Сами решайте выдуманный мир, развернувшийся где-то

Эрнесто Заткнитесь
Плескаясь в свете фонарей, мимо советской архитектуры кинотеатра выверенной поступью неспешно чапает тяжёлая кавалерия гламура. А раньше не было её вовсе, и Стасик, будучи помладше, бегал на тёплые, бархатные фильмы. Он прекрасно помнит кинематограф тех лет. В основном из-за Оли: «сейчас, сейчас начнётся». Усаживаясь поудобнее, сложно было отказаться от соприкосновения плечами. Теперь это воспоминание - прикосновение к печали, произведённое в погожий вечер одновременно с прикосновением к поручню в салоне троллейбуса. А тогда это было восхитительно – впутаться в кинематографическую темноту именно с ней… Ныне слегка задеть плечом новую знакомую – лишь заезженный жест, понурое потакание алгоритму студенческих пересечений. А для восьмиклассника это словно подписание квитанции на флирт, так Стасик размышлял во время памятного сеанса, наверное потому что одел строгий папин галстук.
Спустя 5 лет Стасик ждёт ту же Олю у того же кинотеатра. Они встречались тогда, в восьмом, пару месяцев, потом после выпускного тоже пару месяцев, потом в конце концов решили, что проще быть друзьями. Известное дело, не то, чтоб решили, решила скорее Оля. А Стасик вот стоит у кино и чувствует что «быть друзьями» - это результат недостаточной его расторопности, Оля недопоняла его. Среди вороха квитанций только эту он хранит безнадежно-бережно. «К чему у неё такой голос по телефону был? Поди разбери». Но тут на пешеходном переходе, знакомо помахав рукой, всё более многообещающе улыбаясь по мере приближения…Блин горелый, началось…
И только несколько часов спустя Стасик был опять основательно погружен в те же думы, поэтому отшатнулся от реплики:
«Молодой человек, вы извините что я тут с неожиданно… дело в том…» - далее последовал продолжительный вздох – «Это что, сюрреализм какой или что?». Мужик повертел головой, мужик был лыс и поглощён узнаванием чего-то нового, находящегося вроде над головой. Потом его взгляд был перенаправлен уже на Стасика. «Не, я серьёзно, кто щас у власти?.. Как Свидиригайлов? Такой, с бородкой? Так, неважно, а когда Хрущёва отстранили? Ну, Хрущёва? Господи, да что ж такое-то…». Стасик поставил на тротуар наполовину початую бутылку «Жигуля» и, недослушав терзания странника, побрёл дальше.
«Да уж, сюрреализм» - подумал Стасик, вновь приноравливаясь к своим размышлениям. О том, что апрельское раннее утро и трамвайные пути являют собой нерасторжимую метафору, которой можно, наверное, и жизнь измерять. Хотя нет, это слишком…
Остальные же о ту пору, ну, конечно, не в ночное время, прикидывали шансы нашей сборной по футболу на грядущем чемпионате мира в Англии. А студентка второго курса мединститута Люда размышляла в этот час ночи в основном о курсовой. Не знаю, конечно, какой перед вами предстала студентка мединститута, но, видимо, не такой, какой надо. Люда девушка достаточно своенравная, поэтому прекратите представлять себе примерную, отутюженную второкурсницу с аккуратненькой папочкой, в которой возлежит ритмичная курсовая, не отстающая от сроков, на неё возложенных. В растрёпанной папке, на которой нарисован комикс про Сталина, выдуманный самой Людой, хранились перечёрканные по многу раз наброски рассуждений о стоматологии и близлежащих проблемах. А сейчас ночь, папка лежала на столе, Люда уже проваливалась в сон, в 2417 метрах от её курсовой шёл по трамвайным путям домой Стасик. Оля не изъявила желания иначе расставить акценты на их отношениях: ожидание выпорхнуло из плюшевой, сдобной темноты кинотеатра, прокружило, всё снижаясь, до дворика Оли, да и заглохло под козырьком подъезда.
На другой день тот лысый мужик всё так же упорствовал:
-Не знаю, что у вас тут творится, но у меня должно быть здесь, на книжке, около 600 тысяч рублей. Хрущёв моя фамилия, Хрущёв… Ды как?
Дядьке отвечали, что 600 тысяч быть у него никак не может. Фамилия Хрущёв работнице сберкассы также ни о чём не говорила. А в соседнем окошке Стасик только что снял с книжки 35 рублей. Не упускаем из виду и Люду – в 52 метрах от сберкассы она ожидала, когда зазеленеет человечек в светофоре, полыхая на весь городской апрель приятного рыжего оттенка волосами. Сложно сказать, по чьей воле произошло столкновение, и плотные редуты курсовой вначале кинулись врассыпную, однако вскоре плавно умерили скорость, и, полезая обратно в папку, застали тот миг, когда встретились глазами Стасик и Люда.
Тем не менее недолго Стасик безмолвно вбирал её красоту, держа в руках исписанные страницы.
- Чему же вы улыбаетесь, у вас курсовая - или что это? – он мельком окинул взглядом один из листов – чуть не пропала.
-Ну не пропала же, вот я и улыбаюсь
-Так всё-таки курсовая? Вот, это 14ая
-Именно
-Ну, озвучьте же умное название
-А я вот возьму, и перейду на «ты» сперва.
-Хорошо, учту. Так как же тема твоей курсовой называется?
-Я составляю... жизнеописания зубов.
-Вот оно что! Так ты из мединститута, да?
-Да
-А курс какой?
-Третий.
-А ты Оксанку знаешь Буйлову?
-Да, но мы с ней близко не общаемся. А ты с ней учился в школе что ли? Понятно. Я Люда, тебе в ту сторону?
-А я Стас. Да, мне туда, а ты куда направляешься?
-Ну вообще на остановку. Где вон тот продуктовый.
-А ты очень спешишь, или…
-Ну, не то, чтобы очень, но спешу
-А куда тебе ехать
-На Машмет
-О, да это мы можем вместе проехаться. На восьмёрке к примеру
-Да, на восьмёрке тоже можно. А тебе куда?
-На Тимофеевой
-Ты живёшь там?
-Да. А ты на Машмет домой?
-Нет, мне к подруге. Я на Первомайской, где главный корпус политеха, живу..
Вскоре подошла восьмёрка. И внутри автобуса только они двое видели как белесая тополиная пушинка пролетела ровно в кожаную ручку, висящую на поручне. Стасик пособил этому чуду, заранее убрав руку. Скользил за окнами автобуса роскошный вечер. И дальше могло произойти что угодно. Я, например, не в курсах ваще.