Никифор Петрович и Анна Васильевна жили в своём старом небольшом домике на Пролетарской улице. В то утро старики встали рано. Никифор собрался получать ваучер. Анна Васильевна ради такого случая оладьев испекла, чай заварила не с травкой, как обычно, а настоящий грузинский и даже вазочку с сахаром на стол поставила, что по теперешним временам было роскошью.
- Ну что, Васильевна, вместе поедем? – спросил Никифор, вставая из-за стола.
- Нет, Петрович, ступай один. Я опосля. Недужится что-то, в спину вступило, и ноженьки ноют, наверное, к непогоде, - ответила та, убирая со стола посуду. – Ну и как получишь чек, не продавай сразу, Никифор, не продешеви. Дуся вечор забегала, сказывала, там их, чеки эти сразу спекулянты скупают, две тыщи дают. Ты уж, подороже, Никиша. Дрова надо, то да сё, крыша вон прохудилась, сам, поди, знаешь, почём шифер ноне. Так ты уж смотри, из Бийска, говорят, понаехали кооперативщики, прямо по домам ездят чеки скупают.
- Ладно, не учи, старая! – огрызнулся дед. – Сказал, за десять продам и не меньше.
На улице был тот утренний час, когда на работу людей уже развезли служебные и рейсовые автобусы, на остановке никого не было, но Никифор Петрович отправился пешком, постукивая палкой по тротуару. Утро выдалось свежее, холодное. Ночью был заморозок и всюду серебрился иней: на земле, крышах домов, высохших цветах. Солнце ещё не поднялось, и небо нежно алело на восток, как застенчивая невеста. Словом, день обещал быть хорошим, и Никифор Петрович бодро зашагал, вдыхая прокуренной грудью свежий воздух.
Он шёл по улице, где знал, помнил каждый дом, по улице, где родился и рос, откуда уходил на фронт, где когда-то бегали его босоногие ребятишки, где все старожилы знали его по имени-отчеству, а он, в свою очередь их. Правда, за последние годы многое здесь изменилось, народу понаехало много, новых домов понастроили, обзавелись. Вот Анисим гараж новый поставил, а у Ивана Фомича баня новая и ворота, а Пелагеи-солдатки домишко совсем покосился и в землю врос. Одна осталась. Дети поразъехались, поразлетелись, как и мои. Николай на Севере на шахте робит. Младший Сергей на Дальнем Востоке живёт. А я тут родился, тут, видно и помру. Мысли о детях унесли его далеко-далеко, не заметил, как и дошёл.
У Дома культуры, где выдавали ваучеры, уже стояли разные машины, на крыльце толпился народ.
В помещении было прохладно. В углу, в стороне от людей, стоял милиционер, видимо наблюдал за порядком.
А в вестибюле было много народу. Чеки выдавали в гардеробной, там за столами сидело несколько женщин, перед каждой была повешена табличка с буквами. Петрович нашел нужную букву и встал в очередь. Очередь двигалась медленно. Люди терпеливо ждали, тихонько переговариваясь. Какая-то дородная женщина весело допытывала высокого худого мужика в рабочей одежде:
- Ну, что Николай на свой ваучер купишь?
- А магазин приватизирую и пропью, - отшучивался тот.
В очереди засмеялись. Петрович ждал, опираясь на палку и переминаясь с ноги на ногу. Присесть было негде. Время тянулось медленно. Наконец очередь дошла и до него.
- Как фамилия дедушка? – спросила женщина за решёткой.
- Швецов Никифор Петрович, - с готовностью ответил старик.
Женщина взяла одну из толстых тетрадей, и стала искать его фамилию. Искала она долго, перелистывая одну страницу задругой, наконец, покачала головой и сказала:
- Нет, не могу найти. А кто ещё с вами проживает?
- Так супруга моя, Анна Васильевна Шевцова.
- Вот супругу я вашу нашла, а вас нет в списках, - и захлопнула тетрадь.
- Как же нет? Всю жизнь тут живу, здесь и родился, и крестился, и детей вырастил, - растерялся дед.
- Вы не расстраивайтесь, а зайдите в сельсовет с паспортом. Там дополнительно списки подавать будут, - посоветовала женщина.
- А за супругу можно чек получить, болеет она, - поинтересовался Никифор Петрович.
- Нет, пусть она сама придёт или доверенность на вас напишет. Следующий! – строго сказала женщина, давая понять, что разговор окончен.
Петрович отошёл от окошечка и поплёлся на автобусную остановку. На улице похолодало, подул резкий холодный ветер и продувал насквозь старое пальтишко деда. Автобус ждать пришлось долго. Старик устал. Наконец подошел битком, набитый автобус. Одну остановку старик простоял в неудобном положении, переместив всю тяжесть тела на здоровую ногу. Наконец парень на втором сиденье сказал ему:
- Садись, отец!
Домой дед приехал к обеду. Жена встретила его с нетерпением:
- Ну что, старик, получил?
- Нет, Анна, в списках не нашли. Сказали опосля, в сельсовет надо ещё идти с паспортом, - хмуро ответил тот.
- А про меня не спросил? – не унималась старуха.
- Спросил, спросил, старая, не переживай. Ты есть. Можешь получить, хоть завтра, - с раздражением ответил дед.
Он устал, хотелось, есть, раненая нога, в которой уже полвека сидит осколок, ныла нестерпимо.
После обеда прилёг отдохнуть на старый обшарпанный диван, но уснуть не мог: душила обида, и ваучер был ему сейчас не нужен. Обидно было другое. Всю жизнь прожил тут, пятьдесят лет робил, воевать отсюда ходил и нате вам, пожалуйте – в списки не включили. Долго ворочался дед на старом диване, стараясь поудобнее уложить больную ногу. «Растяп там понасажали, гоняют зазря людей, - подумал дед и наконец уснул тяжёлым, беспокойным сном.
Ваучеры они всё-таки вскоре получили, продали на базаре каким-то заезжим молодцам за четыре тысячи, а деньги положили на книжку, как они сказали себе на похороны, а деньги, то вскоре и обесценились.
Так и остались Никифор Петрович и Анна Васильевна ни с чем.
1992 г.