Песня любви
Он пел искренне и самозабвенно, доводя себя чуть ли не до белого колена. Прекрасная песня любви, вырываясь из его скромного, можно даже сказать тесного жилища, рассыпалась в ночи на чарующие, волнительные звуки в которых угадывался и страстный призыв и лёгкая грусть одиночества. Время от времени он замолкал, чутко прислушиваясь: не откликнется ли его любимая? Но нет, нет, пока не слышно её родного, такого знакомого до боли голоса, целебно журчащего, словно весенний ручеёк в погожий день. И он терпеливо, снова и снова принимался изливать свои чувства, в надежде услышать её. Вдруг прямо над головой раздался чудовищный грохот, сотрясая его жилище до основания. Он затаился, но ненадолго. Бурлящие высокие чувства любви, переполнявшие его душу, настоятель требовали скорейшего выхода наружу и он, пренебрегая опасностью, сначала робко потом всё более и более уверенно затянул свою песню. Но что это?! Опять этот дикий, чудовищный грохот, бесцеремонно прерывавший его на высокой ноте. Посыпавшиеся градом бешеные удары заставили его сердце сжаться от страха, попутно остужая и любовный пыл. Но нет, его любовь так просто не сдается. Едва только всё поутихло он, вкладывая всю свою душу, с удвоенной силой запел. Теперь уже его песня лилась как шумная горная речка, заполняя окружающее пространство своими чудесными переливами. Он так увлекся своим пением, что даже как-то не предал особого значения странному горьковатому запаху за витавшему в воздухе. И лишь только когда воздух от этой горечи неожиданно загустел вокруг него как кисель, и ему стало трудно дышать, он понял, что его едва начавшаяся жизнь подошла к концу. Но чувства, чувства, рвавшиеся из его души, даже перед лицом наступающей смерти, не давали ему покоя, и он слабеющим с каждой секундой голосом настойчиво продолжал петь, петь для той единственной и неповторимой, для той с которой как говорится и рай в шалаше.
– Кажись, заткнулся зараза - удовлетворенно произнес Сергей, прикрывая крышкой маленький баллончик с дихлофосом. Шаркая в старых тапочках к давно остывшей кровати, он посетовал:
– И что же я дурья башка о нём-то сразу не вспомнил. Это ж надо мне остолопу с этим треклятым сверчком пол ночи провозиться. Эх, молодой, а память как у старика стала.