Ева познакомилась с Костей на Марсовом поле, где она грела руки над огнем. Была середина апреля: Марсово поле в огромных лужах, все городские сады на просушке, а ветер был мокрым и пробирал до костей. Через полчаса после того, как озвучили свои имена, они сидели на пляже Петропавловской крепости, пили массандровский херес, и он объяснял ей, что находится почти дома, ведь его фамилия Петропавловский. Она хохотала и хваталась за блокнот с набросками. Потом у нее останется несколько портретов с черноволосым мальчиком в цветном шарфе забавно выговаривавшем удивленное «Ого!» в ответ на что-то. В конце концов, он отобрал у нее блокнот и потребовал чистый листочек бумаги и ручку. Блокнот Ева уже весь исписала, но нашлась пара старых билетов в театр. На них икеевским карандашом Ева и Костя сосредоточенно выстроили флотилии и с азартом начали играть в «Морской бой».
- А6.
- Мимо.
- Б1!
- Эх, попала.
- Б2!
- Убила.
Ева проиграла, но ничуть не расстроилась. Последний глоток хереса достался именно ей. Она заглянула в бутылку: на дне плавала пробка.
- Странно выглядит пробка внутри бутылки. Какой-то другой мир… - глубокомысленно и пьяно произнесла она и допила последние миллиграммы.
Каким образом через три часа они оказались в поезде, идущем в столицу, Ева понимала смутно. Она не была пьяна, чтобы не помнить, она точно знала, что было потом. Вкусный хлеб в армянской пекарне, как целовались на мосту, как в кофейне заказали кофе на вынос и полНевского шли, грея руки об один большой стаканчик… Кажется именно тогда Костя сказал
- Завтра день рождения моей сестры. Поехали к ней?
- Поехали.
Через полчаса в кассе на вокзале они с огромным букетом роз уже покупали билеты, а после весело ввалились в вагон. В поезде было жарко, Ева испугалась, что 8 часов до Москвы цветы просто не переживут. Она уговорила проводницу раньше времени открыть туалет, намочила полотенце и завернула в него цветы.
- Тебе они очень идут, - кивнул на розы Костя, когда она не знала, куда их положить.
В маленькой уютной московской квартире на следующий день оказалось огромное количество народу. Как минимум пятеро колдовали на кухне, где, казалось бы, могут поместиться с трудом двое.
- У вас кухня прямо как в питерской коммуналке, - не удержалась от восторга Ева.
- Нам все так говорят, - улыбнулась сестра Кости. – Катя.
- Ева.
Потом было знакомство с главным семейным блюдом – салатом под кодовым названием «Память». Катя долго и смешно объясняла, откуда оно взялось, но Ева не запомнила, как не запомнила, сколько в нем слоев и что за чем идет, хотя принимала самое непосредственное участие в его приготовлении.
- Мы собираемся на майские праздники в Киев, поехали с нами?
- В Киев? А что там? – Костя сделал вид, что не знает.
- Как что? Вообще-то мать городов русских, надо хоть раз в жизни посетить. И в мае там каштаны цветут!
- Под сливочным соусом?
Катя несколько секунд переосмысливала
- Да, братик, и под сливочным соусом тоже.
Было что-то в том, чтобы ранним утром на окраине столицы случайно подслушивать несколько фраз за слегка прикрытой дверью
- Она симпатичная. У вас это серьезно?
- Наверное, - пожал плечами Костя. – Не стоит загадывать.
Хотя до этого была веселая ночь, даже в три часа утра можно было вести сложные разговоры на кухне под ироничного Псоя Короленко.
- У меня есть молодой человек, - Ева забралась на край кресла с ногами и задумчиво посмотрела исподлобья на Костю.
- А у меня девушка, - Костя распахнул окно и закурил.
- У него две бывших жены и один ребенок.
- Ничего страшного. Катя тебе может рассказать про одного своего начальника, который гениален во всех отношениях. Любая техника в его руках ломается, он пишет диссертацию который год, а его вторая гражданская жена исповедуется сестре за бокалом мартини примерно раз в два месяца. Он изводит сестру ночными смсками, называет змеей подколодной, а она с ним спит и периодически любит.
Ева усмехнулась
- Давай ложиться спать.
В тот день, когда Ева впервые подписалась придуманным ею псевдонимом из Костиного имени, они расстались. До этого они успели съездить на майские праздники в Киев. На обратном пути из ее рюкзака стыдливо выглядывало горлышко бутылки с бехеровкой. Ева же слушала стук колес, счастливо улыбалась и предвкушала совместное лето. Лето закончилось, даже не успев начаться: 26 мая Ева держала журнал, где опубликовали ее фотографии, и мысленно перелистывала записную книжку с желанием кому-нибудь похвастаться. Вычеркнув последнего, она выкинула журнал вместе с фотографиями и гордой подписью Ева Костяновская. С этого дня она подписывалась именно так, а со следующего начала доводить до крайности феминизм и до белого каления мужчин.
- Я не хочу, чтобы меня приглашали на свидания! - в голосе Кирилла послышались истерические нотки. Пальцы Евы выстукивали по деревянному столу партию для правой руки этюда Черни.
- Меня не интересует. Я хочу ходить на свидания.
Перед ней стоял бокал с виски и лежала красная роза. Звякнул дверной колокольчик. Ева махнула кому-то рукой и перед столиком возникла бабушка с корзиной цветов.
- Вот эту белую розу, пожалуйста, - резким жестом она достала купюру, вырвала цветок из рук продавщицы и бросила на стол.
- Это тебе.
Временами ей отчетливо вспоминался эпизод после девятого мая. Это было так по-детски потратить последние 130 рублей на шоколадный торт. Ева отломила кусочек чайной ложкой. Сегодня она постирала Костину куртку с только что выданной ему заработной платой. А все потому, что не имеет привычки лазить по карманам. Она уже собрала вещи и все свои рисунки, но Костя, увидев ее виноватый взъерошенный вид, только расхохотался и предложил купить торт.
- Завтра на работу тебе придется идти пешком.
- Ага. Только с завтрашнего дня я не работаю. Меня уволили.
Тогда в связи с увольнением, они решили сделать в его квартире ремонт. В процессе отдирания от стен обоев с диким маковым рисунком Костя и Ева наткнулись на сейф. Полвечера они тратили воображаемые деньги: успели уехать до конца своих дней на греческий остров, купить симпатичную гостиницу и каждое утро медитировать, сидя на берегу. В сейфе оказалось всего лишь два окурка и пачка «беломора». Костя с Евой не расстроились: в квартире появился бар, в сейф составили все три бутылки алкоголя, которые нашлись в доме.
Потом наступило воскресенье, когда они поехали за город. Они гуляли среди высоких стройных деревьев, фотографировали пейзажи и друг друга, где-то на заднем плане слышался перестук мяча – кто-то играл в настольный теннис. У них было время, чтобы успеть все и не успеть ничего. Вечером, вернувшись в теплую квартиру, они расставили черно-белые фигуры на шахматной доске и долго и вдумчиво пытались друг друга переиграть. После смотрели старые фильмы (она нашла у него в кладовке проектор, он так и не вспомнил, откуда появилось это пыльное чудо) в то время как дождь за окном выстукивал летнюю гамму. Каждый из них наслаждался мнимым одиночеством, растягивал воскресенье до недели. Она устроилась на диване с книгой – лежала на животе, подперев голову руками, и время от времени задорно шевелила поднятыми ногами в полосатых гольфах с пальчиками. Он смотрел очередной матч «Зенита», который безбожно проигрывал. Так они и переговаривались через комнату: он - лежа на диване у окна, она - сидя с ногами в кресле в углу в лужице теплого оранжевого света от деревянного торшера. Потом они включили радио, единственное, которое ловилось в старом радиоприемнике – и стали танцевать. Утром в понедельник Костя и Ева приходили в себя под неторопливое звучание радио "Эрмитаж". Только выпуски погоды постепенно наполняли новостной мишурой новой рабочей недели.
Лето оказалось на удивление жарким. Через полмесяца стабильные плюс тридцать градусов свели всех с ума, в результате чего Ева завела роман с пиарщицей одной крупной автомобильной компании. Ее звали Таня, она дарила Еве через каждые три дня красные розы и возила на залив на серебристой «мазде». Между тем, Ева начала жизнь сначала: побрилась налысо, выкинула любимые кеды и купила пять новых летних платьев и одни греческие сандалии. Раньше она любила раннее утро, крепкий чай и маленькие города. Теперь не могла жить без поздних вечеров, самого черного кофе и красных светофоров. На каждом из них она молилась, чтобы он никогда не заканчивался. На каждом из них они целовались как в последний раз. Ева сходила с ума и пыталась анализировать. По всему выходило, что в помешательстве виновата Танина спина, спина, которую не может скрыть даже самый нелепый свитер.
- Знаешь, я каждую зиму боюсь, что она никогда не закончится. И каждую весну облегченно вздыхаю – я ее пережила, - делилась Таня.
Она так и не переживет зиму. Через два года 17 февраля в ее «мазду» на красном светофоре врежется правительственная «Волга».
- А почему вы с Костей расстались?
- Он водил меня по местам чужих свиданий, - Ева пожала плечами и откусила яблоко. Они лежали на пляже в Комарово и провожали очередной рабочий день.
- В пятницу я не приду. Иду на джазовый концерт. С другом, - расставила все точки над «и» Ева.
Девушка давно не могла точно вспомнить, сколько лет она знает Стаса. Кажется, они знакомы пять лет. Раз в два или три месяца она натыкалась на интересную афишу и звонила Стасу. Они ходили на модное кино, на модный спектакль или джазовый концерт и снова забывали о существовании друг друга. Кажется, он работал где-то в ай-ти технологиях. Первые два года Ева втайне мечтала о романе с ним, потом расслабилась и стала получать удовольствие от весьма симпатичного эскорта и легких непринужденных бесед.
В начале августа Таня застала Еву целующуюся с бывшим одноклассником на террасе самого модного места в Петербурге – лофт-проекта «Этажи». Еве совершенно не хотелось объясняться. Девушке было ясно, что к таким последствиям ведет распитие мадеры и теплые общие воспоминания из юности. Но на утро остается лишь легкий привкус чужих губ и никакого раскаяния. Поэтому в спину уходящей Тани ударились лишь несколько слов
- Все плохо – сдохни.
Таня через три дня написала эти три слова на бумаге, и эта фраза еще долго удивляла всех клиентов пиарщицы.
Когда прическа у Евы стала напоминать растрепанного ежика, она познакомилась с дальним родственником Кости. Саша был фотографом, как и все умные и стильные мальчики сейчас. Она стала ходить в клешах и тельняшке. Она хохотала и покупала арбузы. Он фотографировал ее, а она его. После ночи в мансарде какого-то художника они уехали на море. Где-то в Греции они провели одну неделю и два дня. Она курила тонкие дорогие сигареты и дымом отгоняла мысли о том, что на восемь лет его старше. Он чаще всего смотрел на нее сквозь линзу объектива и восхищался ее ключицами. Чувствуя уместность во времени и пространстве, Ева на третий день утром процитировала Кавафиса.
Не видать тебе новых земель – это бредни и ложь.
За тобой этот город повсюду последует в шлепанцах старых.
И состаришься ты в этих тусклых кварталах,
в этих стенах пожухших виски побелеют твои.
Город вечно пребудет с тобой, как судьбу ни крои.
Слова перетекли через загорелое плечо Саши в морские волны. Ева заставила его выучить это стихотворение. Через пять лет оно поможет покорить девушку, которая станет Сашиной женой и главной моделью, но слова греческого поэта никогда не будут звучать, как летним вечером на греческом острове. Каждое утро Ева встречала на подоконнике с ноутбуком. Ей писали на английском языке из разных стран. Больше всего из Египта и Индии. Их письма были одинаковы и отправлялись в корзину. Симпатичный итальянец Маркус писал о велосипедных прогулках вдоль моря и цитировал Ницше, с англичанином Алексом она спорила на неважном английском о русской истории и Сталине в частности, испанка Тара присылала свои фотографии, а американку Марию Ева учила русскому мату.
Первым знакомым лицом на Невском проспекте оказалась Таня. Они не виделись около месяца.
- Чем занималась?
- Целовалась с мальчиками, носила короткие юбки и прочитала одиннадцать книг, - ответила Таня.
Кроме этого она неделю бредила только одним: взять бутылку с мартини, открыть, отпить половину, потом подойти к любому прохожему, лучезарно улыбнуться и ударить по голове. Чтобы потом человек вспомнил только ее улыбку.
Потом Ева попросила у Него мужчину, настоящего, хорошего, умного, с чувством юмора.
- Господи, ну, пожалуйста, пусть в следующий раз это будет настоящий мужчина!
А до этого времени или хотя бы до осени Ева дала себе зарок: никаких мужчин, никакого флирта и никаких новых знакомств. Она оставила только одно удовольствие: слушать по телефону голос коллеги и получать от того, как он звучит, множественные оргазмы. Так она думала и стучала по асфальту, скучавшему по знойному лету, каблучками в десять сантиметров высотой и не знала, что в конце этого пути, где-то на одиннадцатый день ее ждет настоящий мужчина. А потом будут и телефонные звонки в неурочное время, и поездки в Испанию, и сложный выбор, потому что Ему всегда надо уточнять, в какой половине земного шара должен жить настоящий мужчина.