Как эта история дойдет до америки?

Мария Геращенко
- Мама, надоело твое нытье! Это уж наше с Володей дело – попросить ли еще раз отпуск за свой счет и снова съездить в Украину или, быть может, нанять кого-нибудь в Киеве – разберемся. Твое дело – подписать заявление. Неужели так трудно?
- Но, Галя, если вам еще хотя бы пару раз придется потратиться на дорогу туда и обратно, да на работе вычтут дни из зарплаты, оплатить адвоката, другие судебные издержки… Вы больше денег потратите, чем отсудите. Причем, просто так, на ветер – никому! А доверенность… можно ли доверять чужим людям в таких вопросах? Ну а если не делать ничего, то деньги все-таки не пропадут, ну… пусть Дашеньке достанутся.
- Дашеньке… ты всегда защищаешь эту маленькую дрянь!
- Согласна, что ведет себя она плохо. Ну а Женечка? Ребенок-то здесь причем!? Это же правнучка моя – твоя, кстати, тоже внучатая племянница. Она то ведь в свои четыре года еще никому ничего плохого не сделала. А ты не подумала: на что жить-то будут обе они сейчас? Ведь после смерти Саши они совсем безо всякой помощи остались. Для нас это не такая уж большая сумма – согласись. А им было бы существенное подспорье.
- Прямо так уж и безо всякой! Начнем с того, что родители пропавшего Дашиного мужа опекают малышку – внучку свою, а заодно и Даше перепадает. Ну а если мало им будет этого, то пусть свою мамочку поищет и попросит о помощи. Насколько мне известно, то мамаша Дарьина со своим вторым мужем уже около 20 лет по Северам болтаются и оба совсем не плохо зарабатывают. Вот пусть и поделились бы со старшей дочерью от первого брака!
Упоминание о бывшей невестке разбередило давнюю обиду.  Больше четверти века прошло с тех пор, как они развелись с ее сыном, а Зинаида Израйльевна не может равнодушно вспоминать ту змеюку. И чем это она так приворожить умудрилась нашего Сашеньку покойного, что он три года ходил за ней по пятам, а потом счастлив был, когда согласилась она выйти  за него замуж, несмотря на то, что невестушка отказалась даже фамилию нашу взять? Да что там! Мало того, что сама на девичьей фамилии осталась, так еще и дочь записала – Гончаровой, и имя ей дала своей матери, которая жива(!) еще была в то время. А потом, окончила университет, пока мы за дочкой ее смотрели, поняла, что не нужны мы ей больше  и бросила семью – подала на развод, сбежала с другим мужчиной…
Галя с удовлетворением наблюдала за выражением материного лица. Она прекрасно понимала, о чем нынче думает старуха.
- Вот-вот, Дарья Гончарова! Какая же она нам родня? Да и вообще никакая она даже и не еврейка после этого.
- Знаешь, это уж слишком. Так и о твоих детях могут сказать. Забыла, что Володя твой тоже ведь украинец, а не еврей?
- Это совсем другое дело. Не сравнивай! Он прекрасный семьянин, не пьет, не курит и вообще никаких вредных привычек не имеет. Всякому заработку рад – всех нас
обеспечивает… и тебя, между прочим, в том числе. Или ты считаешь, что могла бы прожить на одну свою пенсию, еще при Советском  Союзе заработанную? «Не такая уж и большая сумма для нас…»
Ехидным голосом повторила Галя недавно сказанную матерью фразу.
- Я благодарна ему, то есть вам обоим…
Старуха смущенно съежилась и поникла.
- Ну что ты, мама? Я это не к тому… извини, не хотела тебя обидеть. Я это к тому, что Володя – он у нас свой, и Община признала и уважает его. Разве можно сравнивать его с той стервой взбалмошной? А главное, (забыла ты что ли?)  у евреев ведь национальность по женской линии определяется. И ты-то это лучше меня знать должна!
- Так-то оно так. Но это все теория. А на практике… Ты вот сама про Общину только что вспомнила…
Старая еврейка выпрямилась, расправила плечи и, вроде как,  помолодела даже. Глаза ее заблестели недобрым огнем, а морщинистые щеки слегка порозовели.
- Судиться с дочерью родного сына, брата, которая после его смерти осталась одна с малым ребенком на руках? Если  история эта до Общины дойдет… они не поймут, не простят такого!
- Ах, мама, какая же ты наивная. История в Украине,  а Община в Америке. У Дарьи нет никаких точек соприкосновения с киевскими друзьями и родственниками наших здешних знакомых, а уж у ее мамаши – тем более. К тому же та сволочь вообще в России нынче живет. Ну, как эта история может дойти до Америки?

Киев всегда зелен и красив. Сегодня же он красив как-то по-особому. Ласковое вечернее Солнышко, проскользнув своими лучами между горделивыми фасадами старинных домов, окутывает золотистым светом густую листву деревьев и кустов Золотоворотского сквера, а сами знаменитые ворота впервые с тех пор, как я осознанно взглянула на них (было это ох как давно – лет 45 тому назад) оправдывают свое название. В детских воспоминаниях это вообще никакие не ворота были, а кусок серой, невзрачной какой-то каменной стены. Причем это не обман восприятия связанный с тем, что не так уже часто за последние 20 лет приходилось мне навещать город детства. Киев нынче действительно объективно расцветает «не по дням, а по часам». Оперный театр, те же Золотые ворота и сквер вокруг них, вообще все старинные дома центра, Печерска и Подола аккуратно отреставрированы и покрашены со знанием дела – так, что бы не утратили они при этом «привкус» старины. А вот и дом ученых. Как и все вокруг –  тоже хорош и пригож, отреставрирован и покрашен так, что все блестит и внутри, и снаружи но, вместе с тем,  вполне узнаваем. Тот самый зал, в котором проходили репетиции симфонического оркестра, где доверена мне была, по окончанию музыкальной восьмилетки, партия одной из вторых скрипок. Первые публичные успехи и поражения. Первые примеры «единства и борьбы противоположностей». До сих пор не разобралась: что испытывала я к мальчику, который был солистом. Что преобладало в отношении к нему? Восхищение его игрой, первая влюбленность, быть может, или все-таки ненависть, жгучая обида: «почему эту партию отдали ему, почему не мне, зачем я должна подыгрывать всего лишь редкими аккордами одной из вторых скрипок, когда я могла бы ничуть не хуже, а лучше даже, разучить и сыграть ту самую, виртуозную  сольную партию?!»
Что же такое судьба музыканта? Всю жизнь провести  одной из вторых скрипок или драться и выталкивать тех, кем хотела бы ты восхищаться, с кем естественно было бы дружить или даже более того…
Но… оркестру нужен один солист и много вторых скрипок. Нет. Судьба артиста, музыканта – это не мое. Мне больше по душе  точные науки, математика, физика, например. Здесь все четко и ясно и все зависит только от тебя. Все так. Ну а как же мечты о гастролях, о разных городах и странах? Где же выход?
А выходом оказалась моя геофизика. Здесь все совмещается – и точные науки, и путешествия. А главное, любовь, которая совмещает в себе восторг и восхищение с которых она начиналась, уважение и доверие, которыми она продолжается и поныне, слава Богу! Возможность его боготворить и радоваться его первенству, оставаясь при этом его другом, помощником, правой рукой и всем, чем еще может быть нужно -  на работе, любимой и любящей женщиной, матерью наших детей дома, попутчиком от больших переездов до однодневных походов.  Где нет личной жизни и нет работы, а все слилось воедино. А теперь,  после совместно прожитых 25 лет, нет уже и родственников его или моих – есть теперь только наши родственники и друзья.
Вот и сейчас приехала я сюда на вечер, посвященный памяти Глеба Олещенко, родного брата Тараса – моего мужа. Покойный был большим ученым в области физики, член-корреспондент Украинской Академии наук, бывший директор Киевского института теплофизики. Тарас не сумел вырваться нынче с работы. Там как раз заключительный этап опробования метода работ  им предложенного – без него – никак. Даже и я в сложившейся там ситуации  не достаточно компетентна, что бы подменить его. Вот и прилетела нынче в Киев почтить память его брата.
Вечер начался с конференции.
С докладами о развитии или завершении его научных идей выступали бывшие коллеги Глеба Андреевича.
Все практически доклады, оказались очень содержательными и интересными. Даже и не ожидала. Обычно скукотища царит на такого рода мероприятиях. Но не здесь! Еще при жизни, насколько я помню, Глеб покойный очень интересным был, умным незаурядным человеком, а, вместе с тем – простым и симпатичным. Вот и вечер, посвященный памяти его тоже интересным и незаурядным оказался, а, вместе с тем, простым и симпатичным…
Начиная со вступительной части, научных докладов – все было очень необычно и интересно. А когда перешли к воспоминаниям случаев из жизни, то вечер вообще превратился в живое театральное представление на самом высоком уровне, где можно от души и посмеяться и поплакать. Само собой разумеется, что уж банкет, организованный институтом, руководимым когда-то Глебом, завершающий вечер памяти – оказался вообще сказочным. Здесь все перезнакомились, подружились и совместились единым интересом. От академиков до лаборантов, от людей случайно посетивших одну из его лекций в свое время или даже прочитавших одну из его статей и восхитившихся умом и блеском его идей, до ближайших учеников, сотрудников, соратников по ликвидации Чернобыльской аварии, друзей и родственников дальних и самых ближних – жены и детей, то есть. Все здесь соединились в едином порыве воспоминаний и взаимопонимания кроме двоих…
Это были самые близкие люди покойному и друг другу – его родные дети, брат и сестра…
Оба они выступили с прекрасными докладами – воспоминаниями, один другого лучше, оба, каждый сам оказывались в центре внимания его друзей, соратников и почитателей, ну а друг с другом даже и двумя словами не перемолвились за весь вечер, даже и не поздоровались…      
Дмитрий, прилетевший из Москвы по такому случаю, сделал великолепный доклад, прекрасно владея при этом русским языком. В докладе том представлял он покойного отца одним из первейших корифеев мировой и РУССКОЙ науки. Нина же докладывала безукоризненно чистой украинской «мовою», и в ее докладе отец был основоположником науки и героем «самостийной и независимой УКРАИНЫ». Каждый из них доклад второго презирал и считал искажением фактов. Тем не менее, общие друзья и остальные родственники покойного одинаково радушно тянулись то к одному, то к другому и поочередно собирались то вокруг сына, то вокруг дочери.
Вот, например, один из близких друзей Дмитрия и его жены с   до перестроечных еще времен – единомышленник их (Дмитрия и Марины) по антисоветской деятельности во времена бывшего Союза, соратник по эмиграции –  ныне американский журналист Марк. Последнее время он частенько посещает  и Россию и Украину. Если он в Москве, то останавливается у Дмитрия, ну а, будучи в Киеве, всегда желанным гостем является в доме Нины – той самой горячо нелюбимой Дмитрием сестры…
Окружение сына и дочери покойного физика, – люди интеллигентные  и деликатные, стараются «не замечать» враждебных отношений между братом и сестрой и уж конечно не искать причину тех непонятных стороннему наблюдателю отношений. Лишь только самые давние и близкие знакомые знают, что разногласия здесь не политические вовсе, а самые тривиальные. Дмитрий, под влиянием жены, вероятно, как предполагает Нина, вдруг кинулся требовать у сестры свою долю отцова наследства, от которого отказался в ее пользу много лет назад живя тогда еще в Лондоне…

Марк, как, впрочем, и другие гости, был немного пьян и в прекрасном настроении. Он вспоминал разные веселые истории давно минувших дней, связанные то с Дмитрием - Мариной, то с Ниной.
Но самая невероятная история произошла как раз именно здесь и сейчас.
Когда меня представила ему Нина:
«Наталья», мол, «жена Тараса – родного отцова брата ».
Мой собеседник вдруг умолк, перестал балагурить и переспросил:
«Так Вы Наташа? ТА САМАЯ?!!!»
В голосе его прозвучало неподдельное изумление, испуг даже, глаза стали квадратными, а лицо вдруг вытянулось.
– Вот уж, никогда бы не подумал, – совсем не похожа!
– На кого? 
Пришло время удивиться и мне.
- О! Я наслышан о Вас с обеих сторон. И от Нади и от Гали.
- Ага, если от Нади, то понятно, ЧТО могли Вы обо мне услышать.
Надя – это первая жена Тараса. Она до сих пор злобствует на меня как на «разлучницу», хотя сама уж не первый год как замужем во второй раз. Тем не менее, активно поддерживает отношения с Тарасовыми родственниками, в том числе и с  Дмитрием общается, останавливается у него, когда бывает в Москве. Вероятно, в какой-то из приездов Марка в Россию он с нею там и познакомился.
- А кто такая Галя?
Оказалось, что в Америке Марк очень близко знаком с семьей моего первого мужа. Они познакомились в свое время через еврейскую общину и подружились.
Ага, понятно тогда кто такая Галя. Это Сашина (первого мужа моего) родная сестра.         
Давно так душевно не смеялась я. Вдруг вообразила себе вполне отчетливо, что же мог услышать обо мне Марк «с обеих сторон» и какое представление могло сложиться у человека по этим рассказам…
Он тоже весело рассмеялся, оценив обстановку.
Надо же! Вот уж никогда бы не подумала, что найдутся общие знакомые у ближайших Тараса и Сашиных родственников. Настолько разные ведь эти и те люди.
Побалагурили еще с Марком, похихикали и на эту тему, а потом разговор перешел на тему грустную – жаль, мол, что Глеба нет уж сегодня с нами и (надо же!) дети его так вот рассорились…
- Грустная история.
Марк сокрушенно покачал головой. 
- Впрочем,
резко воспрянул вдруг он духом,
- у вас, у Русских,  часто бывает в семьях, что зря. Может для вас это и нормально. Чего же это я со своим уставом в чужой монастырь? Вот у евреев такого не происходит между родственниками. Кто бы и попробовать попытался – так ОБЩИНА не позволит.
- Так уж и не происходит?
возмутилась я.
- А знаете ли Вы о том, что любезная Ваша Галя обобрала племянницу свою, которая осталась одна с малым ребенком на руках после смерти Саши – ее отца Галиного родного брата, судилась с нею и выдрала все до копеечки, что было возможно от имени, якобы, Дашиной бабушки? Бабушке той  больше 90 лет. Впрочем, Вы ведь и сами знаете ее, коль дружны с той семьей и понимаете, соответственно, что она полностью зависит от Гали и ее мужа. Причем, они оба работают там (в  Штатах) и оба хорошо зарабатывают, даже по Американским меркам. Так что, отсуженная ими у Украинской племянницы, стоимость половины Киевской квартиры, которая принадлежала покойному Галиному брату для них это ведь сущие копейки. А вот для дочери его, которая в Киеве живет и самостоятельно ребенка растит к тому же, это было бы целое состояние. Так то.  А община ваша их считает уважаемыми своими членами. Или она защищает только тех евреев, которые находятся в богатой Америке? А те их бедные родственники, что живут в странах несколько менее богатых общину вашу и вовсе не интересуют?
- Вы путаете что-то, Галя так поступить не могла…
Вид у Марка был настолько смущенный и растерянный, что мне даже жалко его стало.
- А Вы вот сами спросите у нее, когда снова будете в Америке!               
Вскоре Марк улетел в Штаты, я – на Север.
А месяца через два, где-то, получаю письмо из Киева от Дарьюшки (старшей моей дочери от первого брака). Оказывается, вдруг «ни с того, ни с сего» позвонили ей из Америки.
- Ну, как там вы с Женечкой, не голодаете ли, помощь, быть может, нужна какая?
зажурчал в трубке фальшиво-заботливый голос «любезной» тетушки…