередного рывка Атаманова «дед». – У меня
болезни, я уже сульфодемизин пью! – «Дед» посмотрел потрясенно на окружающих. -  Нет, не дожить
мне до пенсии, не дожить.
    «Дед» Виталий Иванович Завольский был маленький, щупленький, с залысинами у висков, очень
увлекающийся и подвижный. Увлекался технической  литературой, как все маленькие люди, немно-
го важничал, но в сущности был добрейшей души человек.
    Второй механик не выдержал рывков Атаманова:
- Вы тут побудьте, а я пойду, я его,лихача, уйму. -  И убежал намостик.
Атаманов встретил его неласково. «Меркурий» рыскал, спускался под ветер, снова заходил; несколько раз он  / вот-вот! Сейчас!/ уже вставал кормой к судёнышкам, и баржевики выскакива-
ли из рубок, чтобы принять выброску, но очередной порыв ветра сбивал буксир в сторону.
- Ничего не скажешь – работёнка! – ядовито произнёс второй механик.
Атаманов вновь резко перевёл телеграф.
- С тоски помрёшь! – механик  не собирался отступать. – Кажется, чего проще: бросить «яшку»,
спуститься на канате и подать буксир.
- Умница! Ты как будто я в молодости!
«Надо хоть так попробовать, по другому не получается,» - решил Атаманов.
   «Меркурий» крутнулся, отбежал на пятьдесят метров – и в воду полетел освобождённый от стопо-
ров якорь. Буксир встал: якорь удерживал крепко. Атаманов подал команду, и боцман Николай Ива
нович потравил якорь-цепь.
    Теперь «Меркурий», твёрдо держась носом на ветер, медленно  подходил к баржам. Плотник при-
готовил выброску, привязав к ней буксирный канат. «Принимайте!»- крикнули с кормы, и на одну
из барж полетел и упал тугой оплетённый комок. Баржевики схватили и начали выбирать. И тут
якорь … пополз!  Он полз по грунту, царапая его лапами и не встречая ничего, за что можно было
бы  уцепиться. И вместе с якорем, подгоняемый волной и ветром, на берег неотвратимо пополз «Мер
курий».
    Накат был грозен и шумен, ветер рвал одежду, готов был сбросить за борт стоявших на палубе лю-
дей. А «Меркурий» не мог дать ход и уйти, потому что из клюза его свисала и тянулась на десятки ме
тров по дну залива тяжёлая  якорь-цепь.
- Прекратить отдавать буксир! – заорал Атаманов, выбегая на переходной мостик и с ужасом
глядя, как приближается ощерившийся прибоем и округлыми валунами берег.
    Но растерянность продолжалась секунды.
- Отдать якорь-цепь! – напрягая до боли глотку, перекрыл он шум прибоя и ветра.
Боцман, понимая, что дело не шуточное, напряжённо ждал этой команды.
    Скользнув по палубе, цепь исчезла в сизой, всклокоченной ветром воде.
    И только когда «Меркурий», раскидав налетавшие волны, вырвался на простор и оказался в безо-
пасности, только тогда Атаманов почувствовал, чего стоили ему эти несколько минут. Он почувство-
вал себя разбитым и усталым, спина и всё тело покрылись испариной.Опершись на ограждение мос-
тика, он прикрыл глаза, снял фуражку, и ветер вздыбил его негустые волосы.
    Но время шло, а работа не была выполнена. И он снова встал у телеграфа.
    Баржи он, конечно, стащил; когда улеглись волны и ветер, водолазы подняли со дна якорь и цепь.
А второго механика в тот раз он с мостика прогнал. Вот тебе и баржонки! А мысль – то была верная,
не зря  Атаманов за неё ухватился, и не поползи тогда якорь, выхватил бы он баржи в два счёта, за
милую душу.
    Каждую зиму, помимо дежурства, «Меркурий» осуществляет ледокольные работы. Прошедшая зима выдалась особенно тяжёлой. "Ме«курий" р»ботал в Находке. Сильные морозы когтили землю
и море, льды загромождали проходы в порт  и к заводу рыболовецким сейнерам, траулерам, шхунам
и транспортам. Восточные ветры прессовали и громоздили торосы. «Меркурий» с трудом справлял-
ся. На ледокол надеяться не приходилось: в узкой бухте ему не развернуться, кроме того, не позволя-
ли глубины. А «Меркурий» не только  ломал льды, но и проводил, швартовал «рыбаков». Двигатели
судна, не смолкая, ревели неделями; команда была переведена на морские вахты.*


• -  вахты  четыре часа через восемь.


      Люди не имели возможности сойти на берег. Суда приходили и уходили, лёд крепчал. «Меркурий
прислонялся к причалу не более  двух раз в сутки на десять-пятнадцать минут. В эти минуты на берег спрыгивали двое-трое самых  смелых и предприимчивых парней. 
 Через несколько часов, вернувшись к месту высадки, они осматривались и находили «Меркурий
где-нибудь на середине бухты в онимку с беспомощным «рыбаком»; потом буксир отскакивал от ры-
бака и замирал во  льду. Спасатели шарили по карманам, наскребали на «мотор» и неслись через весь  город по берегу, поругиваясь. А объехав вокруг бухты и выбежав на лёд, оглашали окресности
сердитыми воплями: «Меркурий» уже гулял где-то  далеко и предоставлял неудачникам возможность любоваться своими крутыми обводами.
    А тут ещё надвигалась непогода, суда в порту и в море получали штормовое предупреждение, и ко-
манде «Меркурия»  по законам спасательной службы и морского братства объявлялась готовность
номер один.
    Город жил своей интересной, увлекательной жизнью, и ему не было дела до маленького «Мерку –
рия», который носился по бухте, выскакивал на рейд, тащил за собой подчас слишком большую но-
шу и выглядел бедным родственником на фоне красавцев теплоходов, приходивших в порт из далё-
ких экзотических стран.
    Атаманов ел, что готовил Шлёма, спал в штурманской рубке на диване, лишь иногда бурчал за
столом, с подозрением глядя на кости в тарелке:
- Это не иначе, как Васька.
Шлёмин Васька в самом деле исчез в самый разгар «ледового побоища». Вероятнее всего, он отправился на гулянку, а вернувшись, не застал «Меркурий» на месте.
    Шлёма был безутешен. Через неделю  он, правда, отыскал намного сбросившего в весе своего люби
мца. Васька пробегал между вагонами, гружёнными лесом. «Меркурий», на его счастье, как раз ткну
лся рядом в причал, чтобы вкатить по трапу бочку с солёными  огурцами.
    Атаманов все эти дни думал только о выполнении производственных задач и был уверен, что весь
экипаж думает о том же. Но народ роптал. Даже тихая и безобидная буфетчица Иза Алексеевна, ког-
да кончились на столах салфетки, выразила свой протест тем, что положила вместо них на столы
газеты из подшивки. Вытерев губы листком «Брехунца» / так именовали в экипаже газету пароход-
ства «Дальневосточный моряк»/, Атаманов очнулся и со свойственной ему прямотой отругал Изу
Алексеевну. Иза Алексеевна  расплакалась.Антон удивился и стал неумело её утешать. Иза Алексе-
евна отправилась в каюту, но и там продолжала плакать. Утешить её довелось боцману Хомякову.
Он зашёл к ней в каюту, присмотрелся и сказал:
-Инфанта! Херувим! – Николай Иванович любил загадочные, малопонятные слова. – Скажи  мне
горюч-камень, отчего это у тебя такие относительно молодые глаза?
   Иза Алексеевна от неожиданности рассмеялась. Довольный, Николай Иванович удалился. С той
поры и  возникла между ними обоюдная симпатия.
   Механикам работа во льду приносит множество неприятностей. Увлекаясь проводкой, Атаманов
порой забывал о машинах. Между «Меркурием»  и «рыбаком» располагалось поле плотно сбитого
грязно-серого льда. «Ещё разок!» – говорил Атаманов. «Меркурий» разгонялся и ударял в льдину.
Взахлёб, пронзительно выли турбины, в цилиндрах дизелей слышался бухающий металлический
стук. Вахтенный механик хватался за голову и бежал к телефону звонить «деду». Стармех сбегал в
«машину», вслушивался и приказывал остановить двигатель. Вскрывали картер. На сетке и картер-
ном лючке находили баббит. Стармех сокрушённо крутили головой:
-Опять мотылёвый!
    Благо, поднаторевшие на такой работе второй механик и мотористы  меняли  подшипник минут
за тридцать. Запасных  вкладышей в кладовке хватало. Речь второго механика после этой работы
была ёмкой и краткой.
    Наконец, механики не выдерживают и для успокоения души начинают придумывать «невинные» шутки. В один из дней ревизор и третий штурман говорят рассрженными голосами:
-Возмутительно!
    Из холодильника кают-компании пропадает хранимая ими для подкрепления  каботажного пайка
ароматная копчёная колбаса. Нет, колбаса не совсем пропала, она продолжала лежать в холодильни-
ке, завёрнутая в тот же целофановый мешок, но злоумышленники от целого круга отхватили добрую
половину, а недостаток восполнили  древком от швабры  Изы Алексеевны, соединив его с остатками
колбасы гвоздями. Гвозди были отличного качества и в колбасе не ржавели.
   Второй и третий механики выслушивают жалобы пострадавших и пожимают плечами: они не зна-
ют, кто покусился на колбасу. Когда ревизор и третий штурман Стёпа уходят, второй механик Крав-
чинский говорит:
- Пойти, что ли, отрезать колбаски? Где наши пищевые гвозди?
«Меркурий» продолжал ковыряться во льду. Когда терпение экипажа подошло к опасному пре –
делу, ветер всё же сменил  направление, лёд в бухте разрядился. «Меркурий» зашевелился быстрее,
откалывая льдину за льдиной, и гнал их на выход в море. Пополз  слушок, что в скорм времени «встанем к причалу и постоим часов пять или шесть». А может быть, и сутки. А может – неделю!
А там и во Владивосток!

                               
Но во Владивосток ушли лишь в конце марта. Ненадого сбегали на Сахалин, стащили с мели не-
сколько  барж.               
     Как-то днём получили сигнал: в тридцати милях от Владивостока остановился  «Красноярск»  -
кончилось топливо. Судно два месяца ходило по Курилал, не бункеровалось и накануне получило
указание :»Следовать в Находку принятия топлива, в дальнейшем ждать указаний.» Заход в Наход-
ку моряков не устраивал: семьи большинства пролживали во Владивостоке. Капитан вызвал «деда»
на совещание.»Дед» приказал вскрыть «мёртвый запас»*. Через горловины он потыкал футштоком
и сказл:» Хватит! Каких-то шестьдесят миль.» «Хватит, - доложил диспетчеру в пароходство капи –
тан, - нам хватит. Каких-то шестьдесят миль.» Диспетчер сердито молчал. «Красноярск» миновал
Находку и подымил к Владивостоку.  В тридцати милях от него на траверзе острова Аскольд, к ужа-
су стармеха, топливо кончилось. «Топлива нету и пару нету,»- доложил капитану «дед». Тот сидел  в
кают-компании, благодушествовал в ожидании обеда. «Хорошо-то как, господи!» – воскликнул  ка-
питан и подступил к «деду» с ножом и вилкою.
     -Не ешь  меня, - сказал старший  механик, - от меня и так одна арматура осталась. Но мы   мо-
жем  дойти до Владивостока, если спалим в котлах всю мебель, лючины закрытия  трюмов и обдерём
переборки.
- Пьяница проспится – дурак никогда, - ответил капитан и приказал дать в эфир «аварийную».
«Меркурий» выскочил, имея на борту половину экипажа. Другая половина  находилась на суточ-
ном отдыхе, собирать её по городу не стали.               
                               
• - запас топлива, который нельзя взять насосами.

    Стоял  погожий весенний день, море поблёскивало гладким зеркалом.»Красноярск», выкрашен –
ный чернью и белилами, стоял без движения в миле от берега и не дымил.
- Готовы ли вы принять буксир? – спросил  Атаманов, подойдя к «Красноярску».
- Мы не терпим бедствия, - ответил ему капитан парохода  с видимым спокойствием. – Дайте
нам десять тонн топлива, и больше нам ничего ненужно.
- Простите, - вежливо сказал Атаманов, - не посылали  ли вы  аварийной радиограммы?
- Мы посылали, - ответил  капитан, - но мы полагали…
- А если посылали, то принимайте буксир, - решительным тоном заявил Атаманов. – Мы  не
танкер, чтобы давать вам топливо, его у самих мало. И подпишите акт о спасении.             
Старший  механик и капитан «Красноярска» стали говорить о  традиционной  морской дружбе  и
взаимной выручке.
- Это так, - сказал Атаманов,- но спасателю за работу должны платить. У нас тоже хозрассчёт.
Вы знаете, сколько стоит пароходству содержание одного спасателя в сутки?
   По  лицам «аварийщиков» прошли цвета радуги. Посовещавшись, они снова попросили топлива,
на этот раз пять тонн.
- Дудки! – рассердился Атаманов.- У нас не забалуешь. Топлива нет, извольте подписать документы и принять буксир.
    На «Красноярске» упорствовали. Поднявшийся тем  временем слабый ветерок обошёл  вокруг
острова и стал подталкивать пароход к берегу. «Вымогатели! Не моряки! – возопили  на пароходе. –
Подавайте буксир, несите документы!»
   За годы работы на спасателях Атаманов не раз сталкивался с подобными  историями: «аварийщик»   торопит и просит, обещает златые горы. Но стоит ему почувствовать себя в безопас-
ности, он тут же, на глазах преображается: он подтасовывает факты и выкручивается, отказывается
подписывать какие бы то ни было бумаги. Избегает встреч, выискивает в работе спасателя изъяны,
жалуется во все инстанции. В конце концов, документы направляются в арбитражную комиссию,  и
она решает, кто прав, кто виноват. И с «Красноярском» разобрались.
   Много есть на свете прекрасных профессий. Но лишьлишь полная противоречивых достоинств про
фессия моряка влекла к себе Атаманова. Кто-то сильно сказал:» Любовь моя, моя гордость, моё горе,
моя мечта и моя беда, давший мне всё, что я имею – флот! Кто был связан с тобою не год и не два,  а
много больше, до последних дней своих на этой земле будет помнить о тебе, будет следить за твоими
успехами, будет радоваться твоими радостями и печалитьсч твоей печалью. Тяготы и невзгоды пок-рываются пеплом забвения, и лишь призывно и ярко горит  и  издали манит твоя звёздная дорога,
флот!» Кто-то??.  Не надо скромничать, Антон, покопайся в своих старых записях…
   Много исхожено, много видено за десять лет на спасателях.
   Да, «Меркурий» уже постарел.  Он хорош в порту: довольно подвижен, имеет мощные противопо-
жарные средства. Но две тысячи лошадиных сил – этого мало. И десять узлов – не двадцать. Атама-
нов любит свой буксир, но в редкие минуты отдыха мечтает о другом:  крепкая грудь, стремитель –
ные обводы, широкая белоснежная рубка, - и скорость, скорость. Двадцать пять, тридцать узлов!
Способность  разворачиваться  «на пятке», пятнадцать- двадцать тысяч лошадиных сил! Каждый
механизм и трубопровод доступны для  монтажа и ремонта. Посторные каюты с кондиционерами.
На палубе нового спасателя Атаманов установил бы ангар для вевтолёта  и помещение для перенос-
ных аварийных насосов… Спасатель должен уметь водить  суда во льдах и работать в порту, выско-
чить в любую погоду и затушить пожар, снять с мели  потерпевшее аварию судно и откачать из него
воду, а затем отбуксировать для ремонта в порт. И разумеется – он  патруль на оживлённых торго –
вых путях.
               
                6.

     Атаманов стоял  на крыле мостика, окутанный  бархатной темнотой августовской ночи, а в откры
том море вблизи берегов бежала бурливая светящаяся точка – его  спасатель.          
     За делами проводя значительную  часть времени суток, он редко и всегда неожиданно  открывал
для себя  красоту таких вот ночей или скромную нарядность берегов, кажущиеся необычными  кра-
ски заката, очертания туч, и запоминал это надолго, если не навсегда. Так с детских лет запомнил он
виденные мельком из окна вагона запорошенные снегом берёзы  на пригорке, вкус сочной ягоды на
губах, найденный в лесу под прелыми листьями мохнатый и важный, этакий осанистый гриб…
   Постояв в темноте,Атаманов заглянул в радиорубку.Там было тепло и тихо, Радист Иван Иванович
молчал.Пискнула морзянка – и он  выпятил губу, пискнула ещё раз – и он нахмурился, через минуту
вдруг широко улыбнулся.
   С молодых лет восхищала Атаманова аккуратная и точная профессия радиста, удалённая от грохо-
та и суеты, такая непохожая на другие, вызывал интерес язык радиопередач, доступный немногим,
вызывали уважение сами радисты, хозяева необъятного эфира, знающие себе цену,
чуточку насмешливые и высокомерные.
   Щелчок переключателя – и рубка наполнилась шумами, идущими со всех концов земли. Радист
внимательно слушал. Звучали голоса его друзей, неслись метеосводки, послания влюблённых, серди-
тые  указания начальников; врывались передачи зарубежных станций, и откуда-то из глубины все-
ленной, приглушенные расстоянием в десятки световых лет, доносились шорохи и шумы, похожие
на странные позывные…
  - Есть что-нибудь для нас? – спросил Атаманов.
    Радист молча протянул радиограмму. «Погода» предупреждала о приближении шторма. Но  ещё
утром было тихо.
    В каютах «Меркурия» занимались делом. Моторист Валерий Хачатуров, после вахты не ложась
спать, дрессировал судового кота Ваську.Когда старпом и судовой доктор по утрам совершали обход
кают с проверкой санитарного состояния, Валерий демонстрировал Васькины успехи.
- Покажи-ка, Вася, - говорил он, - как боцман перед старпомом стоит?- И протягивал Ваське
кусок мяса.
   Васька выгибал спину, хитро жмурился и неожиданно, как щенок, вставал на задние лапы. Зрите-
лям номер нравился.
- А теперь, Вася, покажи чифу банан.
   И Васька показывал «банан».
   После обеда заштормило. Волны в четыре балла достаточно для «Меркурия», чтобы идти «голова-
ноги», на этот раз было больше: баллов шесть. Буксир вскидывало, ставило на винт, а потом ударя-
ло о воду с громом артиллерийского выстрела.
   Но укачиваться – не значит не выполнять свои обязанности, и моряки, полежав на койках, подни –
мались и шли на работу и вахту.
   К страждущим приходил побеседовать сердобольный Шлёма. «Самая паскудная качка – это  на
спасателях, - говорил повар, присев на угол чьей-либо кровати. – Я на многих судах плавал. Там ка-
чку понять можно: килевая или бортовая. А здесь не разбери – пойми, какая – то закрученная. Но
есть всё-таки надо. Почему ты не ешь? Не идёт? А ты через силу попробуй. Не нравится ассорти –
мент?  Ну а если, скажем, тебе, к примеру, сейчас – жареного цыплёнка с чесночным подливом, обло-
жить жареной картошечкой  с  луком и свежий помидор сверху – ел бы?» «Уйди! – говорили ему. –
Исчезни от греха!»  «А ты бы сто граммов  выпил? – обращался  Шлёма к кому- нибудь ещё. – Я  бы
каждый раз выпивал, как на вахту идти, немного, граммов по двести. Голова лучше соображает.» И
ловко прыгал в сторону, спасаясь от запущенного в него сапога.
   – В колхоз, с приходом только в колхоз! – обращаясь бог весть к кому, твердил в своей каюте реви-
зор Миша Игнатьев.
   В голове звонили колокола сорока сороков. Через неоторое время в каюту вошёл матрос:»Пора.»
И ревизор отправился на вахту.
   Второй механик с зелёным лицом  и ввалившимися глазами поднялся на мостик узнать обстанов-ку и вдохнуть свежего воздуха. Атаманов, помятуя о случае с баржами, подмигнул ему: «Какие будут
указания?» Кравчинский молчал, с трудом  возвращая в желудок подступившие к грлу остатки обе-
да.
- Хорошо, правда? – продолжал допытываться Атаманов, кивая на море.
«Меркурий» взвился, как стреноженный конь, рухнул вниз, и второй механик исчез, зажав рот
обеими руками. Атаманову и самому было несладко.
     Добрались - таки  до Провидения на Чукотке.

                7.

   В сентябре у острова Врангеля сел на камни гружённый под самую «завязку» дизель - электроход
«Оймякон». И «Меркурий» вместе с ледоколами и  находящимися поблизости судами стаскивал его,
рвал буксирные канаты, сращивал их и снова заводил.
   Канаты рвались. Тогда «Меркурий», запустив в работу переносные насосы, стал откачивать из
трюма «Оймякона» воду.
- Убывает! – сообщили капитану.
- Убывает? Это хорошо, - сказал Атаманов.
Но прошло ещё немного времени, и ему сообщили, что вода опять прибывает.
- Да ведь сейчас прилив! – воскликнуло сразу несколько голосов. – А два часа назад был отлив!
Это как же прикажете понимать? Это какая же там должна быть пробоина?
    Под воду ушли водолаз, осмотрели корпус, доложили: сплошная рваная рана. загнутые внутрь и
выгнутые наружу листы обшивки, искорёженные элементы набора корпуса, и сколько бы ни старал-
ся «Меркурий», ему до скончания века не вычерпать Северный Ледовитый океан; а если «Оймякон
стащить с камней, он тут же затонет на глубине.
   Откачивать воду перестали.  «Меркурий» побежал в ближайший порт и доставил оттуда дизель –
ный компрессор. Компрессор установили на палубе «Оймякона», провели трубы и шланги и стали
выгружать затопленные трюмы. Работы велись круглые сутки.
   Когда товар выгрузили на подведённые от берега плашкоуты и баржи, и  посеревшие, вымокшие
матросы, мотористы, механики и штураманы с «Оймякона» и других собравшихся тут судов получи-
ли возможность вымыться, погреться под горячим душем, спасатели, не медля ни часа, приступили к герметизации трюмов: заглушали вентиляционные проводы, проверяли плотность люковых зак –
рытий, меняли прокладочный материал, варили, резали, обшивали. Подступали  льды, нависали ту-
чи, метелилась снежная коловерть; на палубах таяли и вновь застывали водяные подтёки; по палу –
бам двигались чуть не на четвереньках, махали кувалдами и рубили металл зубилом, тянули кана –
ты, скользили, падали, рвали одежду, теряли рукавицы, рассказывали анекдоты. Ещё много раз ухо-
дили под воду водолазы и, выйдя наверх, красными от ледяной воды пальцами тыкали в раскину –
тые на столах чертежи. Наконец, всё было вымерено, отглушено, проверено на герметичность. Тогда
запустили в работу стоящий на палубе электрохода компрессор.
   Люди замерли в ожидании.
- Неужто зря? Столько вкалывали!..  Должен вытеснить.
   Мощный ледокол «Давыдов» и два транспорта приноравливались, поддёргивали вновь заведённые
стальные канаты. Откуджа-то издалека / сообщили по радио / четыре буксира начали буксировку  к
месту аварии понтонов, чтобы в случае неудачи, если не вытеснят воздухом воду, подвести  их и зато-
пить у борта «Оймякона», закрепить, потом опять же воздухом опростать и таким образом оторвать
электроход от грунта.
   Ледокол и теплоходы ждали. «Меркурий» вился около, переживал.
- Уходит! Пошла!
   Буксирные тросы напряглись. Сильнее задымили трубы буксировщиков.
   «Оймякон» сидел обессиленно и грузно, в тело его вцепились мёртвой хваткой острые шипы кам-
ней. По корме, на расстоянии двухсот  метров, развернувшись веером, месили и гнали винтами воду
суда- буксировщики.
   Неохотно и медленно вода уходила из трюмов «Оймякона».
   Постаревший за эти дни его капитан, сидя в кресле, не отрываясь, смотрел в одну точку; помощни-
ки его стояли поодаль и тоже молчали.
   Атаманов на «Меркурии» носился с левого крыла мостика на правый и обратно, придирался ко всяким пустякам. На ледоколе и двух буксировщиках вахтенные не отрывали глаз от биноклей.
   Но вот что-то изменилось – в режиме ли работающего на палубе компрессора, или чуть дрогнул
сам «Оймякон», или ожидание достигло того предела, когда ждать уже невозможно,- только уверен-
нее и крепче заработали буксировщики, и «Оймякон» заскрипел, повалился  на борт,
выпрямился и, влекомый двумя десятками тысяч лошадиных сил, пополз, цепляясь и приостанав –
ливаясь, стряхивая с себя потоки воды.
-Ура! – закричали на «Меркурии» и трёх буксирующих судах.
  Но не кричали «ура» на «Оймяконе».
  Снятый с мели электроход  не  затонул и не перевернулся.
  Отдали буксиры, и теплоходы ушли, на прощание погудев тифонами. Ледокол и «Меркурий» оста-
лись рядом. Ледокол буксировал, «Меркурий» обеспечивал: «Оймякон» со сломанным винтом  не
имел  самостоятельного хода.
   Пройдя Берингов пролив, встретили караван с понтонами, и люди на «Оймяконе» повеселели, пе-
рестали спать в одежде и держать под рукою спасательные пояса. Понтоны надёжно удерживали
электроход на плаву. А потом, прижимаясь к берегу, его вели в базовый порт.
   В «полярке» Атаманов иногда швартовал свой «Меркурий» к борту ледокола «Давыдов», которым
командовал его хороший приятель Самсон Степанович Кораблёв. Тот был старше Атаманова на два
года и, командуя мощным ледоколом, не упускал случая понасмешичать над слабосильным «Мерку-
рием».
   «Давыдов» имел приличную скорость, водолазное оборудование, водооткачивающие и противопо-
жарные средства, не уступающие средствам спасателя, мог крушить полутораметровые льды и спо-
собен был заменить «Меркурий» во всех  спасательных операциях. Атаманов же мог противопоста-
вить только одно преимущество «Меркурия» – способность работать в порту и на мелководье, где
грузный ледокол не мог развернуться.
   Аварии в «полярке», подобные той, что произошла на «Оймяконе», не часты. Но едва ли каждая
обходится без неприятностей. Бьются вертолёты, случаются травмы с людьми при самовыгрузках…
   Но более всего угнетает моряков тягостная неопределённость ожидания, когда впереди  накрепко
сошлись льды и караван вынужден остановиться. Десятка полтора судов, побгав, потолкавшись, как
малые котята к матери, жмутся к ледоколу и замирают. Ледокол изредка снимается и уходит на ледо
вую разведку; чаще, как мальчонку на побегушках, посылают «Меркурий»; ещё чаще  с палубы ле-
докола поднимается вертолёт. По несколку раз в сутки над караваном пролетает самолёт полярной
авиации. Но лётчики тоже не могут порадовать моряков. Желая позабавиться, они сбрасывают вым-
пел «Меркурию» прямо на дымовую трубу. Вымпел снимают, рассматривают и, посмеиваясь, несут
Атаманову. Тот принимает вымпел и тоже смеётся. С одной стороны цилиндр заткнут луковицей, с
другой – солёным огурцом, внутри вместо ледовой карты записка:» Посылаем  закуску, выпивку ра-
зыщете сами.» Значит, просвета нет, снова ожидание.
   В такие дни Самсон Кораблёв разрешал себе пошутить в эфире.
- У меня есть коньяк, - говорил он, приступая к перекличке судов, - Армянский. Но нет фруктов и нет лимонов.
Эфир озадаченно молчал.
- У меня есть помидоры и водка, - отзывался наконец «Павлодар».
Эфир оживал. Кораблёв дерижировал хором.Отпустив на шутки минут десять, Кораблёв присту-
пал к делу.
               
                8.

Караван продолжает стоять.Трюмы и палубы судов заполнены разнообразными грузами, от авто- машин и заводского оборудования до детских игрушек и парфимерии. Много везут угля  и  леса.
Грузы ждут  в Певеке, Тикси, на мысе Шмидта, в других местах. Многим из них предстоит ещё долгий путь. В устьях северных рек их перегрузят на баржи и поведут вверх по течению.
     С началом ледостава баржам предстоит зимовать на полпути, и лишь на следующее  лето  они  до-
ставят грузы к месту назначения, а затем вернутся к морю за следующей партией.
   Из экипажа «Меркурия»  меньше всех  недовольны задержкой механики. Что касается  второго  ме-
ханика, то он даже доволен: главные двигатели стоят, не изнашиваются; в «машине» накопилось
много необходимых и срочных работ. В такие дни Кравчинский даже светлеет лицом и с улыбкой до-
кладывает «деду», что сегодня  вскрыли, очистили и окрасили  обрешетник плит с левого борта, оп-
рессовали форсунки на левом двигателе, а завтра, если повезёт, то есть стоянка продлится, опрессу-
ют форсунки  на правом двигателе и дизель-генераторе номер  два.
   «Дед» слушает, трясёт лысеющей головой, от удовольствия потирает руки. А на капитана посмат-
ривает влюблённо, простив ему все эксперименты над дизелями.
   Стармех Завольский – спасатель от бога. О спасательной службе может говорить горячо и много.
Атаманов слышал как-то его выступление перед мотористом, который во Владивостоке спасатель –
ной службой «пренебрёг»: явился на судно с больничным листом, в котором ни много ни мало значи-
лось, что все ноябрьские праздники, три дня, моторист Егоров будет болеть. Остальной экипаж  бу-
дет, как всегда в подобных случаях, находиться на спасательном дежурстве в готовности номер один.
Завольского оскорбило «пренебрежение» Егорова, и он произнёс речь:
- Где, как не на флоте, предоставляется человеку возможность исправиться и начать честную
трудовую жизнь? Не верьте, товарищ Егоров, тем, кто утверждает, что современный флот лишился
многого из того, что влекло к нему сердца тысяч и тысяч! Какой ещё группе людей доступна такая
общность судьбы? А спасатели – это цвет, это элита флота, товарищ Егоров!..
   В педагогические таланты своего старшего механика Атаманов не верил, хотя не раз убеждался за
несколько лет, что у маленького и немного смешного Виталия Ивановича сердце стойкого моряка и
спасателя.
   Атаманову стоянка во льдах надоела хуже горькой редьки, но сердиться на механиков ему не за что
В глубине души он поражается их необузданной любви ко всякого рода железкам, колёсикам, насо –
сам и пружинам. Антон убеждён, что если механик в разговоре начинает воспевать поэзию ручного
труда, всё объясняется просто: ему не хочется, чтобы лишних полчаса поработал  какой-то ценимый
им механизм. Если механики собрались вместе, и они не шумят, не волнуются, не доказывают друг
другу что-то горячо и страстно, тихи, как спящие травы, то это значит, что они передают из рук  в
руки какую-нибудь деталь, резец или ещё какую-либо чертовщину, и глаза их при этом расширяют –
ся от умиления и восторга.
Откройте ящики рундуков и стола в каюте любого механика – вы увидите там нечто напоминаю-
щее свалку металлолома и склад утильсырья. Но поробуйте что-нибудь выкинуть или унести! С тро-
гательной серьёзностью механик будет перебирать  и  перекладывать все эти проволочки, шайбочки,
винты, медные и дюралевые трубки, завёрнутые в промаленную бумагу запчасти, куски олова и свинца, полиэтиленового шнура и прочий нужный ему хлам. Тут же лежат гаечные ключи, плоско –
губцы, паяльник и сапожные гвозди, всего помаленьку.
   Перед «поляркой» в команде «Меркурия», как и на всех судах пароходства, происходили значитель
ные изменения. Почти все хотели уйти в летние отпуска.Некоторым это удавалось, оставшиеся вор-
чали, установившиеся ранее связи нарушались, обстановка на спасателе осложнялась. Однако с выходом в море всё входило в колею, старослужащие приступали к обучению вновь прибывших, и    жизнь             начинала течь, как и было ей определено  инструкциями, приказами и уставом.
   В «полярке» экипаж выполнял те же работы, что и всюду, и привычный порядок жизни не нару –
шался. Проводились производственные совещания по группам / палубная команда в кают-компании
машинная – в столовой/: подводили итоги работ за прошлый месяц, выставляли производственные
оценки. Потом производственное собрание всего экипажа, на котором выступали капитан, стармех и
второй механик. Лица присутствующих оживлялись, когда начиналось обсуждение третьего вопроса
повестки дня – «разное», и, к примеру, боцман Хомяков строго спрашивал:
- Кто пьёт кисель?
- Кисель, кисель, - ворчали в ответ электрик Стекловидов и моторист Хачатуров. – Шлёма
пьёт, кто ж ещё?
- Я? – Шлёма даже выскакивал с камбуза. – Я – не пью, это кто-то другой пьёт.
     Дело в том, что на камбузе по ночам кто-то отпивал сваренный с вечера кисель. Злоумышленник
не попадался.
   _ Это матросы, - авторитетно заявлял Хачатуров, перебирая в кармане отмычки и подмигивая
Стекловидову. – Или  Шлёма.
   Начиналась дружелюбная перебранка. Вопрос о киселе оставался открытым. А Шлёма метал в сто-
рону Хачатурова испепеляющие взгляды.
   По понедельникам на судне проводились технические занятия: механики рассказывали моторис –
там о машинах, а старпом и младшие помощники учили матросов приёмам сигнализации и связи, ус-
тройству судна. Три раза в неделю судовой медик стыдил по трансляции хозяев неряшливо убран –
ных кают.
   Наконец, караван трогается с места, и люди начинают оживлённо  обсуждать это событие, строить
радужные планы. Перемена благотворно сказывается на настроении, хотя до возвращения  домой
ещё далеко.
   На палубе и в «машине» продолжаются  судовые работы. Машинная команда делает моточистку
дизель-генераторов, вскрывает насосы, наблюдает за работой механизмов.
    Особенно много времени приходится уделять ремонту трубопроводов. От вибрации корпуса, дви-
гающегося сквозь льды, усиленной работы механизмов и просто естественного износа трубы  буква-
льно «сыплются»;  струи воды и пара бьют в опасной близости от электромоторов, электрики  нак-
рывают их брезентом, механики и мотористы  манипулируют магистральными клапанами, заделыва
ют свищи, выбрасывают участки труб, заменяют их шлангами. В любое время суток для устранения
неполадок в «машину» вызывают рабочую бригаду.
   На палубе и во внутренних помещениях ведутся свои работы.
   Вечерами в столовой демонстрируются не раз уже виденные  фильмы, в кают-компании режутся в
«козла». Многие читают запоем. Из судовой библиотеки выбираются все интересные книги. Из ниж-
них жилых помещений доносятся звуки гитары и аккордеона, электрик Стекловидов, пробуя голос,
поёт:
                Расставаясь, плакала японка,
                Но чему-то веел был матрос…
   Какая-нибудь легенда гуляет по каравану с судна на судно, расцвечиваясь подробностями, вызы –
вая удивление и интерес, и наконец достигает «Меркурия».
   По мере продвижения на запад караван уменьшается. Суда достигают мест выгрузки и поворачи-
вают к берегу. «Меркурий» сопровождает их, окалывает лёд, помогает пробиться сквозь него. Если
ветер с юга, необходимость такой работы отпадает, льды уходят на север, и суда движутся по чистой
воде. Яркое солнце даёт достаточно тепла, в закрытых от ветра местах вполне можно загорать.Север-
ные ветры, наоборот, гонят лёд к берегу, и обстановка резко меняется. Наваливаются туманы, сып –
лет снег, нулевая видимость задерживает движение. Лёд теснит суда на берег, с помощью ледокола
«Давыдов» они с трудом пробиваются сквозь сплошные ледяные поля и редкие разводья.
   Приходит время, и «Меркурию» выпадает возможность отстояться где-нибудь в порту. Люди вос-
принимают это с радостью. Как всегда, тут не обходится без чьих-либо выходок – весёлых и  нелепых

 
 
- Послушайте, Хачатуров,- подзывая Валерия, сказал «дед» Завольский, - говорят, вы неплохо
стрижёте? Я бы хотел постричься.
   Валерий  в жизни своей никогда никого не стриг.               
- Да, - сказал он, - какую желаете причёску? Бокс, канадку или суворовский чубчик?
- Что вы, Хачатуров, - смутился «дед», - зачем мне суворовский чубчик? Подравнять здесь,
здесь и здесь – вот и всё.
   «Попробовать, что ли?» – подумал Валерий про себя.
- Неизвестно, когда до цивилизованных мест доберёмся, зарастёшь тут, как папуас. А хочется 
  вы глядеть поприличней, - искательно улыбаясь, говорил Виталий Иванович.
   - Сделаем, дедушка, - заверил его Хачатуров.               
   Сменившись с вахты и пообедав, он зашёл в каюту стармеха. На столе у того лежали ножницы, ма-
шинка и несколько выщербленных расчёсок. «Дед» разделся до трусов, завернулся в простыню и сел
во вращающееся кресло. Не теряя времени, Хачатуров принялся за дело. Он расчесал Виталия Ива –
новича и, не дрогнув, взял в руки ножницы.
   Клочья темнорусых «дедовских» перьев полетели во все углы каюты.
- Долго ещё? – неуверенным голосом произнёс Виталий Иванович, в душу которого только сей-
час закралось сомнение.               
- Сейчас, сейчас, - затарахтел  парикмахер. – Подчистить  только здесь и здесь – и  будет порядок.               
   «Дед» недоверчиво хмыкнул. На голове его творился ералаш. Взглянув со стороны, Хачатуров по-
чувствовал неприятный холодок в груди. Если справа ещё можно было кое-что подправить- подчис-
тить, то с левой стороны и равнять было нечего.
   Стрижка продолжалась. «Дед» с каждой минутой мрачнел.
   Хачатуров вытер вспотевший лоб. Потрясённо смотрел на «дедов» череп. На нём декоративными
кустиками  топорщились уцелевшие от сечи волоски. «Дед» в зеркале не узнал себя.
- Что это такое? – в ужасе прошептал он.
- Это детская полька, - ответил Хачатуров, не моргнув глазом. – Но если она вам не нравится, я
могу…
- И – дите, Хачатуров, идите! – замахал на него «дед» обеими  руками.
   Атаманов приходил в порт со смешанным чувством. Всегда находились в команде любители погу –
лять «со звоном». Но если случалось, что на «Меркурии» слишком уж явно давали о себе знать легко
мысленные начала, Атаманов, будь то среди ночи, поднимался на мостик и, ни слова  не говоря, ста-
вил ручку машинного телеграфа на «Товсь». Начиналась беготня. После подготовки машин выбира-
ли якорь  и отходили на рейд. Там и замирал «Меркурий» в постоянной готовности, а тем, кто «задер
жался» на берегу предоставлялась возможность самостоятельно добираться на судно.
   Когда обстановка позволяла «Давыдову» тоже оказаться в порту, в каюте Самсона Степановича
Кораблёва собирались капитаны. В большинстве это были пожилые люди. Спокойно и мудро воссе-
дали они. Капитанам некуда было спешить. Они не делали карьеры, достигли в жизни того, к чему
стремились, чего могли достичь. И если в молодые годы, на заре своей деятельности они стремились
достигнуть болешего, то потом море встало на пути их стремлений и остановило их. Море дало им
силу духа, широту души, материальное благополучие; но оно же у многих разрушило или  исковерка-
ло семьи и подчинило себе без остатка всё их время и жизнь.
   Морем заболевают остро в юные годы, в зрелом возрасте  неоднократно хотят избавиться от недуга,
но болезнь уже приобрела хроническую форму.




   Не так давно, на семидесятом году жизни умер последний капитан Антона Атаманова – Александр
Иванович Панкратов. Атаманов служил у него старпомом, а после этого его самого утвердили в должности капитана.
   Панкратова отличали аккуратность и точность, он никогда не кричал. «Кричит? Значит, неумён,»-
как-то обронил он. Атаманов запомнил эту фразу и старался сдерживаться изо всех сил. Он многое
перенял у Пнкратова и навсегда сохранил к нему чувство благодарности.
   И тонул капитан Панкратов, и горел, и зимовал, затёртый льдами в Арктике. Был понижен в долж-
ности до ревизора, восстановлен капитаном, женился и хоронил жён, получал похоронки на сыновей.
В отпуск ходил нерегулярно. Когда встречались у Кораблёва в каюте, Атаманов всегда садился   ря –
дом  с  Панкратовым. Небольшого роста, Панкратов едва был виден в глубоком кресле: плотный,  с
грубым лицом и морщинистой шеей. Его просили почитать «что-нибудь своё». Панкратов сопротив- лялся недолго, и сиплы голосом читал:
                Из-за синей выпуклости моря
                Показались мачты и труба.
                Мы с тобой, дружок, увидим вскоре
                Капитана с трубкою в зубах.
                Он поднимется на свой командный мостик,
                Цейс поднимет к выцветшим глазам.
                Точно так сюда заморским гостем
                Шёл отец мой сорок лет назад.
                И в виннгом погребке Владивостока
                Лгал модистке дерзкий капитан:
                «Как Байкал любовь моя глубока,
                Широка, как южный океан»…
               
   Капитаны слушали. Капитаны сдержанно хвалили:»Хорошо.»  Им некуда было спешить. В боль –
шинстве это были пожилые люди, они достигли в жизни всего, что было им определено профессией
и морем…
   Последняя встреча Атаманова  с Александром Ивановичем произошла менее чем за полгода до его
смерти.
   Панкратов жил один, он был ещё бодр, и Атаманов не предполагал, что конец столь близок. С улы-
бкой вспоминали они, как плавали вместе на белоснежном красавце «Рылееве».
   Прошли годы, и в бухте Русской на восточной Камчатке, огромной чаше, наполненной  туманом и
холодом, бессильно опустился на грунт разбитый, полуразрушенный пароход. По его  палубе с берега
протянули трубы, и заходящие в бухту суда стали брать через них воду из бегущего с сопок ручья. А
его последний капитан Александр Иванович Панкратов сидел в своей  квартире в удобном кресле и
неторопливо беседовал со своим бывшим старпомом  Атамановым.
   Взглянув на часы, Атаманов поднялся. Они обменялись рукопожатием, взглянули пристально
один другому в лицо, улыбнулись, поняв, о чём думает каждый. Как быстро летит время! Панкратов
стар, вот и Антон уже вступил в пору зрелости. Незаметно подойдёт и его срок…
   Встреча та была последней. Атаманов не присутствовал на похоронах капитана Панкратова, он на-
ходился в это время в Анадыре.



   А с Людмилой у него всё в порядке, дай  Бог каждому такую жену. Трудно ей, знает он. Такова уж
судьба у него и у неё. И не только в привычке дело, видать, любит она его, хотя, сказать по правде,
и не за что: почти всё время одна, и в будни, и в праздники. Конечно, дети… теперь уже двое. Но раз-
ве жизнь может быть полной, когда нет рядом отца детей?  Он и на спасатель оттого пошёл, чтобы
почаще с нею быть: как-никак домашнее судно. А получилось наоборот: как праздник, весь экипаж
на борту. И он там. В готовности номер один: мало ли что может произойти в порту?  И если дома –
то как на иголках. Того и гляди, вызовут. К соседям этажом выше подняться – на двери записку при-
ходится оставлять, где находишься.

               
                9.

   Стемнело. Сумерки вошли и расположились в комнате, накрыв стол и  диван, и телевизор в углу.
Ещё один день прошёл.
   Атаманов был одинв квартире. Старший сын, придя из школы, сразу убежал на улицу, младший –
второй день у тёщи. Людмила скоро придёт, видать, зашла после работы к матери.
   Настроение каптана Атаманова постепенно выровнялось. От неудач не застрахован никто, глав –
ное  -  не паниковать. Гибель матроса с «Серпухова» и неприятный случай  с  растаскиванием якорь-
цепей «Кижуча» и «Сливкина» – всё это постепенно отойдёт, заслонится другими событиями и случа-
ями. Выше голову, капитан Атаманов!

               
   Свет фар пробежал по окнам. Машина остановилась. Атаманов насторожился: за ним? На лестни-
цеторопливые шаги. За ним, решает Атаманов. Звонок в двевь. Он включает свет, торопится, откры-
вает. Шофёр дежурной автомашины.
- Срочный вызов. Собирают весь экипаж.
   «Написать записку Людмиле,»- мелькнула мысль. Карандаша под рукой не оказалось. «Ладно, уз –
нает и так.» На сборы уходит несколько минут.
   Хлопает дверца. В машине пятеро: радист, два матроса, ревизор Игнатьев, второй механик Крав –
чинский. Машина кружит по городу, заполняются свободные места. Становится тесно.
   «Меркурий» стоит у причала, вокруг оживление. Начальник службы мореплавания пароходства
жмёт руку Атаманову. Несколько незнакомых и малознакомых лиц.
   На Сахалине неблагополучно. Сильные ранние снегопады и метели задержали выгрузку судов. Су-
да простояли больше недели. В помощь портовикам подключились команды судов, используется ма-
лейшая возможность для выгрузки. Но погода попрежнему неустойчива – ветер и снег. Засыпает под-
ездные пути, раскачивает краны. С севера надвигаются льды. Сахалинский залив – ледяной мешок,
льды уходят из него  в июле, и появляются снова в октябре. Через полторы- две недели они забьют
выходы из порта. Ледоколы заняты в других местах, а некоторые уже в ремонте, поэтому для провод-
ки судов из Сахалинского  залива направляются сахалинский спасатель «Ахиллес»  и «Меркурий».
С Богом, капитан Атаманов, мы надеемся, что вы успешно справитесь с поставленной задачей и бла-
гополучно вернётесь в свой порт.
- Постараемся, - ответил Атаманов.
   На неопределённое время отступили неприятные думы, снова он был бодр, сосредоточен и быстр в
движениях, а несколько хрипловатый  голос его, доносившийся до экипажа из судовых динамиков,
положил конец посторонним разговорам, заставил людей подтянуться, заняться предотходными де-
лами. Радист принёс карту погоды. Над всей акваторией Японского моря было тихо и стоял туман.


                10.


  Весной «Меркурий» недолго пробыл на отстое, всего месяц, и стал готовиться к полярному рейсу.
За время стоянки ему поправили форштевень, свёрнутый зимой во льдах на Сахалине, сменили пог –
нутый винт, отремонтировали  брашпиль; в  машинном  отделении  произвели моточистку дизелей,
вскрыли и почистили котёл. По окончании  ремонта открутили швартовые и ходовые.*

         
• - виды испытаний судовой силовой установки.

   Но рейс в «полярку» неожиданно отменили. «Меркурий» засобирался на юг.
   На юге три года рвались бомбы, взлетали навстречу самолётам ракеты, лаяли зенитки, дыбилась
земля; на месте джонок, барж, катеров вставали фонтаны коричнево-жёлтой, как глина, воды;  над
городами, дорогами   и  рисовыми полями распростёрла свои чёрные руки смерть. На тысяче кило –
метров узкой полоски земли  поуострова Индокитай шла война. Воевала непокорная  республика
Вьетнам.
   Три года сирены тревог расставляли людей по расписанию военного времени. И шли в эту страну
безоружные транспортные суда. Их останавливали в море военные корабли, наводили орудия, само-
лёты пролетали над кончиками мачт. Порт лихорадило; стволы зениток обшаривали небо; баржи  и
джонки, отойдя от борта «иностранца», исчезали под водой, разбитые вдребезги, вместе с людьми  и
грузом. В любую минуту следовало ожидать нападения на стоявшие в порту иностранные суда, и всё
же рыбаки, завидев самолёты противника, кидались гурьбой  и облепляли со всех сторон теплоходы,
надеясь на защиту чужого флага. И когда,несмотря на ясно выведенные краской  на трюме  флаг  и
буквы  USSA, самолёт пролетел и ударил так, что пробил надстройку, один из команды погиб, а двое
едва отлежались в госпиталях, вопрос о посылке на юг спасателя, наряду со многими важными воп-
росами, решился быстро.
   На «Меркурии» стали заменять людей. Кое у кого не  оказалось допуска к загранплаванию.
   Почувствовал прилив отваги повар Шлёма и побежал доставать «две строчки положительной ха –
рактеристики». Свои надежды он возлагал на какого-то Сашу:
- Саша замолвит, Саша сделает, - твердил наивный Шлёма, лелея надежду увидеть Южный Крест.
   Только оказалось, что «визу» Шлёме за старые грехи  «хлопнули» навечно.
   Жёны большинства моряков воспротивились рейсу в район военных действий. Но кадровый воп –
рос на спасателе решился.
   В рейс вышли в  июне. Весь переход Атаманов не давал команде покоя, учебные тревоги следовали одна за другой, благо погода не мешала «Меркурию».



- Куда и зачем? – спросили с авианосца, когда «Меркурий» вошёл в залив Лонг.- Требую оста-
 новиться и ждать указаний.
    Атаманов приказал ответить:»Выполняю правительственное задание.»
   Корабль охранения пересёк курс «Меркурия», опустил стволы орудий, снова поднял, прошёл па –
раллельным курсом и взял вправо.
- Зуб неймёт, - произнёс Атаманов.
- Ещё бы, три гидропушки, поневоле испугаешься, - не удержался, съязвил старпом.
   Да, немного нужно было трудов, чтобы отправить к рыбам «Меркурий».
   И было как-то странно идти под наведёнными орудиями сквозь строй военных кораблей и не испы-
тывать страха, идти в страну, котрая воюет, чтобы помочь ей, насколько возможно, и на этих  кораб-
лях знали об этом и всё же пропускали, поворчав.
   Это было странно и понятно одновременно. И Антон Атаманов здесь, под чужим небом, за тысячи миль от своей страны, без  излишней сентиментальности  и оскорбляющей слух болтовни  воздал
хвалу той силе, которая сделала возможным такое вот положение вещей, и ещё раз дал себе слово до
конца дней своих  содействовать этой силе, укреплять и подпирать её, и борться до крови, до смерте-
льной усталости с теми, кто мешает этой силе восторжествовать на земле.



   Влажность угнетала. Влажным было тело ночью и днём, и в сумерки; влажными были насыщен –
ные духотой каюты; влажной оказывалась постель. Люди цвели потницами и прыщами, прижигали
язвы зелёнкой, дававшей ничтожный  результат. Спасаясь от духоты, спать уходили на палубу. Но
там наступал черёд комариный. Сетки и простыни предохраняли от укусов, но не спасали от всегда
внезапного тропического дождя.  Некоторые перед сном замачивали простыни под краном умываль-
ника, утверждая, что спать под ними менее влажно, чем под сухими, но большинство моряков не хо-
тело этому верить. Регулярные ночные бомбёжки и зенитный перепляс и вовсе были  некстати. Надо
подхватывать одежду и укрываться в нижних помещениях.
   Иные, впрочем, оставались лежать на палубе, для безопасности прикрыв голову ладонями.


  Причалы не пустовали. На внешнем  рейде скапливалось до десятка и более судов. Некоторые вхо-
дили в реку и, встав на бочку,* выгружались в джонки. Работы  велись круглосуточно, в ночное время линии причалов освещались электрическими фонарями, которые тут же гасли при поступле-
нии сигнала воздушной тревоги. Выключали освещение на судах, и порт погружался в темноту.
   Чобы сократить время сторянки, капитан теплохода «Грибоедов» предложил проводить
на причал и одновременно на пришвартованные с другого борта баржи. Мысль понравилась и моря-
кам, и работникам порта. Портовики избавлялись от лишней перевалки грузов, которые по сети рек
сразу отправлялись к месту назначения.
   «Меркурий», когда находился в порту, вставал лагом**  к строящемуся бетонному причалу. До по-
становки «Меркурия» причал не один раз бомбили. Изображение флага страны на трюме и надпись,
говорившая о принадлежности судна, заставляли лётчиков соблюдать некоторую осторожностью.
                               
• - сооружение для швартовки без отдачи якоря. Бочка находится на
плаву, крепится ко дну своим якорем
                **   -  бортом

   В порту на Красной реке выгружались суда из Польши, Советского Союза и других стран. Заходи –
ли сюда сомалийцы, болгары, греки, приходилось видеть кубинцев и киприотов. Много стран под –
держивало торговые отношения с республикой и посылало к её берегам свои суда.
   По вечерам  свободные от работы моряки сходили на берег. Наступали короткие сумерки. Электри
ческое освещение ещё не было включено, и поэтомцу ступать приходилось с осторожностью. Порт за-
громождён грузами, для прохода оставались узкие подъездные пути. Десятки  деревянных причалов
во многих местах были сорваны, под настилом хлюпала тёмная, неприятно пахнущая вода. Трудно
соблюдать санитарные нормы, когда работать приходится в условиях  частых  воздушных налётов.
Но также  трудно было согласиться с тем, что невозможно избежать потерь привезённого за десятки
тысяч миль зерна, которое в немалых количествах лежало на земле, перемешанное с пылью, и служи
ло пищей многочисленным стадам обнаглевших крыс.
   Атаманов, хорошо помнивший голодное военное время, сразу же бурно запротестовал.
- Потерь много, небрежно выгружают, - соглашались хмуро капитаны. – Вахтенных помощни-
ков и трюмных матросов плохо слушают. Агента – побаиваются. Некоторые, правда, чисто работают
Но всё же  у нас иное отношение к хлебу.



   Ни с кем  так близко не сходились меркурьевцы, как со своими коллегами – польскими  моряками.
Весёлые, крепкие, доброжелательно настроенные парни  запросто приходили на спасатель непремен-
но с «телевизором», так называли они  ящик с бутылками знаменитого живецкого пива. Знание русского языка и популярных  в Союзе песен делали их незаменимыми в любой компании. Морякам
было о чём рассказать друг другу.
   Спасатели встречались с поляками на футбольном поле и на волейбольной площадке. Когда попа-
дался серьёзный противник, составляли сборную «Польша-СССР». Группами в несколько человек
совершали прогулки по городу,поглядывая на небо, и при налётах авиации  один за другим прыгали
в вырытые у обочин дороги укрытия.
- Холера ясна! – ругались поляки, выбираясь после отбоя из ям и отряхивая одежду. – Опять
изуродовали  мост – месяц назад его восстановили!
   Хайфон жил неспокойной прифронтовой жизнью. В нём оставались только те, кто был необходим
для работы в порту и на предприятиях. Детские учреждения, школы, больницы вместе с обслужива-
ющим персоналом, оборудованием и хозяйственным инвентарём были эвакуированы в глубь страны
в горы и джунгли. Туда же были вывезены и семьи оставшихся в городе рабочих и служащих.
   Однако ещё встречались стайки чумазых ребятишек. Стоило кого-нибудь из них поманить, неско-
лько человек тут же окружали иностранцев. Моряки угощали их чем могли и, осмелев, ребятишки
просили:
- Сигарэт!
   Вдоль улиц стояли опустевшие, закопченные  дома, некоторые были разрушены. На площадках,
в скверах, у обочин улиц под  девевьями  формировались колонны  грузовых автомобилей, лежали
строительные материалы, различное оборудование, металлоконструкции.
- Надо бы поторопится вывозить, - говорил кто-нибудь из моряков. -  Неровен  час, прилетят
коршуны …
   Вечерами на тротуарах раскладывали свой нехитрый товар торговцы. Они приносили его в старых
чемоданах, раскрывали, присаживались рядом на корточки или маленькие стульчики и о чём-то
подолгу беседовали друг с другом. Было в их горестных позах  что-то щемяще знакомое для польских
и русских моряков. Будто и для них вновь вернулось скорбное время войны и разрухи.


                11.

   Для проведения водолазных работ «Меркурий» вышел в соседний порт Хонгай. Сложным форвате-
ром прошёл он по заливу. Из светлозелёной, исключительно чистой воды поднимались живописные,
выветренные  за тысячелетия скалы, просматривались  сквозь воду коралловые рифы. Вокруг лежали низкие, заросшие кустариком острова. Берега залива, гористые, изрезанные лощинами, с
удобными  тихими бухточками , радовали глаз мирным, вечнозелёным покоем.
   Если быне рёв самолётов, время от времени бесновавшихся в голубом, покрытом облаками небе!
В этом порту грузились углем  « иностранцы». Республика продавала его. Едва от причала отходил
гружённый  углем «иностранец», как тут же налетали поднявшиеся с авианосцев истребители – бом-
бардировщики. Зенитчикам вьетнамской армии стоило неммалых трудов  заставить самолёты  сбро-
сить свой груз мимо  цели.
   Уголь в трюмы грузили давно  отжившими своё время кранами. И всё это значительно замедляло
работу. Когда же, прорвавшись сквозь огневой заслон, американцы  попадали в цель и выводили из
строя технику, суда продолжали грузить вручную. Маленькие, хрупкие женщины и молчаливые муж
чины, согнувшисьпод тяжестью мешков, упрямо шли по сходням. И было  в этом такое упорство и
решимость выстоять, не сдаться, что Атаманов, забыв о своём возмущении  по поводу неполадок в
портах при выгрузках зерна, невольно сравнил  их труд с тем порывом, который  проявляли люди
его  родины  во время памятной ему войны.
   Уголь закупали  английские и японские фирмы. Республике это гарантировало поступление иност-
ранной валюты, укрепляло платёжеспособность и открывалокредиты. Страна не могла себе позво –
лить нарушения договорных обязательств.
   В порту Хонгай на «Меркурии» нередко бывали гости – польские и болгарские инженеры, помогав-
шие строить в одном  расположенном  поблизости районе электростанцию и горно-обогатительный
комбинат. Им было необходимо общение с новыми людьми – жизнь в малоосвоенной  местности сре-
ди одуряющей духоты и влажности была несладкой. Почта доставлялась нерегулярно, новости запаз-
дывали, развлечений, кроме бесед со стаканом вина, никаких. Мужчины скучали неимоверно и с не-
терпением ожидали прихода в порт судна под флагом своей или  союзной страны. «Меркурий» был
для них окном  в привычный мир, где работали кинотеатры, неслись по асфальту легковые автомо-
били, звучала знакомая музыка, а по улицам  упругой  походкой шагали нарядные, красивые  жен –
щины.
   Гости с удовольствием ели борщ, хвалили хлеб судовой  выпечки, смотрели кинофильмы, коррект-
но, по-джентльменски ухаживали за молоденькой  поварихой. Приглашали моряков к себе, в отведён
ную им  для отдыха гостиницу, стоявшую в густой зелени природного парка. Ни парк, ни располо –
женные в нём постройки не подвергались бомбёжкам, на этот счёт американские лётчики имели
строгое предписание  командования. Тем не менее, при налётах проживавшие в гостинице обязаны
были спускаться в бомбоубежище.
   Как всегда, местом встреч для иностранцев был интерклуб. В Хонгае интерклуб был  маленький и
очень уютный. Здесь экипаж «Меркурия» отметил очередную годовщину подъёма флага на спасате-
ле. После речей, произнесённых Атамановым и первым помощником, началось застолье. Когда при-
шло время, электрик Стекловидов растянул меха баяна, и даже Атаманов пустился в  пляс.
   В один из дней уволенные на берег моряки вынуждены были укрыться  в вырубленном в скале
бомбоубежище.  Авианалёт продолжался  три часа. Волны самолётов сменяли одна другую. Грохот
бомбовых разрывов и лай зениток проникали сквозь массивные, плотные двери.
   Вместе с моряками в бомбоубежище находились рабочие порта. Они сидели и стояли, сосредоточен-
ные, очень усталые, со следами угольной пыли на одежде и лицах. Воздух подземелья постепенно гу-
стел, дыхание людей учащалось, тела стали липкими от пота. А наверху продолжало грохотать.
- Не припомню такого налёта, - сказал Хачатуров. – Как они это выдерживают? – Он  кивнул в
сторону портовиков.
   Ему не ответили, разговаривать не хотелось.
   В глубине бомбоубежища засветился экран. Кинолента рассказывала о событиях текущего дня,  о
многотрудной работе транспорта республики по доставке военных и хозяйственных грузов. По лес –
ным и горным дорогам, через наведённые на реках  понтонные мосты, сквозь заболоченные низины
шли грузовики советского  и китайского производства; велись работы по восстановлению разрушен-
ных железнодорожных путей; в стороне лежали опрокинутые паровозы; под охраной военных кате-
ров тянулись тяжело нагруженные баржи. По узким тропам через леса и горы мужчины и женщины,
старики и подростки на велосипедах, буйволах и просто в корзинах за спиной переправляли грузы
всё дальше и дальше на юг. Действовал сложный, тщательно отлаженный механизм, работу кото-
рого не могли  нарушить действия врага, сколь эффекетивны и продуманы они ни были.
   Когда,наконец, наверху стихла бомбёжка и люди выбрались  из бомбоубежища на показавшийся
вдруг прохладным воздух, они не узнали порта. Все служебные постройки его были разрушены, кра-
ны  опрокинуты и исковерканы, в самом центре причальной линии  зияла огромная воронка. Пахло
гарью, в воздухе ещё не осела пыль.
   Моряков поразила сдержанность , с которой восприняли рабочие эти  разрушения. Они не стенали,
не суетились, не посылали проклятий проклятий всед улетевшему в сторону моря противнику: под-
чиняясь команде, разбились на группы  и разошлись по своим рабочим местам.
    «Меркурий» расчищал фарватер от затонувших барж, вёл водолазные работы у разрушенного при
чала, проводил в порт пришедшие после бомбёжки суда.
   Механики и мотористы  спасателя  помогали ремонтировать краны, восстанавливать крановые
пути. До позднего вечера сверкали огни электросвараки.
    В эти дни никто не ходил в интерклуб.
    Когда основные работы были завершены, «Меркурий» вернулся в Хайфон – порт на Красной реке.

                12.

  … Джонка  отошла от борта и  тут же затонула: снаряд ударил в неё, разломал в щепу. Из девяти
человек семьи-экипажа не выплыл ни один.
   Вторым заходом лётчик промахнулся: баржа осталась цела. Но пулемётная очередь прошила кор –
му теплохода «Нижний Тагил», а над средней надстройкой  его рванули шариковые бомбы. Со стояв-
шего близко вверх по течению вооружённого китайского транспорта в помощь береговой артилле –
рии ударили зенитные пулемёты. Суда из Китая приходили в порт Хайфон вооружёнными.
   Из-за скал, болотистого разлива, как бы принюхиваясь и выбирая жертву, вспарывая небесную
просинь акульими носами, взлетели и понеслись управляемые ракеты. В шаманьем падучем танце,
отклоняясь, подныривая и  взлетая на форсаже, самолёты  осатанело находили на цель.
   Поднялось сфундамента и рассыпалось на каменья здание электростанции; упали портовые соору-
ружения; за пустующими домами, за деревьями и у мостов через реку встали бурые дымы; о палубы
судов застучал опасный осколочный дождь.
   На «Тагиле»,лишённом хода,с выведенной для осмотра и текущего ремонта машиной, заметались.
Ещё одна джонка ушла под воду. «Тагил» тряхнуло, едва несорвало с бочки, и капитан вызвал спа-
сатель.
   «Меркурий» подбежал и встал рядом, работая против течения малым ходом, готовый завести бук-
сир: экипаж по тревоге, спасательные средства в состоянии немедленного  пуска. В это время рядом
с бортом угрожающе взвыл и, вздыбив иглисто воду, ударил в дно реки шрайк.
   Атаманов, в каске, в безрукавке и шортах, стоя на правом крыле мостика, следил за происходя –
щим. «Сволочи, - твердил он, скрипя зубами. – Главное им – уничтожить…»
   И тут самолёты внезапно кинулись врассыпную, беспорядочно отстреливаясь: с запада, из облач –
ности предгорий, бесшумные среди общего треска и рёва, показались маленькие истребители Вьет –
нама.
   Атаманов, кривя губы в усмешке, с чувством недоумения и какой-то неловкости наблюдал, как
 сработанные  по последнему слову авиационной техники  машины, не принимая боя и даже не делая
попытки сопротивления, наподличав, в панике улетали по направлению к морю, где стояли их базы-
авианосцы.
   Вьетнамские лётчики летали на МИГах не последней серии, проигрывали в скорости и, очевидно,
вооружении своему противнику, тем очевидней был страх пилотов, бросившихся наутёк.
   «Сволочь, сволочь! – повторял Атаманов  и сейчас, и после, белея глазами, видя перед собой потоп-
ленные джонки, рваные паруса, плачущих женщин, окостеневших в горе стариков.- Чем отличаются
эти «герои» от тех ублюдков, которые нападают в темноте пятеро на одного, а потом бегут, заметают
следы? Поизголявшись над беззащитными людьми – бежать, уклонившись от настоящей драки!
Убогая мораль и тридцать серебренников за «геройский» вылет – вот их «Верую»!»
   Самолёты скрылись.С юга, из Океании, подминая под себя море и землю, надвигался тайфун «Эле-
онора».


   На «Меркурии» приготовились. «Эля» подходила к заливу.
   Рано утром в бликах поднявшегося  солнца на противоположном безлюдном берегу реки  было за –
мечено непривычно оживлённое движение. Местные рыбаки, подхватив на плечи лодки, уходили
вверх по течению и скрывались за пригорком. Усилился ветер. К десяти часам он свирепо рвал натя-
нутый на палубе тент, гнул стойки, врывался в открытые иллюминаторы кают, устраивая в них по-
гром. Потом хлынул неожиданно холодный дождь. Струи хлестали по телам, как вылетевшая из-под
колёс автомобиля щебёнка.
   Когда справились с тентом, ветер валил с ног, ливень стеной стоял на палубе, река шла вспять,  и
на её поверхности в жуткой карусели вращались и топили друг друга десятки джонок и металличес-
ких барж с экипажами из женщин, стариков и детей. Ураган нёс эти судёнышки, и они, беспомощные
покорились ему. Две джонки ударились о борт «Меркурия», вскрикнул стиснутый между сталью и
деревом человек. Несколько женщин и мужчин, передав детей матросам «Меркурия», выскочили на палубу, не веря в спасение.
   «Меркурий» и ещё десяток судов стояли у причалов, остальные, заблаговременно  выведенные из
узкости реки, отстаивались на акватории залива. Ветер  прижимал  теплоходы к стенкам причалов, 
и это облегчало их положение. Но после двеннадцати ветер повернул. Швартовые канаты  вытяну –
лись; застонали, накренились суда. Выстрелы рвущихся связей с берегом – и стальные махины  с
вытравленными до предела якорными цепями  с резвостью несутся мимо «Меркурия», наталкива –
ются друг на друга – и  садятся на отмель.
   Первым понесло «китайца». Судно зацепило по дороге советский теплоход, снесло ему крыло мос-
тика и смяло капитанскую каюту. Но всё же счастье не оставило моряков: в полумиле от  банки «ки-
таец» удержался на якорях. Следом за ним проследовал тридцатитысячник – либериец; его  выбро –
сило на отмель. Через несколько минут там же оказалось ещё три теплохода.
   «Меркурий» у стенки причала удержался. Отважно вышел на середину реки маленький  вьетнам –
ский буксир. Он ничем не сумел помочь тонущим баржам  и джонкам, но все часы работы тайфуна
провёл в этом  кмпящем, клокочущем котле.
   В заливе дела тоже шли худо. Ветер срывал волну и бросал на палубы и надстройки; на нескольких
судах выдавило стёкла лобовых иллюминаторов. Одного «англичанина» перенесло через выдвину –
тую от берега косу и ударило о грунт; теплоход «Шуя», бросив оба якоря, обеоми машинами работал
«Полный вперёд», но его неудержимо тянуло вслед за английским судном. И стоять бы им, сцепив –
шись, на отмели, но унеслась «Эля» дальше, всюду сея разрушения и смерть.
   А к шестнадцати часам  над городом засияло солнце и зачирикали птички.
   «Меркурий» приступил к работе. Вымывал винтом грунт из-под днищ сидящих на отмели судов,
стащил «либерийца», помог теплоходу «Коминтерн». Ещё несколько судов, не оставляя собственных
попыток, ждало его.
   Затем «Меркурий», зацокав стальным сердцем  / устал, одышка/, поспешил в залив. Здесь он при –
близился к «англичанину». И тут насосы через подгнившие и местами сорванные кингстонные решё-
тки забрали и подали в магистраль всё находящееся на морском дне, живое и неживое. Плохими ока-
зались приёмные фильтры на магистрали, доступ охлаждающей воды  для нужд двигателей «Мерку-
рия» прекратился. Двигатели тотчас начали перегреваться. Атаманов, однако, требовал хода. «Дед»
Завольский по телефону сказал капитану:»Сейчас я начну седеть клочьями.» Капитан ему не посочу-
вствовал:»Выполняйте приказание!» С кипящей водой в дизелях «Меркурий» вывернул на течение
и бросил якорь.
- Можете останавливать свои «трактора», - сказал по телефону капитан.
- Хорош ананас, да не к водке! – в сердцах выкрикнул «дед».
- Скапустились? – с насмешливым участием спросил Атаманов.
   Он сам был испуган, но вида не подавал. «Дед» в ярости бросил трубку.
   Бледные, потные механики смотрели друг надруга шальными глазами, Виталий Иванович с паль-
цев сдувал вырванные в горячах с головы волосы. Затем все четверо они запорхали  вокруг двига –
телей и едва не целовали их  в пышущие жаром бока.
   Обошлось.  Не «скапустились». Целы оказались втулки цилиндров,не заклинило поршни, в карте-
рах нет воды – ура! Провернули, запустили, прослушали, ещё раз ощупали и осмотрели. И лишь по-
сле этого неудержимо и бурно заговоили, используя «для связки» крепкие  выражения.
- Нет, я определённо до пенсии не доживу! – утверждал Виталий Иванович и мелкими глотками
пил минеральную воду.- Как я в такой обстановке могу до пенсии дожить?
   Накричавшись, выжав полотенца, которыми утирались и размахивали, механики  решили вскрыть холодильники для очистки. Сбежалась машинная команда. Навалились. Холодильники
вскрыли – и отпрянули. Из труб, из-под  крышек вместе с травой, ракушками , илом вывалился це-
лый клубок водяных змей. Паника!!
   В первую минуту старший механик так испугался, что выскочил через клинкетную дверь в сосед-
нее гребное отделение. Четвёртый механик вооружился шваброй. Третий механик испарился… Нет,
он отважно  выглядывал из-за перегородки котельного отделения. Второй механик взлетел на кры –
шки  цилиндров двигателя, и оттуда стал руководить перепуганными мотористами. «Смелее! – кри –
чал он. – Бей! Дави! Сгребай!..» Мотрист Хачатуров, электрик Стекловидов сотоварищи ломиками
и прутками уничтожали шевелящихся тварей.
   До поздней ночи не прекращались авральные работы на «Меркурии». Последними, беззлобно под-
начивая друг друга, из «машины» выползли Хачатуров, второй механик и «дед».На палубе их обдало
знойным ветерком.
   На следующий день при большой воде* «Меркурий» сдёрнул «англичанина» с мели. Тот отделался
легко: ни одной пробоины. Хорошее, мягкое дно в заливе Лонг.

                13.
 
    Над страной потел и плавился тропический август. Река не давала прохлады, от неё исходил жар.
Но не столько жара, сколько влажность угнетала людей.               
  Август месяц. Какая благодать сейчас на севере, в родном краю, где всё так привычно и где в мага-
зинах / подумать только! /  продают холодную минеральную «Ласточку»! А пляжи усыпаны  бронзо-
выми от загара телами в разноцветных купальниках.
               
                * - прилив. В прилив бывает «малая» и «большая» вода.
   
   Ждали вестей из дома. Вести приходили разные. Начальнику радиостанции Ивану Ивановичу – хо-
рошие: получил квартиру из трёх комнат. Второму механику – так себе: жена сообщала, что скучает,
что у Леночки прорезался второй зуб, а сестра Алевтина выходит-таки за своего Николая. Ревизору-
неприятные: невеста махнула на него рукой и укатила отдыхать на «запад» с белокурым спортсме –
ном Стёпой. Ревизор посмеивался, но выло видно, что веселится он через силу, а глаза его  стали
какими-то больными.
    Вечер девятого августа ничем не отличался от других подобных вечеров. Как всегда, после беско –
нечного дня наступила скорая и не менее душная темнота. В головах звон сорока сороков. Одно же –
лание у моряков – улечься нараскладушку и не двигаться.
   Развернули экран, Стекловидов закрутил польский фильм «Борьба титанов». Второй механик по-
дошёл к борту.
- Очень странно, - сказал он, поглядев направо, - что это жгут на «Герцене»?
   По надстройке ошвартовавшегося неподалёку «одессита» плескались тревожные малиновые бли –
ки.
- Что это у них? – позвал ревизора второй механик.
   Тот посмотрел и, не говоря ни слова, кинулся в каюту капитана. Навстречу им в проёме двери  по-
казался Атаманов.
- Машину готовить – быстро! – приказал он.
   Бабахнули дизели. Развернули пожарные посты. Через пять минут «Меркурий» был на середине
реки.Отсюда было видно, как из трюма «Герцена» вырывались сполохи  пламени и  тяжело подни –
мался густой, чернее южной ночи дым.


               
   Доктор «Меркурия» Борис Богданов и старпом Демьян Яковлевич  вскочили на  борт, когда между
«Меркурием» и причалом уже чернела метровая полоса воды. «Скорее! Скорее!» – махали им сверху
матросы, стоявшие у приготовленных к действию гидропушек.
- На «Герцене»  пожар! – крикнул  старпом.
- Знаем! – громко ответил Антон. – Принимай руководство пожарными партиями на себя! Пра-
во руля! Средний ход! Швартоваться левым бортом!               
   Доктор Богданов находился  на «Герцене» по делу:  у капитана судна разболелось сердце. Не везло
в этом году его теплоходу. Казалось бы, новейшее судно, отличный ход, опытный экипаж – и  над
всем этим домоклов мечь неудачи. Если считать навал на причал и подмочку сахара в трюме мелки-
ми неприятностями, то к крупным следовало отнести: потерю якоря, обрыв грузовой стрелы, закли-
нивание насосов рулевой машины, выход из строя грузовых лебёдок. А в заключение, не далее, как
вчера в тяжелейшем состоянии  был снят с судна и госпитализирован  радист, перенёсший  на ногах
два приступа аппендицита и едва не  поплатившийся  жизнью при  третьем «звонке». Капитан не на-
ходил себе места. Его самого надо было серьёзно лечить, но ложиться в госпиталь он наотрез отказа –
лся. Судовой медик – фельдшер по образованию – попросил на консультацию Богданова. Старпом
пошёл на «Герцен» по своим  делам. Так и оказались оба на теплоходе.
   Капитана  «Герцена» Богданов нашёл в радиорубке. Прислонившись лбом к стеклу  иллюминатора
он осторожно водил  ладонью по левой стороне груди.
   Из третьего трюма выгружали селитру.
- Не знаю, что делать с грузчиками: курят. Старпом с боцманом объясняли – не  понимают, - ти-
хим  голосом  пожаловался  капитан врачу.
   Из третьего трюма вдруг выплеснулось пламя. Капитан схватился руками за подлокотник иллю –
минатора, зашатался.
- Борис Миронович, - прошептал он.- Беги, дорогой, на «Меркурий», скажи там. Быстрее! Иначе
мы тут взорвёмся.
… Борис Миронович и старпом Серебряков прыгнули на борт спасателя, когда между бортом и при-
чалом уже чернела метровая полоса воды.               

    На «Герцене» принимали меры к ликвидации  пожара. Когда «Меркурий» подошёл к судну, отту-
да  донеслись слова команды:» Всем укрыться в помещениях! Идёт углекилота!»
   Углекислота пошла, но не помогла: трюм оказался закрыт неплотно. А может, это даже облегчило
участь  судна, ведь при горении селитры выделяется достаточное количество кислорода, поддержи-
вающего процесс горения. Могло быть, что при полной герметизации судна давлением газов сорвало
бы люковое закрытие трюма.
   «Меркурий» ошвартовался у правого борта «Герцена». На борт его высадилась аварийная партия
со старпомом, боцманом и ревизором. Руководство тушением пожара перешдо к Атаманову. Трюм
открыли снова – из него поднялся  смрадный, тяжёлый дым. Заработали гидропушки и десятки по –
жарных рукавов, в трюм потоками полилась вода. Селитра продолжала гореть. Несколько  раз взры-
вообразно вырывалось из трюма пламя. На помощь командам «Герцена» и «Меркурия»   прибыли
люди из порта и соседних судов. Протянули дополнителные пожарные шланги. Работали молча.
Лишь голос Атаманова, усиленный микрофоном, да шум огня и воды и рычание двигателя «Мерку-
рия» нарушали тишину.
… Два ночи. Сила огня уже не та. Трюм залит водой едва не на половину  объёма. Использована пе –
на с «Меркурия». Кажется, управились. Ещё не до конца, но – управились. Люди устали. В трюме,
как в поставленном на огонь котле. Сильная загазованность. В машинном отделении «Герцена»оп –
лавилась, съёжилась краска, но не вспыхнула: на переборки непрерывно лили воду. В помещениях
огня нет. Это хорошо. В помещениях тушить труднее. В соседнем трюме благополучно. Ещё немного,
и можно отпустить людей отдыхать. Разумеется, оставить вахтенных для наблюдения.
   Два тридцать. Гулко стучит в висках кровь. Атаманов устал. Пора на отдых. «Меркурию» стоять у
борта «Герцена». Вахты по расписанию. Всё.
   Атаманов вызывает к себе в каюту ближайших помощников и достаёт из холодильника  сразу запо-
тевшую бутылку «Столичной». Наливает каждому и, подняв свою стопку, поздравляет с успешным
окончанием операции; и все поздравляют друг друга. И сказал Атаманову старший механик Заволь-
ский: «Желаю Вам здравствовать, капитан!» – и пожал ему руку в знак уважения и признательности.
   Атаманов весело косит взглядом, благодарит собравшихся и в их лице весь экипаж. Он чувствует
задор распалённого, сильного скакуна, в хрипе и клочьях пены  взявшего последний барьер. Дух  со-
ревнования, жажда борьбы, стремление принять на себя удар, предназначенный другому, умение по-
дчинить желания делу – не в этом ли суть спасательной службы на море!
   Эти мысли высказывает Антон Атаманов в кругу единомышленников. И они соглашаются со сво-
им капитаном.




   Тяжёлый,трудно поднимавшийся из трюма дым нёс в себе ядовитый газ. Им дышали люди, незаме-
тно отравляясь. Дым сразу не понравился  Атаманову, но  срочность операции не оставляла времени
на раздумья. Да и кто мог предположить такое осложнение? Кому и когда  случалось затушить по –
жар  на судне с селитрой? Суда с селитрой взрывались.
   С «Меркурия» и «Герцена» госпитализировали немалую часть экипажа, некоторых  увезли в тяжё-
лом состоянии. На швартовые операции в помощь оставшимся в строю матросам выходили механи-
ки, электрики и мотористы, которых не зацепил газ.
   Доктор Борис Богданов в эти дни редко появлялся на судне, всё время проводил в госпитале. От не-
го узнали, что часть людей вывезли на вертолётах в Ханой и поместили в больницу советского посо-
льства. Ревизор Игнатьев был нетранспортабелен, лечаший  вьетнамский врач Хао опасался за его
жизнь. Умер водолаз Василий Терехов.
   Атаманов ездил в госпиталь, расспрашивал, видел Игнатьева. «Поднимется?» – спрашивал у врача
Доктор Хао пожимал плечами, вздыхал.
   

    И всё-таки ревизора подняли с одра. Через месяц, к тому времкени, когда остальные излечившие-
ся вернулись из госпиталей и приступили к исполнению своих служебных обязанностей, «Герцен»
ушёл в Одессу, и жизнь постепенно вошла в колею. Ревизора встретили, как прибывшего с того све-
та. Он пробыл на «Меркурии» недолго. Вместе с остальными, наиболее пострадавшими, в числе  ко-
торых были боцман Николай Иванович и электрик Стекловидов, он вскоре получил замену и отбыл
на родину. «Не так-то просто переплюнуть свою судьбу,»- сказал ревизор, получая от медиков   во
Владивостоке «белый» билет.


   За несколько лет до пожара на «Герцене» в одной из стран Нового Света  на рейде взлетел на воз-
дух  пароход с селитрой. За ним взорвалось соседнее судно с тем же грузом. На берегу рухнули  дома,
сдетонировала нефтяная база, и пламя накрыло побережье многоцветным огненным  ковром.
   Можно только гадать, какие грузы находятся в порту  воюющей страны. И поэтому Антон Атама –
нов горд тем, что если живёт и попрежнему трудится город на Красной реке, то есть в том некоторая
заслуга экипажа спасателя «Меркурий» и его капитана. 


   А потом спасатель отправился  ещё  южнее – предстояло  прибукусировать плавмастерскую.
   Вырвавшись из душного марева влажности, он выбежал на океанский простор.
   Океан качал его  по замысловатой кривой, в необъятной ночи  незримые духи  раскуривали труб –
ки и пускали дымы раскидистых туч. Трубки гасли, и духи вновь разжигали их угольками звёзд. Вот
снова мгла, лишь детским шариком на резинке взлетает и падает в иллюминаторе одна-единствен –
ная звезда. Потомк ней присоединяются другие звёзды, и начинается звёздный ералаш.
   Необычность обстановки обостряет память; разыгрывается воображение, на ум приходят образы
Александра Грина, проплывают мимо с напористой  зеленью острова, фосфорисцирует и пляшет
океанская волна, как-то по особенному задорно постукивает под кормовым подзором  трудяга винт.
Вперёд! Вперёд! Нас ждут. Мы спешим. Мы спешим.
   «Меркурий» спускался и спускался на юго-запад.К островам. И не дошёл: получил аварийную РДО
изменил курс.
   … Он во-время подставил  свой  корпус. Большой теплоход замедлил движение, остановился, пода-
лся назад. Цокнул, обрадованно зачастил исправленный двигатель, отработал в нужном направле –
нии. Теплоход вырвался из тисков и оказался в безопасности.   
    А «Меркурий» не смог: было поздно. Прибой подхватил его и ударил о камни, в машинное отделе-
ние хлынула вода. Зашатались мачты, заскрежетало по бортам, посыпались стёкла.
   Прибой бил, глумился. «Меркурий» повалился на борт.
- Всё! – сказал Атаманов.
   На теплоходе увидели беду, легли в дрейф, спустили плоты и спасательные шлюпки. Прибой не
подпускал их к «Меркурию».
   С острова на плотах и катамаранах спешили местные жители. Спасатель погружался в воду.
   Вода уже гуляла по палубам и коридорам, оба машинных отделения превратились в озёра, элект –
рические кабели обестачивались. Спустить шлюпки не позволял накат.
   Атаманов, держась за перила правого крыла мостика, стоял молча. Команды отданы, лишние раз-
говоры ни к чему. Люди забирались на мачты.
   Островитяне, не теряя времени, спустили плоты на канатах. Прибой понёс их  к гибнущему судну.
   Моряки спасатля партиями по нескольку человек переправлялись за полосу прибоя. Там их ждали
   шлюпки теплохода.
   Последним, дргнув лицом, сошёл с «Меркурия» капитан Атаманов.
   Ты всё сделал, что мог, Антон. Ты неплохо работал. С полной отдачей сил. Кто осудит тебя?  И всё
  же обидно. Не сумел. Не одолел. Стихия.
   Вступив на борт вызволенного теплохода, капитан оглянулся. Вот оно, место, самое знаменатель –
ное для него. И для тех, кто стоит с ним рядом. Хоть никогда не будут сбавлять свой ход и приспус-
кать флаги суда, проходя мимо могилы, где нашёл свой покой всегда спешивший, много хотевший,
по мере сил делавший неугомонный спасатель.
   Зелено-голубая, пронзительной чистоты вода океана насколько хватало глаз была покрыта пенны-
ми барашками; вдали шумел прибой. Над теплоходом закружились чайки. Они видели всё, что про-
изошло недавно и, наверное, хотели выразить людям своё сочувствие. Вон их сколько налетело.
«Чайки – это души умерших моряков. – Неожиданно вспомнил Атаманов старинное поверье.- Как
скоро станет одной чайкой больше?»
   Старпом Серебряков и Виталий Иванович Завольский подошлик капитану.
- Надо держаться,- сказал Серебряков. – Унынье – море: утонешь безвозвратно. Надежда – лод –
ка: сядешь и переплывёшь.
     -     Переплыву, - сказал Атаманов.




         1973- 1977г.
        Владивосток

                Владислав  Гусаров

               
                Вот так бы  жить  и  жить…               
                / рассказ /               
   Нет, к бродяжничеству я не склонен. Наговоры, Просто работа такая. На берегу  мне очень даже
нравится. Да и как может не нравиться на берегу. Странно даже. Я устаю от рейсов, и во время сто-
янок в порту каждую свободную минуту стараюсь побыть вне судна. Не понимаю парней, которые,
свободные от вахты и работы, сидят в каюте. Дождь, ветер, снег- всё равно иди гуляй. В каютах  мы
ещё насидимся в море. Там как? Четыре часа вахты на мостике – восемь часов свободен / конечно,
если документация в порядке, нет аврала, швартовки и прочих отвлечений/, вот  и сиди, никто не
помешает. Потом опять четыре часа вахты, и опять восемь часов свободен. Правда, мне как второ –
му помощнику капитана, ответственному за груз, приходитсяоформлять грузовые документы. Доло-
жу вам – морока!  Не пересортировать, не допустить разброса партий груза по трюмам, правильно
уложить, в общем, неприведи бог что-либо напутать. А то было однажды: по документам из рыбопро-
мысловой экспедиции – печень трески, в порту для проверки ящик вскрыли – икра минтая. Весело
было мне! А если пересортица – радиограммы десяткамирассылаю. По всем плавбазам:»Прошу под-
твердить КСМ* номер…  тгружено вами… при получении оказалось… сто двадцать мест иного наи-
менования…»
   В общем, мороки хватает. Капитан – буром:»Куда смотрел? О чём думал? Матросы – тальмана   у
тебя в носу ковыряли?» В порту – за грузчиками посматривай. Того и гляди – ящик  с консервами о
борт расколотят… это, мол, мы нечаянно. А консервы – одна баночка сколько в магазине стоит? А в
ящике их несколько десятков. Закуска – очень хорошая…
   В общем, устаю я от рейсов порядочно. Ведь помимо грузовых дел мне вахту свою нести восемь ча-
сов в сутки. А в порту пока с грузовыми документами прокрутишься – глядишь, опять в рейс.
   Нет, к бродяжничеству я не склонен, просто работа такая. И на берегу мне очень даже нравится.
Примерно раз в два года я ухожу в отпуск. В этом году мне повезло: летом. Представляете? Три лет-
них месяца я в отпуске!

                * - конасамент, грузовой документ.

    В общем, стал я дачником. Старшая сестра заставила. Муж у неё тоже «склонен к бродяжничес –
тву»: геолог.  А участок до конца разработать некому. Отловила она меня в моей холостяцкой квар-
тире, Люське тут же выговор вкатила, - почему до сих пор за меня замуж не вышла! А той сейчас не
до меня: сынишку в больницу на «запад» устраивает / в Киеве профессор-глазник знаменитый жи –
вёт/, прибежала со мной попрощаться. Пообещала сестре, что вот с сынишкой всё устроится – она
насчёт повторного замужества / за меня, то есть/ подумает. Я ей:» Думай, Люсенька, думай, я, между
прочим, тоже подумаю, может, не стоит тебя утруждать…» Она рукой махнула и укатила с трёхгодо-
валым Виталькой в Киев. А я с сестрою на дачный участок поехал.
   Ну, должу вам, бурелом! Не зря, похоже, мужинёк сестрицы в бега ударился. Но я парень стойкий:
раз пообещал сестре:»Сделаю» – значит, сделаю. Темболее, что Люська на «западе». Виталька у неё
хороший хлопчик, жалко, если видеть перестанет…
   И вот стал я «натуральным» и «естественным» человеком: живу в наскоро собранном  шалаше, ку-
паюсь в озере и любуюсь сопками, лесом и  той жизнью, которою кишат травы, земля, деревья и, ка-
жется, сам воздух вокруг меня. Просыпаюсь рано: меня будят птицы. Иногда вскидываюсь ночью:
кажется, совсем рядом по лесу кто-то бродит  и тяжело вздыхает. И деревья скрипят, будто кто-то их
к земле пригибает. Но ничего, у меня нервы дай бог каждому: когда на одном судне пожар тушили,
я аварийную группу второго броска возглавлял. Справился и благодарность имею. Так что эти вздо-
хи  тяжкие и «скрип-скрип» меня в дрожь не кидают.
   Просыпаюсь рано и принимаюсь за работу. Выкорчёвываю пни, выворачиваю камни и отношу их
в сторону, укладываю на бровку участка. Это называется «межа». Тянет от этого слова че-то  дав –
ним, полузабытым. Мотыгою и лопатой / снабдил своячок инструментом и смылся! /  рассекаю клу-
бки корней высокой и мощной травы. И, странно, каждый день повторяется одно и то же: я увлека-
юсь этой простой, казалось вначале, неинтересной работой. Что-то просыпается новое во мне.  От
земли через босые ноги в меня входит, заполняет до краёв понимание радости жить просто, без вы –
ламывания из отведённых природою рамок. Ни тебе туманных ночей на вахте в море, ни ругани  с
грузчиками в порту, ни беготни по отделам пароходства с копиями радиограмм, доказывающих, что
ты не присвоил, не пустил на сторону несколькоящиков мороженного минтая… Здесь, на даче  во
мне, наверное, просыпается зов предков, впервые взявших  в руки мотыгу и бросивших в землю пер-
вое зерно.
   А красота какая вокруг, боже мой! Ещё бы Люську сюда, и были бы  мы с нею оба – аборигены!
   Жизнь среди стеблей и кореньев кипит. Снуют муравьи, ползают и скачут разноцветные жуки  и
козявки, на листьях кустов и стеблях травы заснули, истомились от жары улитки. Нет, вот одна про-
снулась и повела в мою сторону рогом. Гудят пчёлы. Белые и жёлтые бабочки-капустницы пронося-
тся в весёлой пляске, словно любуются собою. А махаоны-то, махаоны,-  этакие расцвеченные, важ-
ные существа, так и хочется с ними словом переброситься: как,мол, поживаете? Красивые бабочки,
коренные дальневосточники. Но что это? Куда пчёлы подевались? Да они под землю нырнули! Зем-
ляные это пчёлы! Вот это для меня открытие. Я стою над расщелиной в земле, размышляя о пчёлах,
а в это время вдоль забора по самому его верху полыхнуло оранжевое пламя: это бурундук, он стре –
мительно удаляется.
   День у меня полон событий, у меня много собеседников. Вот на колено ко мне садится стрекоза и,
подёргивая прозрачными крылышками, сердито, не мигая, смотрит на меня сквозь радужные рого-
вые очки. Она выговаривает мне за то, что я сбил вон тот красивый цветок. За пазуху ко мне не раз
запрыгивают кузнечики, скребут там костяными ножками, я вскакиваю, дёргаюсь, а  чернохвостая
сорока с соседнего дуба нахально хохочет надо мной, потом улетает. И вновь – солнце, пряные  запа-
хи растревоженной лопатою земли, шум листвы под  порывами  тёплого ветра, яркая зелень, зыбкие
колебания нагретого воздуха и – тишина. Тишина умиротворения и покоя. Вечерами  её нарушает
неистовый лягушачий концерт.
   Я воевал с гусеницами. В этот год их развелось бесчисленное множество. Они, словно десантники,
падали вниз с высоких деревьев, окружавших дачный участок. У самой земли тонкая серебристая
нить,на которой они опускались, рвалась, и гусеницы  расползались. Они поедали  листья смороди-
ны, слив, молодых ещё не плодоносящих яблонь. Я был бессилен. Но однажды, будто вняв моим про-
сьбам, на участок с шумом и гвалтом  налетела стая крупных  жёлтоклювых скворцов. Это была ра –
справа! Я любовался стремительным, беспощадным налётом, боясь пошевелиться. Около десяти ми-
нут носился над участком  крикливый взрывной смерч.
   Я работаю и живу на земле. Мне хорошо. Я готовлю себе немудрёную еду на целый день. Один раз
в неделю мне привозит продукты  сестра. Когда мне что-либо требуется в городе, я оставляю на уча-
стке всё, как есть, шагаю  через лес четыре километра и сажусь в электричку.
   Я хожу по городу, делаю свои дела. Вижу вокруг много счастливых, радостных, озабоченных лиц.
Эти люди  живут здесь, в моём портовом городе, ходят на работу, беспокоятся о семьях, летом уезжа-
ют в отпуск за пределы края или на дачи.Здесь, в этом городе они нашли себя, жизнь их полна до кра
ёв и радостями, и печалью. Я чувствую себя среди них своим, не испытывая неудовлетворённости
или какой-либо ущербности в себе самом, и радуюсь этому. Вот так бы жить и жить – радоваться  по-
явлению листьев на деревьях, ароматам разогретой солнцем земли; работать в каком-нибудь учреж-
дении или на заводе с твёрдой верою в полезность того, что исполняешь; жениться на Люське, и ве-
чера проводить в кругу семьи. Разве это не прекрасно и не так ли протекает жизнь большинства лю-
дей? Что ещё нужно человеку?  Но почему же, почему – когда спрашивают меня:»Ты снова уйдёшь
в это туманное, неприветливое море?» – я отвечаю без колебаний:»Уйду.»?


         п.Владивосток.

 




                Владислав  Гусаров
                Спасатели
                / повесть./               
               
                1.
           Атаманов  откинулся  на  спинку  дивана,  прикрыл  глаза. Три недели прошло с того дня,
      как случилось это. Но стоит Атаманову хоть ненадолго остаться одному, как память против во-               
    воли  возвращает его  в богатое туманами и штормами  Охотское море. Как раз в то время, три
     недели назад, там набирал силу циклон. Так и стоит перед глазами взрывное, кипящее буйство
     моря, и его «Меркурий», и чёрные громадины столпившихся возле гибнущего парохода судов, и
    распластанное на палубе тело матроса, и слышен его крик – отчаянный, страшный. Этот крик за-
    ставлял Атаманова просыпаться среди ночи и в сотый раз задавать себе вопрос: всё ли сделал он,
    капитан спасателя  «Меркурий», для того, чтобы выполнить до конца свой долг?
            Знания и опыт подсказывали ему, что он был прав и принял единственно верное решение. Это
   подтверждалось и приказом начальника пароходства. Но ощущение собственной вины не проходи-
   ло.


               
  …  Циклон набирал силу. Был уже крепкий шторм, и погибал пароход «Серпухов». «Меркурий»
  подоспел во-время, но при швартовке на крутой волне его бросило на аварийное судно, и своим фор
  штевнем он загнул на «Серпухове» фальшборт. Оказавшийся поблизости матрос упал – стальной
  лист придавил ему ногу. Сбежалась команда. Пытались отогнуть фальшборт ломами – безрезульта-
  тно,- а судно всё глубже и глубже погружалось в воду. С «Маркурия» протянули электрокабель, за-
  пустили в работу сварочный аппарат, но волна захлёстывала, мешала, и электрорезка не помогла.
  Времени оставалось в обрез, суда сильно било одно о другое.
- Экипажу аварийного судна перейти на спасатель! – Отдал приказание Атаманов. Его слова
  тут же повторили по громкой связи.
- Рубите ногу! – приказал боцману старпом.
 Боцман  взмахнул топором, отбросил его в сторону – и заплакал. Больше никто не прикоснулся к то-
 пору.
     Придавленный  сталью  человек уходил под воду в полном сознании, глаза его преследовали, про-
 сили помочь. Когда первая волна, набежав, на несколко секунд скрыла его под  собой, он понял, что
 надеяться больше не на что…
     По приходу во Владивосток никто не осуждал Атаманова. От владельца судна в адрес начальника
 пароходства пришла  радиограмма с с благодарностью экипажу «Меркурия» за спасение людей. В
своём приказе начальник пароходства отметил оперативность и грамотность действий Атаманова.
И только сам Атамановне уверен в том, действительно ли нельзя было избежать удара, и всё ли он
сделал, чтобы спасти матроса. После того, как «Меркурий» отошёл, пароход держался на плаву око-
ло десяти минут. А это большой срок…
     Атаманов извёл себя упрёками. Он хорошо помнил, как два года назад, в очередной «полрке», его
самого прижал аппендицит, как он скрипел зубами, а старший помощник, приняв командование спа-
сателем, больше суток не  спускался с мостика и едва не полным ходом вёл «Меркурий» во льдах на
соединение с ледоколом, вертолёт которого, как назло, оказался неисправным; как потом, когда  до
ледокола  оставалось подать рукою, а льды сошлись так, что оказались  не под силу ни тяжёлому и
мощному «Давыдову», ни тем более «Меркурию», его, Атаманова, две мили тащили на себе через то-
росы, наскоро соорудив из  носилок и досок подобие саней. И он остался жив. А сам не  смог спасти
человека. Уж не промедлил  ли он с перекладкой руля «право на борт»? Может сумел бы тогда избе-
жать удара о корпус судна?..
   Так упрекал себя Атаманов, отметая продиктованные разумом доводы, что для спасения команды
«Серпухова» он должен был поступать так,как поспупил. Но гордость спасателя-профессионала вос-
ставала против поражения, против победы разыгравшейся  стихии.
   А через неделю, когда Атаманов уже отчитался о проведённой  операции, получил одобрение, но хо-
дил чернее тучи и избегал друзей, произошёл случай, усиливший чувство неудовлетворённости, горе-
чи и вины.
   Он вновь был вызван к начальнику пароходства Бянкину, только на этот раз разговор  состоялся
иной.Атаманов вышел из кабинета начальника красный и злой, и вдруг ему стало жалко себя, захо-
телось чьего-нибудь сочувствия. «Этого мне  только нехватало!» - сказал себе Атаманов.



     Вечером десятого ноября  Атаманов отпустил старпома домой, сам остался на «Меркурии». В девя
тнадцать тридцать  пришла срочная телефонограмма: «Меркурию» выйти в двадцатую точку рейда, растащить теплоходы «Кижуч» и «Владимир Сливкин», пересыпавшие якорь-цепи.»
    Как выяснилось, «Кижуч» собрался уходить, но вместо  одного собственного поднял с грунта ещё и
якорь «Сливкина».
- Это нам, что раку ногу оторвать,- сказал Атаманов и распорядился готовить мшину
    Операция несложная, погода прекрасная, на вахте опытный третий механик.Оснований для спеш-
ки и беспокойства – никаких.
    Атаманов поднялся на мостик. Он любил эти предотходные минуты с их спокойной деловитостью
  без лишней суеты и крика.
      Ходовая рубка спасателя погружена в полумрак, палуба не ярко освещена  прожекторами и элек-
 трофонарями. «Меркурий» стоит настороженно и тихо, ухватившись за причал толстыми капроно –
 выми канатами, небольшой, приземистый, крепкий, готовый, как только спадут путы, ринуться
   вперёд по первому сигналу своего капитана.
   Раскатисто и дробно ударили взрывы в цилиндрах дизелей, зацокали клапаны, мигнул раз-другой
электрический свет,и голос вахтенного электромеханика доложил, что машина готова. Атаманов
взглянул на часы. Неплохо: семь  минут. И повернулся в сторону бака. Боцман, третий помощник
капитана и кто-то из матросов вирали якорь. Спокойно и ровно постукивал брашпиль. «Порядок.»
Атаманов открыл дверь рубки, быстрым шагом проследовал на переходной мостик, откуда хорошо
наблюдать за происходящим на корме. Мостик нависал над самой кормой, над помещением буксир-
ной лебёдки.
   Его удивило большое скопление людей, скопившихся у левого швартового клюза. Он посмотрел на
часы: десять минут.
   - Что там у вас? – крикнул Атаманов второму штурману, перевесившись через леера.
   Ревизор что-то прокричал в ответ и замахал над головой руками, будто  собирался улететь и  пред-
варительно разогревался. Внизу загалдели все разом.
- В чём дело? – чувствуя неладное и оттого невольно раздражаясь, повторил капитан.
Второй штурман отделился от взволнованной группы, взбежал по трапу и, от волнения пришепты
вая и заглатывая слова, доложил, что спасатель не может отойти от причала.
- Эт-то ещё почему? – стараясь говорить сдержанно, произнёс Атаманов
- Пассажир… кнехт… конец… -  невнятно бормотал штурман.
        Атаманов, придерживая на ходу шапку, гремя сапогами по балясинам трапа, скатился на ют, ки-
нул  взгляд вдоль идущего на берег каната и сбежал на причал.
    Час назад пассажирский теплоход   « Адмирал Чертыковцев «, швартуясь, набросил  свои мощные
стальные канаты поверх швартового конца «Меркурия» и наглухо прикрепил буксир к причалу. Лёг
кий ветерок отжимал громадину «пассажира» от стенки, канаты натянулись, время шло, а спасатель
стоял.
- Вы  сегодня  вахтенный штурман? – глухо произнёс Атаманов, обращаясь к прибежавшему
 вместе с ним ревизору. – Куда  смотрели?
      Ревизор в ответ лишь беспомощно развёл руками.
- Второй штурман! – надвинулся гневно на него Атаманов. – На скотобойню вас, быкам хвосты
крутить…
     Однако, от дальнейших упрёков,  ввиду  бесполезности их, воздержался.
     Люди обеспокоенно бегали и поругивались. Время шло. Атаманов взглянул на часы: уже трид  -
цать минут!  Позор!  Сколько раз он настаивал на том, чтобы для спасателя отвели отдельный при-
чал. «Да вы шутите! – возражали ему. – Отдельный  причал, вы подумайте! Да вы знаете, сколько
стоит один погонный метр причальной линии?»
   Знает он! Шутит он! Коммерсанты узколобые! Вот ваша экономия! «Что есть спасатель? – многие
ухмылялись. – Ах, это который меньше вон той козявки! Спаса-атель! А какой у вас ход? Двеннадцать узлов? Хо-ороший ход! А у меня – шестнадцать, когда восемь баллов в зубы и волна вы
ше сельсовета! Кто же кого будет спасать? Ах, ах, ох, ох!»
    За десять лет он много слышал, Антон Атаманов, разговоров в таком вот духе, раздражительных
и ехидных, видел много ухмылок и насмешливых  взглядов, насмешливых -  до поры до времени…
    Прибегали запыхавшиеся посланцы, докладывали: нет никого из крупного начальства на  боту
теплохода, капитан дома, старпом отбыл, а без них – ну никак!..
    Ослабить конец – подавай им, по меньшей мере, старпома…
    Тридцать пять минут. Работа машин на холостом ходу разрешена не более пятнадцати, два судна
на рейде сплелись якорными цепями, а сейчас прибежит ещё «дед»*, устроит  скандал, а затем прика-
жет вахтенному механику остановить двигатели.


                «дед» – так зовут на флоте старших механиков.


- Руби канат! – приказал Атаманов.
- Топор! Топор! – повторили голоса.
 Расступились – плотник побежал за топором  и пропал.Время шло, спасатель стоял, а топора не
было.
- Спать он лёг, что ли? – пискнул из-за спин ревизор.
Но  нет, плотник не лёг спать, он метался в поисках ключа от плотницкой. Принесли топор по-
  жарный, матрос взмахнул им, ударил, упругий канат дрогнул, прогнулся лишь и остался цел и нев-
  редим. Кто-то опять  куда-то  побежал, плотника всё не было. Но вот из  коридора правого борта вы
 скочил моторист Хачатуров.В руках его зловеще сверкал огромных размеров камбузный нож.
- Разойдись! – прорычал обладатель ножа, и в две минуты, придерживая канат, перепилил его.         
Всё гениальное просто.
К тому времени уже никого не было на причале, сам Атаманов стоял в рубке и ждал сигнала. «Го-
тово!» – крикнул с крыла мостика  ревизор, и капитан тут же рванул рукоять машинного телегра-
фа. «Просели», сбросили и вновь набрали обороты заждавшиеся  двигатели, затряслись в лихорад
      ке  стрелки приборов, и спасатель рванулся, неся впереди себя бурун пены и густо дымя перегру-
женными дизелями. Антон не мог слышать на мостике адресованных ему слов третьего и старшего
механиков, жалеющих дизели и бессильных что-либо  сделать: «Меркурий» имел дистанционное уп-
равление силовой установкой с мостика.
    И тут, вынес же его чёрт откуда-то из тьмы, поперёк курса  спасателя встал обшарпанный разъезд-
ной катерок. Атаманов мгновенно перевёл рукоять телеграфа на «Полный назад».
   С катерком ничего  плохого не случилось, он отвернулв сторону и исчез.А на «Меркурии» от резкой перегрузки в главном распределительном электрощите что-то нехорошо щёлкнуло, в машинном отде
лении и коридорах  зажёгся аварийный свет, и буксир, пробежав по инерции два –три десятка метров
остановился посреди бухты.
- В чём дело? – крикнул в телефонную  трубку Атаманов, хотя прекрасно понимал, отчего всё
произошло.
«Дед» из машины ответил сердитым голосом. Атаманов, не дослушав, прервал разговор и забегал
по мостику с крыла на крыло. Время шло. Электромеханики продолжали копаться за щитом. Осве-
щение в «машине» и коридорах стало нормальным, но главный гребной электромотор  стоял. Океан-
ский буксир-спасатель «Меркурий» беспомощно моргал иллюминаторами в двух кабельтовых от бе-
рега.
- «Меркурий», вы сможете оказать помощь «Кижучу» или к вам самим подослать буксир? – ра-
здражённо спросилпо радиотелефону дежурный диспетчер порта.
- Сейчас подойдём,- ответил Атаманов, сгорая от стыда.
- Да его самого спасать надо! – вмешался посторонний голос, и Атаманов представил кривую
усмешку говорившего.
- Скоро там? – то и дело звонил он в «машину», затем сам, срывая каблуки сапог, сбежал по тра
пам и предстал пред старшим механиком.
- Спешит кенгуру – он  движется прыжками, - сердито огрызался «дед». -  Первый день на спа
сателях? Не знаешь наших шурупо-шпоночных двигателей?…  А схема электриче –
ская оч-чень чувствительна к насилию! – И он поучающе поднял кверху указательный палец.
- Ты мне лекцию читать будешь! – взвился Атаманов. -  Ты мне ещё про Сабатэ – Тринклера*
расскажи! Давай ход! – И умчался на мостик.
- Мастера** родимец бьёт, - сказал «деду» третий механик.


            *   - авторы  теоретического цикла ДВС
** -  капитан / от англ. master -  хозяин/

- Он такой же, как я  -  оба мы художники, я его понимаю. – «Дед» иронично надул щёки.
 Электромеханики за щитом продолжали копаться. Что-то выкинули, что-то  закоротили.
- Готово!
И «Меркурий» побежал дальше. Через пятьдесят минут после получения сигнала о помощи о нако –
нец одолел милю расстояния и подошёл к бедовавшим в обнимку судам, где его встретили неласково.
Спасатель повертел кормой, пристраиваясь. Началась работа.
    А на другой день капитан Атаманов получил выговор. Правда, без «занесеия».
    «Что ж, так тебе и надо! Будешь нести службу, как следует! И надо же: два случая подряд!»
      Электросхема на «Меркурии» и в самом деле неудачная. Но грубый просмотр со швартовым
канатом!
     Атаманов встаёт и ходит по квартире.
     Перед мысленным взором Атаманова проходят события нескольких лет, и они, люди «Меркурия»,
кто отдал спасателю- буксировщику часть своего сердца.
    А люди собирались разные, как правило, ершистые – палец в рот не клади.  Многие, отработав
  своё, уходили на суда загранплавания. Некоторых присылали сюда «на исправление», а потом они
  приживались, находили своё место в коллективе и становились настоящими спасателями. Мото –
  рист Хачатуров, электрик Стекловидов.Но первым, кого всегда хотел бы видеть рядом капитан
  Атаманов, был боцман Николай Иванович Хомяков.


                2.

Его прислали на «Меркурий» для пополнения рядов малочисленной партийной организации  спа-
сателя. Это был  выдающийся хозяйственник. Атаманов познакомился  с ним ещё в те времена, ког-
да Николай Иванович, тогда ещё просто Коля, служил мичманом на военном флоте. И вот теперь, че-
рез несколько лет Антон Атаманов встретил его на «Меркурии» как старого товарища. Мягкий, от-зывчивый и незлобивый по характеру, Хомяков меньше всего соответствовал прозвищу Дракон, данному боцманам ещё на старом флоте. Тем не менее, Атаманов с удовольствием наблюдал, с какой готовностью отправлялись матросы выполнять любое приказание боцмана. Николай Иванович никогда не кричал.
- Корешуля, - улыбаясь, говорил он, - надо выбрать грязь  из цепного ящика*. А за  это будет
тебе моё родительское благословение.
    И матрос отправлялся выполнять эту грязную работу с лёгким сердцем. Артельного Виктора Го-
лубева Николай Иванович с шутливой почтительностью именовал «токарем по сметане» и, похва –
лив за любовь к чистоте, отправлял оббивать ржавчину в самых малодоступных  местах. На техни-
ческих занятиях палубной команды, видя осоловевшие от скуки лица и желая расшевелить слуша –
телей, боцман задавал кому-либо из «молодых» каверзный вопрос:
- Отчего у слона ступня круглая?
- Чтобы не попадать в треугольную яму, - с готовностью отвечал матрос.
   Присутствующие оживлялись.


• -  встроенный  внутрь корпуса ящик для якорной цепи.

- Молодец, - хвалил матроса Николай Иванович.- Ещё бы ты  на вахте не дремал и по очкурам
не прятался – тогда совсем бы молодцом считался. А отчегоу слона уши большие?
- Чтобы легче порхать с ветки на ветку, - следовал бойкий ответ.
- Эк тебя! – деланно удивлялся Николай Иванович.- Эммануил Кант, а не матрос. Ты, наверное,
и то знаешь, какие краски и в каком количестве  надо смешать, чтобы получился бирюзовый, а не
жабий цвет?
    Матрос, путаясь, кое-как отвечал. Присутствующие нетерпеливо подсказывали, разгоралась
дискуссия.
- Вот видишь, - укоризненно говорил «молодому» Николай Иванович, - в зоологии  ты силён, а
краски смешивать не научился. Не горюй, - успокаивал  боцман, - я  тебя всем матросским хитро-
стям научу, ты только спрашивай. Вот у меня был случай, - обращался он к присутствующим, -  я
тогда  срочную службу отбывал…
    И Николай Иванович «угощал» слушателей какой-нибудь историей.
    На палубе и в кладовых «Меркурия» благодаря старания  боцмана Хомякова царил порядок. В
единственном трюме всё разложено на стеллажах, надёжно закреплено, переносные аварийные на-
сосы прихвачены к палубе скобами с тем, однако, рассчётом, чтобы при необходимости их можно
было легко освободить. Николай Иванович в любое время знал, где и что у него лежит, к кому по
какому вопросу следует обратиться, обладал завидными организаторскими способностями и неис-
сякаемой энергией.
    Любое дело спорилось у него в руках. Николай Иванович улыбался, напевал под нос игривые
песенки, а вокруг него в весёлом оживлении трудились матросы.
    Когда приходило время красить «Меркурий» от клотика до ватерлинии, боцман брал на себя
инициативу привлечь к этому делу машинную команду..Взвесив всё, он вступал в дипломатичес –
кие переговоры со вторым механиком.
- Корешуля, -  говорил он,- спускался я давеча в «машину» за соляром. Хорошо там у тебя, чи –
сто, всё покрашено…
- А, брось, -  отмахивался второй, - что там покрашено! Пооблупилось всё. Людей нехватает, на
ремонтных работах заняты, одни вахтенные кое-где подкрашивают, разве это дело?
- Так я тебе помогу! – радостно восклицал Николай Иванович.
Второй механик смотрел на него с недоверием.
- Опять где-нибудь нашкодил? – спрашивал он.
Между ними не раз происходили неприятные стычки, вызванные тем, что при скатке палубы  и
надстроек матросы заливали  машинное отделение через раструбы вентиляторов и световой люк.
Второй механик кричал тогда в неприязни и гневе:»Известно давно: матрос со шлангом звереет!»
Однако долго на Николая Ивановича сердиться было невозможно, и они мирились.
- Дорогой, - боцман Хомяков делал обиженное лицо, - мы же с тобой друг друга хорошо знаем.
Неужели я буду перед тобой хитрить? Тебе нужно красить – я тебе помогу, мне надо красить – ты
мне поможешь. Чего нам делить? На одном судне работаем. Хочешь, завтра матросы к тебе в «ма-
шину» придут?
-Нет, завтра нельзя, - подумав, отвечал второй механик, -  надо подготовить всё: стёкла на прибо-
рах тавотом обмазать, плиты застелить, механизмы накрыть. А то твои архаровцы из пульвери –
затора всё как есть зальют, потом не отчистишься.Через пару дней  -  давай!
- Так слушай, - голос Николая Ивановича журчал ручейком, глаза жмурились в ласковой улы-
бке, - погода-то какая! Солнечно, тепло! В самый раз на палубе красить,а?
- Ладно, пошли к «деду», - соглашался механик.
Стармех Виталий Иванович Завольский давал «добро». Немногочисленная рабочая бригада  ма –
шинного отделения поступала в распоряжение боцмана. За один рабочий погожий день «Мерку-
рий» бывал выкрашен полностью. Не всегда, правда, получалось потом, чтобы палубная команда
в ответ участвовала в покрасочных работах в «машине». Чаще всего мотористы и  механики  ре-
шали справляться  с  этой работой самостоятельно.
- Пускай только боцман краску даёт. Мы аккуратнее сделаем. А то матрос будет красить, а ты
за ним следом ходи да растолковывай: тут можно, а тут нельзя кистью совать.
    На том и решали. И надо отдать должное боцману, на краску он не скупился. Все оставались до-
вольны.
    Дожив до сорока лет, Николай Иванович при всей своей серьёзности,  сохранил мальчишескую
страсть к озорству. Однажды на Чукотке увидел он висящий на перекладине небольшой колокол
старинного литья, испещрённый славянскими надписями и разрисованный ликами святых. Ни-
колай Иванович умилился: вот бы на бак  «Меркурия» такой подвесить, количество смычек якорь- цепи отбивать!
         Хозяева колокола, однако, и слышать не хотели о том, чтобы расстаться со своим сокровищем.
- Благовест вы на нём, что ли, отбиваете? – Уговаривал  их Николай Иванович.- Я ж вам за него
бидон краски даю, вы ею весь барак выкрасите. А краска-то  -  польская, второго покрытия, дефи
цит!
- Нет, - решительно отказали жители барака, - он, может, здесь со времён Беринга висит, как мы его  отдадим?
- Так без дела он у вас, на кой он вам нужен – туманные сигналы подавать? Так  маяк рядом.
- Мы в него бьём, когда на обед идти пора,- И любители старины прервали переговоры.
Может быть, боцман и успокоился бы, не виси колокол прямо-таки рядом с «Меркурием». Но он
висел – вот он, рукой подать, и лики святых печально мёрзли под холодным, неприветливым  не-
бом. Николай Иванович ночью с двумя матросами зацепил колокол капроновым концом, стащил
в воду и с помощью брашпиля подтянул по дну к борту. Вытаскивать, однако, не стал, оставил  в
воде.
    Утром рассерженные хозяева  с  разрешения Атаманова обыскали весь «Меркурий», но пропа –
жи не обнаружили. Атаманов грозил боцману жестокими карами, а Николай Иванович клялся,
что колокола на борту судна нет. Это было правдой: колокол лежал на дне бухты. Но бидон кра –
ски  боцман всё-таки хозяевам колокола дал. «Для успокоения нервов.»
    С выходом  спасателя в море колокол закрасовался на баке. Атаманов, увидев его, изумился, но
ругать боцмана больше не стал: рында и впрямь получилась превосходная.               
    Много  мороки доставил боцману Хомякову плотник Подкорытов. Роста он  был небольшого,
по словам Николая Ивановича, метр двадцать с кепкой, но гонору и спеси у него было с избытком
«Деревянный», как его звали на «Меркурии», не признавал ничьих авторитетов. Дай ему волю,
он многое бы переделал сразу по-своему. Он брюзжал и злословил, в то же время опаздывал  на
работу / причём всегда у него находились виноватые /, уходил на берег, не спросясь. Без склочни-
чества он просто не мог жить.
    Николай Иванович вначале только растерянно помаргивал. Потом круто натянул возжи.  Он
поручил плотнику срастить несколько стальных концов / «Сможешь?» ,   «Кто – я?»,  «Ты, ты.»
«Я, боцман, ещё тебя научу сплесень* делать»/ ; поручил, а затем в присутствии матросов испы –
тал их с помощью грузов. Плотниковы сплесени расползлись один за другим.


                *  -  соединение               
               
- Так-то, корешуля, - сказал Подкорытову боцман, - это тебе не контрабанду в бочке с водой про
возить.
    Плотник побледнел, глаза его округлились.
- Откуда знаешь? – выдохнул он.
- Я, мой милый, многое знаю, - произнёс Хомяков. – А тебе, Фома, скажу вот ещё что, - тебя ведь
     Фомой  зовут?
- Сергей я, - тусклым голосом ответил плотник.
- Всё равно – Фома! – решительно заявил боцман. – Тебе я скажу пословицу древних, а ты запом
ни: «Лучше зажечь одну маленькую свечу, чем проклинать темноту.» Запомнил? Вот и хорошо.  А
теперь все – за работу!
    Плотник после этого случая приутих.
    Николай Иванович женат, и любовь между ним и его Наташей самая восторженная. Но Наташа
женщина строгая, и Николаю Ивановичу с нею частенько бывает нелегко. Приходя на судно, при-
поднимал, к примеру, рубашку и, обращаясь к третьему механику, говорил: « Корешуля, взгляни-
ка на спину, что-то побаливает.» Третий смотрел и удивлялся: « Царапины, Глубокие.»  « Это На-
таша  утром  кошку на меня кинула, чтобы разбудить, - объяснял Николай Иванович и улыбался.-
Поспать я люблю, а ей на работу идти.» «Выдра она у тебя, - обижался за друга третий. – Как  это
можно – в мужа кошкой пулять? Ты прибери её к рукам: в другой раз она тебе, гляди, зубы повы-
бивает.» «Ничего, корешуля, ничего. Люблю я её здорово. А царапины – пустяки,»- добродушно
посмеиваясь, отвечал Николай Иванович.
    И сейчас боцман Хомяков оставался таким же, каким его знал и любил Антон Атаманов:  пре-
красным товарищем, верным помощником  в нелёгкой службе и неунывающим человеком.
    Так что же ты насупился, капитан? Переживаешь неудачу? Под всеми штротами  Мирового оке
ана ходят большие и малые суда. Их беды – твои беды, и «Меркурий» выполнит до конца свою за-
дачу. И рядом с тобою боцман Николай Иванович Хомяков, стармех Завольский и вышедший те –
перь на верную дорогу старпом Демьян Яковлевич Серебряков.
                3.
   Шестой год пошёл, как Атаманов с Демьяном Яковлевичем  вместе работают на «Меркурии».
Расстаются лишь на время отпусков.
    Демьян Яковлевич старше Антона, и намного: сейчас ему пятьдесят. В капитанах ходил, да дип-
лом коротковат и, кроме того, угораздило его как-то при неудачном маневре  чужое судно серьё –
зно повредить. Диплом да авария… С тех пор в «вечные старпомы» попал. Однако капитанская
закваска  у него осталась. Правил субординации вначале признавать не хотел. Однажды,заполняя
         
журнал, сделал запись:» Вахту сдал- и слава богу.» Атаманов, увидев, что чиф* подозрительно  ве-
сел, разозлился. Был у них тогда очень прямой мужской разговор, и Демьян Яковлевич несколько
присмирел.
    Но работником он оказался толковым и, протрезвев, работал увлечённо, залезал в самые тём –
ные углы «Меркурия»,гонял боцмана и матросов, сам тянул концы, шарошил палубу, наводил по-
рядок в артелке и трюме и занимался ещё  бумагами и десятками разных мелочей. Может, оттого
не расстался с ним Атаманов, хотя и после случались с Демьяном Яковлевичем разные казусы.
Однажды, напившись, явился на пароход «Виталий Калиновский» и поднял там целый перепо –
лох, назвавшись поверяющим службы безопасности мореплавания.
    Но именно после того случая и пошёл Демьян Яковлевич на поправку. Он сам пришёл к Атама-
нову с повинной и просил только об одном: никому не рассказывать о случившемся. «Калинов –
ский» снялся в рейс рано утром, и вероятность встречи двух судов, по крайней мере, в ближайшие
полгода исключалась. Демьян Яковлевич рассказал о себе и своей неудачно сложившейся личной
жизни. Вскоре после своего разжалования он оставил жену и дочь и сошёлся с женщиной много се-
бя моложе, и вскоре с прискорбием отметил, что его красавица Юлия, жгучая брюнетка  с неско –
лько полной талией, оказалась особой на редкость эгоистичной, рассчётливой и не отличалась бо-
льшим умом. Демьян Яковлевич кручинился, но терпел.
    Назначение Серебрякова на «Меркурий» было для Юлии подобием разорвавшейся бомбы. Те –
перь она не могла распоряжаться своим временем так, как распоряжалась раньше: Демьян Яков-
левич уходил внезапно и появлялся, как снег на голову, иногда среди ночи, иногда рано утром.
Иногда он исчезал на несколько суток, и никто не мог сказать, где он находится и когда вернётся.
Юлия нервничала, семейные скандалы приняли затяжной характер. Демьян Яковлевич теперь со
страхом переступал порог своего «дома». Однажды, идя по улице Владивостока, он услышал зна –
комый до дрожи в коленях детский голосок:» Мама, да это же наш папа! Папа! Папа! – кричала
Светланка, вырываясь из рук матери. – Куда же ты? Иди к нам!» Прохожие оглядывались на Де –
мьяна Яковлевича с любопытством и осуждением. Неверными пальцами он сунул в рот сигарету
и кинулся прочь, в толпу.
    Атаманов не подозревал о творившемся в душе старпома разладе и даже сочувствовал Юлии,
хотя с первого  же знакомства относился к ней с предубеждением.
    В один из предотходных дней, когда «Меркурий» готовился отбуксировать понтон на Сахалин,
молодая женщина стояла в дверях старпомовской каюты и, весело поглядывая по сторонам, бол-
тала со штурманами. Необычные для брюнеток голубые глаза эффектно дополняли её портрет.
Считая, очевидно, что красивой женщине не обязательно задумываться над содержанием разгово-
ра,  она  несла какую-то околесицу, а третий штурман Стёпа слушал её с расплывшимся от восто-
рга лицом.
- Моряки, моряки, - говорила красавица, поигрывая глазами, - имеете ли вы представление о
том, что такое театр?.. Покорить женщину – вам недоступно. Ведьчтобы покорить, нужно много
энергии и времени, а у вас нет ни того, ни другого. Что вы можете предложить своим жёнам, пос-
тоянно отсутствуя дома? Ни себя, ни денег. Нет, дорогой мой, если такова судьба, что вы не може-
те быть с женою, обеспечьте её хотя бы материально. Мы, женщины, умеем это ценить…
    Атаманов находился поблизости и невольно слышал разговор. Настроение у него было отврати-
тельное: судно на отходе, а снабжения до сих пор нет. И он не сдержался.
- Как хорошо, - сказал он, - что жена моего старшего помощника так тепло провожает мужа  в
рейс. Бескорыстие, любовь, открытость…
   Она взглянула несколко растерянно и приксила губку. С тех  пор, бывая на борту «Меркурия»,
она явно избегала Атаманова.
    В туманный день в северном порту Матисен «Меркурий» был вызван на поиски людей, унесён-
ных в море. Шлюпка под командой Демьяна Яковлевича Серебрякова подобрала тело девочки
лет десяти в коричневом форменном платьице и расстёгнутом клетчатом пальто. Боцман Хомя –
ков и матросы обратили внимание, как сильно побледнел  Серебряков, когда девочку поднимали
из  воды, как судорожно вцепился он рукою в румпель.Когда вернулись на судно, старпом сам от-
нёс на руках тельце девочки к себе в каюту.
    Не двигаясь, сцепив пальцы рук, просидел над нею старпом  до тех пор, пока на борт «Мерку –
рия» не прибыли санитарные власти. О чём думал он? Об этом никогда и никому не рассказывал
Демьян Яковлевич. Но когда «Меркурий» вернулся во Владивосток, он сразу отправился к жене
и дочери. Екатерина Григорьевна поплакала, высказала свои обиды, но – приняла его.
    Демьян Яковлевич продолжал трудиться на «Меркурии». Сейчас он – гроза всех выпивох и лен-
тяев, время от времени появляющихся на «Меркурии», и ведёт упорную, но пока безуспешную бо-
рьбу с «зелёным змием», который подмял под себя судового повара Шлёму.


                4.


    Вообще-то Шлёма мирный, незлобивый и сентиментальный человек. Неудачник. И пьёт он не
постоянно, а только когда водятся деньги или угощают друзья. Основная же беда его в том, что он
не умеет готовить.
- Шлёма, вы где и когда учились поварскому делу? – спросил как-то  Атаманов, отставляя в сто
рону очередное его варево.
- Самоучкой-с, самоучкой-с, - завихлялся Шлёма и шаркнул ножкой.
- Не может этого быть! – строго сказал Атаманов. – В пароходстве давно уже нет талантливых
поваров- самоучек. Кстати, какое у вас образование?
- Как букварь скурил, так и выгнали, - снова увильнул от прямого ответа повар.
Атаманов пристукнул ладонью по столу.
- Старпом, проверьте его аттестат – и  в случае несоответствия  занимаемой должности, пусть
дует в кадры. А если в «полярку» пойдём – да он нас там всех отравит!
- Не отравлю, - прошептал Шлёма.
  Он был добрый человек, любил животных. Судовой кот Васька под его неусыпным бдением нас-
только разжирел, что по судну перемещался почти исключительно на чьх-либо руках. Охраняя
воего любимца от действия судовых магнитных полей, Шлёма надел на его шею широкое медное
кольцо. Васька,надо полагать, был этим очень доволен, совсем заважничал и едва приподнимал
голову, когда повар подсовывал ему под нос куриные потрошки. «Нас бы ты, кандей, хоть раз  в
неделю так кормил, как этого борова,» - обижались меркурьевцы. Шлёма, может и хотел этого, но
не мог. Особенно, когда запивал.
    Рано утром в коридоре слышалось:»Вставай, страна огромная!» Все, кто не спал, знали: Шлёма
проснулся. С песней на устах проходил  Шлёма на камбуз и – гром. И опять все знали: Шлёма
ищет бутылку. Если гром стихал, всё было в порядке; если он продолжался – значит, беда: бутыл-
ку или стащили, или Шлёма не может вспомнить, куда её задевал. Оскорблённый в лучших своих
намерениях Серебряков  клял себя за то, что в который раз поверил Шлёминым обещаниям «на –
чать новую жизнь», а тот, взмахивая широким ножом, шинковал капусту. «Тук – тук – тук»,- сту-
чал по доске нож. Стук прекращался. Шлёма воровато оглядывался по сторонам и подбегал к
шкафу. Там стояла початая бутылка. Шлёма наливал полстакана. И снова: «тук-тук-тук.»
- Ты смотри-ка, - удивлённо говорил он пекарю Клавдии Васильевне, - если б не поллитра, не
нашинковал бы.
    Засыпал капусту в котёл, где лежла начищенная с вечера картошка, бросал куски мяса и ста –
вил всё это на плиту. Дымя папиросой, время от времени помешивал, шутил с Клавдией Василь-
евной и заглядывал  в шкаф. В один из дней Шлёма особенно отличился: обедая, старпом зачерп-
нул вместе с борщом окурок.
- Где этот паразит? – взревел Серебряков и понёсся на камбуз.
   Шлёма жарил рыбу.
- Ты что это, помоями нас кормишь? – Демьян Яковлевич сунул под нос Шлёме  тарелку с бор-
щём.
   Шлёма эффектно пугался, пятился, дышал в сторону. Чиф, ругаясь, ушёл в кают-компанию. По-
дали второе.
- Что это такое? – тут же раздались голоса.
Чиф присмотрелся. На тарелке лежала камбала.
- Это камбала, - сказал чиф.
И осёкся: рыба оказалась невыпотрошенной.
- У тебя чемодан есть? – через минуту спрашивал он Шлёму.
      Шлёма был пьян, но хитёр.
- Нет у меня чемодана, - сказал он.
- Купи, завтра же обязательно купи,- приказал чиф. – За испорченные продукты  рассчитаешься
с получки, на водку меньше останется. И впредь так будет! И чтоб без моего ведома ни шагу с суд-
на! Понял?
   Шлёма понял. И снова обещал.
   Но надо было видеть Шлёму во время пожара на пароходе «Калуга», чтобы простить ему многое
Такой бестрепетной, прямо-таки  безумной отваги Атаманов давно не наблюдал. Вооружившись
пожарным шлангом, повар кидался в самую гущу огня, и оттуда доносился  его  требовательный
крик:
- Лей на меня!!
- Старпом!- ревел в микрофон Атаманов.- Наблюдайте за ним, сгорит к чёртовой матери!
Тогда ничто не предвещало беды. Декабрьским вечером в неудобной и низкой столовой «Мер-
     крия», дежурившего и одновременно выполнявшего ледокольные работы в Находке, свободные
     от вахты  члены команды усаживались кто куда для просмотра очередного фильма.
            Как-то уж так повелось, что фильмы на спасатель попадали самые бросовые, от  котрых отка-
     зывались отходившие в дальние рейсы транспортные суда. И на этот раз на экране  двое девушек-   
     близнецов дурачили и без того глупых парней. Смазливые декольтированные девицы ездили  на
     мотоцикле, а парни хихикали и боялись перепутать своих невест.
         Члены экипажа «Меркурия» подрёмывали, время от времени перебрасывались ничего не зна –
    чащими  фразами.
         Больше месяца «Меркурий» не заходил во Владивосток, а с началом ледокольных работ почти
    не подходил к берегу. Настроение людей заметно упало. Все испытывали недовольство своим  по-
   ложением, и в то же время знали, что иначе нельзя. До чёртиков надоели и тусклая  размеренность
   быта, и томление в надежде на какие-то изменения, и накопившаяся усталость.
   На этот раз «Меркурий» стоял у причальной стенки. Не плакали взахлёб на переменных режимах
   турбины, не трясся надсадно корпус, влезая на встопорщенные льды, не звенели в гнёздах графины
   и стаканы, не скрипели по бортам кранцы, - было тихо, спокойно, сонно.
      Но сбежал с мостика и наклонился  к сидящему на стуле Атаманову вахтенный – третий штурман
   Стараясь не шуметь, поднялся и быстро ушёл капитан.
      В воздухе повеяло тревогой. Скользила перед объективом кинолента, вершил в темноте чудеса
  световой луч, мелькали на экране весёлые лица, стрекотал аппарат. Но всё это куда-то отодвину –
  лось, проходило мимо сознания, не мешало настороженно ждать. Снова появился Атаманов, на этот
  раз в полушубке и шапке. Пройдя по коридору, остановился перед каютой  стармеха, постучал.
      «Дед» Завольский отложил в сторону книгу «Ремонт судовых дизелей», приподнялся с дивана.
- Что делаешь? – спросил капитан.
- Ноздри помыл, отдыхаю.
- Готовь машину, у Поворотного пожар.
   «Дед» вскочил, перед ним тут же вырос второй механик.
- Срочно снимаемся, - сказал ему Завольский, сделав рукою вращательное движение, что означа
   ло – запускать двигатели. Второй исчез, с лязгом закрыв за собою дверь машинного отделения.               
   Взвинченная тишина ожидания, неяркий, скраденный плафонами электрический свет, тёмная
окраска коридоров, глухие стуки дизель-динамо, - сгустившаяся до предела атмосфера тревоги. И
вслед за тем – грохот и звон, топот ног, бухающие удары запущенных в работу дизелей, команда
«отдать концы» и телеграф на «полный вперёд». И вот уже освобождённый от пут «Меркурий»,
разрывая тишину рёвом  тифона, мчится в том направлении, куда призывает его служебный долг.
   В считанные минуты изменился облик людей, их настроение, их отношение к окружающим и се-
бе.
   Отчего загорелся пароход «Калуга», никто из его экипажа толком не  мог потом объяснить. Пламя распространилось так  быстро, что радист не успел сообщить в эфир о пожаре. Может быть
загорелась электропроводка, и пламя скрытно и споро пробралось за обшивкой переборок и под-
волоков, пока не обежало всю надстройку и не выскользнуло из какой-то щели.
   Экипаж не мог справиться с огнём. В машинном отделении работал пожарный насос, в магист –
раль подали воду, но пробраться к рожкам и шлангам в надстройке мешала сплошная стена огня.
Пароход находился на траверзе мыса Поворотный, следуя порожняком с Сахалина. Капитан пос –
тавил ручку телеграфана «стоп» и едва успел сбежать с мостика, как средняя надстройка судна
превратилась в красножёлтый факел.
  Эту картину первыми увидели с пассажирского теплохода «Феликс Поздняков», шедшего рейсом
вдоль побережья. Теплоход подошёл к «Калуге» на максимально возможное расстояние, спустил на              воду   вельботы, однако – он был с пассажироми на борту – не решился приступить к тушению по –
жара собственными средствами и вызвал спасатель.
   Когда «Меркурий» приблизился к горящему судну, пламя уже подбиралось к топливным  тан –
кам, а экипаж парохода, сгрудившись на корме, спускался в шлюпки. Средняя надстройка пыла-
ла, длинные языки пламени тянулись из проёмов иллюминаторов, в покинутом  машинном отде-
лении механизмы замерли, и только расположенный на самом верху дымовой трубы не сдавался
один гудок: на последнем дыхании  оставшегося в котлах пара он гудел, возвещая  беду. Это был
тонкий, перехваченный хрипом крик отчаяния гибнущего парохода, зовущего на помощь.
   На «Меркурии» все стояли по пожарной тревоге. Обе аварийные партии – весь экипаж, кроме вахты в машинном отделении и на мостике, - были одеты в непромокаемые резиновые костюмы;
у гидропушек приготовились и ждали команды матросы. В машинном отделении один из главных
двигателей переключили на работу пожарного насоса, другой – работал на ход.
- Швартоваться правым бортом! Право руль! – Атаманов, не раздумывая, с полного хода вёл
спасатель на горящее судно.
    Ещё перекладка – и задний ход. Соприкоснулись борта судов. Кто-то прибежал с кормы горящего судна, принял швартовый, с борта спасателя набросили и закрепили ещё один. Шестьсот лошадиных сил уже крутили пожарный насос.
   Зашипел, окутался огненным паром пароход «Калуга».
- Успеем, - сказал Атаманов, - должны успеть. Штурман, держать под наблюдением берег: сносит.
- Две мили, Антон Анатольевич!
- Следить!
   Тугие, сильные струи сверху донизу заливали пароход, забирались внутрь его, сбивали пламя.
Только бы не рванули топливные танки.
- Лейте больше вниз! Вниз! – командовал Атаманов.
- Полторы мили! –  это голосштурмана.
- Десять кабельтовых!..
- Следить!
   Насос работал,моторист сидел над ним, ощупывал, подливал в подшипники масло; было чадно,
газы через неплотности выхлопного коллектора попадали в машинное отделение.Рядом грохотал
дизель, другой работал на холостом ходу. Около них несли вахту ещё один моторист и второй ме –
ханик.
   В гребном отделении у главного распределительного щита находились стармех, старший и вто-
рой электромеханики и электрики.
   Позвонил Атаманов:
- Многие замёрзли, надо подменить. Всех, кого можно отпустить, выделите на смену.
   Ушли моторист, стармех, второй электромеханик  и  электрик. Внизу осталось трое вахтенных.
    Напор огня уменьшался, часть надстройки «Калуги» почернела. Но до конца работы было ещё
   далеко. Внутренности парохода продолжали гореть. «Девять кабельтовых! – докладывал третий
   штурман. – Восемь… Шесть…»  « Успеем! – отвечал  Антон. – Должны успеть! Внизу огонь  за –
   лили, танки уже не взорвутся.»
    Всё же «Меркурий», сдерживая дрейф, вренменами подрабатывал гребным винтом.
   Ещё через час, когда берег был всего в двух кабельтовых и до слуха штурмана стал доноситься
шум прибоя, высадившиеся на обгоревшее судно  люди приконили последние всплески огня. Ликвидация пожара заняла два часа двадцать восемь минут. Так записали в судовом журнале.
   Не отпуская подопечного от борта, спасатель дал ход и благополучно зашёл в мелководный залив, где и простоял до утра. Экипаж «Калуги» разместился на «Меркурии» – на койках, диванах
Однако никто не спал. Впечатление от пережитого было слишком сильно.
   Некоторые по штормтрапу взбирались на судно и среди горелых обломков, исковерканного ме –
талла искали то, что было им дорого.
   Через каждые полчаса дежурившие на «Калуге» спасатели совершали обход судна и время от
времени заливали начинавшие снова тлеть головни… 
   При свете дня сделали подробный осмотр судна: средняя надстройка со всеми каютами и их  со-
держимым выгорела до тла, но ни машинное, ни котельное отделения огнём не тронуты. «Мерку-
рий» подоспел вовремя.



       И был ещё пожар. И «Меркурий» сквозь плотный лёд  восемьдесят миль пробивался на по –
мощь. И пробился. И снова заливал огонь, подавал пену. Воды подали так много, что она поли –
лась из иллюминаторов кают горящего судна. А огонь не сдавался.
   Тогда часть людей  в кислородно-изолирующих приборах, во главе со старшим помощником ка-
питана, прошла сквозь дым  и в неохваченных ещё  пламенем коридорах протянула пожарные
шланги; несколько человек, среди них боцман Николай Иванович и Шлёма, продвигались с носа.
Продолжала действовать пожарными шлангами с борта спасателя и группа второго помощника.
С палубы горящего  судна ломами сорвали доски настила, вырезали автогеном квадратные отвер-
стия и, пропустив в них сферические головки со множеством мелких отверстий, подали в них воду
   Что оставалось делать огню? Фыркнул дымом, пошипел головёшками и погас.
   Самоотверженно действовал на пожаре весь экипаж. А среди особо отличившихся был судовой
повар. «Вот как с ним расстанешься?» – говорил себе Атаманов. Предложи ему отдел кадров вме-
сто Шлёмы шеф-повара ресторана «Золотой рог», он бы, пожалуй, ещё подумал, кого предпочесть.



   Сколько раз где-нибудь в далёкой точке тихоокеанского побережья или на островах, когда рас-
тревоженное небо плакало холодным дождём, а вокруг бродили стада белесого тумана, Атаманова
одолевала, казалось, непреодолилая неприязнь к морской службе. Он понимал: вызвана она не по-
стоянной ответственностью за людей и судно, не физической усталостью и желанием пожить спо-
койно, а той немалой психологической  нагрузкой, которую несёт в себе служба  спасателя.
   Атаманов становился раздражительным, подчинённые старались реже попадаться ему на глаза.
Однако стоило Атаманову побыть на берегу месяц, как его охватывало смутное беспокойство. Он
занимался работой по дому, что- то мастерил, гулял с сыном Валеркой, а мыслями всё чаще воз-
вращался к трудяге «Меркурию» и своему экипажу. Звонил в отряд:
- Ну как там?
   Жена ворчала:
- Не денется от тебя никуда это море!
   Атаманов подходил к Людмиле, был тих и немного грустен.
- Устала ты со мной? Но честное слово, я не могу быть другим.
   Да, он не может быть другим. Он никому не желает зла, пробоин и прочих неприятностей. Но он
знает также, что аварии неизбежны.В иные годы их будет меньше, в иные больше, может быть,ко-
гда-нибудь они вообще станут редкостью. Но он спасатель и хотел бы постоянно быть там, где тре
буется его помощь, где без «Меркурия» не обойтись. По душе Атаманову боевой накал, сосредото-
ченность, делающаяся вдруг стальной дисциплина, чёткость докладов, собранность и насторожен-
ность, скупость разговоров, холод волнения в груди, учащённые удары  сердца, та вспыхивающая
неудержимо и ярко  потребность противоборства со стихией, которая незримо присутствует в каж-
дом человеке и захватывает его целиком, когда спасатель выходит на операцию.
   И пусть это будет не огонь, не тонущее, изнемогшее в борьбе со штормом судно,- пусть  это будут
простые, нагруженные песком баржи портофлота, которые оторвало от буксира и понесло на тор-
чащие из воды камни, - всё равно приходит вдохновение, всё равно подтягиваются люди, и спаса-
тель несётся  сломя голову, готовый принять все тяготы мира на свою неширокую и не слишком
крепкую грудь.


                5. 

        Прибегали издалека, из-за горизонта волны и накатами обушивались на берег. На их пути, выд-
винутый в море, вставал мыс, его контуры напоминали запрокинутое кверху лицо с раскрытым  в
крике ртом. И странно: меж острых камней была небольшая и тихая песчанная полоска, и по ней не
спеша расхаживали голуби и склёвывали скудные дары, оставленные морем при  отливе.
    От ударов волн судёнышки вздрагивали. Баржевики прятались в рубках и наблюдали, как лави –
рует «Меркурий». Тот явно не слушался руля. / Старая история при развороте на ветер! Сдвинутая
в сторону бака надстройка и и высокий в носовой части борт создавали значительную парусность,
мешали./  Буксир то сносило в сторону, то разворачивало кормой. Атаманов, сцепив зубы, не давал
передышки дизелям.
    Неравномерный, с нарастанием и спадом рёв, беспорядочные броски нагрузок при смене ходов вы-
водили из себя старшего и второго механиков, бередили их души. Изредка появлялся  в проёме клин-
кетной двери вахтенный – третий механик, и выражение его лица с каждым  разом становилось оза-
боченнее и злее. В руках он держал стетоскоп, которым прослушивал шумы движущихся деталей ма-
шин. Второй механик с «дедом» стояли на площадке у щита приборов.
    -Сейчас поршни в трубу полетят, - произнёс после очередного рывка Атаманова «дед». – У меня
болезни, я уже сульфодемизин пью! – «Дед» посмотрел потрясенно на окружающих. -  Нет, не дожить
мне до пенсии, не дожить.
    «Дед» Виталий Иванович Завольский был маленький, щупленький, с залысинами у висков, очень
увлекающийся и подвижный. Увлекался технической  литературой, как все маленькие люди, немно-
го важничал, но в сущности был добрейшей души человек.
    Второй механик не выдержал рывков Атаманова:
- Вы тут побудьте, а я пойду, я его,лихача, уйму. -  И убежал намостик.
Атаманов встретил его неласково. «Меркурий» рыскал, спускался под ветер, снова заходил; несколько раз он  / вот-вот! Сейчас!/ уже вставал кормой к судёнышкам, и баржевики выскакива-
ли из рубок, чтобы принять выброску, но очередной порыв ветра сбивал буксир в сторону.
- Ничего не скажешь – работёнка! – ядовито произнёс второй механик.
Атаманов вновь резко перевёл телеграф.
- С тоски помрёшь! – механик  не собирался отступать. – Кажется, чего проще: бросить «яшку»,
спуститься на канате и подать буксир.
- Умница! Ты как будто я в молодости!
«Надо хоть так попробовать, по другому не получается,» - решил Атаманов.
   «Меркурий» крутнулся, отбежал на пятьдесят метров – и в воду полетел освобождённый от стопо-
ров якорь. Буксир встал: якорь удерживал крепко. Атаманов подал команду, и боцман Николай Ива
нович потравил якорь-цепь.
    Теперь «Меркурий», твёрдо держась носом на ветер, медленно  подходил к баржам. Плотник при-
готовил выброску, привязав к ней буксирный канат. «Принимайте!»- крикнули с кормы, и на одну
из барж полетел и упал тугой оплетённый комок. Баржевики схватили и начали выбирать. И тут
якорь … пополз!  Он полз по грунту, царапая его лапами и не встречая ничего, за что можно было
бы  уцепиться. И вместе с якорем, подгоняемый волной и ветром, на берег неотвратимо пополз «Мер
курий».
    Накат был грозен и шумен, ветер рвал одежду, готов был сбросить за борт стоявших на палубе лю-
дей. А «Меркурий» не мог дать ход и уйти, потому что из клюза его свисала и тянулась на десятки ме
тров по дну залива тяжёлая  якорь-цепь.
- Прекратить отдавать буксир! – заорал Атаманов, выбегая на переходной мостик и с ужасом
глядя, как приближается ощерившийся прибоем и округлыми валунами берег.
    Но растерянность продолжалась секунды.
- Отдать якорь-цепь! – напрягая до боли глотку, перекрыл он шум прибоя и ветра.
Боцман, понимая, что дело не шуточное, напряжённо ждал этой команды.
    Скользнув по палубе, цепь исчезла в сизой, всклокоченной ветром воде.
    И только когда «Меркурий», раскидав налетавшие волны, вырвался на простор и оказался в безо-
пасности, только тогда Атаманов почувствовал, чего стоили ему эти несколько минут. Он почувство-
вал себя разбитым и усталым, спина и всё тело покрылись испариной.Опершись на ограждение мос-
тика, он прикрыл глаза, снял фуражку, и ветер вздыбил его негустые волосы.
    Но время шло, а работа не была выполнена. И он снова встал у телеграфа.
    Баржи он, конечно, стащил; когда улеглись волны и ветер, водолазы подняли со дна якорь и цепь.
А второго механика в тот раз он с мостика прогнал. Вот тебе и баржонки! А мысль – то была верная,
не зря  Атаманов за неё ухватился, и не поползи тогда якорь, выхватил бы он баржи в два счёта, за
милую душу.
    Каждую зиму, помимо дежурства, «Меркурий» осуществляет ледокольные работы. Прошедшая зима выдалась особенно тяжёлой. "Ме«курий" р»ботал в Находке. Сильные морозы когтили землю
и море, льды загромождали проходы в порт  и к заводу рыболовецким сейнерам, траулерам, шхунам
и транспортам. Восточные ветры прессовали и громоздили торосы. «Меркурий» с трудом справлял-
ся. На ледокол надеяться не приходилось: в узкой бухте ему не развернуться, кроме того, не позволя-
ли глубины. А «Меркурий» не только  ломал льды, но и проводил, швартовал «рыбаков». Двигатели
судна, не смолкая, ревели неделями; команда была переведена на морские вахты.*


• -  вахты  четыре часа через восемь.


      Люди не имели возможности сойти на берег. Суда приходили и уходили, лёд крепчал. «Меркурий
прислонялся к причалу не более  двух раз в сутки на десять-пятнадцать минут. В эти минуты на берег спрыгивали двое-трое самых  смелых и предприимчивых парней. 
 Через несколько часов, вернувшись к месту высадки, они осматривались и находили «Меркурий
где-нибудь на середине бухты в онимку с беспомощным «рыбаком»; потом буксир отскакивал от ры-
бака и замирал во  льду. Спасатели шарили по карманам, наскребали на «мотор» и неслись через весь  город по берегу, поругиваясь. А объехав вокруг бухты и выбежав на лёд, оглашали окресности
сердитыми воплями: «Меркурий» уже гулял где-то  далеко и предоставлял неудачникам возможность любоваться своими крутыми обводами.
    А тут ещё надвигалась непогода, суда в порту и в море получали штормовое предупреждение, и ко-
манде «Меркурия»  по законам спасательной службы и морского братства объявлялась готовность
номер один.
    Город жил своей интересной, увлекательной жизнью, и ему не было дела до маленького «Мерку –
рия», который носился по бухте, выскакивал на рейд, тащил за собой подчас слишком большую но-
шу и выглядел бедным родственником на фоне красавцев теплоходов, приходивших в порт из далё-
ких экзотических стран.
    Атаманов ел, что готовил Шлёма, спал в штурманской рубке на диване, лишь иногда бурчал за
столом, с подозрением глядя на кости в тарелке:
- Это не иначе, как Васька.
Шлёмин Васька в самом деле исчез в самый разгар «ледового побоища». Вероятнее всего, он отправился на гулянку, а вернувшись, не застал «Меркурий» на месте.
    Шлёма был безутешен. Через неделю  он, правда, отыскал намного сбросившего в весе своего люби
мца. Васька пробегал между вагонами, гружёнными лесом. «Меркурий», на его счастье, как раз ткну
лся рядом в причал, чтобы вкатить по трапу бочку с солёными  огурцами.
    Атаманов все эти дни думал только о выполнении производственных задач и был уверен, что весь
экипаж думает о том же. Но народ роптал. Даже тихая и безобидная буфетчица Иза Алексеевна, ког-
да кончились на столах салфетки, выразила свой протест тем, что положила вместо них на столы
газеты из подшивки. Вытерев губы листком «Брехунца» / так именовали в экипаже газету пароход-
ства «Дальневосточный моряк»/, Атаманов очнулся и со свойственной ему прямотой отругал Изу
Алексеевну. Иза Алексеевна  расплакалась.Антон удивился и стал неумело её утешать. Иза Алексе-
евна отправилась в каюту, но и там продолжала плакать. Утешить её довелось боцману Хомякову.
Он зашёл к ней в каюту, присмотрелся и сказал:
-Инфанта! Херувим! – Николай Иванович любил загадочные, малопонятные слова. – Скажи  мне
горюч-камень, отчего это у тебя такие относительно молодые глаза?
   Иза Алексеевна от неожиданности рассмеялась. Довольный, Николай Иванович удалился. С той
поры и  возникла между ними обоюдная симпатия.
   Механикам работа во льду приносит множество неприятностей. Увлекаясь проводкой, Атаманов
порой забывал о машинах. Между «Меркурием»  и «рыбаком» располагалось поле плотно сбитого
грязно-серого льда. «Ещё разок!» – говорил Атаманов. «Меркурий» разгонялся и ударял в льдину.
Взахлёб, пронзительно выли турбины, в цилиндрах дизелей слышался бухающий металлический
стук. Вахтенный механик хватался за голову и бежал к телефону звонить «деду». Стармех сбегал в
«машину», вслушивался и приказывал остановить двигатель. Вскрывали картер. На сетке и картер-
ном лючке находили баббит. Стармех сокрушённо крутили головой:
-Опять мотылёвый!
    Благо, поднаторевшие на такой работе второй механик и мотористы  меняли  подшипник минут
за тридцать. Запасных  вкладышей в кладовке хватало. Речь второго механика после этой работы
была ёмкой и краткой.
    Наконец, механики не выдерживают и для успокоения души начинают придумывать «невинные» шутки. В один из дней ревизор и третий штурман говорят рассрженными голосами:
-Возмутительно!
    Из холодильника кают-компании пропадает хранимая ими для подкрепления  каботажного пайка
ароматная копчёная колбаса. Нет, колбаса не совсем пропала, она продолжала лежать в холодильни-
ке, завёрнутая в тот же целофановый мешок, но злоумышленники от целого круга отхватили добрую
половину, а недостаток восполнили  древком от швабры  Изы Алексеевны, соединив его с остатками
колбасы гвоздями. Гвозди были отличного качества и в колбасе не ржавели.
   Второй и третий механики выслушивают жалобы пострадавших и пожимают плечами: они не зна-
ют, кто покусился на колбасу. Когда ревизор и третий штурман Стёпа уходят, второй механик Крав-
чинский говорит:
- Пойти, что ли, отрезать колбаски? Где наши пищевые гвозди?
«Меркурий» продолжал ковыряться во льду. Когда терпение экипажа подошло к опасному пре –
делу, ветер всё же сменил  направление, лёд в бухте разрядился. «Меркурий» зашевелился быстрее,
откалывая льдину за льдиной, и гнал их на выход в море. Пополз  слушок, что в скорм времени «встанем к причалу и постоим часов пять или шесть». А может быть, и сутки. А может – неделю!
А там и во Владивосток!

                               
Но во Владивосток ушли лишь в конце марта. Ненадого сбегали на Сахалин, стащили с мели не-
сколько  барж.               
     Как-то днём получили сигнал: в тридцати милях от Владивостока остановился  «Красноярск»  -
кончилось топливо. Судно два месяца ходило по Курилал, не бункеровалось и накануне получило
указание :»Следовать в Находку принятия топлива, в дальнейшем ждать указаний.» Заход в Наход-
ку моряков не устраивал: семьи большинства пролживали во Владивостоке. Капитан вызвал «деда»
на совещание.»Дед» приказал вскрыть «мёртвый запас»*. Через горловины он потыкал футштоком
и сказл:» Хватит! Каких-то шестьдесят миль.» «Хватит, - доложил диспетчеру в пароходство капи –
тан, - нам хватит. Каких-то шестьдесят миль.» Диспетчер сердито молчал. «Красноярск» миновал
Находку и подымил к Владивостоку.  В тридцати милях от него на траверзе острова Аскольд, к ужа-
су стармеха, топливо кончилось. «Топлива нету и пару нету,»- доложил капитану «дед». Тот сидел  в
кают-компании, благодушествовал в ожидании обеда. «Хорошо-то как, господи!» – воскликнул  ка-
питан и подступил к «деду» с ножом и вилкою.
     -Не ешь  меня, - сказал старший  механик, - от меня и так одна арматура осталась. Но мы   мо-
жем  дойти до Владивостока, если спалим в котлах всю мебель, лючины закрытия  трюмов и обдерём
переборки.
- Пьяница проспится – дурак никогда, - ответил капитан и приказал дать в эфир «аварийную».
«Меркурий» выскочил, имея на борту половину экипажа. Другая половина  находилась на суточ-
ном отдыхе, собирать её по городу не стали.               
                               
• - запас топлива, который нельзя взять насосами.

    Стоял  погожий весенний день, море поблёскивало гладким зеркалом.»Красноярск», выкрашен –
ный чернью и белилами, стоял без движения в миле от берега и не дымил.
- Готовы ли вы принять буксир? – спросил  Атаманов, подойдя к «Красноярску».
- Мы не терпим бедствия, - ответил ему капитан парохода  с видимым спокойствием. – Дайте
нам десять тонн топлива, и больше нам ничего ненужно.
- Простите, - вежливо сказал Атаманов, - не посылали  ли вы  аварийной радиограммы?
- Мы посылали, - ответил  капитан, - но мы полагали…
- А если посылали, то принимайте буксир, - решительным тоном заявил Атаманов. – Мы  не
танкер, чтобы давать вам топливо, его у самих мало. И подпишите акт о спасении.             
Старший  механик и капитан «Красноярска» стали говорить о  традиционной  морской дружбе  и
взаимной выручке.
- Это так, - сказал Атаманов,- но спасателю за работу должны платить. У нас тоже хозрассчёт.
Вы знаете, сколько стоит пароходству содержание одного спасателя в сутки?
   По  лицам «аварийщиков» прошли цвета радуги. Посовещавшись, они снова попросили топлива,
на этот раз пять тонн.
- Дудки! – рассердился Атаманов.- У нас не забалуешь. Топлива нет, извольте подписать документы и принять буксир.
    На «Красноярске» упорствовали. Поднявшийся тем  временем слабый ветерок обошёл  вокруг
острова и стал подталкивать пароход к берегу. «Вымогатели! Не моряки! – возопили  на пароходе. –
Подавайте буксир, несите документы!»
   За годы работы на спасателях Атаманов не раз сталкивался с подобными  историями: «аварийщик»   торопит и просит, обещает златые горы. Но стоит ему почувствовать себя в безопас-
ности, он тут же, на глазах преображается: он подтасовывает факты и выкручивается, отказывается
подписывать какие бы то ни было бумаги. Избегает встреч, выискивает в работе спасателя изъяны,
жалуется во все инстанции. В конце концов, документы направляются в арбитражную комиссию,  и
она решает, кто прав, кто виноват. И с «Красноярском» разобрались.
   Много есть на свете прекрасных профессий. Но лишьлишь полная противоречивых достоинств про
фессия моряка влекла к себе Атаманова. Кто-то сильно сказал:» Любовь моя, моя гордость, моё горе,
моя мечта и моя беда, давший мне всё, что я имею – флот! Кто был связан с тобою не год и не два,  а
много больше, до последних дней своих на этой земле будет помнить о тебе, будет следить за твоими
успехами, будет радоваться твоими радостями и печалитьсч твоей печалью. Тяготы и невзгоды пок-рываются пеплом забвения, и лишь призывно и ярко горит  и  издали манит твоя звёздная дорога,
флот!» Кто-то??.  Не надо скромничать, Антон, покопайся в своих старых записях…
   Много исхожено, много видено за десять лет на спасателях.
   Да, «Меркурий» уже постарел.  Он хорош в порту: довольно подвижен, имеет мощные противопо-
жарные средства. Но две тысячи лошадиных сил – этого мало. И десять узлов – не двадцать. Атама-
нов любит свой буксир, но в редкие минуты отдыха мечтает о другом:  крепкая грудь, стремитель –
ные обводы, широкая белоснежная рубка, - и скорость, скорость. Двадцать пять, тридцать узлов!
Способность  разворачиваться  «на пятке», пятнадцать- двадцать тысяч лошадиных сил! Каждый
механизм и трубопровод доступны для  монтажа и ремонта. Посторные каюты с кондиционерами.
На палубе нового спасателя Атаманов установил бы ангар для вевтолёта  и помещение для перенос-
ных аварийных насосов… Спасатель должен уметь водить  суда во льдах и работать в порту, выско-
чить в любую погоду и затушить пожар, снять с мели  потерпевшее аварию судно и откачать из него
воду, а затем отбуксировать для ремонта в порт. И разумеется – он  патруль на оживлённых торго –
вых путях.
               
                6.

     Атаманов стоял  на крыле мостика, окутанный  бархатной темнотой августовской ночи, а в откры
том море вблизи берегов бежала бурливая светящаяся точка – его  спасатель.          
     За делами проводя значительную  часть времени суток, он редко и всегда неожиданно  открывал
для себя  красоту таких вот ночей или скромную нарядность берегов, кажущиеся необычными  кра-
ски заката, очертания туч, и запоминал это надолго, если не навсегда. Так с детских лет запомнил он
виденные мельком из окна вагона запорошенные снегом берёзы  на пригорке, вкус сочной ягоды на
губах, найденный в лесу под прелыми листьями мохнатый и важный, этакий осанистый гриб…
   Постояв в темноте,Атаманов заглянул в радиорубку.Там было тепло и тихо, Радист Иван Иванович
молчал.Пискнула морзянка – и он  выпятил губу, пискнула ещё раз – и он нахмурился, через минуту
вдруг широко улыбнулся.
   С молодых лет восхищала Атаманова аккуратная и точная профессия радиста, удалённая от грохо-
та и суеты, такая непохожая на другие, вызывал интерес язык радиопередач, доступный немногим,
вызывали уважение сами радисты, хозяева необъятного эфира, знающие себе цену,
чуточку насмешливые и высокомерные.
   Щелчок переключателя – и рубка наполнилась шумами, идущими со всех концов земли. Радист
внимательно слушал. Звучали голоса его друзей, неслись метеосводки, послания влюблённых, серди-
тые  указания начальников; врывались передачи зарубежных станций, и откуда-то из глубины все-
ленной, приглушенные расстоянием в десятки световых лет, доносились шорохи и шумы, похожие
на странные позывные…
  - Есть что-нибудь для нас? – спросил Атаманов.
    Радист молча протянул радиограмму. «Погода» предупреждала о приближении шторма. Но  ещё
утром было тихо.
    В каютах «Меркурия» занимались делом. Моторист Валерий Хачатуров, после вахты не ложась
спать, дрессировал судового кота Ваську.Когда старпом и судовой доктор по утрам совершали обход
кают с проверкой санитарного состояния, Валерий демонстрировал Васькины успехи.
- Покажи-ка, Вася, - говорил он, - как боцман перед старпомом стоит?- И протягивал Ваське
кусок мяса.
   Васька выгибал спину, хитро жмурился и неожиданно, как щенок, вставал на задние лапы. Зрите-
лям номер нравился.
- А теперь, Вася, покажи чифу банан.
   И Васька показывал «банан».
   После обеда заштормило. Волны в четыре балла достаточно для «Меркурия», чтобы идти «голова-
ноги», на этот раз было больше: баллов шесть. Буксир вскидывало, ставило на винт, а потом ударя-
ло о воду с громом артиллерийского выстрела.
   Но укачиваться – не значит не выполнять свои обязанности, и моряки, полежав на койках, подни –
мались и шли на работу и вахту.
   К страждущим приходил побеседовать сердобольный Шлёма. «Самая паскудная качка – это  на
спасателях, - говорил повар, присев на угол чьей-либо кровати. – Я на многих судах плавал. Там ка-
чку понять можно: килевая или бортовая. А здесь не разбери – пойми, какая – то закрученная. Но
есть всё-таки надо. Почему ты не ешь? Не идёт? А ты через силу попробуй. Не нравится ассорти –
мент?  Ну а если, скажем, тебе, к примеру, сейчас – жареного цыплёнка с чесночным подливом, обло-
жить жареной картошечкой  с  луком и свежий помидор сверху – ел бы?» «Уйди! – говорили ему. –
Исчезни от греха!»  «А ты бы сто граммов  выпил? – обращался  Шлёма к кому- нибудь ещё. – Я  бы
каждый раз выпивал, как на вахту идти, немного, граммов по двести. Голова лучше соображает.» И
ловко прыгал в сторону, спасаясь от запущенного в него сапога.
   – В колхоз, с приходом только в колхоз! – обращаясь бог весть к кому, твердил в своей каюте реви-
зор Миша Игнатьев.
   В голове звонили колокола сорока сороков. Через неоторое время в каюту вошёл матрос:»Пора.»
И ревизор отправился на вахту.
   Второй механик с зелёным лицом  и ввалившимися глазами поднялся на мостик узнать обстанов-ку и вдохнуть свежего воздуха. Атаманов, помятуя о случае с баржами, подмигнул ему: «Какие будут
указания?» Кравчинский молчал, с трудом  возвращая в желудок подступившие к грлу остатки обе-
да.
- Хорошо, правда? – продолжал допытываться Атаманов, кивая на море.
«Меркурий» взвился, как стреноженный конь, рухнул вниз, и второй механик исчез, зажав рот
обеими руками. Атаманову и самому было несладко.
     Добрались - таки  до Провидения на Чукотке.

                7.

   В сентябре у острова Врангеля сел на камни гружённый под самую «завязку» дизель - электроход
«Оймякон». И «Меркурий» вместе с ледоколами и  находящимися поблизости судами стаскивал его,
рвал буксирные канаты, сращивал их и снова заводил.
   Канаты рвались. Тогда «Меркурий», запустив в работу переносные насосы, стал откачивать из
трюма «Оймякона» воду.
- Убывает! – сообщили капитану.
- Убывает? Это хорошо, - сказал Атаманов.
Но прошло ещё немного времени, и ему сообщили, что вода опять прибывает.
- Да ведь сейчас прилив! – воскликнуло сразу несколько голосов. – А два часа назад был отлив!
Это как же прикажете понимать? Это какая же там должна быть пробоина?
    Под воду ушли водолаз, осмотрели корпус, доложили: сплошная рваная рана. загнутые внутрь и
выгнутые наружу листы обшивки, искорёженные элементы набора корпуса, и сколько бы ни старал-
ся «Меркурий», ему до скончания века не вычерпать Северный Ледовитый океан; а если «Оймякон
стащить с камней, он тут же затонет на глубине.
   Откачивать воду перестали.  «Меркурий» побежал в ближайший порт и доставил оттуда дизель –
ный компрессор. Компрессор установили на палубе «Оймякона», провели трубы и шланги и стали
выгружать затопленные трюмы. Работы велись круглые сутки.
   Когда товар выгрузили на подведённые от берега плашкоуты и баржи, и  посеревшие, вымокшие
матросы, мотористы, механики и штураманы с «Оймякона» и других собравшихся тут судов получи-
ли возможность вымыться, погреться под горячим душем, спасатели, не медля ни часа, приступили к герметизации трюмов: заглушали вентиляционные проводы, проверяли плотность люковых зак –
рытий, меняли прокладочный материал, варили, резали, обшивали. Подступали  льды, нависали ту-
чи, метелилась снежная коловерть; на палубах таяли и вновь застывали водяные подтёки; по палу –
бам двигались чуть не на четвереньках, махали кувалдами и рубили металл зубилом, тянули кана –
ты, скользили, падали, рвали одежду, теряли рукавицы, рассказывали анекдоты. Ещё много раз ухо-
дили под воду водолазы и, выйдя наверх, красными от ледяной воды пальцами тыкали в раскину –
тые на столах чертежи. Наконец, всё было вымерено, отглушено, проверено на герметичность. Тогда
запустили в работу стоящий на палубе электрохода компрессор.
   Люди замерли в ожидании.
- Неужто зря? Столько вкалывали!..  Должен вытеснить.
   Мощный ледокол «Давыдов» и два транспорта приноравливались, поддёргивали вновь заведённые
стальные канаты. Откуджа-то издалека / сообщили по радио / четыре буксира начали буксировку  к
месту аварии понтонов, чтобы в случае неудачи, если не вытеснят воздухом воду, подвести  их и зато-
пить у борта «Оймякона», закрепить, потом опять же воздухом опростать и таким образом оторвать
электроход от грунта.
   Ледокол и теплоходы ждали. «Меркурий» вился около, переживал.
- Уходит! Пошла!
   Буксирные тросы напряглись. Сильнее задымили трубы буксировщиков.
   «Оймякон» сидел обессиленно и грузно, в тело его вцепились мёртвой хваткой острые шипы кам-
ней. По корме, на расстоянии двухсот  метров, развернувшись веером, месили и гнали винтами воду
суда- буксировщики.
   Неохотно и медленно вода уходила из трюмов «Оймякона».
   Постаревший за эти дни его капитан, сидя в кресле, не отрываясь, смотрел в одну точку; помощни-
ки его стояли поодаль и тоже молчали.
   Атаманов на «Меркурии» носился с левого крыла мостика на правый и обратно, придирался ко всяким пустякам. На ледоколе и двух буксировщиках вахтенные не отрывали глаз от биноклей.
   Но вот что-то изменилось – в режиме ли работающего на палубе компрессора, или чуть дрогнул
сам «Оймякон», или ожидание достигло того предела, когда ждать уже невозможно,- только уверен-
нее и крепче заработали буксировщики, и «Оймякон» заскрипел, повалился  на борт,
выпрямился и, влекомый двумя десятками тысяч лошадиных сил, пополз, цепляясь и приостанав –
ливаясь, стряхивая с себя потоки воды.
-Ура! – закричали на «Меркурии» и трёх буксирующих судах.
  Но не кричали «ура» на «Оймяконе».
  Снятый с мели электроход  не  затонул и не перевернулся.
  Отдали буксиры, и теплоходы ушли, на прощание погудев тифонами. Ледокол и «Меркурий» оста-
лись рядом. Ледокол буксировал, «Меркурий» обеспечивал: «Оймякон» со сломанным винтом  не
имел  самостоятельного хода.
   Пройдя Берингов пролив, встретили караван с понтонами, и люди на «Оймяконе» повеселели, пе-
рестали спать в одежде и держать под рукою спасательные пояса. Понтоны надёжно удерживали
электроход на плаву. А потом, прижимаясь к берегу, его вели в базовый порт.
   В «полярке» Атаманов иногда швартовал свой «Меркурий» к борту ледокола «Давыдов», которым
командовал его хороший приятель Самсон Степанович Кораблёв. Тот был старше Атаманова на два
года и, командуя мощным ледоколом, не упускал случая понасмешичать над слабосильным «Мерку-
рием».
   «Давыдов» имел приличную скорость, водолазное оборудование, водооткачивающие и противопо-
жарные средства, не уступающие средствам спасателя, мог крушить полутораметровые льды и спо-
собен был заменить «Меркурий» во всех  спасательных операциях. Атаманов же мог противопоста-
вить только одно преимущество «Меркурия» – способность работать в порту и на мелководье, где
грузный ледокол не мог развернуться.
   Аварии в «полярке», подобные той, что произошла на «Оймяконе», не часты. Но едва ли каждая
обходится без неприятностей. Бьются вертолёты, случаются травмы с людьми при самовыгрузках…
   Но более всего угнетает моряков тягостная неопределённость ожидания, когда впереди  накрепко
сошлись льды и караван вынужден остановиться. Десятка полтора судов, побгав, потолкавшись, как
малые котята к матери, жмутся к ледоколу и замирают. Ледокол изредка снимается и уходит на ледо
вую разведку; чаще, как мальчонку на побегушках, посылают «Меркурий»; ещё чаще  с палубы ле-
докола поднимается вертолёт. По несколку раз в сутки над караваном пролетает самолёт полярной
авиации. Но лётчики тоже не могут порадовать моряков. Желая позабавиться, они сбрасывают вым-
пел «Меркурию» прямо на дымовую трубу. Вымпел снимают, рассматривают и, посмеиваясь, несут
Атаманову. Тот принимает вымпел и тоже смеётся. С одной стороны цилиндр заткнут луковицей, с
другой – солёным огурцом, внутри вместо ледовой карты записка:» Посылаем  закуску, выпивку ра-
зыщете сами.» Значит, просвета нет, снова ожидание.
   В такие дни Самсон Кораблёв разрешал себе пошутить в эфире.
- У меня есть коньяк, - говорил он, приступая к перекличке судов, - Армянский. Но нет фруктов и нет лимонов.
Эфир озадаченно молчал.
- У меня есть помидоры и водка, - отзывался наконец «Павлодар».
Эфир оживал. Кораблёв дерижировал хором.Отпустив на шутки минут десять, Кораблёв присту-
пал к делу.
               
                8.

Караван продолжает стоять.Трюмы и палубы судов заполнены разнообразными грузами, от авто- машин и заводского оборудования до детских игрушек и парфимерии. Много везут угля  и  леса.
Грузы ждут  в Певеке, Тикси, на мысе Шмидта, в других местах. Многим из них предстоит ещё долгий путь. В устьях северных рек их перегрузят на баржи и поведут вверх по течению.
     С началом ледостава баржам предстоит зимовать на полпути, и лишь на следующее  лето  они  до-
ставят грузы к месту назначения, а затем вернутся к морю за следующей партией.
   Из экипажа «Меркурия»  меньше всех  недовольны задержкой механики. Что касается  второго  ме-
ханика, то он даже доволен: главные двигатели стоят, не изнашиваются; в «машине» накопилось
много необходимых и срочных работ. В такие дни Кравчинский даже светлеет лицом и с улыбкой до-
кладывает «деду», что сегодня  вскрыли, очистили и окрасили  обрешетник плит с левого борта, оп-
рессовали форсунки на левом двигателе, а завтра, если повезёт, то есть стоянка продлится, опрессу-
ют форсунки  на правом двигателе и дизель-генераторе номер  два.
   «Дед» слушает, трясёт лысеющей головой, от удовольствия потирает руки. А на капитана посмат-
ривает влюблённо, простив ему все эксперименты над дизелями.
   Стармех Завольский – спасатель от бога. О спасательной службе может говорить горячо и много.
Атаманов слышал как-то его выступление перед мотористом, который во Владивостоке спасатель –
ной службой «пренебрёг»: явился на судно с больничным листом, в котором ни много ни мало значи-
лось, что все ноябрьские праздники, три дня, моторист Егоров будет болеть. Остальной экипаж  бу-
дет, как всегда в подобных случаях, находиться на спасательном дежурстве в готовности номер один.
Завольского оскорбило «пренебрежение» Егорова, и он произнёс речь:
- Где, как не на флоте, предоставляется человеку возможность исправиться и начать честную
трудовую жизнь? Не верьте, товарищ Егоров, тем, кто утверждает, что современный флот лишился
многого из того, что влекло к нему сердца тысяч и тысяч! Какой ещё группе людей доступна такая
общность судьбы? А спасатели – это цвет, это элита флота, товарищ Егоров!..
   В педагогические таланты своего старшего механика Атаманов не верил, хотя не раз убеждался за
несколько лет, что у маленького и немного смешного Виталия Ивановича сердце стойкого моряка и
спасателя.
   Атаманову стоянка во льдах надоела хуже горькой редьки, но сердиться на механиков ему не за что
В глубине души он поражается их необузданной любви ко всякого рода железкам, колёсикам, насо –
сам и пружинам. Антон убеждён, что если механик в разговоре начинает воспевать поэзию ручного
труда, всё объясняется просто: ему не хочется, чтобы лишних полчаса поработал  какой-то ценимый
им механизм. Если механики собрались вместе, и они не шумят, не волнуются, не доказывают друг
другу что-то горячо и страстно, тихи, как спящие травы, то это значит, что они передают из рук  в
руки какую-нибудь деталь, резец или ещё какую-либо чертовщину, и глаза их при этом расширяют –
ся от умиления и восторга.
Откройте ящики рундуков и стола в каюте любого механика – вы увидите там нечто напоминаю-
щее свалку металлолома и склад утильсырья. Но поробуйте что-нибудь выкинуть или унести! С тро-
гательной серьёзностью механик будет перебирать  и  перекладывать все эти проволочки, шайбочки,
винты, медные и дюралевые трубки, завёрнутые в промаленную бумагу запчасти, куски олова и свинца, полиэтиленового шнура и прочий нужный ему хлам. Тут же лежат гаечные ключи, плоско –
губцы, паяльник и сапожные гвозди, всего помаленьку.
   Перед «поляркой» в команде «Меркурия», как и на всех судах пароходства, происходили значитель
ные изменения. Почти все хотели уйти в летние отпуска.Некоторым это удавалось, оставшиеся вор-
чали, установившиеся ранее связи нарушались, обстановка на спасателе осложнялась. Однако с выходом в море всё входило в колею, старослужащие приступали к обучению вновь прибывших, и    жизнь             начинала течь, как и было ей определено  инструкциями, приказами и уставом.
   В «полярке» экипаж выполнял те же работы, что и всюду, и привычный порядок жизни не нару –
шался. Проводились производственные совещания по группам / палубная команда в кают-компании
машинная – в столовой/: подводили итоги работ за прошлый месяц, выставляли производственные
оценки. Потом производственное собрание всего экипажа, на котором выступали капитан, стармех и
второй механик. Лица присутствующих оживлялись, когда начиналось обсуждение третьего вопроса
повестки дня – «разное», и, к примеру, боцман Хомяков строго спрашивал:
- Кто пьёт кисель?
- Кисель, кисель, - ворчали в ответ электрик Стекловидов и моторист Хачатуров. – Шлёма
пьёт, кто ж ещё?
- Я? – Шлёма даже выскакивал с камбуза. – Я – не пью, это кто-то другой пьёт.
     Дело в том, что на камбузе по ночам кто-то отпивал сваренный с вечера кисель. Злоумышленник
не попадался.
   _ Это матросы, - авторитетно заявлял Хачатуров, перебирая в кармане отмычки и подмигивая
Стекловидову. – Или  Шлёма.
   Начиналась дружелюбная перебранка. Вопрос о киселе оставался открытым. А Шлёма метал в сто-
рону Хачатурова испепеляющие взгляды.
   По понедельникам на судне проводились технические занятия: механики рассказывали моторис –
там о машинах, а старпом и младшие помощники учили матросов приёмам сигнализации и связи, ус-
тройству судна. Три раза в неделю судовой медик стыдил по трансляции хозяев неряшливо убран –
ных кают.
   Наконец, караван трогается с места, и люди начинают оживлённо  обсуждать это событие, строить
радужные планы. Перемена благотворно сказывается на настроении, хотя до возвращения  домой
ещё далеко.
   На палубе и в «машине» продолжаются  судовые работы. Машинная команда делает моточистку
дизель-генераторов, вскрывает насосы, наблюдает за работой механизмов.
    Особенно много времени приходится уделять ремонту трубопроводов. От вибрации корпуса, дви-
гающегося сквозь льды, усиленной работы механизмов и просто естественного износа трубы  буква-
льно «сыплются»;  струи воды и пара бьют в опасной близости от электромоторов, электрики  нак-
рывают их брезентом, механики и мотористы  манипулируют магистральными клапанами, заделыва
ют свищи, выбрасывают участки труб, заменяют их шлангами. В любое время суток для устранения
неполадок в «машину» вызывают рабочую бригаду.
   На палубе и во внутренних помещениях ведутся свои работы.
   Вечерами в столовой демонстрируются не раз уже виденные  фильмы, в кают-компании режутся в
«козла». Многие читают запоем. Из судовой библиотеки выбираются все интересные книги. Из ниж-
них жилых помещений доносятся звуки гитары и аккордеона, электрик Стекловидов, пробуя голос,
поёт:
                Расставаясь, плакала японка,
                Но чему-то веел был матрос…
   Какая-нибудь легенда гуляет по каравану с судна на судно, расцвечиваясь подробностями, вызы –
вая удивление и интерес, и наконец достигает «Меркурия».
   По мере продвижения на запад караван уменьшается. Суда достигают мест выгрузки и поворачи-
вают к берегу. «Меркурий» сопровождает их, окалывает лёд, помогает пробиться сквозь него. Если
ветер с юга, необходимость такой работы отпадает, льды уходят на север, и суда движутся по чистой
воде. Яркое солнце даёт достаточно тепла, в закрытых от ветра местах вполне можно загорать.Север-
ные ветры, наоборот, гонят лёд к берегу, и обстановка резко меняется. Наваливаются туманы, сып –
лет снег, нулевая видимость задерживает движение. Лёд теснит суда на берег, с помощью ледокола
«Давыдов» они с трудом пробиваются сквозь сплошные ледяные поля и редкие разводья.
   Приходит время, и «Меркурию» выпадает возможность отстояться где-нибудь в порту. Люди вос-
принимают это с радостью. Как всегда, тут не обходится без чьих-либо выходок – весёлых и  нелепых

 
 
- Послушайте, Хачатуров,- подзывая Валерия, сказал «дед» Завольский, - говорят, вы неплохо
стрижёте? Я бы хотел постричься.
   Валерий  в жизни своей никогда никого не стриг.               
- Да, - сказал он, - какую желаете причёску? Бокс, канадку или суворовский чубчик?
- Что вы, Хачатуров, - смутился «дед», - зачем мне суворовский чубчик? Подравнять здесь,
здесь и здесь – вот и всё.
   «Попробовать, что ли?» – подумал Валерий про себя.
- Неизвестно, когда до цивилизованных мест доберёмся, зарастёшь тут, как папуас. А хочется 
  вы глядеть поприличней, - искательно улыбаясь, говорил Виталий Иванович.
   - Сделаем, дедушка, - заверил его Хачатуров.               
   Сменившись с вахты и пообедав, он зашёл в каюту стармеха. На столе у того лежали ножницы, ма-
шинка и несколько выщербленных расчёсок. «Дед» разделся до трусов, завернулся в простыню и сел
во вращающееся кресло. Не теряя времени, Хачатуров принялся за дело. Он расчесал Виталия Ива –
новича и, не дрогнув, взял в руки ножницы.
   Клочья темнорусых «дедовских» перьев полетели во все углы каюты.
- Долго ещё? – неуверенным голосом произнёс Виталий Иванович, в душу которого только сей-
час закралось сомнение.               
- Сейчас, сейчас, - затарахтел  парикмахер. – Подчистить  только здесь и здесь – и  будет порядок.               
   «Дед» недоверчиво хмыкнул. На голове его творился ералаш. Взглянув со стороны, Хачатуров по-
чувствовал неприятный холодок в груди. Если справа ещё можно было кое-что подправить- подчис-
тить, то с левой стороны и равнять было нечего.
   Стрижка продолжалась. «Дед» с каждой минутой мрачнел.
   Хачатуров вытер вспотевший лоб. Потрясённо смотрел на «дедов» череп. На нём декоративными
кустиками  топорщились уцелевшие от сечи волоски. «Дед» в зеркале не узнал себя.
- Что это такое? – в ужасе прошептал он.
- Это детская полька, - ответил Хачатуров, не моргнув глазом. – Но если она вам не нравится, я
могу…
- И – дите, Хачатуров, идите! – замахал на него «дед» обеими  руками.
   Атаманов приходил в порт со смешанным чувством. Всегда находились в команде любители погу –
лять «со звоном». Но если случалось, что на «Меркурии» слишком уж явно давали о себе знать легко
мысленные начала, Атаманов, будь то среди ночи, поднимался на мостик и, ни слова  не говоря, ста-
вил ручку машинного телеграфа на «Товсь». Начиналась беготня. После подготовки машин выбира-
ли якорь  и отходили на рейд. Там и замирал «Меркурий» в постоянной готовности, а тем, кто «задер
жался» на берегу предоставлялась возможность самостоятельно добираться на судно.
   Когда обстановка позволяла «Давыдову» тоже оказаться в порту, в каюте Самсона Степановича
Кораблёва собирались капитаны. В большинстве это были пожилые люди. Спокойно и мудро воссе-
дали они. Капитанам некуда было спешить. Они не делали карьеры, достигли в жизни того, к чему
стремились, чего могли достичь. И если в молодые годы, на заре своей деятельности они стремились
достигнуть болешего, то потом море встало на пути их стремлений и остановило их. Море дало им
силу духа, широту души, материальное благополучие; но оно же у многих разрушило или  исковерка-
ло семьи и подчинило себе без остатка всё их время и жизнь.
   Морем заболевают остро в юные годы, в зрелом возрасте  неоднократно хотят избавиться от недуга,
но болезнь уже приобрела хроническую форму.




   Не так давно, на семидесятом году жизни умер последний капитан Антона Атаманова – Александр
Иванович Панкратов. Атаманов служил у него старпомом, а после этого его самого утвердили в должности капитана.
   Панкратова отличали аккуратность и точность, он никогда не кричал. «Кричит? Значит, неумён,»-
как-то обронил он. Атаманов запомнил эту фразу и старался сдерживаться изо всех сил. Он многое
перенял у Пнкратова и навсегда сохранил к нему чувство благодарности.
   И тонул капитан Панкратов, и горел, и зимовал, затёртый льдами в Арктике. Был понижен в долж-
ности до ревизора, восстановлен капитаном, женился и хоронил жён, получал похоронки на сыновей.
В отпуск ходил нерегулярно. Когда встречались у Кораблёва в каюте, Атаманов всегда садился   ря –
дом  с  Панкратовым. Небольшого роста, Панкратов едва был виден в глубоком кресле: плотный,  с
грубым лицом и морщинистой шеей. Его просили почитать «что-нибудь своё». Панкратов сопротив- лялся недолго, и сиплы голосом читал:
                Из-за синей выпуклости моря
                Показались мачты и труба.
                Мы с тобой, дружок, увидим вскоре
                Капитана с трубкою в зубах.
                Он поднимется на свой командный мостик,
                Цейс поднимет к выцветшим глазам.
                Точно так сюда заморским гостем
                Шёл отец мой сорок лет назад.
                И в виннгом погребке Владивостока
                Лгал модистке дерзкий капитан:
                «Как Байкал любовь моя глубока,
                Широка, как южный океан»…
               
   Капитаны слушали. Капитаны сдержанно хвалили:»Хорошо.»  Им некуда было спешить. В боль –
шинстве это были пожилые люди, они достигли в жизни всего, что было им определено профессией
и морем…
   Последняя встреча Атаманова  с Александром Ивановичем произошла менее чем за полгода до его
смерти.
   Панкратов жил один, он был ещё бодр, и Атаманов не предполагал, что конец столь близок. С улы-
бкой вспоминали они, как плавали вместе на белоснежном красавце «Рылееве».
   Прошли годы, и в бухте Русской на восточной Камчатке, огромной чаше, наполненной  туманом и
холодом, бессильно опустился на грунт разбитый, полуразрушенный пароход. По его  палубе с берега
протянули трубы, и заходящие в бухту суда стали брать через них воду из бегущего с сопок ручья. А
его последний капитан Александр Иванович Панкратов сидел в своей  квартире в удобном кресле и
неторопливо беседовал со своим бывшим старпомом  Атамановым.
   Взглянув на часы, Атаманов поднялся. Они обменялись рукопожатием, взглянули пристально
один другому в лицо, улыбнулись, поняв, о чём думает каждый. Как быстро летит время! Панкратов
стар, вот и Антон уже вступил в пору зрелости. Незаметно подойдёт и его срок…
   Встреча та была последней. Атаманов не присутствовал на похоронах капитана Панкратова, он на-
ходился в это время в Анадыре.



   А с Людмилой у него всё в порядке, дай  Бог каждому такую жену. Трудно ей, знает он. Такова уж
судьба у него и у неё. И не только в привычке дело, видать, любит она его, хотя, сказать по правде,
и не за что: почти всё время одна, и в будни, и в праздники. Конечно, дети… теперь уже двое. Но раз-
ве жизнь может быть полной, когда нет рядом отца детей?  Он и на спасатель оттого пошёл, чтобы
почаще с нею быть: как-никак домашнее судно. А получилось наоборот: как праздник, весь экипаж
на борту. И он там. В готовности номер один: мало ли что может произойти в порту?  И если дома –
то как на иголках. Того и гляди, вызовут. К соседям этажом выше подняться – на двери записку при-
ходится оставлять, где находишься.

               
                9.

   Стемнело. Сумерки вошли и расположились в комнате, накрыв стол и  диван, и телевизор в углу.
Ещё один день прошёл.
   Атаманов был одинв квартире. Старший сын, придя из школы, сразу убежал на улицу, младший –
второй день у тёщи. Людмила скоро придёт, видать, зашла после работы к матери.
   Настроение каптана Атаманова постепенно выровнялось. От неудач не застрахован никто, глав –
ное  -  не паниковать. Гибель матроса с «Серпухова» и неприятный случай  с  растаскиванием якорь-
цепей «Кижуча» и «Сливкина» – всё это постепенно отойдёт, заслонится другими событиями и случа-
ями. Выше голову, капитан Атаманов!

               
   Свет фар пробежал по окнам. Машина остановилась. Атаманов насторожился: за ним? На лестни-
цеторопливые шаги. За ним, решает Атаманов. Звонок в двевь. Он включает свет, торопится, откры-
вает. Шофёр дежурной автомашины.
- Срочный вызов. Собирают весь экипаж.
   «Написать записку Людмиле,»- мелькнула мысль. Карандаша под рукой не оказалось. «Ладно, уз –
нает и так.» На сборы уходит несколько минут.
   Хлопает дверца. В машине пятеро: радист, два матроса, ревизор Игнатьев, второй механик Крав –
чинский. Машина кружит по городу, заполняются свободные места. Становится тесно.
   «Меркурий» стоит у причала, вокруг оживление. Начальник службы мореплавания пароходства
жмёт руку Атаманову. Несколько незнакомых и малознакомых лиц.
   На Сахалине неблагополучно. Сильные ранние снегопады и метели задержали выгрузку судов. Су-
да простояли больше недели. В помощь портовикам подключились команды судов, используется ма-
лейшая возможность для выгрузки. Но погода попрежнему неустойчива – ветер и снег. Засыпает под-
ездные пути, раскачивает краны. С севера надвигаются льды. Сахалинский залив – ледяной мешок,
льды уходят из него  в июле, и появляются снова в октябре. Через полторы- две недели они забьют
выходы из порта. Ледоколы заняты в других местах, а некоторые уже в ремонте, поэтому для провод-
ки судов из Сахалинского  залива направляются сахалинский спасатель «Ахиллес»  и «Меркурий».
С Богом, капитан Атаманов, мы надеемся, что вы успешно справитесь с поставленной задачей и бла-
гополучно вернётесь в свой порт.
- Постараемся, - ответил Атаманов.
   На неопределённое время отступили неприятные думы, снова он был бодр, сосредоточен и быстр в
движениях, а несколько хрипловатый  голос его, доносившийся до экипажа из судовых динамиков,
положил конец посторонним разговорам, заставил людей подтянуться, заняться предотходными де-
лами. Радист принёс карту погоды. Над всей акваторией Японского моря было тихо и стоял туман.


                10.


  Весной «Меркурий» недолго пробыл на отстое, всего месяц, и стал готовиться к полярному рейсу.
За время стоянки ему поправили форштевень, свёрнутый зимой во льдах на Сахалине, сменили пог –
нутый винт, отремонтировали  брашпиль; в  машинном  отделении  произвели моточистку дизелей,
вскрыли и почистили котёл. По окончании  ремонта открутили швартовые и ходовые.*

         
• - виды испытаний судовой силовой установки.

   Но рейс в «полярку» неожиданно отменили. «Меркурий» засобирался на юг.
   На юге три года рвались бомбы, взлетали навстречу самолётам ракеты, лаяли зенитки, дыбилась
земля; на месте джонок, барж, катеров вставали фонтаны коричнево-жёлтой, как глина, воды;  над
городами, дорогами   и  рисовыми полями распростёрла свои чёрные руки смерть. На тысяче кило –
метров узкой полоски земли  поуострова Индокитай шла война. Воевала непокорная  республика
Вьетнам.
   Три года сирены тревог расставляли людей по расписанию военного времени. И шли в эту страну
безоружные транспортные суда. Их останавливали в море военные корабли, наводили орудия, само-
лёты пролетали над кончиками мачт. Порт лихорадило; стволы зениток обшаривали небо; баржи  и
джонки, отойдя от борта «иностранца», исчезали под водой, разбитые вдребезги, вместе с людьми  и
грузом. В любую минуту следовало ожидать нападения на стоявшие в порту иностранные суда, и всё
же рыбаки, завидев самолёты противника, кидались гурьбой  и облепляли со всех сторон теплоходы,
надеясь на защиту чужого флага. И когда,несмотря на ясно выведенные краской  на трюме  флаг  и
буквы  USSA, самолёт пролетел и ударил так, что пробил надстройку, один из команды погиб, а двое
едва отлежались в госпиталях, вопрос о посылке на юг спасателя, наряду со многими важными воп-
росами, решился быстро.
   На «Меркурии» стали заменять людей. Кое у кого не  оказалось допуска к загранплаванию.
   Почувствовал прилив отваги повар Шлёма и побежал доставать «две строчки положительной ха –
рактеристики». Свои надежды он возлагал на какого-то Сашу:
- Саша замолвит, Саша сделает, - твердил наивный Шлёма, лелея надежду увидеть Южный Крест.
   Только оказалось, что «визу» Шлёме за старые грехи  «хлопнули» навечно.
   Жёны большинства моряков воспротивились рейсу в район военных действий. Но кадровый воп –
рос на спасателе решился.
   В рейс вышли в  июне. Весь переход Атаманов не давал команде покоя, учебные тревоги следовали одна за другой, благо погода не мешала «Меркурию».



- Куда и зачем? – спросили с авианосца, когда «Меркурий» вошёл в залив Лонг.- Требую оста-
 новиться и ждать указаний.
    Атаманов приказал ответить:»Выполняю правительственное задание.»
   Корабль охранения пересёк курс «Меркурия», опустил стволы орудий, снова поднял, прошёл па –
раллельным курсом и взял вправо.
- Зуб неймёт, - произнёс Атаманов.
- Ещё бы, три гидропушки, поневоле испугаешься, - не удержался, съязвил старпом.
   Да, немного нужно было трудов, чтобы отправить к рыбам «Меркурий».
   И было как-то странно идти под наведёнными орудиями сквозь строй военных кораблей и не испы-
тывать страха, идти в страну, котрая воюет, чтобы помочь ей, насколько возможно, и на этих  кораб-
лях знали об этом и всё же пропускали, поворчав.
   Это было странно и понятно одновременно. И Антон Атаманов здесь, под чужим небом, за тысячи миль от своей страны, без  излишней сентиментальности  и оскорбляющей слух болтовни  воздал
хвалу той силе, которая сделала возможным такое вот положение вещей, и ещё раз дал себе слово до
конца дней своих  содействовать этой силе, укреплять и подпирать её, и борться до крови, до смерте-
льной усталости с теми, кто мешает этой силе восторжествовать на земле.



   Влажность угнетала. Влажным было тело ночью и днём, и в сумерки; влажными были насыщен –
ные духотой каюты; влажной оказывалась постель. Люди цвели потницами и прыщами, прижигали
язвы зелёнкой, дававшей ничтожный  результат. Спасаясь от духоты, спать уходили на палубу. Но
там наступал черёд комариный. Сетки и простыни предохраняли от укусов, но не спасали от всегда
внезапного тропического дождя.  Некоторые перед сном замачивали простыни под краном умываль-
ника, утверждая, что спать под ними менее влажно, чем под сухими, но большинство моряков не хо-
тело этому верить. Регулярные ночные бомбёжки и зенитный перепляс и вовсе были  некстати. Надо
подхватывать одежду и укрываться в нижних помещениях.
   Иные, впрочем, оставались лежать на палубе, для безопасности прикрыв голову ладонями.


  Причалы не пустовали. На внешнем  рейде скапливалось до десятка и более судов. Некоторые вхо-
дили в реку и, встав на бочку,* выгружались в джонки. Работы  велись круглосуточно, в ночное время линии причалов освещались электрическими фонарями, которые тут же гасли при поступле-
нии сигнала воздушной тревоги. Выключали освещение на судах, и порт погружался в темноту.
   Чобы сократить время сторянки, капитан теплохода «Грибоедов» предложил проводить
на причал и одновременно на пришвартованные с другого борта баржи. Мысль понравилась и моря-
кам, и работникам порта. Портовики избавлялись от лишней перевалки грузов, которые по сети рек
сразу отправлялись к месту назначения.
   «Меркурий», когда находился в порту, вставал лагом**  к строящемуся бетонному причалу. До по-
становки «Меркурия» причал не один раз бомбили. Изображение флага страны на трюме и надпись,
говорившая о принадлежности судна, заставляли лётчиков соблюдать некоторую осторожностью.
                               
• - сооружение для швартовки без отдачи якоря. Бочка находится на
плаву, крепится ко дну своим якорем
                **   -  бортом

   В порту на Красной реке выгружались суда из Польши, Советского Союза и других стран. Заходи –
ли сюда сомалийцы, болгары, греки, приходилось видеть кубинцев и киприотов. Много стран под –
держивало торговые отношения с республикой и посылало к её берегам свои суда.
   По вечерам  свободные от работы моряки сходили на берег. Наступали короткие сумерки. Электри
ческое освещение ещё не было включено, и поэтомцу ступать приходилось с осторожностью. Порт за-
громождён грузами, для прохода оставались узкие подъездные пути. Десятки  деревянных причалов
во многих местах были сорваны, под настилом хлюпала тёмная, неприятно пахнущая вода. Трудно
соблюдать санитарные нормы, когда работать приходится в условиях  частых  воздушных налётов.
Но также  трудно было согласиться с тем, что невозможно избежать потерь привезённого за десятки
тысяч миль зерна, которое в немалых количествах лежало на земле, перемешанное с пылью, и служи
ло пищей многочисленным стадам обнаглевших крыс.
   Атаманов, хорошо помнивший голодное военное время, сразу же бурно запротестовал.
- Потерь много, небрежно выгружают, - соглашались хмуро капитаны. – Вахтенных помощни-
ков и трюмных матросов плохо слушают. Агента – побаиваются. Некоторые, правда, чисто работают
Но всё же  у нас иное отношение к хлебу.



   Ни с кем  так близко не сходились меркурьевцы, как со своими коллегами – польскими  моряками.
Весёлые, крепкие, доброжелательно настроенные парни  запросто приходили на спасатель непремен-
но с «телевизором», так называли они  ящик с бутылками знаменитого живецкого пива. Знание русского языка и популярных  в Союзе песен делали их незаменимыми в любой компании. Морякам
было о чём рассказать друг другу.
   Спасатели встречались с поляками на футбольном поле и на волейбольной площадке. Когда попа-
дался серьёзный противник, составляли сборную «Польша-СССР». Группами в несколько человек
совершали прогулки по городу,поглядывая на небо, и при налётах авиации  один за другим прыгали
в вырытые у обочин дороги укрытия.
- Холера ясна! – ругались поляки, выбираясь после отбоя из ям и отряхивая одежду. – Опять
изуродовали  мост – месяц назад его восстановили!
   Хайфон жил неспокойной прифронтовой жизнью. В нём оставались только те, кто был необходим
для работы в порту и на предприятиях. Детские учреждения, школы, больницы вместе с обслужива-
ющим персоналом, оборудованием и хозяйственным инвентарём были эвакуированы в глубь страны
в горы и джунгли. Туда же были вывезены и семьи оставшихся в городе рабочих и служащих.
   Однако ещё встречались стайки чумазых ребятишек. Стоило кого-нибудь из них поманить, неско-
лько человек тут же окружали иностранцев. Моряки угощали их чем могли и, осмелев, ребятишки
просили:
- Сигарэт!
   Вдоль улиц стояли опустевшие, закопченные  дома, некоторые были разрушены. На площадках,
в скверах, у обочин улиц под  девевьями  формировались колонны  грузовых автомобилей, лежали
строительные материалы, различное оборудование, металлоконструкции.
- Надо бы поторопится вывозить, - говорил кто-нибудь из моряков. -  Неровен  час, прилетят
коршуны …
   Вечерами на тротуарах раскладывали свой нехитрый товар торговцы. Они приносили его в старых
чемоданах, раскрывали, присаживались рядом на корточки или маленькие стульчики и о чём-то
подолгу беседовали друг с другом. Было в их горестных позах  что-то щемяще знакомое для польских
и русских моряков. Будто и для них вновь вернулось скорбное время войны и разрухи.


                11.

   Для проведения водолазных работ «Меркурий» вышел в соседний порт Хонгай. Сложным форвате-
ром прошёл он по заливу. Из светлозелёной, исключительно чистой воды поднимались живописные,
выветренные  за тысячелетия скалы, просматривались  сквозь воду коралловые рифы. Вокруг лежали низкие, заросшие кустариком острова. Берега залива, гористые, изрезанные лощинами, с
удобными  тихими бухточками , радовали глаз мирным, вечнозелёным покоем.
   Если быне рёв самолётов, время от времени бесновавшихся в голубом, покрытом облаками небе!
В этом порту грузились углем  « иностранцы». Республика продавала его. Едва от причала отходил
гружённый  углем «иностранец», как тут же налетали поднявшиеся с авианосцев истребители – бом-
бардировщики. Зенитчикам вьетнамской армии стоило неммалых трудов  заставить самолёты  сбро-
сить свой груз мимо  цели.
   Уголь в трюмы грузили давно  отжившими своё время кранами. И всё это значительно замедляло
работу. Когда же, прорвавшись сквозь огневой заслон, американцы  попадали в цель и выводили из
строя технику, суда продолжали грузить вручную. Маленькие, хрупкие женщины и молчаливые муж
чины, согнувшисьпод тяжестью мешков, упрямо шли по сходням. И было  в этом такое упорство и
решимость выстоять, не сдаться, что Атаманов, забыв о своём возмущении  по поводу неполадок в
портах при выгрузках зерна, невольно сравнил  их труд с тем порывом, который  проявляли люди
его  родины  во время памятной ему войны.
   Уголь закупали  английские и японские фирмы. Республике это гарантировало поступление иност-
ранной валюты, укрепляло платёжеспособность и открывалокредиты. Страна не могла себе позво –
лить нарушения договорных обязательств.
   В порту Хонгай на «Меркурии» нередко бывали гости – польские и болгарские инженеры, помогав-
шие строить в одном  расположенном  поблизости районе электростанцию и горно-обогатительный
комбинат. Им было необходимо общение с новыми людьми – жизнь в малоосвоенной  местности сре-
ди одуряющей духоты и влажности была несладкой. Почта доставлялась нерегулярно, новости запаз-
дывали, развлечений, кроме бесед со стаканом вина, никаких. Мужчины скучали неимоверно и с не-
терпением ожидали прихода в порт судна под флагом своей или  союзной страны. «Меркурий» был
для них окном  в привычный мир, где работали кинотеатры, неслись по асфальту легковые автомо-
били, звучала знакомая музыка, а по улицам  упругой  походкой шагали нарядные, красивые  жен –
щины.
   Гости с удовольствием ели борщ, хвалили хлеб судовой  выпечки, смотрели кинофильмы, коррект-
но, по-джентльменски ухаживали за молоденькой  поварихой. Приглашали моряков к себе, в отведён
ную им  для отдыха гостиницу, стоявшую в густой зелени природного парка. Ни парк, ни располо –
женные в нём постройки не подвергались бомбёжкам, на этот счёт американские лётчики имели
строгое предписание  командования. Тем не менее, при налётах проживавшие в гостинице обязаны
были спускаться в бомбоубежище.
   Как всегда, местом встреч для иностранцев был интерклуб. В Хонгае интерклуб был  маленький и
очень уютный. Здесь экипаж «Меркурия» отметил очередную годовщину подъёма флага на спасате-
ле. После речей, произнесённых Атамановым и первым помощником, началось застолье. Когда при-
шло время, электрик Стекловидов растянул меха баяна, и даже Атаманов пустился в  пляс.
   В один из дней уволенные на берег моряки вынуждены были укрыться  в вырубленном в скале
бомбоубежище.  Авианалёт продолжался  три часа. Волны самолётов сменяли одна другую. Грохот
бомбовых разрывов и лай зениток проникали сквозь массивные, плотные двери.
   Вместе с моряками в бомбоубежище находились рабочие порта. Они сидели и стояли, сосредоточен-
ные, очень усталые, со следами угольной пыли на одежде и лицах. Воздух подземелья постепенно гу-
стел, дыхание людей учащалось, тела стали липкими от пота. А наверху продолжало грохотать.
- Не припомню такого налёта, - сказал Хачатуров. – Как они это выдерживают? – Он  кивнул в
сторону портовиков.
   Ему не ответили, разговаривать не хотелось.
   В глубине бомбоубежища засветился экран. Кинолента рассказывала о событиях текущего дня,  о
многотрудной работе транспорта республики по доставке военных и хозяйственных грузов. По лес –
ным и горным дорогам, через наведённые на реках  понтонные мосты, сквозь заболоченные низины
шли грузовики советского  и китайского производства; велись работы по восстановлению разрушен-
ных железнодорожных путей; в стороне лежали опрокинутые паровозы; под охраной военных кате-
ров тянулись тяжело нагруженные баржи. По узким тропам через леса и горы мужчины и женщины,
старики и подростки на велосипедах, буйволах и просто в корзинах за спиной переправляли грузы
всё дальше и дальше на юг. Действовал сложный, тщательно отлаженный механизм, работу кото-
рого не могли  нарушить действия врага, сколь эффекетивны и продуманы они ни были.
   Когда,наконец, наверху стихла бомбёжка и люди выбрались  из бомбоубежища на показавшийся
вдруг прохладным воздух, они не узнали порта. Все служебные постройки его были разрушены, кра-
ны  опрокинуты и исковерканы, в самом центре причальной линии  зияла огромная воронка. Пахло
гарью, в воздухе ещё не осела пыль.
   Моряков поразила сдержанность , с которой восприняли рабочие эти  разрушения. Они не стенали,
не суетились, не посылали проклятий проклятий всед улетевшему в сторону моря противнику: под-
чиняясь команде, разбились на группы  и разошлись по своим рабочим местам.
    «Меркурий» расчищал фарватер от затонувших барж, вёл водолазные работы у разрушенного при
чала, проводил в порт пришедшие после бомбёжки суда.
   Механики и мотористы  спасателя  помогали ремонтировать краны, восстанавливать крановые
пути. До позднего вечера сверкали огни электросвараки.
    В эти дни никто не ходил в интерклуб.
    Когда основные работы были завершены, «Меркурий» вернулся в Хайфон – порт на Красной реке.

                12.

  … Джонка  отошла от борта и  тут же затонула: снаряд ударил в неё, разломал в щепу. Из девяти
человек семьи-экипажа не выплыл ни один.
   Вторым заходом лётчик промахнулся: баржа осталась цела. Но пулемётная очередь прошила кор –
му теплохода «Нижний Тагил», а над средней надстройкой  его рванули шариковые бомбы. Со стояв-
шего близко вверх по течению вооружённого китайского транспорта в помощь береговой артилле –
рии ударили зенитные пулемёты. Суда из Китая приходили в порт Хайфон вооружёнными.
   Из-за скал, болотистого разлива, как бы принюхиваясь и выбирая жертву, вспарывая небесную
просинь акульими носами, взлетели и понеслись управляемые ракеты. В шаманьем падучем танце,
отклоняясь, подныривая и  взлетая на форсаже, самолёты  осатанело находили на цель.
   Поднялось сфундамента и рассыпалось на каменья здание электростанции; упали портовые соору-
ружения; за пустующими домами, за деревьями и у мостов через реку встали бурые дымы; о палубы
судов застучал опасный осколочный дождь.
   На «Тагиле»,лишённом хода,с выведенной для осмотра и текущего ремонта машиной, заметались.
Ещё одна джонка ушла под воду. «Тагил» тряхнуло, едва несорвало с бочки, и капитан вызвал спа-
сатель.
   «Меркурий» подбежал и встал рядом, работая против течения малым ходом, готовый завести бук-
сир: экипаж по тревоге, спасательные средства в состоянии немедленного  пуска. В это время рядом
с бортом угрожающе взвыл и, вздыбив иглисто воду, ударил в дно реки шрайк.
   Атаманов, в каске, в безрукавке и шортах, стоя на правом крыле мостика, следил за происходя –
щим. «Сволочи, - твердил он, скрипя зубами. – Главное им – уничтожить…»
   И тут самолёты внезапно кинулись врассыпную, беспорядочно отстреливаясь: с запада, из облач –
ности предгорий, бесшумные среди общего треска и рёва, показались маленькие истребители Вьет –
нама.
   Атаманов, кривя губы в усмешке, с чувством недоумения и какой-то неловкости наблюдал, как
 сработанные  по последнему слову авиационной техники  машины, не принимая боя и даже не делая
попытки сопротивления, наподличав, в панике улетали по направлению к морю, где стояли их базы-
авианосцы.
   Вьетнамские лётчики летали на МИГах не последней серии, проигрывали в скорости и, очевидно,
вооружении своему противнику, тем очевидней был страх пилотов, бросившихся наутёк.
   «Сволочь, сволочь! – повторял Атаманов  и сейчас, и после, белея глазами, видя перед собой потоп-
ленные джонки, рваные паруса, плачущих женщин, окостеневших в горе стариков.- Чем отличаются
эти «герои» от тех ублюдков, которые нападают в темноте пятеро на одного, а потом бегут, заметают
следы? Поизголявшись над беззащитными людьми – бежать, уклонившись от настоящей драки!
Убогая мораль и тридцать серебренников за «геройский» вылет – вот их «Верую»!»
   Самолёты скрылись.С юга, из Океании, подминая под себя море и землю, надвигался тайфун «Эле-
онора».


   На «Меркурии» приготовились. «Эля» подходила к заливу.
   Рано утром в бликах поднявшегося  солнца на противоположном безлюдном берегу реки  было за –
мечено непривычно оживлённое движение. Местные рыбаки, подхватив на плечи лодки, уходили
вверх по течению и скрывались за пригорком. Усилился ветер. К десяти часам он свирепо рвал натя-
нутый на палубе тент, гнул стойки, врывался в открытые иллюминаторы кают, устраивая в них по-
гром. Потом хлынул неожиданно холодный дождь. Струи хлестали по телам, как вылетевшая из-под
колёс автомобиля щебёнка.
   Когда справились с тентом, ветер валил с ног, ливень стеной стоял на палубе, река шла вспять,  и
на её поверхности в жуткой карусели вращались и топили друг друга десятки джонок и металличес-
ких барж с экипажами из женщин, стариков и детей. Ураган нёс эти судёнышки, и они, беспомощные
покорились ему. Две джонки ударились о борт «Меркурия», вскрикнул стиснутый между сталью и
деревом человек. Несколько женщин и мужчин, передав детей матросам «Меркурия», выскочили на палубу, не веря в спасение.
   «Меркурий» и ещё десяток судов стояли у причалов, остальные, заблаговременно  выведенные из
узкости реки, отстаивались на акватории залива. Ветер  прижимал  теплоходы к стенкам причалов, 
и это облегчало их положение. Но после двеннадцати ветер повернул. Швартовые канаты  вытяну –
лись; застонали, накренились суда. Выстрелы рвущихся связей с берегом – и стальные махины  с
вытравленными до предела якорными цепями  с резвостью несутся мимо «Меркурия», наталкива –
ются друг на друга – и  садятся на отмель.
   Первым понесло «китайца». Судно зацепило по дороге советский теплоход, снесло ему крыло мос-
тика и смяло капитанскую каюту. Но всё же счастье не оставило моряков: в полумиле от  банки «ки-
таец» удержался на якорях. Следом за ним проследовал тридцатитысячник – либериец; его  выбро –
сило на отмель. Через несколько минут там же оказалось ещё три теплохода.
   «Меркурий» у стенки причала удержался. Отважно вышел на середину реки маленький  вьетнам –
ский буксир. Он ничем не сумел помочь тонущим баржам  и джонкам, но все часы работы тайфуна
провёл в этом  кмпящем, клокочущем котле.
   В заливе дела тоже шли худо. Ветер срывал волну и бросал на палубы и надстройки; на нескольких
судах выдавило стёкла лобовых иллюминаторов. Одного «англичанина» перенесло через выдвину –
тую от берега косу и ударило о грунт; теплоход «Шуя», бросив оба якоря, обеоми машинами работал
«Полный вперёд», но его неудержимо тянуло вслед за английским судном. И стоять бы им, сцепив –
шись, на отмели, но унеслась «Эля» дальше, всюду сея разрушения и смерть.
   А к шестнадцати часам  над городом засияло солнце и зачирикали птички.
   «Меркурий» приступил к работе. Вымывал винтом грунт из-под днищ сидящих на отмели судов,
стащил «либерийца», помог теплоходу «Коминтерн». Ещё несколько судов, не оставляя собственных
попыток, ждало его.
   Затем «Меркурий», зацокав стальным сердцем  / устал, одышка/, поспешил в залив. Здесь он при –
близился к «англичанину». И тут насосы через подгнившие и местами сорванные кингстонные решё-
тки забрали и подали в магистраль всё находящееся на морском дне, живое и неживое. Плохими ока-
зались приёмные фильтры на магистрали, доступ охлаждающей воды  для нужд двигателей «Мерку-
рия» прекратился. Двигатели тотчас начали перегреваться. Атаманов, однако, требовал хода. «Дед»
Завольский по телефону сказал капитану:»Сейчас я начну седеть клочьями.» Капитан ему не посочу-
вствовал:»Выполняйте приказание!» С кипящей водой в дизелях «Меркурий» вывернул на течение
и бросил якорь.
- Можете останавливать свои «трактора», - сказал по телефону капитан.
- Хорош ананас, да не к водке! – в сердцах выкрикнул «дед».
- Скапустились? – с насмешливым участием спросил Атаманов.
   Он сам был испуган, но вида не подавал. «Дед» в ярости бросил трубку.
   Бледные, потные механики смотрели друг надруга шальными глазами, Виталий Иванович с паль-
цев сдувал вырванные в горячах с головы волосы. Затем все четверо они запорхали  вокруг двига –
телей и едва не целовали их  в пышущие жаром бока.
   Обошлось.  Не «скапустились». Целы оказались втулки цилиндров,не заклинило поршни, в карте-
рах нет воды – ура! Провернули, запустили, прослушали, ещё раз ощупали и осмотрели. И лишь по-
сле этого неудержимо и бурно заговоили, используя «для связки» крепкие  выражения.
- Нет, я определённо до пенсии не доживу! – утверждал Виталий Иванович и мелкими глотками
пил минеральную воду.- Как я в такой обстановке могу до пенсии дожить?
   Накричавшись, выжав полотенца, которыми утирались и размахивали, механики  решили вскрыть холодильники для очистки. Сбежалась машинная команда. Навалились. Холодильники
вскрыли – и отпрянули. Из труб, из-под  крышек вместе с травой, ракушками , илом вывалился це-
лый клубок водяных змей. Паника!!
   В первую минуту старший механик так испугался, что выскочил через клинкетную дверь в сосед-
нее гребное отделение. Четвёртый механик вооружился шваброй. Третий механик испарился… Нет,
он отважно  выглядывал из-за перегородки котельного отделения. Второй механик взлетел на кры –
шки  цилиндров двигателя, и оттуда стал руководить перепуганными мотористами. «Смелее! – кри –
чал он. – Бей! Дави! Сгребай!..» Мотрист Хачатуров, электрик Стекловидов сотоварищи ломиками
и прутками уничтожали шевелящихся тварей.
   До поздней ночи не прекращались авральные работы на «Меркурии». Последними, беззлобно под-
начивая друг друга, из «машины» выползли Хачатуров, второй механик и «дед».На палубе их обдало
знойным ветерком.
   На следующий день при большой воде* «Меркурий» сдёрнул «англичанина» с мели. Тот отделался
легко: ни одной пробоины. Хорошее, мягкое дно в заливе Лонг.

                13.
 
    Над страной потел и плавился тропический август. Река не давала прохлады, от неё исходил жар.
Но не столько жара, сколько влажность угнетала людей.               
  Август месяц. Какая благодать сейчас на севере, в родном краю, где всё так привычно и где в мага-
зинах / подумать только! /  продают холодную минеральную «Ласточку»! А пляжи усыпаны  бронзо-
выми от загара телами в разноцветных купальниках.
               
                * - прилив. В прилив бывает «малая» и «большая» вода.
   
   Ждали вестей из дома. Вести приходили разные. Начальнику радиостанции Ивану Ивановичу – хо-
рошие: получил квартиру из трёх комнат. Второму механику – так себе: жена сообщала, что скучает,
что у Леночки прорезался второй зуб, а сестра Алевтина выходит-таки за своего Николая. Ревизору-
неприятные: невеста махнула на него рукой и укатила отдыхать на «запад» с белокурым спортсме –
ном Стёпой. Ревизор посмеивался, но выло видно, что веселится он через силу, а глаза его  стали
какими-то больными.
    Вечер девятого августа ничем не отличался от других подобных вечеров. Как всегда, после беско –
нечного дня наступила скорая и не менее душная темнота. В головах звон сорока сороков. Одно же –
лание у моряков – улечься нараскладушку и не двигаться.
   Развернули экран, Стекловидов закрутил польский фильм «Борьба титанов». Второй механик по-
дошёл к борту.
- Очень странно, - сказал он, поглядев направо, - что это жгут на «Герцене»?
   По надстройке ошвартовавшегося неподалёку «одессита» плескались тревожные малиновые бли –
ки.
- Что это у них? – позвал ревизора второй механик.
   Тот посмотрел и, не говоря ни слова, кинулся в каюту капитана. Навстречу им в проёме двери  по-
казался Атаманов.
- Машину готовить – быстро! – приказал он.
   Бабахнули дизели. Развернули пожарные посты. Через пять минут «Меркурий» был на середине
реки.Отсюда было видно, как из трюма «Герцена» вырывались сполохи  пламени и  тяжело подни –
мался густой, чернее южной ночи дым.


               
   Доктор «Меркурия» Борис Богданов и старпом Демьян Яковлевич  вскочили на  борт, когда между
«Меркурием» и причалом уже чернела метровая полоса воды. «Скорее! Скорее!» – махали им сверху
матросы, стоявшие у приготовленных к действию гидропушек.
- На «Герцене»  пожар! – крикнул  старпом.
- Знаем! – громко ответил Антон. – Принимай руководство пожарными партиями на себя! Пра-
во руля! Средний ход! Швартоваться левым бортом!               
   Доктор Богданов находился  на «Герцене» по делу:  у капитана судна разболелось сердце. Не везло
в этом году его теплоходу. Казалось бы, новейшее судно, отличный ход, опытный экипаж – и  над
всем этим домоклов мечь неудачи. Если считать навал на причал и подмочку сахара в трюме мелки-
ми неприятностями, то к крупным следовало отнести: потерю якоря, обрыв грузовой стрелы, закли-
нивание насосов рулевой машины, выход из строя грузовых лебёдок. А в заключение, не далее, как
вчера в тяжелейшем состоянии  был снят с судна и госпитализирован  радист, перенёсший  на ногах
два приступа аппендицита и едва не  поплатившийся  жизнью при  третьем «звонке». Капитан не на-
ходил себе места. Его самого надо было серьёзно лечить, но ложиться в госпиталь он наотрез отказа –
лся. Судовой медик – фельдшер по образованию – попросил на консультацию Богданова. Старпом
пошёл на «Герцен» по своим  делам. Так и оказались оба на теплоходе.
   Капитана  «Герцена» Богданов нашёл в радиорубке. Прислонившись лбом к стеклу  иллюминатора
он осторожно водил  ладонью по левой стороне груди.
   Из третьего трюма выгружали селитру.
- Не знаю, что делать с грузчиками: курят. Старпом с боцманом объясняли – не  понимают, - ти-
хим  голосом  пожаловался  капитан врачу.
   Из третьего трюма вдруг выплеснулось пламя. Капитан схватился руками за подлокотник иллю –
минатора, зашатался.
- Борис Миронович, - прошептал он.- Беги, дорогой, на «Меркурий», скажи там. Быстрее! Иначе
мы тут взорвёмся.
… Борис Миронович и старпом Серебряков прыгнули на борт спасателя, когда между бортом и при-
чалом уже чернела метровая полоса воды.               

    На «Герцене» принимали меры к ликвидации  пожара. Когда «Меркурий» подошёл к судну, отту-
да  донеслись слова команды:» Всем укрыться в помещениях! Идёт углекилота!»
   Углекислота пошла, но не помогла: трюм оказался закрыт неплотно. А может, это даже облегчило
участь  судна, ведь при горении селитры выделяется достаточное количество кислорода, поддержи-
вающего процесс горения. Могло быть, что при полной герметизации судна давлением газов сорвало
бы люковое закрытие трюма.
   «Меркурий» ошвартовался у правого борта «Герцена». На борт его высадилась аварийная партия
со старпомом, боцманом и ревизором. Руководство тушением пожара перешдо к Атаманову. Трюм
открыли снова – из него поднялся  смрадный, тяжёлый дым. Заработали гидропушки и десятки по –
жарных рукавов, в трюм потоками полилась вода. Селитра продолжала гореть. Несколько  раз взры-
вообразно вырывалось из трюма пламя. На помощь командам «Герцена» и «Меркурия»   прибыли
люди из порта и соседних судов. Протянули дополнителные пожарные шланги. Работали молча.
Лишь голос Атаманова, усиленный микрофоном, да шум огня и воды и рычание двигателя «Мерку-
рия» нарушали тишину.
… Два ночи. Сила огня уже не та. Трюм залит водой едва не на половину  объёма. Использована пе –
на с «Меркурия». Кажется, управились. Ещё не до конца, но – управились. Люди устали. В трюме,
как в поставленном на огонь котле. Сильная загазованность. В машинном отделении «Герцена»оп –
лавилась, съёжилась краска, но не вспыхнула: на переборки непрерывно лили воду. В помещениях
огня нет. Это хорошо. В помещениях тушить труднее. В соседнем трюме благополучно. Ещё немного,
и можно отпустить людей отдыхать. Разумеется, оставить вахтенных для наблюдения.
   Два тридцать. Гулко стучит в висках кровь. Атаманов устал. Пора на отдых. «Меркурию» стоять у
борта «Герцена». Вахты по расписанию. Всё.
   Атаманов вызывает к себе в каюту ближайших помощников и достаёт из холодильника  сразу запо-
тевшую бутылку «Столичной». Наливает каждому и, подняв свою стопку, поздравляет с успешным
окончанием операции; и все поздравляют друг друга. И сказал Атаманову старший механик Заволь-
ский: «Желаю Вам здравствовать, капитан!» – и пожал ему руку в знак уважения и признательности.
   Атаманов весело косит взглядом, благодарит собравшихся и в их лице весь экипаж. Он чувствует
задор распалённого, сильного скакуна, в хрипе и клочьях пены  взявшего последний барьер. Дух  со-
ревнования, жажда борьбы, стремление принять на себя удар, предназначенный другому, умение по-
дчинить желания делу – не в этом ли суть спасательной службы на море!
   Эти мысли высказывает Антон Атаманов в кругу единомышленников. И они соглашаются со сво-
им капитаном.




   Тяжёлый,трудно поднимавшийся из трюма дым нёс в себе ядовитый газ. Им дышали люди, незаме-
тно отравляясь. Дым сразу не понравился  Атаманову, но  срочность операции не оставляла времени
на раздумья. Да и кто мог предположить такое осложнение? Кому и когда  случалось затушить по –
жар  на судне с селитрой? Суда с селитрой взрывались.
   С «Меркурия» и «Герцена» госпитализировали немалую часть экипажа, некоторых  увезли в тяжё-
лом состоянии. На швартовые операции в помощь оставшимся в строю матросам выходили механи-
ки, электрики и мотористы, которых не зацепил газ.
   Доктор Борис Богданов в эти дни редко появлялся на судне, всё время проводил в госпитале. От не-
го узнали, что часть людей вывезли на вертолётах в Ханой и поместили в больницу советского посо-
льства. Ревизор Игнатьев был нетранспортабелен, лечаший  вьетнамский врач Хао опасался за его
жизнь. Умер водолаз Василий Терехов.
   Атаманов ездил в госпиталь, расспрашивал, видел Игнатьева. «Поднимется?» – спрашивал у врача
Доктор Хао пожимал плечами, вздыхал.
   

    И всё-таки ревизора подняли с одра. Через месяц, к тому времкени, когда остальные излечившие-
ся вернулись из госпиталей и приступили к исполнению своих служебных обязанностей, «Герцен»
ушёл в Одессу, и жизнь постепенно вошла в колею. Ревизора встретили, как прибывшего с того све-
та. Он пробыл на «Меркурии» недолго. Вместе с остальными, наиболее пострадавшими, в числе  ко-
торых были боцман Николай Иванович и электрик Стекловидов, он вскоре получил замену и отбыл
на родину. «Не так-то просто переплюнуть свою судьбу,»- сказал ревизор, получая от медиков   во
Владивостоке «белый» билет.


   За несколько лет до пожара на «Герцене» в одной из стран Нового Света  на рейде взлетел на воз-
дух  пароход с селитрой. За ним взорвалось соседнее судно с тем же грузом. На берегу рухнули  дома,
сдетонировала нефтяная база, и пламя накрыло побережье многоцветным огненным  ковром.
   Можно только гадать, какие грузы находятся в порту  воюющей страны. И поэтому Антон Атама –
нов горд тем, что если живёт и попрежнему трудится город на Красной реке, то есть в том некоторая
заслуга экипажа спасателя «Меркурий» и его капитана. 


   А потом спасатель отправился  ещё  южнее – предстояло  прибукусировать плавмастерскую.
   Вырвавшись из душного марева влажности, он выбежал на океанский простор.
   Океан качал его  по замысловатой кривой, в необъятной ночи  незримые духи  раскуривали труб –
ки и пускали дымы раскидистых туч. Трубки гасли, и духи вновь разжигали их угольками звёзд. Вот
снова мгла, лишь детским шариком на резинке взлетает и падает в иллюминаторе одна-единствен –
ная звезда. Потомк ней присоединяются другие звёзды, и начинается звёздный ералаш.
   Необычность обстановки обостряет память; разыгрывается воображение, на ум приходят образы
Александра Грина, проплывают мимо с напористой  зеленью острова, фосфорисцирует и пляшет
океанская волна, как-то по особенному задорно постукивает под кормовым подзором  трудяга винт.
Вперёд! Вперёд! Нас ждут. Мы спешим. Мы спешим.
   «Меркурий» спускался и спускался на юго-запад.К островам. И не дошёл: получил аварийную РДО
изменил курс.
   … Он во-время подставил  свой  корпус. Большой теплоход замедлил движение, остановился, пода-
лся назад. Цокнул, обрадованно зачастил исправленный двигатель, отработал в нужном направле –
нии. Теплоход вырвался из тисков и оказался в безопасности.   
    А «Меркурий» не смог: было поздно. Прибой подхватил его и ударил о камни, в машинное отделе-
ние хлынула вода. Зашатались мачты, заскрежетало по бортам, посыпались стёкла.
   Прибой бил, глумился. «Меркурий» повалился на борт.
- Всё! – сказал Атаманов.
   На теплоходе увидели беду, легли в дрейф, спустили плоты и спасательные шлюпки. Прибой не
подпускал их к «Меркурию».
   С острова на плотах и катамаранах спешили местные жители. Спасатель погружался в воду.
   Вода уже гуляла по палубам и коридорам, оба машинных отделения превратились в озёра, элект –
рические кабели обестачивались. Спустить шлюпки не позволял накат.
   Атаманов, держась за перила правого крыла мостика, стоял молча. Команды отданы, лишние раз-
говоры ни к чему. Люди забирались на мачты.
   Островитяне, не теряя времени, спустили плоты на канатах. Прибой понёс их  к гибнущему судну.
   Моряки спасатля партиями по нескольку человек переправлялись за полосу прибоя. Там их ждали
   шлюпки теплохода.
   Последним, дргнув лицом, сошёл с «Меркурия» капитан Атаманов.
   Ты всё сделал, что мог, Антон. Ты неплохо работал. С полной отдачей сил. Кто осудит тебя?  И всё
  же обидно. Не сумел. Не одолел. Стихия.
   Вступив на борт вызволенного теплохода, капитан оглянулся. Вот оно, место, самое знаменатель –
ное для него. И для тех, кто стоит с ним рядом. Хоть никогда не будут сбавлять свой ход и приспус-
кать флаги суда, проходя мимо могилы, где нашёл свой покой всегда спешивший, много хотевший,
по мере сил делавший неугомонный спасатель.
   Зелено-голубая, пронзительной чистоты вода океана насколько хватало глаз была покрыта пенны-
ми барашками; вдали шумел прибой. Над теплоходом закружились чайки. Они видели всё, что про-
изошло недавно и, наверное, хотели выразить людям своё сочувствие. Вон их сколько налетело.
«Чайки – это души умерших моряков. – Неожиданно вспомнил Атаманов старинное поверье.- Как
скоро станет одной чайкой больше?»
   Старпом Серебряков и Виталий Иванович Завольский подошлик капитану.
- Надо держаться,- сказал Серебряков. – Унынье – море: утонешь безвозвратно. Надежда – лод –
ка: сядешь и переплывёшь.
     -     Переплыву, - сказал Атаманов.




         1973- 1977г.
        Владивосток

                Владислав  Гусаров

               
                Вот так бы  жить  и  жить…               
                / рассказ /               
   Нет, к бродяжничеству я не склонен. Наговоры, Просто работа такая. На берегу  мне очень даже
нравится. Да и как может не нравиться на берегу. Странно даже. Я устаю от рейсов, и во время сто-
янок в порту каждую свободную минуту стараюсь побыть вне судна. Не понимаю парней, которые,
свободные от вахты и работы, сидят в каюте. Дождь, ветер, снег- всё равно иди гуляй. В каютах  мы
ещё насидимся в море. Там как? Четыре часа вахты на мостике – восемь часов свободен / конечно,
если документация в порядке, нет аврала, швартовки и прочих отвлечений/, вот  и сиди, никто не
помешает. Потом опять четыре часа вахты, и опять восемь часов свободен. Правда, мне как второ –
му помощнику капитана, ответственному за груз, приходитсяоформлять грузовые документы. Доло-
жу вам – морока!  Не пересортировать, не допустить разброса партий груза по трюмам, правильно
уложить, в общем, неприведи бог что-либо напутать. А то было однажды: по документам из рыбопро-
мысловой экспедиции – печень трески, в порту для проверки ящик вскрыли – икра минтая. Весело
было мне! А если пересортица – радиограммы десяткамирассылаю. По всем плавбазам:»Прошу под-
твердить КСМ* номер…  тгружено вами… при получении оказалось… сто двадцать мест иного наи-
менования…»
   В общем, мороки хватает. Капитан – буром:»Куда смотрел? О чём думал? Матросы – тальмана   у
тебя в носу ковыряли?» В порту – за грузчиками посматривай. Того и гляди – ящик  с консервами о
борт расколотят… это, мол, мы нечаянно. А консервы – одна баночка сколько в магазине стоит? А в
ящике их несколько десятков. Закуска – очень хорошая…
   В общем, устаю я от рейсов порядочно. Ведь помимо грузовых дел мне вахту свою нести восемь ча-
сов в сутки. А в порту пока с грузовыми документами прокрутишься – глядишь, опять в рейс.
   Нет, к бродяжничеству я не склонен, просто работа такая. И на берегу мне очень даже нравится.
Примерно раз в два года я ухожу в отпуск. В этом году мне повезло: летом. Представляете? Три лет-
них месяца я в отпуске!

                * - конасамент, грузовой документ.

    В общем, стал я дачником. Старшая сестра заставила. Муж у неё тоже «склонен к бродяжничес –
тву»: геолог.  А участок до конца разработать некому. Отловила она меня в моей холостяцкой квар-
тире, Люське тут же выговор вкатила, - почему до сих пор за меня замуж не вышла! А той сейчас не
до меня: сынишку в больницу на «запад» устраивает / в Киеве профессор-глазник знаменитый жи –
вёт/, прибежала со мной попрощаться. Пообещала сестре, что вот с сынишкой всё устроится – она
насчёт повторного замужества / за меня, то есть/ подумает. Я ей:» Думай, Люсенька, думай, я, между
прочим, тоже подумаю, может, не стоит тебя утруждать…» Она рукой махнула и укатила с трёхгодо-
валым Виталькой в Киев. А я с сестрою на дачный участок поехал.
   Ну, должу вам, бурелом! Не зря, похоже, мужинёк сестрицы в бега ударился. Но я парень стойкий:
раз пообещал сестре:»Сделаю» – значит, сделаю. Темболее, что Люська на «западе». Виталька у неё
хороший хлопчик, жалко, если видеть перестанет…
   И вот стал я «натуральным» и «естественным» человеком: живу в наскоро собранном  шалаше, ку-
паюсь в озере и любуюсь сопками, лесом и  той жизнью, которою кишат травы, земля, деревья и, ка-
жется, сам воздух вокруг меня. Просыпаюсь рано: меня будят птицы. Иногда вскидываюсь ночью:
кажется, совсем рядом по лесу кто-то бродит  и тяжело вздыхает. И деревья скрипят, будто кто-то их
к земле пригибает. Но ничего, у меня нервы дай бог каждому: когда на одном судне пожар тушили,
я аварийную группу второго броска возглавлял. Справился и благодарность имею. Так что эти вздо-
хи  тяжкие и «скрип-скрип» меня в дрожь не кидают.
   Просыпаюсь рано и принимаюсь за работу. Выкорчёвываю пни, выворачиваю камни и отношу их
в сторону, укладываю на бровку участка. Это называется «межа». Тянет от этого слова че-то  дав –
ним, полузабытым. Мотыгою и лопатой / снабдил своячок инструментом и смылся! /  рассекаю клу-
бки корней высокой и мощной травы. И, странно, каждый день повторяется одно и то же: я увлека-
юсь этой простой, казалось вначале, неинтересной работой. Что-то просыпается новое во мне.  От
земли через босые ноги в меня входит, заполняет до краёв понимание радости жить просто, без вы –
ламывания из отведённых природою рамок. Ни тебе туманных ночей на вахте в море, ни ругани  с
грузчиками в порту, ни беготни по отделам пароходства с копиями радиограмм, доказывающих, что
ты не присвоил, не пустил на сторону несколькоящиков мороженного минтая… Здесь, на даче  во
мне, наверное, просыпается зов предков, впервые взявших  в руки мотыгу и бросивших в землю пер-
вое зерно.
   А красота какая вокруг, боже мой! Ещё бы Люську сюда, и были бы  мы с нею оба – аборигены!
   Жизнь среди стеблей и кореньев кипит. Снуют муравьи, ползают и скачут разноцветные жуки  и
козявки, на листьях кустов и стеблях травы заснули, истомились от жары улитки. Нет, вот одна про-
снулась и повела в мою сторону рогом. Гудят пчёлы. Белые и жёлтые бабочки-капустницы пронося-
тся в весёлой пляске, словно любуются собою. А махаоны-то, махаоны,-  этакие расцвеченные, важ-
ные существа, так и хочется с ними словом переброситься: как,мол, поживаете? Красивые бабочки,
коренные дальневосточники. Но что это? Куда пчёлы подевались? Да они под землю нырнули! Зем-
ляные это пчёлы! Вот это для меня открытие. Я стою над расщелиной в земле, размышляя о пчёлах,
а в это время вдоль забора по самому его верху полыхнуло оранжевое пламя: это бурундук, он стре –
мительно удаляется.
   День у меня полон событий, у меня много собеседников. Вот на колено ко мне садится стрекоза и,
подёргивая прозрачными крылышками, сердито, не мигая, смотрит на меня сквозь радужные рого-
вые очки. Она выговаривает мне за то, что я сбил вон тот красивый цветок. За пазуху ко мне не раз
запрыгивают кузнечики, скребут там костяными ножками, я вскакиваю, дёргаюсь, а  чернохвостая
сорока с соседнего дуба нахально хохочет надо мной, потом улетает. И вновь – солнце, пряные  запа-
хи растревоженной лопатою земли, шум листвы под  порывами  тёплого ветра, яркая зелень, зыбкие
колебания нагретого воздуха и – тишина. Тишина умиротворения и покоя. Вечерами  её нарушает
неистовый лягушачий концерт.
   Я воевал с гусеницами. В этот год их развелось бесчисленное множество. Они, словно десантники,
падали вниз с высоких деревьев, окружавших дачный участок. У самой земли тонкая серебристая
нить,на которой они опускались, рвалась, и гусеницы  расползались. Они поедали  листья смороди-
ны, слив, молодых ещё не плодоносящих яблонь. Я был бессилен. Но однажды, будто вняв моим про-
сьбам, на участок с шумом и гвалтом  налетела стая крупных  жёлтоклювых скворцов. Это была ра –
справа! Я любовался стремительным, беспощадным налётом, боясь пошевелиться. Около десяти ми-
нут носился над участком  крикливый взрывной смерч.
   Я работаю и живу на земле. Мне хорошо. Я готовлю себе немудрёную еду на целый день. Один раз
в неделю мне привозит продукты  сестра. Когда мне что-либо требуется в городе, я оставляю на уча-
стке всё, как есть, шагаю  через лес четыре километра и сажусь в электричку.
   Я хожу по городу, делаю свои дела. Вижу вокруг много счастливых, радостных, озабоченных лиц.
Эти люди  живут здесь, в моём портовом городе, ходят на работу, беспокоятся о семьях, летом уезжа-
ют в отпуск за пределы края или на дачи.Здесь, в этом городе они нашли себя, жизнь их полна до кра
ёв и радостями, и печалью. Я чувствую себя среди них своим, не испытывая неудовлетворённости
или какой-либо ущербности в себе самом, и радуюсь этому. Вот так бы жить и жить – радоваться  по-
явлению листьев на деревьях, ароматам разогретой солнцем земли; работать в каком-нибудь учреж-
дении или на заводе с твёрдой верою в полезность того, что исполняешь; жениться на Люське, и ве-
чера проводить в кругу семьи. Разве это не прекрасно и не так ли протекает жизнь большинства лю-
дей? Что ещё нужно человеку?  Но почему же, почему – когда спрашивают меня:»Ты снова уйдёшь
в это туманное, неприветливое море?» – я отвечаю без колебаний:»Уйду.»?


         п.Владивосток.