Светлое эхо нашего зла

Владимир Рысинов
Слишком хороший мой знакомый от нечего делать взялся сжечь макулатуру, и обнаружил в ней кипу старых церковных календарей. Необходимо рвать, иначе не горят - но внутри заметил  репродукции икон. Одну, две спас...  Елки - палки, сколько их - рвал, стараясь не глядеть. Успокаивал себя: послужили - хватит, дым все равно к Богу подымается. Корил себя - зачем взялся, кто просил?  Вспоминал, как удивилась  уборщица - тЫ  сожжешь? И как она, обычно болтливая, молчком подала спички, без слов проводила взглядом...  Дым, пепел, охапками, на голову... Ехал домой, лицо  пылало, душу придавило мерзостное предчувствие... Уже в дороге звонок о смерти престарелого родственника, через час - еще, а чуть погодя, о приступе еще у одного - вкруговую инсульт.

Жизнь пресыщена мистикой. Не поэтому ли устремлялись русские святые в глушь, подальше от людей?  Услышав отзвуки собственных мыслей в событиях мира... Опасаясь невольной трансляции, трансформации личных раздражений прямиком в общее зло...  Спасаясь от непосильной ответственности, от обязанностей "косаря" на поле жизни...

---

Глобальная оттепель неторопком  движется на север, плавя лед вечной мерзлоты. Неся жару,  иссушающую тенистые прежде леса, выжигающую их. Волоча за подолом тучи вредителей: колорадского жука, клеща, саранчу, змей. Но увлекает и более интересных существ.  Разнежились на сковородках северные лещи, лет двадцать тому и не слыхивали о них. Добавились к снегирям новые птицы. Да вот они - покрупнее воробья раза в два - три, называют дроздами - пусть дрозды, спорить не стану. В середине июня еще лежит снег, ветра конденционируют пяти - десятиградусное теплышко почти в нуль. А они, такие молодцы - давно уже слепили гнезда в самой гуще таловых крон, прям посреди города - успеть бы птенчиков вырастить, на крыло поставить. И вот самочка исчезла надолго, а на верхушке дерева обустроился супруг - охрана. Иногда срывается и бесстрашно накидывается на пролетающую неподалеку ворону, прогоняет, предвидя ее пакости. Разведчица суматошно удирает, но однажды...

У одного из деревьев птичий гвалт, суматоха, скопление ворон и дроздов - спор, драка. Знакомые дрозды, со старой ивы на моем подворье, там. И вдруг, замечаю как еще одна тать, вырулив под шумок  с противоположной стороны, подлетела, и как бы съежив плечи, беззвучно проскользнула через переплет ветвей в их гнездышко, затихла. Словно кукушка, подкладывающая  оборотня. Вернулись дрозды, сидят на ветвях, обсуждают что-то...  Не скоро заметили гостью, но вот самец, пулей прошив крону, обратил ее в бегство, удовлетворенную, помалкивающую... Самочка  юркнула в гнездо, а самец сел на привычную верхушку, бдительно охранять, как я уже догадался, опустевший свой, да уже и не свой - зачем он теперь, истоптанный домик.

А мимо со скандальным карканьем пролетела еще тройка ворон, бросаясь в небрежные пике через  промокшие крыши к стылой земле, резко взлетая опять к волглым, пахнущим близким снегом, в серых, волнистых облаках, небесам. Явно выхватывая добычу из клюва самой расторопной, раздирая в высоте дрозденка...  Мечется над продрогшим городом, полощет длинными перьями на резком ветру - ожесточенная, хриплая, надмирная свара. Неожиданно быстрые, огромные Бабы-яги, грязные, растрепанные - ком рваных лохмотьев на крутых виражах... символ беды. Не черные вОроны, с синими  клювами, философски благородные, живущие сотнями лет. Серые ворОны, с их пронырливостью, хитростью,  подлостью... Не бойцы - хрипатые базарные воровки...

Бурей пронеслось разорение пташкиных  гнезд. И вот они дрозды, бездетные, безработные, бомжи... Эх, селиться бы им колониями, подобно галкам. Но и вороны сообразятся в тучу... 

Всю-то ноченьку выпекалась на горячей подушке обреченность.  Леденил  безжалостными фанфарами реквием Верди. Оглушали вопли: "Горы падите на нас, скройте от лица сидящего на троне..."  От гнева оседлавшего эволюцию, суету выживания, провозгласившего цинизм естественного отбора... Возглавившего зоологический пир... Хруст животного мира, где любовь лишь промежуток между прикусами челюстей... Мир борьбы за смерть, ибо лишь она - спасение от  жизни... 

Кто он, кто этот гневливец?  Серп ли, срезающий жатву? Тиски, выжимающие духовный сок слезками растерзанных детенышей?  "Не бойся повреждающих тело, но душе повредить не могущих..."  И впрямь, чо бояться - то их?  Скорей бы утро...

И вот - новое небо перемучившейся душе... даже солнышко в просветах. Дрозды - стерегут, отгоняют, ловят, кормят... Ужели приснилось мне?  Нет - истошные детские вопли. Четыре девочки - припевочки, ягодки - малинки, лет по десяти, исторгая  визг, гонятся за кем-то в траве. На них пикирует дрозд, они срамят его  - ты слепой? Не видишь совсем? И указывают на катящийся ко мне комочек перьев - голопузого дрозденка. Я остановил их - что гонитесь за маленьким, или проголодались?  Взял его - даже не шевельнулся, только клювик желтый раскрыл, дрожа в ладонях от пережитого. Позже вижу, они вдалеке еще двух нашли, пороняли, снова давай ловить, уже спрятавшихся.  Пропинывая ногами траву, заглядывая под кусты, с добровольной помощью заинтересовавшихся собак - спасти желали. Горе стране, где юный правитель...

По уходу уставшей оравы, с облегчением заметил, как скворец выманивает из травы на ветки еще одного птенца, терпеливо, не сразу, но выманил. Тогда и я выпустил «своего» под родительским гнездом. Папаня через минуту здесь, подкармливает, призывает его взлететь, снова  кормит. Полетел культяписто и мой, от холода, в ужасе и по примеру...  Дааа, ну и жизнь - не вороны, так люди.  До чего же стыло вокруг?


---


Две дроздочки над окном, судачат зябко. Одна горемыка - Да стоит ли вообще, после такого, вить гнезда, заводить птенцов. Каждый год одно и тоже. Мои уже пушком покрывались, уже  пищать начинали...  Другое горюшко ей в ответ -  ужель не жить из-за этих воровок, они всегда? Соседка вот вырастила. Невзирая ни на что, стоит, стоит и еще раз стоит... я буду пробовать.

Подслушавший ее радиорупор с фронтона возликовал Магомаевым: "Семеновна, Семеновна - а ну давай, давай  пляши, пляши..."

И ворона со столба одобрила: "Не минует  ваш приплод вороньего клюва - неужто  оторвется плюс от минуса, верх от низа, свет от тени? Все противоположно заряженное притягивается."

Но вознегодовал  А.Ф. Лосев: " Человек бьется - бьется целую жизнь, мучится - мучится, работает - работает, убивается – убивается. А жизнь только путается у него в ногах, видите ли, органичности требует. А ведь все это - только пока есть человек самый. Сожрала человека, загубила человека, и сама тут же сдохла. Как огонь - живет только горючим материалом: нет материала, и огонь потух, а есть материал, так огонь только и делает, что его пожирает".

Я, в томлении Атланта, удерживающего крышу, сообразил - Постойте, постойте, кто же тогда в этой жизни мы - люди? Солома, что ли?  Дроздочки тож заинтересовались.

Кант, оценив перебор, махнул рукой из плотского погреба на духовную лучезарию:  "Человек так занят собой, что считает себя единственной целью божьих предначертаний, как будто они имели в виду лишь его одного, устанавливая управляющие миром законы. ... вся совокупность природы является предметом божественной мудрости и ее предначертаний. Мы составляем часть ее, а хотим быть целым".

Но протоирей с "Прозы ру." скрежетнул засовами уже небесных погребов,   "благочестивейшим" примером: "Чтобы оторваться от земли — надо оттолкнуться. Чтобы душа увидела Бога — надо отбросить все земное с такой силой, чтобы этот рывок достиг Небес. И душа Авраама (занесшего нож над собственным сыном) была готова к этому…»

Так вот почему мальчишки ругаются - "гадом буду". Это что же, уголовный кодекс стал моральным?  Убийство детей свято?  То-то за Божьим сыном гонялись - традиция??  И вот этому станут учить в школах!?? Я задернул занавеси в драму бытия, с треском - на фиг!

И за шторами  слышался чей-то гибельный клекот: "...Надо до алмазного закала прокалить всю толщу бытия. Если ж дров в плавильной печи мало, Господи - вот плоть моя..."    Да  неспешно  ретушировал мировое зло, слившийся с пулей, Пушкин: "Все, все что гибелью грозит, для сердца смертного таит неизъяснимы наслаждения - бессмертья , может быть, залог. И счастлив тот, кто средь волнения их обладать и ведать мог.»

А дроздочки с Бодлером все еще сомневались  - Если бы люди могли перед рождением увидеть, что их ожидает в жизни, наверное, многие остановились бы в испуге...


---

Был он, был мистический пролог беды: Убит Авель, взметен отцовский нож над Исааком, загнан и осужден Христос.  Воспевает учение искупительную  жертву, кровавую жертву.  Сгорают в гневливой строгости лики любви...

Отмщение их в недре их... "Когда вы слепы, нет на вас греха, но коль говорите, что зрячи - нет прощения." Открыто же через Давида:  "... не приму тельца из дома твоего, ни козлов из дворов твоих...  Принеси в жертву Богу хвалу и воздай Всевышнему обеты твои, и призови Меня в день скорби; Я избавлю тебя, и ты прославишь Меня”». И  заключено Христом: "… если бы вы знали, что значит: милости хочу, а не жертвы, то не осудили бы невинного."   

Бог не "пахан" воспетый лжесвидетелями, а оклеветанный ими отец. Приютившийся в душе каждого, с детских прозрений: жалеющий, помогающий, пристыживающий - любящий, не потребует убить сына, дабы доказать ответную преданность. Люди исказили образ Бога, и корчится в  гримасе боли его творение - мир, его подобие - тварь...  Откликаясь на беснования человека, содрогается планета, бурлит солнце.  Рушится, пустеет дом безлюбовного, никчемного хозяина...

 "Бог есть Истина" (сура 31:29); "А если бы Истина последовала за их страстями, тогда пришли бы в расстройство небо и земля и те, кто в них" (сура 23:73). Коран. Да, исказив истину мы расстроили и небо и землю, и тех, кто в них.  Но это вовсе не значит, что Истина последовала за нашими страстями.

Бог, жалея нас, эхом отразил наше духовное несовершенство. Вернул, дал возможность прочувствовать, разглядеть, услышать себя самих - со стороны. Предоставил шанс...

Жизнь пронизана тайными связями, влечет в магию действия...

---

По стиханию фанфар, литавр и иных звуковых орудий:

Эх, жизнь, жизнь. Зло мира создано  людьми.  Гнезда, свои ли, чужие ли, разоряем мы - серые и жадные... Не хочу дроздом обмануться,  но и вороной побеждать не желаю... Не палачу, ни в палача не верю...  Делать то чего?

Учиться на ошибках, чего еще то? Ведь вот жили когда-то: пионер всем ребятам пример; человек человеку друг, товарищ и брат; труд - дело чести; в СССР секса нет...  И вправду ведь, не было пошлятины этой -  любовь была. В наших ли холодах конкурировать дроздами да воронами?  Семья  надежней, теплее.

Но обрыдла пресность. Зажгли глаза  неумеренность и вседозволенность. И вот - брат оказался волком, а труд сменился грабежом.

Все прийдет в свой черед... Не взрослеет народ в одночасье. Нетерпеж  для его тысячелетнего организма, что скоротечная чахотка - съест в одну ночь... Крышу надо было освежить - обрезали всю голову. Стеснялись себя, аукали чужебесием - откликнулось чуждым запашком... 

Ничего, ничего,  прокашляемся. Отправим очередных бесов с "новыми свиньями" по протоптанному маршруту... Переломный возраст... Дай-то Бог - повзрослеем... И тогда не только спасемся - спасем!